Тревога и защиты

Тревога возникает между «здесь» и «там», между «теперь» и «тог­да». Как только мы покидаем реальность «здесь» и занимаемся «бу­дущим», мы чувствуем тревогу. Пытаясь предвосхитить результа­ты нашей активности, ее эффективность по отношению к соци­альным стандартам, мы начинаем испытывать страх: как я сдам эк­замен, прочту лекцию, проведу терапевтическую сессию?

Тревога может возникать и при предвосхищении приятных со­бытий: «Как мне дождаться (дожить) до будущих каникул!». К. Ле­вин, кстати, обратил внимание на непереносимость подобных ожи­даний в связи со случаями побегов из заключения накануне окон­чания срока заключения. Вообще говоря, «зазор» между настоящим и будущим переживается как тревога, часто возникает в связи с при­вычными, рутинными видами активности, обычно планируемыми, повторяющимися, которые выполняют роль «страховки», обеспечивая ощущение постоянства и предсказуемости будущего- Люди нередко замещают тревогу безопасным однообразием, но при этом теряют свежесть и богатство возможностей.

Ф.Перлс полагал, что решение зрелого человека заключается в отказе жить в «зазоре»; только живя «здесь и теперь», человек транс­формирует тревогу в возбуждение. Вместо того чтобы предаваться жвачке «размышлизмов» об активных действиях, люди могут выб­рать свежий опыт возбуждения в контакте с изменяющимся от мо­мента к моменту окружением.

Множество людей, однако, избегают прямого и непосредствен­ного контакта путем защитных маневров (Ф.Перлс и др., 1951; М.Польстер и И.Польстер, 1997). «Проектор» (т.е. человек, часто прибегающий к проекции) искажает восприятие себя и мира путем приписывания отторгнутых частей Я другим людям или предметам. Он избегает сексуального возбуждения, например, воспринимая других (и терапевта) как людей с сексуальными проблемами.

«Интроектор» как будто включается в жизнь, но в пассивной и недискриминативной (неразборчивой) манере. Он никогда по-насто­ящему не прорабатывает, не «прожевывает», а следовательно, не ас­симилирует и не интегрирует новый опыт, а только жадно заглатывает его, что напоминает оральный характер в терминах психоанализа.

«Ретрофлектор» избегает контакта, возвращая и оборачивая на себя то, что хотел бы сделать другому, или делая себе то, что хотел бы, чтобы другие делали с ним. Например, женщина, которая хоте­ла бы «сжевать» свою мать, боясь взрыва, хронически скрежещет зубами; интровертированный мужчина, отвергающий чувственные контакты с другими, занимается мастурбацией. Два других защит­ных механизма - дефлексия и конфлюенция. «Дефлектор» избегает прямого контакта, действуя разными необычными способами; мо­жет предпочесть говорить уклончиво, чрезмерно обобщенно, о ве­щах абстрактных, о том, что на самом деле требует эмоциональной включенности. Таким образом, он как бы «отсутствует» там, где реально происходит интеракция. «Дефлектор» избегает столкнове­ния с другими или прямой конфронтации с ними, опасаясь «удара» от них (включая терапевта); за это он расплачивается переживани­ем скуки, растерянности или как бы ощущая себя находящимся «в Другом месте».

«Конфлюенция» служит средством избегания новизны и откры­тия различий путем искусственного подчеркивания сходства. Она часто включает согласие там, где его нет, ради избегания ссоры и неизбежно ведет к фальши и ложному конформизму, «соглашатель­ству», поскольку безопасность достигается путем удаления от есте­ственного Я, его сердцевины.

Перлс неоднократно подчеркивал, что мышление часто служит целям избегания «здесь и теперь», он употреблял слово «репетиция» контакта, тем самым предостерегая от «уклонения» в излишние «мышлизмы» как средства приготовления себя к исполнению соци­альных ролей скорее, чем действительное соприкосновение с жиз­нью. Люди обычно включаются в интеллектуальные игры двух ти­пов: игра в «сравнение» или «больше, чем» - форма, в которой ин­теллект служит средством убеждения другого, что «мой дом лучше твоего» или «Я сильнее, лучше, несчастнее тебя», или «мой тера­певт лучше твоего», «моя теория справедливее и достовернее тво­ей». Другая интеллектуальная игра - «Подгонка». В ней мы стре­мимся «подогнать» других людей (и терапевта) под излюбленные концепты и взгляды о мире; или, еще хуже, стараемся «втиснуть» самих себя в представления о том, какие мы есть.