Проблемы и теории истины

Проблема «истины» – это, прежде всего, вопрос о достоверности наших знаний. Обладая достаточно сложной и развитой системой знания, человек получает его из нескольких источников. Знания, во-первых, это результат чувственного контакта с реальностью. Без такого контакта у человека не было бы ни ощущений, ни восприятий, ни представлений. Другим источником знаний являются присущие человеку формы мыслительной деятельности, в процессе осуществления которой формулируются суждения и делаются умозаключения. Знание, получаемое таким способом, обладает достаточно сложной природой и ему часто ничего нельзя сопоставить во внешнем, чувственно воспринимаемом мире.

Допустим, человек спросит себя, откуда он знает, что «3» больше, чем «2» или почему он считает, что если 5 килограммов легче, чем 7 килограммов, а 7 легче, чем 10, то, 5 легче, чем 10? Ответ, возможно, будет таков: «То, что я обладаю этими знаниями, в конечном итоге, есть следствие соответствующего устройства природы как внешнего по отношению ко мне мира. Посмотрите на этот мир, и вы увидите, что то, что вы «знаете», изначально, до всякого познания, в таком виде уже содержится в природе. В частности, разве не видно, что, допустим, 3 камня или ореха – это больше чем 2? Положите на весы что-либо, что весит 5, 7 и 10 килограммов, и вы увидите, как более тяжелое перевешивает более легкое. Таким образом, то, что вы знаете в уме как отношение транзитивности, весы тоже по-своему «знают». В том смысле, что они никогда не ошибаются, определяя соответствующие весовые пропорции. Поэтому, в конечном итоге, ваше знание, несмотря на всю его абстрактность, является лишь отражением того, что существует и так».

Однако могут быть и более сложные ситуации. Размышляя, допустим, в рамках арифметики, можно оперировать понятием отрицательного числа, думать, например, о числе «-5». Рассуждая в рамках геометрии, можно представить себе треугольник, все стороны которого кривые линии. При этих условиях, в частности, нетрудно вообразить себе треугольник, который образован взаимным пересечением кривых линий, и сумма углов которого равняется 270°. Занимаясь математикой, можно строить достаточно сложные мыслимые миры, открывая для себя разнообразные смысловые отношения между абстракциями, которым в прямом смысле ничего не соответствует в природе. Отрицательные числа – это явный продукт интеллектуальной деятельности, который получен в результате умозрительного сопоставления абстракций и которому ничего не соответствует в наблюдаемом мире.

Не копирующая и отражающая, а творчески преломляющая и созидающая смыслы работа сознания – это факт, о котором, в частности, речь шла в предыдущем параграфе. Не только абстрактные миры математики, но даже естественные и обыденные восприятия ни в коем случае не являются непосредственным и полным отражением внешнего мира.

Врожденная психофизическая организация всего живого (в том числе и человека) – это тоже один из источников знания о мире. Она в значительной мере предопределяет то, что мы можем чувствовать, слышать и видеть; то, с помощью каких именно форм мы можем мыслить; то, что предопределяет для нас интерес и на что может быть направлено наше внимание.

Еще одним источником наших знаний является тот культурный контекст смыслов, в рамках которого мы живем. В отличие от животных, будучи существами культурными, люди всю жизнь живут в рамках определенного символического контекста, созданного задолго до них. Этот контекст в виде соответствующих смыслов обыденных слов и специально-научных терминов, в виде лингвистических конструкций соответствующих языков и принятых в некотором сообществе способов и приемов интерпретации, в виде определенных мыслительных парадигм и картин мира неизбежно предопределяет и задает тематику и направление возможного в их рамках интереса.

Субъективно-психологически человеку, если он пытается думать о чем-то, конечно, может казаться, что он полностью и самостоятельно думает «сам». Проблема, однако, в том, что весь ход его мысли уже изначально является не полностью независимым и автономным, но в значительной мере предопределен соответствующим культурным контекстом как той традицией, в рамках которой он живет. Из этого, конечно, не следует, что человек полностью зависит и является рабом соответствующего контекста (если бы это было так, то культура не изменялась бы), однако влияние фактора контекста нельзя и преуменьшать. Из того, что мы порой думаем, что если в результате долгих размышлений нам удалось прийти к чему-то, что очевидно и в чем поэтому нельзя усомниться ни при каких обстоятельствах, не следует, что так обязательно и всегда будут думать другие.

Несмотря на такой, казалось бы, полный релятивизм, относительность и детерминированность наших знаний разными независящими от нашей воли и наших способностей факторами, вопрос об истине все же может быть поставлен. Более того, указание на влияющие на знание факторы, как раз и показывает актуальность вопроса о степени достоверности наших знаний и о тех критериях, которые можно сформулировать, чтобы различать истину и ложь.

Прежде всего следует заметить, что сама постановка проблемы истины носит конкретно-исторический характер, так как она в значительной степени зависит от соответствующего культурного контекста и, в первую очередь, от той или иной картины мира. Если исходить из того, что в истории культуры можно выделить три основные картины мира: мифологическую, религиозную и научную, то проблема истины вообще может быть поставлена только в рамках двух последних. В рамках мифологического видения, где нет даже ясного осознания противоположности между субъектом и объектом, между, с одной стороны, внутренней, психической реальностью чувства, мысли и воли и, с другой стороны, внешней, вещественной реальности окружающего мира, где сознание еще настолько слабо, что не может даже дифференцировать реальность, выделив себя из нее в качестве противостоящего объекту субъекта, там рефлексия второго порядка как мысль о том, истинны ли мои другие мысли, невозможна в принципе. Если, например, представители некоторого первобытного племени думают, что они, допустим, водные животные или красные попугаи, а также видят во сне своих умерших или отсутствующих близких, не понимая при этом, что это «сон», а не «действительность», то, как же здесь возможен вопрос о критериях достоверности, т.е. мысль о соответствии другой мысли реальности? Видимо, никак.

В отличие от мифологического, в случае религиозного мировосприятия постановка проблемы истины оказывается теоретически возможной. Это связано с тем, что в рамках религиозной картины мира действительность делится на два принципиально различных и несводимых друг к другу региона: на высший, лучший, совершенный, вечный и идеальный мир божественного и низший, худший, несовершенный, сотворенный и существующий ограниченный период времени земной материальный мир. Такая изначальная дистинкция реальности в рамках соответствующего мировоззрения порождает соответствующую ей гносеологическую проблематику, в пределах которой и ставится вопрос о том, как можно еще и доказать истинность этой дихотомии и убедить в этом себя и других. Впрочем, теоретико-познавательный вопрос о критериях действительного существования высшего идеального и божественного мира с точки зрения религиозного мировосприятия имеет подчиненный характер. Для верующего как доверившегося, по его мнению, сверхразумной истине откровения, которая сформулирована в догматических положениях типа «Бог есть», «Бог создает мир из ничего актом своей воли» и т.п., все и так уже ясно. По его мнению, самое большее, что может в этой ситуации сделать разум (раз уж он есть) – так это еще раз, так сказать, заодно и на всякий случай «подтвердить» истинность святого писания.

Пожалуй, главная интрига вокруг доказательства божественного бытия разворачивается вокруг проблемы о трансцендентности или имманентности последнего. Другими словами, здесь ставится вопрос о том, где именно находится Бог: во внешнем и запредельном для нас в этой жизни особом мире, подобном тому, что был описан, например, Платоном или же он уже с нами, здесь, в нашей душе, или, возможно, разлит во всей природе?

Конкретно-исторически, говоря об эволюции религиозных представлений в европейской цивилизации, нетрудно проследить постепенный переход от трансцендентализма к идее имманентности божества. Сопутствующим когнитивным фактором такой эволюции и, видимо, одной из его причин является прогресс разума. Если в начальный период истории непросвещённое большинство готово верить не думая, то постепенно, в результате общего интеллектуального развития востребованным становится аргументация, доказывающая бытие бога.

Что касается конкретных способов «доказательства» бытия бога, то здесь можно выделить два существенно разных подхода. Стратегия первого из них состоит в том, что бы привести какие-либо «доказывающие» факты на основе анализа собственного внутреннего мира психики. Такой стратегий пользовался еще Платон, который находил в душе человека следы присутствия идеальных идей, что, по его мнению, было залогом объективности идеального как особого мира. Подобные же рассуждения можно найти у Августина, а также у различных мистиков. Например, у неоплатоников древности и Возрождения, у М. Экхарта и Я. Бёме. Последние, правда, были настроены не только на интеллектуальное созерцание совершенства, но и всякий раз стремились и к непосредственно-деятельному слиянию с последним.

Второй вариант доказательств бытия бога носит, так сказать, объективный характер, так как предполагает возможность увидеть следы присутствия последнего и во внешнем мире. Это то, что принято называть «естественной теологией», где бытие бога доказывается, например, исходя из движения, причины или сложности^[134] мира.

Следует подчеркнуть, что всевозможные варианты «доказательства» бытия бога в рамках религиозного мировосприятия носят всегда подчиненный характер, так как любой вариант доказательства имеет рациональный характер и поэтому, в конечном итоге, служит не укреплению веры, а ее расшатыванию и разрушению. Религия – это не рациональное знание, целью которого является познание истины. В антропологическом плане религия – это, прежде всего, спасительное знание, а в общественном ее роль связана с социализацией, которая достигается за счет сплочения верующих вокруг некоторого общего для них символа веры. Поэтому любая религия содержит в себе набор догматов, которые позиционируются как нечто «сверхразумное», и любая последовательная попытка их прояснения всегда рискует получить обвинение в ереси.

Что касается повседневно-практического знания, то в силу того, что его содержание – это, в значительной мере, монотонное воспроизводство однотипно-повторяющихся действий (практические навыки, в идеале автоматизмы, источник которых чаще всего аналогия, а также персональные находки и их самостоятельная апробация), а не рефлексия, вопрос о достоверности как специфически-теоретическая проблема здесь также не актуален.

Вопрос об истине важен, прежде всего, в таких областях человеческого знания, как наука и философия.

В рамках задачи обоснования и истолкования знания можно выделить два различных, но не исключающих друг друга подхода: фундаментализм и функционализм. Каждый из этих подходов охватывает одну из существенных сторон познавательного процесса и различие между ними состоит в том, что в первом случае речь идет о все более углубляющемся и потенциально бесконечном регрессе к основаниям, в ходе которого всякий раз ставится и решается вопрос о причине того или иного зафиксированного положения дел. Характерным признаком такого типа обоснования будет всякий раз возобновляемый вопрос «Почему?». Например, такой вопрос можно поставить в отношении эмпирически фиксируемого факта взаимодействия массивных тел. То, что они притягиваются друг к другу – это действительно факт, но почему именно они притягиваются? Ответ «потому что они обладают массой» в случае такого типа подхода будет признан явно недостаточным и вслед за ним последуют следующие вопросы: «Почему обладание массой приводит к притяжению?», «Почему существует масса?» и т.д.

Во втором случае вопрос ставится не «Почему?», а «Как?», «При каких условиях существует наблюдаемое явление?». В рамках функционального подхода рефлексия возникает лишь по мере необходимости и подчинена в своей основе потребности решения актуальных практических задач. В частности, в рассматриваемом нами примере с взаимодействием массивных тел в случае этого типа подхода к обоснованию знания удовлетворительным будет признан ответ, который содержится в формулировке закона всемирного тяготения: сила тяготения пропорциональна массе взаимодействующих тел и обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними.

Фундаменталистскому подходу, в значительной мере, соответствует корреспондентская теория истины, а функциональному – когерентная.

Согласно корреспондентской теории истины, называемой также «классической», знание истинно, если оно существует в сознании субъекта познания в том же виде, как и вне его сознания, в объективной реальности. При этом под «объективной реальностью» может подразумеваться не только внешний мир как «природа» (такая трактовка соответствует материалистическим философским доктринам), но также и мир «идей» (такой взгляд соответствует доктрине объективного идеализма). Историческим примером трактовки истины в соответствии с корреспондентской теорией являются, в частности, представления Локка о материи как плотной протяженной субстанции, которая такова, в том числе и потому, что, по его мнению, мы не можем себе представить нечто непротяженное. Таков же, по существу, и взгляд Декарта, согласно которому существует как бы параллелизм, одинаковость между «res cogitans» и «res extensa». Платоновская концепция созерцания умом идей, которые также, по его мнению, существуют и объективно тоже соответствует такой трактовке истины.

Главная проблема, возникающая при таком подходе к пониманию истины, состоит в том, что содержание психической реальности и, в том числе, мысль, вообще говоря, не может быть непосредственно сопоставлена со своим объектом (с не-мыслью). Ведь психическое не тождественно физическому.

В отличие от корреспондентской концепции, доктрина когерентной^[135] теории истины интерпретирует последнюю как непротиворечивое и взаимосогласованное знание. Истинность какого-либо от­дельного фрагмента знания, например, единичного высказывания или системы таких высказываний, которые могут выступать в качестве теории, может быть удостоверена посредством соотнесения их с существующей системой других высказываний, актуальных для соответствующей области знания. Степень достоверности некоторого знания здесь будет тем выше, чем более оно согласовано и непротиворечиво как внутри самого себя, так и в отношении внешнего по отношению к нему знания. Примером оценки знания в рамках когерентной доктрины является анализ высказываний о строении материи, которые формулируются в физике микромира. В частности, в, на первый взгляд, несовместимые друг с другом высказывания о том, что материя может существовать одновременно и как «массивное вещество» и как «поле» вносится согласующее их дополнение, согласно которому в одном типе экспериментов мы можем наблюдать корпускулярные свойства материи, а в другом – волновые. Один из основных принципов квантовой механики – принцип неопределенности, гласящий, что невозможно одновременно точно определить местоположение частицы и ее импульс, так как чем точнее определяется местоположение (координата) частицы, тем более неопределенным становится ее импульс и наоборот, вполне может быть истолкован как частный случай в рамках когерентной теории истины.

Когерентная теория, которая делает акцент на непротиворечивости и согласованности знания в качестве критерия истины, согласуется также с представлением о знании как системе целостных смысловых каркасов (концепция «языковых игр» Л. Витгенштейна), а также с теориями «парадигм» (Т. Кун) и «эпистем» (М. Фуко), которые формулируются в рамках современной философии науки. Что касается инструменталистского понимания знания, которое развивается в рамках прагматизма и согласно которому теории – это орудия и инструменты, которые используются для разрешения тех или иных проблем и служат для устранения изначальной неопределенности, то такой подход может быть определен как частный случай функционалистского подхода к определению и оценке знания.

Конвенциональный подход к истине, согласно которому истина – это то, что было установлено по взаимной договоренности, является вариантом социологического подхода к знанию и в таких областях, как наука и философия носит подчиненный характер по сравнению с основными когнитивными теориями истины.