Люди нового тысячелетия или поколение Next

Следует сразу оговориться, что обобщения относительно целых поколений — занятие по меньшей мере рискованное, особенно если речь идет о таком разношерстном племени, как поколение Next. Тем не менее существует заимствованная из социологии и антропологии концепция модальной личности, которую уже долгое время успешно используют для описания основных личностных тенденций, характерных для той или иной группы либо популяции [2]. Если не забывать, что внутри любой группы существует большая вариативность, и не подходить к модальным тенденциям догматически как к неким стереотипам, то некоторые обобщения все же могут оказаться полезными для понимания природы поколенческих групп.

В наше время отдельные поколения часто становятся объектом описания, причем особенно пристальное внимание уделяется генерациям, следующим за беби-бумерами — теми, кто родился непосредственно после 1965 года [3]. В отношении более ранних поколений существует определенное единство мнений, а вот по поводу свойств и перспектив нынешней молодежи мнения существенно расходятся.

Нейл Хау (Neil Howe) и Уильям Страусс (William Strauss), наиболее плодовитые авторы массовых изданий, объявили современную молодежь «людьми нового тысячелетия» (Millennials) [4], «следующим великим поколением» вслед за военным «Величайшим» поколением 1901–1924 годов рождения [5].

Однако многие работники высшей школы не отмечают столь блестящих достоинств у своих студентов, по крайне мере в их массе, если говорить о менее престижных вузах с низким конкурсом или об учебных заведениях с двухгодичным курсом обучения. Хау и Страусс обнаруживают у поколения нового тысячелетия, в частности, следующие качества:

• «Стремление к хорошим оценкам и успеваемости». Однако в действительности нынешнее поколение не только не стремится хорошо учиться, но, напротив, представляется наименее усердным племенем студентов всех времен [6]. Это самые равнодушные к учебе и недисциплинированные студенты, они крайне мало времени проводят за учебниками, испытывают скуку от учения и часто опаздывают на занятия – все это вопреки инфляционно высоким оценкам школьных аттестатов [7].

• «Уважение к общественным нормам и институтам». Нынешняя молодежь не только не отличается гражданской лояльностью и корректностью поведения, как уверяют Хау и Страусс, но ее (да и общества в целом) неучтивость стала притчей во языцех и широко освещена в литературе [8]. Рекордно низкие показатели гражданской активности свидетельствуют о невысоком уровне гражданского сознания, плохом знакомстве с правилами общественного поведения, а также о слабых связях с традиционными общественными структурами [9].

• «Активное участие во внеаудиторной деятельности» и «готовность выполнять общественную работу». Высокая вовлеченность в подобную работу действительно отмечается среди учащихся старших классов средней школы, однако этот показатель стремительно падает после их поступления в вуз. Отсюда можно сделать вывод, что старания старшеклассников могут быть обусловлены программой или жесткими требованиями школы в отношении общественной работы.

•«Больше интересуются математикой и естественными науками и меньше — гуманитарными». Согласно данным, приводимым Астином (Astin) и другими сотрудниками Исследовательского института высшего образования (Higher Education Research Institute) [10], данное поколение проявляет крайнее равнодушие к учебе и не выказывает особого интереса ни к математике, ни к естественным, ни к гуманитарным наукам.

•«Требуют создания безопасной, регламентированной среды обучения». Несмотря на то что нынешние студенты подвержены стрессам, живут в условиях ухудшающейся экологии и нередко находятся на грани нервного срыва [11], вряд ли кто-нибудь из работников высшего образования станет утверждать, что студенты так уж жаждут более безопасной или регламентированной среды, — особенно учитывая тот факт, что ужесточение мер безопасности и внутреннего распорядка могут наложить ограничения на их собственное поведение и стеснить личную свободу.

Некоторые черты, свойственные, по мнению Хау и Страусса, генерации нового тысячелетия, в принципе, адекватны и даже самоочевидны: взаимопонимание с родителями, склонность к новым технологиям, этническая пестрота и количественное преобладание женского студенческого контингента. Однако по сравнению с перечисленными выше пунктами эти черты менее существенны для обучения; к тому же в реальных условиях учебного заведения они могут проявляться самым неожиданным образом и отнюдь не всегда способствуют улучшению учебного процесса и личностному развитию, как будет показано ниже. В целом перед нами совсем не то, что подразумевалось под понятием «люди нового тысячелетия». Студенты, могущие претендовать на это звание, не составляют большинства вузовского контингента. Если их где-то и можно встретить, то, вероятно, в элитных учебных заведениях. Подавляющее же большинство студентов следует рассматривать не через призму приписываемых им субъективных черт, а в свете конкретных условий их социализации и особенностей эпохи постмодерна.