Физики иногда относятся к философам с некоторым пренебреже-
нием, цитируя римлянина Цицерона, который когда-то сказал: «Не
существует ничего абсурдного настолько, чтобы философы этого не
произнесли». Математик Станислав Улам, который с пессимизмом
относился к тому, что глупейшим концептам присваивались воз-
вышенные имена, однажды сказал: «Безумие — это способность
проводить четкие грани между различными видами вздора». Сам
Эйнштейн однажды сказал по поводу философии: «Разве не похоже,
что вся философия будто написана на меду? При созерцании она
смотрится чудесно, но взглянув снова, вы видите, что все исчезло.
Остается только густая масса».
Физики также любят рассказывать апокрифическую историю о
некоем ректоре университета, который пришел в ярость, увидев фи-
нансовую смету для физического, математического и философского
факультетов. Он сказал: «Почему это физикам все время нужно
столько дорогостоящего оборудования? Вот смотрите, для матема-
тического факультета нужны деньги только на бумагу, карандаши и
корзины для бумаг, а что касается факультета философии, так там дело
обстоит еще лучше. Им даже не нужны корзины для бумаг».
Однако может случиться так, что смеяться последними будут все
же философы. Квантовая теория не завершена и покоится на шатком
философском основании. Эти квантовые расхождения требуют
пересмотра работ таких философов, как епископ Беркли, который
в XVIII веке заявил, что объекты существуют только потому, что
есть люди, которые на них смотрят; такое философское течение на-
зывается солипсизмом или идеализмом. Если в лесу падает дерево, но
нет никого, кто бы это увидел, то в действительности оно не падает,
заявляют приверженцы такого подхода.
Теперь мы имеем дело с квантовой реинтерпретацией деревьев,
падающих в лесу. До того как совершается акт наблюдения, вы не
знаете, упало дерево или нет. В сущности, дерево существует во всех
возможных состояниях одновременно: оно может быть сожжено,
свалено, распилено на дрова и опилки и так далее. Когда происходит
наблюдение, дерево внезапно попадает в определенное состояние, и
мы видим, что оно, к примеру, упало.
Сравнивая философские трудности теории относительности и
квантовой теории, Фейнман однажды заметил: «Было время, когда в
газетах писали, что всего лишь двенадцать человек понимают теорию
относительности. Я не верю, что такое время было... С другой сторо-
ны, думаю, не ошибусь, если скажу, что никто не понимает квантовую
механику». Он пишет, что квантовая механика «описывает природу
как нелепицу с точки зрения здравого смысла. И это полностью со-
гласуется с экспериментальной базой. Так что, я надеюсь, вы можете
принимать природу такой, какая она есть, — нелепой». Это вызвало
чувство неловкости у многих физиков-практиков, которые чувству-
ют себя так, будто строят целые миры на зыбучих песках. Стивен
Вайнберг пишет: «Я признаю, что есть некоторый дискомфорт в том,
что всю жизнь я работаю с теоретической основой, которая никому
до конца не понятна».
В традиционной науке наблюдатель пытается оставаться, глядя
на мир, настолько беспристрастным, насколько это возможно. (Как
сказал один остряк, «Вы всегда можете вычислить ученого в стрип-
клубе, поскольку он один смотрит не на подиум, а на публику».) Но
сейчас мы впервые видим, что невозможно разделить наблюдателя и
предмет его наблюдения. Как однажды заметил Макс Планк, «Наука
не может окончательно разрешить загадку Природы. Причина за-
ключена в том, что в конечном счете мы сами часть той загадки, кото-
рую пытаемся разрешить».
