***
– Паш, ну что ты молчишь? – с надрывом спрашивает Антон.
Оборачиваюсь на Чехова. Ну а что я могу ему сказать? Прости, милый, но это все – конец? Я выдохся и больше не могу? Он ведь не это хочет от меня услышать, но выбрать игрушку я не в состоянии. Мы пересмотрели уже тысячу мишек, зайцев и тигров. Я больше чем уверен, эту ночь я проведу в кошмарах, в которых на меня буду нападать плюшевые монстры. Это его дочь, так почему игрушку на ее День рождения выбирать должен я?
– Антон, я не знаю.
– Паш, я домой хочу. Я устал и голоден. Давай уже выбирай что-нибудь?
– Слушай, почему я?
– Ты ее понимаешь?
– У нее уже весь зоопарк есть, откуда мне знать, что ей понравится? Спроси продавца, какую продаст, такую и купим.
– Котик, ты хочешь оставить право выбора за чужим человеком?
– Если честно, конкретно сейчас я хочу удавить тебя вон тем удавом, а еще ссать. Но это к делу не относится.
– Ладно, берем медведя и валим отсюда.
– Аминь, – выдыхаю с облегчением. Осталось определиться, какого из десяти медведей берем. – Если спросишь, какого именно – исполню одно из своих желаний прямо сейчас.
– Помочишься на несчастных зверюшек? – начинает тихо ржать Чехов.
– Удавлю, сволочь, ей-Богу, – пихаю его в бок, хватаю с полки огромного мишку в половину меня ростом и чешу на кассу.
Продавцы с явным облегчением провожают меня взглядом. Мы тут уже всех успели достать. Особенно этот гад. То розового нам не надо, то зайцы ему не нравятся, то черный слишком мрачный, белый маркий, а голубой вообще вызвал идиотский протест: «На что это Вы намекаете?» Мне вот показалось, что девушка в тот момент намекала нам на то, что полтора часа выбирать подарок ребенку – это перебор.
Ну, с выбором покончено. На шею плюшевому монстру повязали громаднейший бант, Чехов рассчитался по чеку и мы, усталые и счастливые, вывалились на улицу.
– Паш, а куда мы его поставим? – спрашивает Антон, запихивая подарок в багажник.
– Сам говорил, у тебя хата двести квадратов, медведь, поди, поместится.
– Я думал, мы к нам поедем.
– Если ты это чудовище затащишь в нашу халупу, нам там места не останется. Потом заберем, перед отъездом. День рождения почти через месяц.
– Черт, опять ты все испортил, – Чехов демонстративно вздыхает и выпрямляется.
– Ты снова начинаешь? Я не поеду к тебе. Все, разговор окончен, – паркуюсь на пассажирское сиденье, пристегиваюсь ремнем.
Это продолжается с Нового года. Как только вернулись в город, Антон постоянно намекает на переезд в его хоромы. С одной стороны, вариант хороший. Если я планирую жить с ним дальше, то пора бы и перебраться, но я не уверен. Не знаю. Мне страшно пока бросать это жилье. После того, что я узнал про Настю, как он оставил своего ребенка на родителей, я не могу на сто процентов ему доверять. А если я съеду с моей каморки, а через пару месяцев мы расстанемся? Куда я пойду? С моей зарплатой и кредитом мне сложно будет найти жилье в этом районе.
Антон еще зимой уверял меня, что любит, но я сомневаюсь. Может, я просто трус и эгоист? Наверное, да.
– Обиделся? – в машину садится Чехов.
Молчу. Что я могу сказать? Не обиделся, просто я упрямый, как баран. Порой сам от себя в шоке.
Едем молча. Заезжаем к Чехову, пока тот относит медведя в квартиру, продолжаю сидеть в машине. Вот надо бы извиниться. Но я же гордый хомяк. Буду сидеть и дуться. И в итоге, первым извинится Антон. Как всегда.
В машину Чехов возвращается мрачный.
– Что случилось? – неужели пока он отсутствовал, квартиру ограбили? Тут же охрана и камеры?
– Мама звонила, Беркуту совсем плохо.
– А что с ним? Он же вроде здоров был?
– Ну, как здоров, Паш? Ему шестнадцать лет. Он и так у нас долгожитель. Кавказцы, они же так долго редко живут. А Беркут давно уже болеет. Он и глухой почти, и видит плохо. Сегодня лапы задние отказали.
– Поедешь?
– Отец его сегодня в лечебницу отвезет.
– Думаешь, вылечат?
– Усыпят. Я бы хотел съездить, попрощаться.
– Едь, – аккуратно кладу ладонь ему на бедро.
Антон тут же накрывает мою руку своей.
– Думаешь, глупо так из-за собаки переживать?
– Не думаю. Собака тоже друг.
– Я ведь с ним сам занимался. Мне лет четырнадцать, наверное, было, когда отец его принес. Дрессировал, воспитывал. Гулял с ним.
– Я понимаю, едь к нему. Он же ждет.
– Я завтра вернусь.
– Из-за меня не торопись.
Чехов отвез меня домой и, не заходя в квартиру, уехал к родителям. Конец субботы и все воскресенье я проторчал у компа. Настроения куда-нибудь идти или что-то делать, совсем нет. Может, стоило поехать с ним? Поддержать?
Антон приехал ближе к вечеру. Прошел в квартиру, молча принял душ и забрался ко мне на диван, вжимаясь в меня головой.
– Как ты?
– Нормально. Он так спокойно на это отреагировал. Понимал, видимо, что пора.
– Конечно, понимал. Он же умный пес.
– Да. Только я устал в дороге. Можно я спать лягу?
– Ложись, конечно, – немного сдвигаюсь на край. Антон пробирается ко мне за спину, натягивает на себя одеяло, благо, я так и не заправил постель с утра.
– Паш, спасибо, что не поехал со мной. Я бы при тебе не смог. Не хочу, чтобы ты видел, как я плачу.
– Понимаю.
Значит, не зря не поехал. Все-таки да, мужику на людях плакать не пристало. Я бы ему больше мешал. Жалко Беркута, и Антона жаль. Хотя, он давно к этому готовился, еще зимой говорил, что собака старая уже.
Выключаю комп, снимаю одежду и забираюсь к мышке под бочок. Меня тут же притягивают ближе.
– Паш, только ты от меня не уходи?
– Не уйду, – наверное, и правда, не уйду. Слишком он мне дорог стал.
Следующая неделя прошла как-то сумбурно. К среде Чехов вроде вошел в прежнюю колею. Снова начал шутить, рассказывал как у него на работе. В пятницу даже заломился ко мне в душевую с самыми наглыми намерениями. В этой чехарде я как-то забыл, что у меня День Рождения. Вспомнил в понедельник утром. Случайно, жуя бутерброд и глотая черный кофе. Интересно, я Антону говорил или нет? Вот не помню, хоть убей.
Кошусь на бодро одевающегося мужика. Сказать или нет?
– Антон, а я тебе говорил, когда у меня День Рождения или забыл?
– Нет, не говорил, кажется, но я знаю. Просто дарить подарки в трусах не привык. Дай, хоть штаны натяну?
– Да я бы и в трусах принял, – я, кстати, до сих пор в трусах и есть.
Чехов хитро улыбается, не торопясь натягивает брюки, надевает ремень. Подходит к вешалке. Достает из кармана пальто продолговатую коробочку. Убираю кофе в сторону. Чего он там придумал?
– Паш, она не дорогая, так что не психуй. Просто серебро. Поздравляю.
Хорошее начало. Уже напрягаюсь. Открываю – цепочка. Солидная, мужская, красивая. Платиновая. Совсем недорогая, ага, как же.
– Чехов, ты меня за дурака не держи. Платину за серебро выдаешь? – достаю цепь из футляра, но у меня ее рывком выдергивают из рук.
– Знаешь, Паша, достало! – и швыряет подарок в ведро под раковиной. – Я уже заебался под тебя подстраиваться. Тебе не нравится все, что со мной связано.
– Рот закрой! – обрываю тираду. – Ишь, разошелся. Подарками моими разбрасывается.
Достаю из ведра цепочку, благо, мусор по вечерам выносим, ведро пустое.
– Я не сказал, что мне не нравится. Просто, когда хочешь обмануть кого-то, чек вытаскивай из футляра.
Смотрю на Антона и начинаю тихо ржать. Глаза по полтиннику, рот открыт и во взгляде столько удивления. Выхватывает у меня из рук футляр, смотрит на чек, на меня, снова на чек.
– Паш, прости, я думал, что вытащил его.
– Прощаю. Я же тоже с чеком дарил, так что квиты, – с трудом прекращаю ржать и цепляю подарок на шею. – Мне идет?
– Очень, – Антон подходит вплотную и нежно целует.
А вот за это можно простить все, что угодно. Только на работу все равно надо. Так что, мягко отстраняюсь:
– Давай до вечера отложим?
– Хорошо. Паш, ты меня вечером с работы заберешь?
– Что так вдруг?
– Я же говорил, машину сегодня на обеде в сервис отгоню, масло поменять надо, ход плохой.
– А, ну да. Помню. Конечно, ты только позвони, как освободишься.
– Хорошо, у меня совещание перед праздниками, так что немного задержаться могу, – снова нежно целует. Потом ощутимо шлепает по заду и уходит. – Одевайся, опоздаем.
Иду собираться. Все-таки прав гад, пора.
На работе тоже поздравили, подарили конвертик с энной суммой наличности. Предложили свалить пораньше, так что можно будет заехать в маркет, купить вина, да может вкусностей каких. Сильно не наотмечаешься, завтра на работу. Так. Просто посидим немного.
В три часа директор тонко намекнул, что, мол, если мне пора, то он уже не заметит моего отсутствия. Решил добить договор и, правда, валить. Чего я тут сидеть буду, у меня праздник, в конце концов. От радостных мыслей о скором окончании рабочего дня оторвал звонок Гера:
– Пашка, привет, – голос взволнованный. – Слушай, а у твоего номер машины какой?
– Спасибо за поздравление, Гер. Тебе на кой?
– Паш, подожди, мне надо. Так какой номер?
– Сто семь, что ли, буквы не помню, ибо без надобности. А что?
– Ты можешь на перекресток Фурманова и Марта подъехать?
– Могу, зачем? Чехов там в кафешке с любовницей? – улыбаюсь своей догадке. Вот это вряд ли.
– Почти, приезжай, а?
– Ладно, счас приеду, конспиратор.
Завершаю звонок, сохраняю файл, выключаю комп. Неспешно собираюсь, прощаюсь с коллегами, начальством и топаю к машине. На улице дождик. Эх, зонтик не взял. Завожу мотор и еду к Геру. Если это какой-то прикол типа вечеринки-сюрприза, при участии Чехова, убью обоих. Сюрпризы вообще не очень люблю.
Подъезжая к перекрестку, замечаю какую-то мешанину. Движение затруднено, впереди гаишники. Авария, что ли? Звоню Герману.
– Привет, еще раз. Куда ехать, тут полдороги перегородили, мож мне где свернуть?
– К перекрестку подъезжай, я тебя встречу.
Ладно, подъезжаю ближе. На перекрестке стоит грузовик, вокруг ошметки машины, стекла. Вот Гер засранец. Мне сегодня только на кровавые сцены и охота смотреть. Замечаю на обочине нервного друга. Что-то мне это уже не нравится. Паркуюсь, выхожу из машины. Друг чешет ко мне.
– Паш, только спокойно, – с ходу начинает Герман. – Ты только номер посмотри, скажи, что не его и поедем, хорошо?
Меня начинает бить крупная дрожь. Гер вцепляется мне в локоть и ведет ко второму участнику ДТП. На дороге грудой искореженного металла лежит машина. Черная. Прохожу еще немного, вижу на асфальте четыре чуть помятых серебряных кольца. Еще два шага. Смотрю на номер.
– Где Антон? – кое-как выдавливаю слова из сведенного судорогой горла.
– Паш, это же не его машина?
– Где он? – смотрю на то место, где когда-то было водительское сидение. Там сейчас месиво из железа и проводов.
– Молодые люди, отойдите, – чей-то чужой голос.
– Он родственник, – это кажется Гер. Не знаю. Не понимаю, где Антон.
– Где он?
– Тело в морг увезли часа полтора назад. На опознание поедете?
– Что с ним? – не понимаю, причем здесь какое-то тело?
– Паш?
– Где Антон?
– Паш, успокойся, – Гер, кажется, пытается меня удержать.
– Что с Антоном?
– Паш, его больше нет. Крепись.
Его не может не быть. Это неправда. Я не верю. Не хочу. Не понимаю…
В последней, отчаянной надежде достаю телефон, он у меня в быстром наборе. Нахожу «мышка» – вызываю. Вот сейчас позвоню, а он мне скажет, что за рулем был кто-то другой, что он не…
– Вызываемый Вами абонент недоступен.
Черт, кажется, номером ошибся. Звоню еще раз:
– Вызываемый Вами абонент недоступен.
– Паш, не надо, – Гер пытается забрать у меня телефон.
– Это не он, неправда. Машину, наверное, угнали, – чувствую, как по лицу течет дождь, или это слезы? Но сдержать их сил нет.
– Такие тачки не угоняют. Прости.
Нет, он не мог. Он же обещал продолжить вечером. Я вина хотел купить. Так не бывает. Медленно опускаюсь на колени. Гер, кажется, куда-то ушел. Не чувствую опоры. Смотрю на груду металла, на развороченную морду монстра. Почему сидения нет? Может, он выжил? Это же, наверное, ошибка.
Снова набираю его номер. Он, поди, просто его выключил. Или разрядился. А сейчас включит и скажет, что все в порядке.
– Вызываемый Вами абонент недоступен.
– Паш, отдай телефон? – Гер забирает трубку, отдаю без сопротивления. – Пойдем, а?
Что произошло дальше, я не понял. Наверное, кричал я, а может кто-то еще. Я понимаю только то, что не уйду отсюда. Меня кто-то тормошит, пытается поднять, но мне нельзя уходить.
