II. Пушкин и Смирнова-Россет
Даже устоявшееся мнение о восхищенно - дружеском отношении к ней Пушкина вовсе не так очевидно, как кажется на первый взгляд. В. Вересаев в своей книге «Спутники Пушкина» высказывает совершенно иное мнение о взаимоотношениях Смирновой и великого поэта:
В бесцеремонной беллетристике, выданной дочерью Смирновой Ольгой Николаевной за записки её матери, Смирнова все время находится в самом живом и непрерывном умственном общении с Пушкиным. Но странно, что при таком якобы близком умственном общении они даже не переписывались. Мы имеем одну-единственную записочку Пушкина, сопровождающую посланные им Смирновой его оды на взятие Варшавы, и одну-единственную записочку Смирновой к Пушкину, где она уведомляет его, что на придворном вечере нужно быть во фраке. В подлинных воспоминаниях Смирновой мы также не можем найти следов их живого умственного общения.
От вас узнал я плен Варшавы.
Пушкин был на этом вечере и стоял в уголке за другими кавалерами. Мы все были в черных платьях. Я сказала Стефани: «Мне ужасно хочется танцевать с Пушкиным». — «Хорошо, я его выберу в мазурке», — и точно, подошла к нему. Он бросил шляпу и пошел за ней. Танцевать он не умел. Потом я его выбрала и спросила: «Какой цветок?» — «Вашего цвета», был ответ, от которого все были в восторге. Менее известен второй вариант рассказа об этом событии. В автобиографических записках Смирнова излагает обстоятельства несколько иначе:
Я сказала в мазурке Стефани: «Выбери Пушкина». Она пошла. Он небрежно прошелся с ней по зале, потом я его выбрала. Он и со мной очень небрежно прошелся, не сказав ни слова.
Ни я не ценила Пушкина, ни он меня. Я смотрела на него слегка, он много говорил пустяков, мы жили в обществе ветреном. Я была глупа и не обращала на него особенного внимания.
Однако надо сказать, что подобное заявление вызывает некоторые сомнения и даже недоумение: как известно, преподавателем словесности в Екатерининском институте у барышни Россет был близкий друг Пушкина П.А.Плетнев, который наверняка много и с восхищением говорил о великом поэте (кстати, именно в 1828 году появляется известное посвящение «Евгения Онегина» П.Плетневу), да и сам Пушкин в эти годы пользовался невероятным успехом в свете. Вряд ли такая любительница литературы и умница, как Россет, могла бы смотреть на него «слегка». Но как бы то ни было, сближение Россет и Пушкина действительно проходило очень медленно. Подлинно дружеские отношения между ними возникли лишь в 1831 году, когда молодая чета Пушкиных жила в Царском Селе. Они встречались почти каждый день, гуляли, беседовали, мило шутили. Сведения об этом общении мы черпаем в основном из воспоминаний и записок Смирновой, в которых передается, естественно, её личное восприятие происходящего. Существуют и письменные свидетельства Пушкина об этом счастливом и беззаботном периоде его жизни и о встречах с А.О.Россет, но они весьма кратки и такого характера, что вряд ли на их основании можно сделать вывод об особой духовной и умственной близости между поэтом и очаровательной фрейлиной. Скорее, она привлекала его своими рассказами о дворе и забавляла остроумными шутками. Время от времени Пушкин упоминает о Смирновой в письмах, но замечания эти носят скорее шутливый, нежели восторженный характер. Из письма П.А. Вяземскому (3 августа 1831 г.):
У Жуковского зубы болят, он бранится с Россети; она выгоняет его из своей комнаты, а он пишет ей арзамасские извинения гекзаметрами.
У Доны Sol был я вчера… Дело в том, что она чрезвычайно мила, умна и в лицах представляет генеральшу Ламбер и камер-лакея немца – в совершенстве. В 1832 году А.О. Россет выходит замуж за сына богатого помещика, молодого дипломата Н.М.Смирнова. Пушкин относился к Смирнову дружески, но не считал его подходящей партией для Россет. И оказался прав: брак нельзя было назвать удачным - Смирнов не желал отказаться от холостяцких привычек и, несмотря на все старания Александры Осиповны, у супругов так и не сложились доверительные отношения. Поэт частенько бывает в салоне Смирновой, где собирается цвет интеллектуального общества Петербурга, хозяйка салона по-прежнему блистает остроумием и окружена всеобщим поклонением. Но уже осенью 1832 года после тяжелых родов и рождения мертвого ребенка Смирнова уезжает за границу. Она возвращается в столицу только через год. Весной и летом 1834 года Пушкин не раз упоминает Смирнову-Россет в письмах к жене.
Святую неделю провел я чинно дома, был вчерась (в пятницу) у Карамзиной да у Смирновой (Н.Н. Пушкиной, 28 апреля 1834г.),
Смирнова ужасно брюхата, а родит через месяц.
(Н.Н.Пушкиной, 5 мая 1834 г.).
В некоторых письмах Смирнова и вовсе выглядит далеко не привлекательным образом:
Отвечаю на твои запросы: Смирнова не бывает у Карамзиных, ей не встащить брюха на такую лестницу… Волочиться я ни за кем не волочусь.
(Н.Н.Пушкиной,12 мая 1834 г.),
Смирнова на сносях. Брюхо её ужасно; не знаю, как она разрешится… (Н.Н.Пушкиной, 3 июня 1834 г.).
Конечно, здесь уже слишком заметно, что Пушкин не желает дать жене повода для ревности. Но тем не менее…
Наконец 27 июня Пушкин сообщает жене о благополучно закончившихся родах: Смирнова родила благополучно, и вообрази: двоих. Какова бабенка, и каков красноглазый кролик Смирнов? – Первого ребенка такого сделали, что не пролез, а теперь принуждены надвое разделить.
1833
1834 7 апреля. 10 апреля. Вчера вечер у Уварова – живые картины. Долго сидели в темноте. S. не было – скука смертная. После картин вальс и кадриль, ужин плохой. 21 мая. Вчера обедал у Смирновых с Полетикой, с Вельгорским и с Жуковским. 3 июня. Вечер у Смирн., играл, выиграл 1200 р. Вчера(17) вечер у S. разговор с Нордингом о русском дворянстве, о гербах, о семействе Екатерины I-ой etc. Вот, пожалуй, и все. Впрочем, надо отметить, что Пушкин особенно и не распространялся о дамах в своих дневниковых записях. В 1835 году А.О. Смирнова-Россет уехала за границу, больше они с Пушкиным не виделись и не общались. Полюбуйтесь же вы, дети, Черноокая Россети О, какие же здесь сети В любом случае стихотворение, безусловно, носит шутливый характер. «Длинный Фирс — это князь Сергей Григорьевич Голицын (1803—1868), светский знакомый Пушкина, любитель-композитор, один из самых остроумных людей своего времени и к тому же великолепный рассказчик. Вересаев в тех же «Спутниках Пушкина» рассказывает об истории создания этой стихотворной шутки:
«Летом 1830 года… Пушкин … часто бывал на Крестовском острове у Дельвига. Вечером на одной даче собралось большое общество, был и Пушкин. Играли в банк. В калитку палисадника вошел молодой человек очень высокого роста, закутанный в широкий плащ. Он незаметно… вошел в комнаты и остановился за спиной одного из понтеров. Молодой человек этот был князь Голицын – Фирс. Он в то время был в числе многочисленных поклонников красавицы – фрейлины А.О.Россет, будущей Смирновой. Нужно заметить, что дня за два до этого вечера Голицын в том же обществе выиграл около тысячи рублей, и как раз у банкомета, державшего теперь банк; выигрыш этот остался за ним в долгу. Голицын простоял несколько минут, никем не замеченный, потом, взяв со стола карту, бросил её на стол и крикнул: - Ва-банк! Все подняли глаза и увидели со смехом и изумлением неожиданного гостя… Банкомет, смущенный ставкой Голицына, отвел его немного в сторону и спросил: - Да ты на какие деньги играешь? На эти или на те? Голицын ответил: Пушкин слышал ответ Голицына; те-те-те его очень позабавило, и он тут же написал стихи…» Кстати, именно Сергей Петрович рассказал Пушкину историю своей бабки, Натальи Петровны, о тайне «трех счастливых карт», подсказав, таким образом, идею «Пиковой дамы».
«В 1832г. А.С. приходил всякий день почти ко мне, также и в день рождения моего принес мне альбом и сказал: «Вы так хорошо рассказываете, что должны писать свои записки», - и на первом листке написал стихи: В тревоге пестрой и бесплодной…»
В «Баденском романе» эти воспоминания звучат немного по-другому:
«У меня есть альбом, который в день рождения мне подарила Сонюшка Карамзина, а Пушкин принес и сказал, что я должна писать свои мемуары и, шутка, писать их вроде St.-Simon, которые вам, конечно, известны».
Но дело даже не в разночтениях – не столь уж они и велики, гораздо интереснее анализ стихотворения, которое вовсе не так просто, как кажется на первый взгляд и как его интерпретируют современные исследователи – поклонники Смирновой и создатели мифа о музе великого поэта.
Как уже было сказано выше, стихотворение написано от имени Смирновой. В нем все лукаво: уже в самом заглавии - «Исторические записки А.О.С.» - при желании легко услышать иронические нотки. «Сен-Симон рассказывает мне важно важные пустяки двора важного Лудвига XIV», — насмешливо высказался о мемуарах Сен-Симона ещё А. И. Тургенев.
«К концу года Петербург проснулся; начали давать маленькие вечера 1. Первый танцевальный бал у Элизы Хитровой. Она приехала из-за границы с дочерью, графиней Тизенгаузен, за которую будто сватался прусский король. Элиза гнусила, была в белом платье, очень декольте; ее пухленькие плечи вылезали из платья; на указательном пальце она носила Георгиевскую ленту и часы фельдмаршала Кутузова и говорила: «Il a port; cela; Borodino». Элиза пошла в гостиную, грациозно легла на кушетку и позвала Пушкина. Всем известны стихи Пушкина:
«Когда взяли Варшаву, приехал Суворов с известиями; мы обедали все вместе за общим фрейлинским столом. Из Александровского прибежал лакей и объявил радостную и страшную весть. У всех были родные и знакомые; у меня два брата на штурме Воли. Мы все бросились в Александровский дворец, как были, без шляп и зонтиков, и, проходя мимо Китаева дома, я не подумала объявить об этом Пушкину. Что было во дворце, в самом кабинете императрицы, я не берусь описывать. Государь сам сидел у ее стола, разбирал письма, писанные наскоро, иные незапечатанные, раздавал их по рукам и отсылал по назначению. Графиня Ламберт, которая жила в доме Олениной против Пушкина и всегда дичилась его, узнавши, что Варшава взята, уведомила его об этом тогда так нетерпеливо ожидаемом происшествии. Когда Пушкин напечатал свои известные стихи на Польшу, он прислал мне экземпляр и написал карандашом: «La comtesse Lambert m’ayant annonc;e la premi;re prise de Varsovie, il est juste, qu’elle recoive le premier exemplaire, le second est pour vous»*. От вас узнал я плен Варшавы. А. Можаев считает, что именно А.О.Смирнова-Россет послужила прототипом героини в незаконченном произведении Пушкина "Гости съезжались на дачу": " Александра Осиповна стала прототипом героини с говорящей фамилией Вольская в его знаменитом прозаическом отрывке «Гости съезжались на дачу». Этой работой высказаны чрезвычайно важные мысли, даны чрезвычайно важные оценки обществу, которые Пушкину не простят. И сделано это во многом через героиню Вольскую, в которой современники мигом узнали близкие автору по духу черты характера Александры Россет". Однако та часть повести, в которой говорится о Вольской, написана в августе-сентябре 1828 года, когда Пушкин или вовсе не был знаком с Россет, или только познакомился с ней. Россет всего девятнадцать лет, и она не замужем - могла ли она стать прототипом героини, судьба которой ни в чем не совпадала с её собственной, по крайней мере, во время написания повести. Возможно, какие-то черты Россет и отразились в героине, например во внешности или в манере поведения:
"В сие время двери в залу отворились, и Вольская взошла. Она была в первом цвете молодости. Правильные черты, большие, черные глаза, живость движений, самая странность наряда, все поневоле привлекало внимание".
Или:
"Ее искренность, неожиданные проказы, детское легкомыслие производили сначала приятное впечатление, и даже свет был благодарен той, которая поминутно прерывала важное однообразие аристократического круга".
Но вряд ли можно однозначно идентифицировать героиню отрывка с Россет. Традиционно прототипом Вольской считают А.Ф.Закревскую, которой в это время был увлечен Пушкин. А.Ф.Закревская отличалась вольным поведением и бурным темпераментом, что совпадает с характеристикой главной героини:
"У подъезда несколько гостей ожидали своих экипажей. Минский посадил Вольскую в ее карету. «Кажется, твоя очередь», — сказал ему молодой офицер. «Вовсе нет, — отвечал он, — она занята; я просто ее наперсник или что вам угодно. Но я люблю ее от души — она уморительно смешна».
Хотя надо сказать, что последняя строчка почти дословно повторяет фразу из письма Пушкина к жене от 8 октября 1833 года:
"Жаль, что ты Смирновой не видала; она должна быть уморительно смешна после своей поездки в Германию"
Вернее, фраза из письма повторяет строчку из отрывка, так как письмо было написано позже. Впрочем, о Закревской он написал в тех же самых выражениях и гораздо раньше - в 1828 году:
"Если б не твоя медная Венера, то я бы с тоски умер. Но она утешительно смешна и мила"
Она мила — скажу меж нами — Какой задумчивый в них гений,
«В самом тексте пушкинского стихотворения есть что-то от беглого и равнодушного взгляда – особенно в первоначальном варианте, записанном в альбом А.Олениной, где вместо «придворных витязей гроза» стоит «твоя Россети егоза». Можно думать, что она мало занимала Пушкина, и мемуарные рассказы Смирновой о том, как медленно происходило их сближение, приобретают убедительность».
Правда, некоторые исследователи считают, что во время написания стихотворения Пушкин ещё не был лично знаком с Россет, но это мало меняет существо дела, ведь и после знакомства они долгое время были далеки друг от друга.
Наверное, надо смириться с мыслью, что мы никогда не узнаем, каковы же были на самом деле отношения между этими людьми.
«Пушкин не мой поэт. Мой поэт Вяземский».
И говорила она так, по-видимому, не без оснований…
Ссылки:
Страницу Наташи Александровой на портале «Проза. ру»: http://www.proza.ru/avtor/natasha10
Группа ВКонтакте: http://vk.com/alexandrine_smirnova_rosset
|