Глава 34. - Почему ты не обращаешься к врачу?- Почему ты не обращаешься к врачу? – я помогала Сулеману разгружать повозку. - Нет смысла, - он остановился и смахнул пот. Мы приехали ранним утром. Хоть солнце не пекло, но слабые порывы прохладного ветра всё равно не спасали от духоты. Соседи ещё спали, мы, чтобы никого не разбудить, тихо и неспешно вытаскивали декорации с игрушками. - Мне не поможет даже операция. Смиренный тон вызвал негодование. Как можно подобное говорить? Неужели жить хотелось? Страх точно паук, оплетал нитями и отравлял сердце. Я отнесла ширму в дом и вернулась: - Тогда буду за тобой ухаживать с большим рвением, - взяла последнюю коробку из рук мужа. - Не позволю ничего делать, что могу сама. - Нет, глупая женщина, – Сулеман спрыгнул с повозки и, поцеловав меня в лоб, забрал коробку обратно. – Ты должна быть, как всегда, а не то я буду несчастлив. Мне не сиделка нужна, а жена. Так что, будь ей! - Старый развратник, - играючи шикнула и легонько стукнула кулаком по плечу. – Для тебя буду, кем захочешь. Между нами не сжигающая страсть. Это и понятно, я горела до сих пор только одним мужчиной, но Сулеман очень внимательный и нежный любовник. С высоты личного опыта, можно сказать: не совсем умелый, но этого добра с лихвой у меня. Дарила ему, что хотел. Была той, кого желал. Это равноправный брак. Каждый из нас щедро делился, чем имел и с радостью принимал, что давал другой. Неделя, вторая, третья… пролетали как мгновение, но правда настигала каждую ночью – в тишине, темноте, одиночестве, несмотря на мирно спящего рядом мужа. Доводила до слёз. В груди всё чаще расползалась боль: тупая, тягучая как резина. Пробивала то ознобом, то охватывала жаром. Тело изнывало, будто сплошная открытая рана, присыпанная солью. Всё сложнее получалось это пережить. Я сжималась в калачик и… Нет, не взывала к богам. Веры в них так и не поселилось в моём прогнившем сердце. Просить?.. О чём?!. Да и зачем… Бессмысленность, как говорится, слышала не понаслышке! В соседней комнате, в борделе некоторое время лился непрекращающейся поток молитв - по крайне мере, звучало именно так, - монотонных, периодически повторяющих. Не на русском, но близком, возможно, украинском. За стенкой, по ходу дела, держали хохлушку… Порой бормотание настолько «вклинивалось» в мозг, что казалось знакомым, и я подавалась внушению - непроизвольно подпевала. Уже сроднилась… Он проникал глубоко в мозг и там властвовал. Слова плохо понятны, но хорошо запоминаемы. Будто популярная иностранная песня, которую крутили по всем каналам и радиостанциям. Даже если не хочешь – запомнишь, и навязанный мотив будет вертеться на языке! Хотя вру, изредка прекращался - прерывался слезами, жалобными криками, стонами… пока окончательно не оборвался жутким визгом и глухим падением. Больше молитв не слышалось. Как поняла, бог сжалился – забрал просильщицу. Вот что значит: «Не взывайте с пустыми, глупыми просьбами, а не то вас могут услышать. Если забылись, и попросили – формулируйте четко, ведь вас могут неправильно понять!» Такая помощь, может, и хороша, но у меня другие планы на жизнь и даже смерть. Так что… не обрела я тогда бога в сердце, а сейчас… Вера не возникает из пустого. С ней либо живут, либо она подобна лучу солнца – неважно как, несмело или решительно, - пронзающего толстый слой неба. Снизойдёт озарением, откроет путь истинный… Ищущие, да найдут, страждущие, да обретут. Я же не искала и не жаждала… Мой путь извилистый, тернистый и очень путанный. В общем, даже под покровом ночи, корчась от боли, давясь слезами… взывала к справедливости. Причём не просила – угрожала, заклинала… Иногда казалось, что слышала ответ... вот только… своего повелителя. Грубоватый, сухой, порой резкий. Фатих требовал вернуться. Это не пугало и не возмущало – рождало трепет, неописуемый восторг. Душа рвалась к господину, тело оживало. Наяву ощущала крепость объятий любимого в момент испепелявшей нас похоти… Кусала губы, ведь на них до сих пор отпечатки властных поцелуев... и вскоре забывалась коротким, неспокойным сном. *** - Признайся, откуда деньги, женщина? – Сулеман бросил на стол, за которым шила наряд для куклы, бумажный свёрток. Оттуда высыпались доллары. Я на секунду опешила. Прошёл месяц с момента возвращения. От сердца отлегло… Меня никто не искал – подонки в селение не нагрянули, в дом не вломились, чтобы избавиться от нежелательного свидетеля и потерпевшей одним махом. Видимо, решили отпустить, ведь я не предпринимала никаких действий по их разоблачению. Фатих им под стать – молчал… С мужем отношения наладились - всё забыто и рассказано. Наличные запрятаны к наркоте с пистолетом – даже из головы выкинула, хотя понимала, что скоро настанут трудные времена - заначка не помешает: - Заработала, - тихо отозвалась. - Как и когда? – не унимался Сулеман. Правда настигла неожиданно, но выкручиваться, изворачиваться змей не по мне. Да и нет резона. Вышла из-за стола, опустилась перед мужем на колени и, боясь посмотреть в глаза, призналась – ему врать не могла, только сглаживала углы, жаркие моменты и, конечно, встречу с Фатихом. Сулеман нахмурился: - Ты меня опозорила! Спокойная и в тоже время строгая интонация стегнула хлыстом. От стыда сгорала, не зная, что сделать и куда деться. - Господин, – шумно выдохнула. - Вы вправе наказать, но у меня есть оправдания. Нам нужны деньги. Я не торговала телом. И это было всего раз... Больше не ходила, клянусь! Осмелилась, воздела глаза на мужа - он помрачнел и, чуть качнувшись, вышел из комнаты. Весь день его не видела. К ночи всё же вернулся. Я замерла, даже боясь вдохнуть - ждала… Муж осторожно лег рядом. - Сулеман, - прижалась к нему, - прости меня, – шептала с чувством, сожалела искренне, говорила сердцем. - Уже, - нежно чмокнул в висок. – Ты – моя спасительница и ты же моя погибель. - Зачем ты так? – зарылась лицом в завитки на груди мужа. - Я знал, на что иду. Поэтому принимаю выходки, как должное, в надежде, что их больше не повторишь. - Обещаю... - Спать, - устало выдохнул муж и отвернулся. – Что-то сегодня мне нехорошо. - Сулеман? – осторожничала, не дай бог разгневается. - Может, вызвать врача? - Не глупи! – не зло шикнул. – Пора спать! Наутро он не поднялся. Отрешенные глаза на белом лице с посиневшими губами смотрели вдаль. Грудь почти не вздымалась, сердце едва прослушивалось. Врач приехал не скоро. Вердикт – инсульт! Сулемана парализовало. С тех пор ухаживала за ним. Здесь помогали злосчастные деньги, лекарства стоили недешево. Муж поправлялся на удивление быстро. Вскоре к нему вернулась речь: чуть картавая, но всё же, мелкая моторика. Однажды пришла домой с поля, а рядом с Сулеманом сидел Давид, соседский мальчишка. Усердно кивал, лицо - сосредоточенное. Увидел меня и вскочил. - Давид, не волнуйся, – погладила по голове. Этот пацан - замечательный помощник. Сильно переживал за Сулемана; что больше нет представлений. У него мать тоже больна. Он одинок – ни отца, ни братьев или сестер. Мы часто болтали - рассказывала сказки без показа. Давид – благодарный слушатель. Внимал, раскрыв рот. - Госпожа, Хитаф! Простите, мне пора, – мальчишка раскланялся и выбежал из дому, будто за ним чума гналась. - Милый, - склонилась к мужу и коснулась губами лба, - чем огорошил Давида? - Ничем, моя госпожа, – отмахнулся Сулеман и деланно бодро улыбнулся: – Что сегодня новенького? - Я… - запнулась. Каждый раз задавал этот каверзный вопрос. Так и подмывало ответить: «Ничего!» Но видя ожидание на лице мужа, присаживалась рядом: - Урожай подрос, убрала сорняк, прополола. Солнце печёт нещадно, пришлось поливать… Через несколько дней Сулеман встал. Медленно прохаживался по комнате, щупал кукол, бубнил под нос. Ближе к ночи я накрыла на стол скудный ужин: - Тебе пора давать выступления, - огорошил муж. - Народ волнуется, им хочется, наконец, узнать, чем мы покорили судей. - Ты шутишь? – опешила. – Я не могу без тебя. - Ерунда! – отмахнулся он. - Ещё как можешь… Тишину улицы нарушило гудение приближающейся машины. Я бросила непонимающий взгляд на мужа. Сулеман расплылся в улыбке: - Это к нам, - упёрся ладонями о стол и поднялся. - Сиди! Я открою. Сердце едва не выпрыгивало от волнения. Мысли наскакивали друг на дружку, не позволяя сосредоточиться. Проводила глазами мужа и, как только он скрылся, встала. Руки дрожали, куда спрятаться не понимала. Гадкое предчувствие кололо в груди. Я дико озиралась, но спасения не находила. Как оказалась во второй комнате – не поняла. Охватывал ужас и паника, подкатывала тошнота. Недовольные, до боли знакомые рычащие голоса вывели из прострации: - Двигайся, тварь… Мерзко скрипнула входная дверь, и раздался оглушающий выстрел. Я вздрогнула. В голове повис монотонный гул. Подскочила к шкафу, выудила ствол. Меня трясло, но направила его на вход как раз в тот момент, когда проем загородил жирный лысый турок с пистолетом, похитивший меня в первый раз. Он явственно не ожидал, и поэтому выстрел пришёлся точно в цель. Грохот сотряс дом – амбал завалился, открыв следующего подонка-богатея, с брезгливостью вытирающего руки об одежду, лежащего у порога, мужа. Недоумение на лице скота сменилось испугом. Я нажала на курок. Турок схватился за живот, между пальцев извивались алые струйки. Выстрелила еще раз. Распластался, остекленевшими глазами глядя в потолок. Подобрала ствол толстяка, выскочив в первую комнату, склонилась над мужем. Его платье окрашено багровым... Нащупала пульс – почти не прослушивался. Слезам не дал прорваться звук мотора - ревом прорезал тишину, - и нетерпеливый мужской голос: - Эй? Всё нормально? Сжав по пистолету в руке, стремительно вышла из дому в темноту, на ходу стреляя – раз, два, три. Пули как пчелы. Вжикали, изрешетив машину. Подонок нажал на газ. Я хладнокровно опустошала обоймы, и очередной выстрел оказался последним - пробив заднее стекло, пуля нашла цель. Автомобиль воткнулся в глиняный угол соседнего дома и замер. Я проверила, мёртв ли бандит - распахнула дверцу... Бездыханное тело рухнуло наземь. Оттащила подальше, а, уходя, не удержалась, и пнула. Ворвалась в дом, упала перед мужем на колени. Приподняла его голову… и разревелась: - Сулеман, не бросай... – прижалась губами к холодному лбу. Муж хрипел, скрипел - силился говорить. Прислушалась - его потрескавшиеся, посиневшие губы едва открывались: - Мне жаль… Звал… Фатиха… - Сулеман обвис на моих руках, уставившись невидимым взором мимо. Словно под дых врезали - несколько секунд прострации. Смахнула слёзы и вскочила. Выудила из шкафа купленные вещи, наличность, наркоту. Обшарила карманы бандитов, забрала оставшееся оружие и, сунув добро в узелок, пошла на выход. На улице уже собирались соседи. Кричали, взывали к всевышнему. В полусумраке ночи мелькали свечи, фонари, светлые одеяния. Казалось, сбежалось всё село. Не глядя по сторонам, прямолинейно шла сквозь толпу. Обвинение, злость в их глазах… обращены ко мне. Оправдываться? Судить ли? За что? Они правы!.. - Давид, - наклонилась к мальчишке. Ужас на его лице не описать. – Вот деньги, - сунула в детскую ладонь сотню долларов. Губы пацана дрожали. Я шикнула: - Похорони Сулемана по всем правилам и желательно возле его жены. Мне нужно уехать, но я постараюсь вернуться. Присмотри за домом… Он потерянно кивнул. Жители негодовали, бубнили - под неодобрительный гомон, села в машину бандитов и поехала прочь.
|
