Великая борьба.

I.

 

Грохочет гигантская жизнь.

Клубы черного дыма вырываются из тысяч фабричных труб над тысячами городов.

Земля дрожит под исполинским стуком машин.

Земля содрогается под ударами заводских молотов.

 

Огромная жизнь! Огромный труд! Заводы. Конторы. Машины. Машины. Столбы. Проволоки. Тридцатиэтажные дома. Гигантские кипящие человеческие муравейники.

Огромная жизнь! Огромный труд! Он врывается в землю, в воздух, в недра земли. Сталь лопат, кирки, бурава, молотки потрясают внутренности земли. Недра гор взлетают к небу, взорванные неостанавливающейся ни перед чем человеческой рукой.

 

Нет остановки ни на секунду!

В ночи столбы света, гигантским заревом поднимающееся по всему небу, пылают над городами. Огромные прожекторы бросают громадные столбы ослепительного света на волны океанов.

 

Нет остановки ни на секунду!

Поезда грохочут сквозь всю ночь. Сквозь всю ночь пылает свет электрических солнц, озаряя непрекращающуюся, ни на секунду неперестающую гигантскую работу -- борьбу человечества, в которой толпятся, сдавливаются, крутятся, поднимаются и падают миллионы человеческих существ.

 

 

Нет остановки ни на секунду.

Пар, Электричество, Земля, Вода, Море, Ветер, Воздух, -- все движется, все сотрясается, все ревет, все работает, напрягая все усилия под человеческой рукой, под напряжением человеческого мозга.

 

Из подземных тоннелей со свистом вылетают черные змеи поездов.

Волны океанов разрезаются несущимися, испуская могучие гудки, во все концы земли пароходами. Черные пароходные массы бросают в ночном мраке над темными безднами вод красные сигналы, кричащие:

"Мы несемся! Мы напрягаемся!"

Столбы гудят в ночной тьме. Проволоки дрожат под несущимися сквозь них человеческими призывами и приказами.

Сквозь тьму ночи, сквозь блеск дня они кричат:

"Напрягайте все ваши руки, все ваши жилы, все силы мозга!

"Вырывайте все из полей, из машин, из воздуха, из вашего мозга, из земли, из неба, все, что возможно, и все, что кажется невозможным!

"Невозможного нет". Даже там, где вечные льды, даже там на ледяную исполинскую вершину поднимается черная фигурка человека и водружает свое знамя. Даже там над гигантской плавучей ледяной скалой поднимается человек и, в великой борьбе за существование и наживу, поражает в сердце исполинского зверя -- царя ледяных пустынь.

 

Грохочет гигантская жизнь. Весь мир пылает, грохочет.

Но душа, душа человеческая? Где она?

Среди этого шума, и грохота, и грома, и пламени, среди гигантских усилий, величайших напряжений рук и мозга, -- где она, душа человеческая?

Где она, могущественная, великая, несущая в себе великое осуществление великой правды?

Где она? Где она?

 

Где великие устремления, великие победы, великие завоевания души на этих великолепных улицах, на набережных

 

 

этих огромных портов, среди мачт этих гигантских кораблей, среди труб этих пылающих огнями заводов, среди клубящихся искр этих бешено мчащихся поездов?

 

Спросите у этих проволок, дрожащих над миллионами домов,

Спросите у этих зеркальных окон великих городов, у этих горящих на солнце, восходящих в небо, церковных шпилей,

Спросите у них, слышат ли они великие голоса души, великие повеленья души, великие вести о великой душе, которая, наконец, поднимает свой голос над миром?

 

Вот она, едва дышащая, душа человеческая, сдавленная между тюками товаров и грудами конторских книг, между грудами золота и лохмотьями нищеты;

Душа, которой не видно из-под огромных складов и нефтяных цистерн;

Душа, задавленная среди кип товаров, среди вони нефти, среди угольной сажи, застилающей от нее последний крошечный лоскут неба;

Душа, сдавленная между машинами и ремнями, сплюснутая между закопченными стенами мастерских и фабрик и пропитанными грязным жиром корысти стенами контор и банков;

 

Душа, задушенная черным дымом, задавленная паром, оглушенная грохотом, раздробленная поездами и автомобилями, раздавленная под колесами победной золотой колесницы корысти и наживы;

 

Раздавленная душа людей с бледно-зелеными лицами и провалившимися щеками, истекающих последнею кровью души в борьбе за корку хлеба, и душа людей с заплывшими жиром лицами, забывших всякую тень души в борьбе за свои барыши, за свой жир, за свое сало;

 

Душа, влачащаяся в агонии там, где кипит огромная жизнь, где с лихорадочной быстротой все усиливается гигантская работа фабрик, заводов, шахт, элеваторов,

И где черные богатыри труда, с туберкулезом в груди,

 

 

спешат в кабаки, повелительно зовущие их своими яркими огнями добить свою закоптелую, отупелую душу струями огненной отравы.

 

Душа дикарей цивилизации на этих великолепных кораблях, -- гигантах цивилизации, мчащих из края в край земли миллионы людей и товаров, душа этих одичалых моряков, переносящих исполинские суда чрез океаны, душа моряков, которые, после грубой, жестокой жизни корабельного экипажа, бешено сбегают с борта, чтобы пропить, раздавить остатки одичалой души

С такими же одичалыми, убившими свою душу, несчастными женщинами с сифилисом

В гнусных притонах на окраинах столиц цивилизации.

 

Изуродованная душа человеческая в стенах этих великих столиц, где по улицам детские души бродят между пьяницами, проститутками, развратниками, ворами в лохмотьях и грабителями в тысячных шубах и расшитых золотом мундирах.

 

Душа, изничтоженная, искалеченная среди великих столиц, где школы полны лжи, где театры -- на три четверти публичные дома,

 

Где самые церкви -- могилы для души, стремящейся к живому Богу,

 

Где душа детей -- милый, нежный цветок -- душа детей, милых юношей, милых девушек, потухает, погибает тысячами кругом нас

Под беспощадными, окровавленными сапогами грубой, грязной, жадной, развратной, безумно жестокой жизни.

 

Для всего есть место, но для души нет места среди центров цивилизации с их универсальными магазинами, университетами, музеями, богатствами, храмами, биржами, 30-ти этажными домами, где в каждом углу каждого дома, под заживо разлагающей житейской грязью, под убийственным холодом себялюбия и бездушия, наполняющим каждую щель жизни, под ударами жестокой, вырвавшей из себя сердце жизни, умирает человеческая душа.

 

 

Для души нет места на всей земле, чтобы творить великую жизнь, для которой она послана в мир.

 

Нет места для души на всем земном шаре, где бы не торчал солдатский штык или револьвер полицейского.

 

Человеческому духу негде шевельнуться среди остриев штыков.

 

С мгновенья появления человека в мире его схватывают железные клещи государства, церкви, партии, корысти, обманов, преданий и суеверий.

Как только душа появляется на свет, государство хватает и занумеровывает ее таким-то номером каторжника, осужденного на вечную каторгу государства.

Человек не может вступить в жизнь без государственного штемпеля и, испустив последний вздох, всунуться в землю без полицейского разрешения.

 

С самого рождения до самой смерти арестованная душа человеческая влачится под стражей между полицейским и солдатом.

 

Черная тень государства никогда не покидает человека, падает на каждый миг его жизни, не давая никогда его глазам увидать солнце любви, братства и свободы.

 

За душой человека вечно следуют по пятам эксплуататор, сборщик податей, полицейский, сыщик, судья и палач.

 

Вот он, гражданин великих империй и республик, весь опутанный цепями, подгоняемый бичами и скорпиями, мятущийся в вечном испуге в зловещей тени полицейского участка, податной инспекции, партийного бюро.

 

Плати десятину государству. Плати десятину капиталу. Плати десятину землевладельцу. Плати десятину церкви. Плати десятину партии. И за это не смей иметь тени свободы, братства, собственного разума!

 

"Живи так, как мы приказываем. Повинуйся тем, кому мы велим. Отдавай то, что мы требуем. Говори то, что мы позволяем. Думай то, что мы желаем. Верь, во что мы ве-

 

 

лим. Иначе мы тебя проклянем, оштрафуем, запрем, будем бить, мучить, расстреляем, вздернем тебя, отрубим тебе голову".

Мы -- это все. Ты -- это ничто.

 

Законы, распоряжения, предписания, манифесты, символы веры, программы, полицейские участки, тюрьмы, пограничные столбы, таможни -- их кровавой проволокой опутывается душа. Человечество топчется как огромное стадо среди кровавой проволоки насилья, которой оно само запутало себя.

 

Нет места, куда бежать душе!

Высоки корабельные мачты. Радостно трепещут на солнце паруса под могучим дыханьем ветра, но и им не умчать душу от ее рабства. Ее хозяева гонятся за нею повсюду, и на вершине самих ледяных скал насилие и корысть найдут человека, свяжут его и ограбят.

 

Вот они, скованные насильем, сотни миллионов теней человеческих существ, придушенным голосом твердящие своим властелинам:

-- Вам нужны наши деньги. Вот они!

-- Вам нужна наша свобода. Берите ее!

-- Вам нужно вырвать из нас братство, любовь. Что ж, -- вырывайте!

-- Вам нужны наши дети, чтобы сделать из них сначала государственных школьников, потом государственных рабов, потом государственных убийц. Мы отдаем их вам!

-- Вам нужна вся наша душа, -- вот она, мы бросаем ее всю под ваши ноги.

 

II.

 

Среди рабов или полурабов один он, великий старик, низко согнувшийся сейчас здесь над своим писаньем, один он, Лев Толстой, борется за полное освобождение всей человеческой души, всего человека.

 

Своими старыми могучими руками он отваливает огромные окровавленные камни от человеческого сознания.

Он сбрасывает величайшие кровавые камни с души человечества. Кровавый камень государственного насилия, кро-

 

 

вавый камень церкви, кровавый камень милитаризма, кровавый камень капитализма, кровавый камень захвата Божьей земли, кровавые камни насилия и обмана.

 

С утра до ночи идет эта работа гиганта, работа без покоя, без отдыха.

Двадцать лет его труда, как один день, все слиты в одно стремленье --

Вдунуть в окровавленный мир великое дыханье любви,

Освободить струящейся из вечности родник чистой, светозарной воды, божественный ключ, бьющий из глубины души человеческой,

Освободить великую, несчастную, отравленную, порабощенную душу человечества,

Отвалить с нее гробовой камень, задавивший ее.

 

В жалких рабах -- таких несчастных с их университетами, казармами, церквами, домами терпимости, школами, тюрьмами, библиотеками, сифилитическими больницами и госпиталями для изувеченных наживою рабочих и изуродованных войною солдат,

В рабах, доходящих до скотства в своем унижении и своем властолюбии,

Он воскрешает сынов Божиих, посланников Бога на земле.

 

Он раскрывает им их сущность, их душу,

Ее одну, бессмертную, божественную, великую, во всех: в чистильщике нечистот, в царе, в революционере, в преступнике, в рабочем, в священнике, в проститутке, в солдате, в святом и убийце.

 

Он раскрывает всем людям одно, что они истинно есть: Бога, Любовь.

 

Он поднимает светоч любви и свободы среди того мира, где царит монархизм с его насильем и кровью, милитаризм с насильем и кровью, капитализм с насильем и кровью, либерализм с насильем и кровью, социализм с насильем и кровью, революция с насильем и кровью, анархизм с насильем и кровью, христианство с насильем и кровью.

 

 

Среди всей лжи, среди которой родится, живет и уходит из жизни человек, не очнувшись порой ни на минуту,

Один он, великий старик, срывает до конца маску со всякой царствующей лжи и заливает ее ослепительным светом истины.

 

Он показывает настоящий лик тех, кто распоряжается человечеством: настоящий лик государства -- этого царства одноликой или миллионноликой тирании; настоящий лик церкви -- этого попрания живого Бога в человеке; настоящий лик всякой власти -- тщеславие, деспотизм, жестокость, душащие Бога любви и свободы в человеке.

 

"Подчиняйся нам -- или тюрьма и смерть. -- Освобождайся по нашему -- или тюрьма и смерть".

 

Угрозы, насилье, смерть, нагайка, ружье, расстрел, штык, бомба -- другого разговора с человеческой душой нет в мире у властителей человека.

 

Они затаптывают душу в кровавую грязь.

Он поднимает душу к вечному солнцу.

Он возвращает душу самой себе -- Богу.

 

-- Люди-братья! несчастные рабы! -- говорит он. -- Ведь сила насилия -- это вы сами. Цепи, сковывающие вас, куете вы сами. Штыки, нацеленные на вас, делает ваша же рука.

Из вашего же труда, из ваших же денег, из ваших же собственных рук отливает себя железная рука владычества над вами.

Вы сами вяжете себя. И потому освобожденье всё в вас самих.

 

-- Долой насилье! -- кричат все его посланья человечеству.

 

Насилие царской виселицы, насилие республиканского палача в черном сюртуке с ученой машинкой казни -- электрическим стулом, насилие в окровавленных лохмотьях голодного убийцы, насилие в порфире короля, в сюртуке либерала, в пиджаке социалиста, в рубашке анархиста, в красной шапке революционера, в мундире городового, всякое насилие есть преступленье.

 

 

Среди миллионов солдат, среди устремленных в грудь народов пушек, среди штыков, среди тюрем, среди лязга цепей, среди виселиц тиранов и среди освободителей, идущих с гильотинами, бомбами и кровью, один он провозглашает великий закон совершенной любви,

Великую весть о совершенном освобождении человеческой души из кровавого рабства.

 

Все на насилии! Все чрез насилие!

Один он, Толстой, весь поднимается против него, -- один, как Христос, провозглашает проклятье всякому насилию, ради чего оно ни совершалось бы, от кого бы оно ни исходило.

 

Один он, как Христос, устремляет все силы духа на уничтожение всякого насилия в мире.

Человек -- это святыня. Человек -- это Бог. Никакого насилия, никакой тени насилия человека над человеком не должно быть в мире.

 

С насилия в порфире, насилия во фраке президента, насилия в сюртуке депутата, насилия в пиджаке революционного оратора, насилия в священнической рясе, с насилия в докторской мантии великого царя научного материализма Геккеля, одобряющего смертную казнь и войну, --

 

Он срывает маски со всех насильников, какими бы одеждами, словами, знаменами они ни прикрывались.

Он озаряет дневным светом преступления, которые насильники задумывают и совершают во мраке духовной тьмы человечества.

 

Он называет преступление настоящим именем:

Убийство всегда убийство, всегда преступление из преступлений, как бы его ни называли -- битвой, усмирением, актом революционной справедливости,

И кто бы его ни совершал -- разбойник, император, палач, революционер, полицейский, миллиардер или анархист,

И хотя бы его благословляли профессора или священники, Бисмарк или Бакунин, сам ад или само небо.

 

Прочь жалкую болтовню лиг мира, над лепетом которых хохочут в кулак убийцы в усеянных звездами мун-

 

 

дирах, готовящиеся залить мир кровью! Довольно болтать о мире и братстве. Надо делать то, с чего надо начинать каждому человеку, если он человек:

Не быть рабом и убийцей!

 

Как распяли Христа за проповедь уничтожения всякого насилия в мире,

Так теперь он -- Толстой -- навеки распинает в сознаньи человека самую идею насилия,

Самую ложь права на насилие кого бы то ни было над кем бы то ни было.

 

Сегодня, как и все дни, Толстой борется вновь и вновь за то, чтобы сломать все стены между человеком и человеком, племенем и племенем, народами и народами

И соединить всех в одну великую братскую семью.

 

Великий ткач, он соединяет разорванную в кровавые клочья

Мировую ткань единой души человечества.

 

О, как страшно одиноки человеческие души!..

Как бесконечно разлучены он друг с другом!..

Он работает с утра до ночи, чтобы, безумные, они сознали, наконец, что все они -- одно.

 

Среди этого мира, где все раздроблены на классы, на партии, на тысячи загородок, загонов государств, наций, церквей, партий, где вечны раздоры и распри,

Где цари, президенты и народные вожди ведут свои стада распинать другие,

Среди мира, где, не переставая, льют кровь разъединение и вражда,

Он поднимает светоч сознания великого единства.

 

Он ломает все стены между людьми и народами, о которые разбивается окровавленная душа человечества.

 

Он работает всеми силами над соединением всех существ в одну, единую душу, -- над соединением всех дыханий, всех биений сердец в одно.

 

 

Он раскрывает людям бесконечную радость сознания одной божественной сущности, одной души во всех.

 

Он напрягает все усилия для освобождения из рабства человечества -- этого гиганта, порабощенного хитрыми, жадными, лживыми, кровожадными, тщеславными, властолюбивыми карликами.

 

Он работает сегодня, как работал уже двадцать лет, чтобы вырвать сознание человечества из самого ужасного рабства.

Как Прометей, с гигантскими муками освободивший свой дух, он бросает пламя великого освобождения в душу всего человечества.

 

Из его рабочей комнатки начинается величайший мировой переворот, величайшая революция в мире.

 

Грабители и насильники залили весь мир кровью и злобой.

Он стремится залить весь мир любовью.

 

Ищущие великой правды.