Неизвестная

 

 

Около часа, смешавшись с толпой, мы разглядывали «Мари-Галант». Увидев судно, я просто оцепенел от изумления. Когда господин Морино рассказывал о шхуне и даже когда обратил наше внимание на фотографию судна, я не мог представить себе его истинных размеров.

Корабль был огромным. Не менее двадцати восьми метров в длину, не считая бушприта, который еще больше увеличивал размеры корабля. Кроме того, широкий корпус, высокие борта и тридцатиметровые мачты. Казалось, что этот корабль с убранным такелажем, стоящий в этом тесном бассейне, попал сюда как будто из шляпы фокусника.

Однако, меня преследовало и другое ощущение, совершенно отличное от первого. Возможно, в связи с тем, что всегда видел Фекам дождливым и ветреным. Тогда он выглядел уныло. Воздух насыщен терпким запахом трески. Куда ни ступишь, везде рыбьи останки и внутренности.

Но на этот раз, когда я приехал расследовать преступление, сияло солнце. Легкий бриз едва колыхал спокойный воздух. Все сверкало. Даже вода в портовом бассейне казалась не такой застоявшейся и грязной.

По палубе шхуны, переговариваясь в полголоса, то собираясь вместе, то разбредаясь в стороны, расхаживали несколько человек.

Прокуратура! Джи 7 стоял на пирсе, смешавшись с толпой. Он указал мне на высокого молодца, который был в плечах вдвое шире него.

– Комиссар Люка! – сказал он мне. – Это он ведет расследование.

– Ас?

– Ас!

Нам было не видно, что происходит внутри. Вдруг, кто-то спустился с палубы и потребовал мощные клещи. Чуть позже на палубе появился врач и у него состоялся долгий разговор с прокурором и следственным судьей.

– Сколько нужно людей для управления судном? – спросил, тем временем, мой спутник, обращаясь к одному из рыбаков.

– Ну, это, смотря как… Если перевозить соль, то шесть плюс капитан. Если на двигателе, можно и втроем справиться. Если вдвоем…

Мы находились на самом краю города, за спиной у нас оказалась железная дорога, а за ней на пустыре громоздились кучи щебня. По ропоту, раздавшемуся в толпе, мы догадались, что-то произошло. И действительно, двое мужчин вытащили на палубу какой-то продолговатый предмет. Поскольку никто не удосужился принести простыню, труп завернули в кусок парусины.

– Эй, вы, дайте пройти!

И те же мужчины пробрались со своим грузом к похоронному автобусу.

Повторяюсь, страшно не было. Происходящее нельзя было даже назвать драмой! Люди продолжали громко разговаривать. Один парень даже приподнял край парусины, чтобы взглянуть на труп.

Хлопнули дверцы автобуса. Господа из прокуратуры направились к машинам. На борту остался только комиссар Люка.

– Пошли.

Я последовал за Джи 7. Вытянув вперед руки, к нему навстречу шел Люка.

– Что вы здесь делаете? Отдыхаете неподалеку? Вероятно в Этрете?

Мой друг покраснел и смотрел куда-то в сторону.

– Я… меня нанял Морино.

– Командировка?

– Извините! Я ушел из полиции. Работаю на себя…

– А! Понятно…– подмигнул комиссар: – Более выгодное дело. Без дураков, вы молодые…

Джи 7 не счел необходимым разубеждать комиссара, который был уверен, что мой друг добровольно покинул уголовную полицию, и не сказал, что все произошло из-за женщины. Он еще не привык к роли частного детектива и робко спросил:

– Можно взглянуть?

– Все, что пожелаете. Хотя, смотреть особенно не на что. Надо было приходить, когда женщина еще была здесь.

– Известно, кто она?

– Абсолютно ничего! Никаких документов! Никаких меток на белье! В общем, одежда еще здесь, доктор начал с того, что раздел ее.

Люка проводил нас в каюту, в которой пахло плесенью и рассолом.

– Здесь не помешали бы сапоги. На переборках растут шампиньоны. Корабль забросили три года назад.

В тесной каюте, которая оказалась каютой капитана, находился подвесной фонарь, из которого сочились остатки бензина.

– Вот одежда.

Увиденное произвело на меня впечатление. Одежда была кучей свалена на столе так, как будто женщина только что разделась. Не хочу сказать, что в этом было нечто эротическое, но, я, тем не менее, стеснялся смотреть на комиссара, который вертел нижнее белье в своих толстых пальцах.

Розовое шелковое белье, очень тонкое и очень дорогое. Одного взгляда на совершенно черное платье было достаточно, чтобы определить социальное положение жертвы.

Никакой пошлости. Но и никакой дешевой роскоши. Одежда была действительно приобретена в роскошном магазине, одном из тех, где далеко не каждая женщина может позволить себе одеваться.

– Не было ни пальто, ни шляпы? – спросил Джи 7.

– Ничего не нашли. Даже туфель, хотя обыскали все от трюмов до верхушек мачт. К тому же, ни малейших следов провианта. Всего-навсего плоская бутылка на четверть литра, в которой был виски. Выпито все до капли. Бутылка стояла вот там, у бруса.

Комиссар жадно курил, чтобы заглушить мерзкий запах, которым был пропитан весь корабль.

– Но, тем не менее, мазутом судно заправили! – неспешно заметил Джи 7.

– Вы уже в курсе? Да! Это точно. Топлива достаточно для серьезного перехода. С таким запасом можно дойти, например, до Гренландии или до северной Норвегии. А ведь, наверное, было очень трудно доставить мазут на борт так, чтобы этого никто не видел, учитывая, что он весит сто восемьдесят килограммов. И в то же время, ни капли керосина в фонарях судовых огней.

– Как будто, корабль вышел раньше назначенной даты, до того, как все было готово. Все шлюпки на месте?

– Здесь была только одна под чехлом. Это старая, дырявая шлюпка. Она и сейчас на своем месте.

– А судно нашли далеко от суши.

– Как раз посреди Ла-Манша.

– Что говорит врач?

– Жертва была задушена. Похоже, смерть наступила когда судно было в море. Точно можно будет сказать только после вскрытия.

– Отпечатки пальцев?

– Пытались снять с бутылки виски. В других местах их снять просто невозможно.

Мы принялись осматривать обстановку. Судно построено для перевозки соли и работали на нем, очевидно, довольно грубые парни. Здесь не было ни одного чистого угла, кроме жилых отсеков.

– Возраст?

– Между двадцатью пятью и тридцатью.

– Красивая?

Комиссар ответил с некоторым смущением:

– Знаете… После четырех дней, проведенных в цистерне… Да, должно быть, она красивая.

Вероятно, зрелище было не из приятных, поскольку вспоминая увиденное, комиссар скривил губы.

– Осмотрим цистерну.

Для этого надо было пройти через соляные трюмы, в которых было почти по колено воды, и где по указанию прокурорских работников на бочки были положены доски. Цистерна емкостью почти в тысячу литров находилась почти у самого бака и прилегала к импровизированному мосту. Одну стенку почти полностью вырвал боцман, обнаруживший труп.

– Случайность! Был всего один шанс на миллион найти женщину. Наверное, этот боцман очень щепетильный человек, и в то же время своего рода маньяк. В противном случае, судно простояло бы еще несколько лет прежде… Маловероятно, чтобы на этом корабле снова стали перевозить соль, теперь есть более быстроходные пароходы. Шхуна могла даже затонуть в бассейне.

Вся моя веселость улетучилась даже, несмотря на солнце, которое светило на нас сквозь открытые люки.

– Что касается двигателя, он не работал. Те, кто привел его в порядок, настоящие специалисты.

И комиссар заключил:

– Нет смысла ждать следующего удачного случая… Даже надеяться, что тело кто-нибудь опознает. Сегодня ее фотография будет во всех вечерних газетах. Ее передадут в полицию всех европейских стран. Раз вы уже были в доме, вы в курсе дела. Выпьем по кружке пива?

Джи 7 не смог отказать. Мы зашли в портовое кафе, где сидели только рыбаки, говорящие на нормандском диалекте.

– Странно, что мсье Морино пришла в голову мысль обратиться в агентство.

Завязалась непринужденная беседа.

– Я уже без малого две недели живу в этой дыре, – вздохнул комиссар. Если бы я знал, что будет такая погода, то взял бы с собой жену и детишек. Еще не женаты, Джи 7?

– В следующем месяце.

– А! Можно узнать, на ком?

– На русской девушке.

Расстались без особых церемоний. Я чувствовал, что Джи 7 не хватало задора. Прежде всего, у него не было точного плана, поскольку он не нашел ничего лучше, чем больше часа прогуливаться по порту.

– Быстро разберемся! – заметил он. – В этом городе домов, как в одном квартале Парижа.

Вдалеке виднелся пляж из галечника, где суетились несколько человек в разноцветных майках, а около прибрежного утеса, белая громада казино, превосходившего по размерам павильон Франции на всемирной выставке.

– Пошли обедать! – сказал Джи 7, даже не подумав о том, что надо куда-то поставить машину.

Выбрали гостиницу «У железной дороги» с табльдотом и коммивояжерами.

В восемь часов, когда опустилась ночь, мы опять курили на набережной и я снова нашел свой мрачный Фекам.

Крутые улочки, плохо вымощенные и плохо освещенные, со сточными канавами посередине. Несколько фонарей горело на кораблях, пришвартовавшихся в порту. Виднелись красные и зеленые огни пирсов. Движущийся луч прожектора с маяка каждые десять секунд выхватывал из темноты мертвенно бледный утес.

Рядом с «Мари-Галант» никого не было. Сходни убрали, а это означало, что корабль не охраняется.

– Они не могли включить свет даже внутри, – заметил мой спутник, – чтобы избежать риска быть увиденными.

По странному совпадению, единственным домом, который был виден с этого места, единственным ближайшим жильем был дом терпимости под красным фонарем. Когда открывалась его решетчатая дверь, мы слышали бренчание механического пианино.

– В ту ночь женщина прошла здесь.

Я припомнил тонкое белье и роскошное платье. Туфли и пальто исчезли. Она прошла по пустырю.

Кто-то ее сопровождал. Элегантно одетый мужчина, под стать ей, который предложил ей руку, чтобы помочь перейти сходни? Зверь, который заманил ее сюда под каким-то предлогом?

Все случилось совсем недавно! Всего пять дней назад! И вот «Мари-Галант» снова на своем месте в стоячей воде, цистерна разворочена, а в морге на бетонной плите лежит труп.

– Свежеет! – сказал я.

До нас донеслись голоса рыбаков, которые мощными гребками направляли свою лодку к молу, намереваясь там дождаться пока ветер наполнит их парус. Вдали, волны с шумом накатывали на гальку. Казино ярко освещено.

– О чем задумался?

Джи 7 посмотрел на меня. Его глаза лихорадочно блестели. Он ничего не ответил. Однако немного погодя пробормотал, словно признаваясь в чем-то:

– Хотелось бы посмотреть на женщину.

В его голосе чувствовалась какая-то нежность. У нас за спиной раздался свист проходящего поезда. На обратном пути к городу, мы подражали этому звуку.

Когда мы пришли на Бельгийскую набережную, я взял своего друга за руку.

– Посмотри… Вон там. На втором…

Это был дом из серого камня, принадлежавший мсье Морино. Окна второго этажа были освещены. Сквозь них была видна керосиновая люстра, переделанная в электрическую. Можно было разглядеть фальшивые свечи и рожки подсвечников. Стены обиты мрачными бумажными обоями гранатового цвета. На одной из стен висела фотография в рамке, на которой был изображен старик в сюртуке с высоким воротом по моде 1860 года.

– Основатель династии Морино, – ухмыльнулся я.

Окно справа было приоткрыто. А у окна слева стоял сам судовладелец, прислонившись лбом к стеклу.

Когда мы подошли ближе, я расслышал музыкальные аккорды, а затем голос женщины, которая аккомпанировала себе на пианино и пела какой-то романс.

– Наверное, его дочь, – сказал я, поскольку в моем представлении мадам Морино продолжала оставаться сварливой, несносной старухой.

Было всего одиннадцать часов, когда мы вернулись в гостиницу и выпили по рюмке коньяка в общей комнате, где, к моему разочарованию, не было ни души.

Кассирша была молодой и приветливой. По привычке Джи 7 задал ей несколько вопросов. А когда он заговорил о мадам Морино, она удивилась:

– Как? Разве вы не знаете? Десять лет назад она сбежала с совсем молодым человеком из Парижа. Говорили, что она была самой красивой женщиной Нормандии. Мне даже рассказывали, что она объехала с мьюзик-холлом весь мир. Ее дочь не такая.

– Она что, некрасивая?

– То есть, похожа на отца.

И дав мне легкий пинок под мраморным столом, Джи 7 посмотрел на меня с иронической улыбкой.

 

III