При вьюге, любопытства ради,
В ночи стекались смельчаки К кладбищенской ограде: Туда по ветру с горных круч Слетали горькие рыданья, А может, это из гробов Рвались наружу мертвецов Невнятные стенанья. Но вряд ли был полночный стон К несчастной Марте обращен. XVI Одно известно: каждый день Наверх бредет она упорно И там в пылающем плаще Тоскует возле Тёрна. Когда я прибыл в этот край И ничего не знал, то вскоре С моей подзорною трубой Я поспешил крутой тропой Взглянуть с горы на море. Но смерклось так, что я пе мог Увидеть собственных сапог. XVII Пополз туман, полился дождь, Мне не было пути обратно, Тем более что ветер вдруг Окреп десятикратно. Я озирался, я спешил Найти убежище от шквала, И, что-то смутно увидав, Я бросился туда стремглав, И предо мной предстала — Нет, не расселина в скале, Но Женщина в пустынной мгле. XV111 Я онемел — я прочитал Такую боль в погасшем взоре, Что прочь бежал, а вслед неслось? «О, горе мне! О, горе!» Мне объясняли, что в горах Она сидит безгласной тенью, Но лишь луна взойдет в зенит И воды озерка взрябит Ночное дуновенье, Как раздается в вышине: «О, горе, горе, горе мне!» XIX — И ты не знаешь до сих пор, Как связаны с ее судьбою И Тёрн, и холм, и мутный пруд, И веянье ночное? — Не знаю; люди говорят, Что мать младенца удавила, Повесив на кривом сучке; И говорят, что в озерке
|
