Символический капитал культуры в виртуальной борьбе за пространство

Долгое время идея культурного превосходства в классической гео­политике была достаточно маргинальной. Ключевая идея западной геополитической школы от А. Мэхена и X. Маккиндера до Г. Кис­синджера состояла в выявлении зависимости политических реше­ний и их последствий от географического положения стран и наро­дов.

¹ См.: Там же. С. 467-468.

Однако после «холодной войны» идея культуры проникает в западные геополитические концепции и получает свое распростра­нение вначале в рамках цивилизационного подхода. Концепция «столкновения цивилизаций» С. Хантингтона предполагает, что «бархатный занавес» культуры играет роль не столько символа ве­ры, сколько разделительного рубежа при столкновении цивилиза­ций. Поэтому роль культуры в этой парадигме скорее конфликтогенная, чем конструктивная.

Принципиальные изменения произошли в геополитической стра­тегии с развитием информационной революции. Именно в этот пери­од идея культурного превосходства начинает занимать важное место в постклассических геополитических теориях. В концепции американ­ского глобального превосходства, сформулированной 3. Бжезинским в одной из его последних крупных работ, среди четырех имеющих зна­чение областей мировой власти называется также и культура (наряду с военной сферой, экономикой и технологиями)¹. Но сам Бжезинский все время оговаривается: культурное превосходство является недооцененным аспектом американской глобальной мощи. И что бы ни думали «некоторые» о своих эстетических ценностях, американская массовая культура излучает магнитное притяжение, особенно для молодежи всего мира².

На первый взгляд решающее значение имеет тот общеизвестный факт, что в мировых каналах коммуникаций американские телеви­зионные программы и фильмы занимают почти три четверти миро­вого рынка (хотя сам Бжезйнский говорит о их «некоторой прими­тивности»). Известно, что американская популярная музыка лидирует в хит-парадах, язык Интернета — английский, наконец, Америка превратилась в Мекку для тех, кто стремится получить со­временное образование: выпускников американских университетов можно найти на всех континентах, в каждом правительстве. Стиль многих зарубежных демократических политиков все больше походит на американский: в конце 1990-х гг. стремление копировать попу­листское чувство локтя и тактику отношений с общественностью американских президентов становится «хорошим тоном» для весьма многих политических лидеров «большой семерки».

¹ См.: Бжезйнский 3. Великая шахматная доска. М., 1998. С. 36.

² См.: Там же. С. 38.

По мнению Бжезинского, все это является условием установления «косвенной и на вид консенсуальной американской гегемонии»¹.

Однако только на первый взгляд информационное лидирование мо­жет сыграть роль культурного превосходства в информационном обще­стве. На самом деле значение символического капитала культуры в гео­политике значительно глубже. Какую же роль играет символический капитал в структуре современного геополитического могущества?

Обратимся к политической истории. Прошлое мировых империй свидетельствует, что удержать огромное пространство одной только силой никогда не удавалось. Недаром политологи оперируют поняти­ем «легитимность власти» — идеей добровольного признания большинством граждан существующей системы политического господст­ва. Римская империя обеспечивала свое геополитическое могущество не только с помощью более совершенной, чем у других народов, воен­ной системы, но и с помощью культурной гегемонии. Особую геопо­литическую миссию империи обеспечивали высокая притягатель­ность римской культуры, высокие стандарты жизни, высокий статус римского гражданина в глазах чужестранцев.

На других принципах покоилась имперская власть Китая: здесь ре­шающее значение имел эффективный бюрократический аппарат, си­стема единой этнической принадлежности и только потом — система военной организации. Но Китайская империя также укрепляла систе­му имперского господства за счет сильно развитой идеи культурного превосходства.

Известно, что в Новое время Британская империя, господство­вавшая на морях благодаря могучему флоту и развитию торговли с колониальными странами, опиралась в значительной мере на идею культурного самоутверждения английской нации. Наконец, в Новей­шее время-СССР, возглавивший мировую систему социализма, в ос­нову своего геополитического контроля над пространством положил идею господства «передовой» марксистской идеологии, впервые от­казавшись от идеи прямого культурного превосходства. Можно пред­положить, что именно это было одной из главных ошибок советских лидеров: исчерпать запас идеологических аргументов значительно легче, чем запас национального культурного творчества. Вероятно, поэтому предыдущие империи существовали веками, а СССР едва достиг 70-летнего рубежа.

Какими бы ни были принципы имперского господства, финал мировых империй был одним: все они исчезали с геополитической карты мира, исчерпав свой символический капитал — утратив идею культурного (идеологического) превосходства.

¹Там же. С. 39.

Наступившая куль­турная деградация, культурный гедонизм элиты, больше не способ­ной поддерживать идею духовного превосходства, сильнее подтачи­вали стены мировых империй, чем полчища варваров или армии неприятелей. Весьма показательно* что СССР пал без единого вы­стрела со стороны НАТО, добровольно признав идеологическое поражение в «холодной войне».

В истории геополитики «холодная война» стала первым сражением, когда в борьбе за пространство доминировали и определили победу не военные, а культурно-информационные технологии, цель кото­рых — лишить противника символического капитала его власти над пространством. Сегодня очевидно, что овладеть территорией врага легче всего именно таким путем: достаточно духовно обезоружить элиту, заставить ее отказаться от национальной системы ценностей в пользу политической идеологии противника, и элита превратится в «пятую колонну» в тылу собственного народа — начнет сокрушать на­циональные святыни, высмеивать национальных кумиров, восхища­ясь всем иностранным и высокомерно третируя исконно-почвенни­ческую отсталость. И народ будет дезориентирован, духовно сломлен, морально подавлен и сокрушен — а, значит, защищать пространство родной цивилизации станет некому.

Следовательно, проблема символического капитала в геополи­тике — это проблема высокого престижа ценностей и принципов, на которых организовано пространство власти, что заставляет живу­щий на этом пространстве народ и все окружающие его народы ува­жать сложившуюся систему геополитических сил. Современная по­литическая история знает два пути завоевания символического капитала в геополитике — через овладение символизмом культуры и через овладение символизмом идеологии. Несомненно, эти пути во многом альтернативны, и глубже всех эту проблему осознал Ф.М. Достоевский.

В творчестве Достоевского ключевое место занимают вопросы свободы выбора человека и народа в истории. Размышляя над ними, он впервые раскрыл два альтернативных пути к политической власти, причем к политической власти мирового масштаба — две главные формулы мирового господства в геополитике: путь Бледного узника и путь Великого инквизитора. К легенде о Великом инквизиторе обра­щались многие известные русские философы и писатели, но именно Достоевскому удалось наиболее полно раскрыть драматургию альтер­нативных путей человеческого выбора.

Согласно легенде страшный и умный дух, дух самоуничтожения и небытия, подсказывает Великому инквизитору, что есть три силы, единственные три силы на земле, могущие навеки победить и пленить человечество: чудо, тайна и авторитет. Ибо все, что ищет человек на земле, — это то, перед кем поклониться, кому вручить совесть и как устроиться всемирно. Так раскрывает Достоевский идею символичес­кого капитала мировой власти Великого инквизитора: знамя хлеба земного, символ Рима и меч кесаря. Но главная тайна этой власти — тайна обретения хлеба земного из камней, тайна овладения Римом и мечом кесаря — служение силам зла под видом добра.

В мировой политике первыми реализовали проект Великого ин­квизитора коммунисты. Именно они перевели аллегории символиче­ского капитала мировой власти Великого инквизитора — чудо, тайну и авторитет — в категории вполне земной политической идеологии. Вожди коммунистов хорошо понимали: идеи становятся материаль­ной силой, когда овладевают массами (В.И. Ленин), и в этом — веч­ный «идеализм» геополитики, невозможной без «символического ка­питала». Именно поэтому на красном знамени Коммунистического Интернационала были начертаны слова: социальная справедливость, всемирная революция и коммунистический идеал.

В интерпретации коммунистических идей знамя хлеба земного превратилось в идеал уравнительного распределения — социальную справедливость, авторитет был подкреплен «научно доказанной» тео­рией коммунистического общества, а тайна скрывалась под лозунгом «всемирной революции рабочего класса», призванной освободить всех трудящихся: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Только на самом деле речь шла о завоевании всемирной власти, а идеалы гума­низма лишь прикрывали истинную цель; и во имя этих гуманных иде­алов разрешено было использовать любые средства: «нравственно то, что служит делу рабочего класса» (В.И. Ленин).

Во время революции этот символический капитал марксистской теории стал той страшной силой, которая позволила «кучке заговор­щиков» в России захватить власть: империя рухнула — да здравствует империя! Но теперь уже речь шла о создании мировой системы социализма. И такая система была создана, хотя и просуществовала недол­го, несколько десятков лет — с 1945 г. по 1991 -и. Дело в том, что боль­шевики оказались плохими учениками Великого инквизитора. Несмотря на то что он завещал им прежде всего беречь символичес­кий капитал власти — чудо, тайну и авторитет, — они как раз о нем меньше всего заботились, увлекаясь соблазнами земной власти: ис­пользовали аппарат насилия, репрессии, учредили спецраспределители, а потом и вовсе встали на путь откровенных привилегий для но­менклатуры.

Так был разрушен символический капитал власти: тайш развеялась, авторитет пошатнулся и чудо не состоялось.

Однако на этом путь Великого инквизитора еще не был исчерпан лавры мировой империи не давали покоя не только коммунистам, но v либералам. В конце XX в. после крушения коммунистической империи либеральная идеология также была конвертирована в проект завоевания всемирной власти («конец истории») по тому же универсальному рецеп­ту Великого инквизитора: чудо, тайна и авторитет. Однако в либераль­ной версии знамя хлеба земного превратилось в проект потребительско­го общества (с эмблемой «Кока-Колы» — потрясающий синтетический вкус и всего 0 калорий! — действительно, хватит на всех), авторитетом стала концепция «прав человека», а тайна — тайна была завуалирована лозунгом глобального мира. За кулисами либерального проекта скрылось откровенное стремление к мировому господству, для завоевания кото­рого опять были разрешены любые средства (во имя гуманизма и торже­ства прав человека!), начиная с «гуманитарных» бомбардировок.

Сегодня уже очевидно, что либералы оказались еще более бездар­ными учениками Великого инквизитора, чем коммунисты, поскольку они еще быстрее истратили символический капитал своей власти в погоне за соблазнами земного могущества с помощью силы. После окончания «холодной войны» прошло только пятнадцать лет, но как мало осталось тех, кто верит в «конец истории» — Ёо всемирную эру торжества либеральной демократии. И вновь тайна раскрылась, авто­ритет исчез и чудо опять не состоится. Все больше сторонников наби­рает движение антиглобалистов, но главное — на пути либеральной империи встал многомиллионный Китай, отвергнувший рецепты ли­беральной модернизации.

Хочется надеяться, что падение либеральной империи символизи­рует, наконец, исчерпанность пути Великого инквизитора в мировой геополитике и человечество обратит внимание на альтернативу, из­бранную Бледным узником, — альтернативу не идеологического, но культурного творчества.

Напомним, что легенда о Великом инквизиторе заканчивается весьма символически: после страшных слов инквизитора о том, что он собирается сжечь Христа и уверен — люди по первому мановению бросятся подгребать горячие угли к этому костру, — тот молча при­ближается к старцу и целует его в бескровные девяностолетние уста.

Вот и весь ответ. Но как велика сила этого ответа!

Поцелуй горит на сердце Великого инквизитора, и хотя он продол­жает оставаться в прежней своей вере, но хорошо понимает, какова сила Бледного узника — какова сила этого смирения, этой любви, этой веры, которая способна на подвиг!

 

Исторический путь Христа велик и трагичен: он полагал, что только с помощью веры, любви и подвига можно завоевать сердца людей, обманутых Великим инквизитором. Но именно по этому пу­ти со времен христианства развивается культура, утверждая: не хле­бом единым жив человек. Высокий символизм культуры служит тем знаменем веры, с помощью которого народ легитимирует или отверга­ет власть кесаря.

Во все времена несла это знамя веры духовная элита общества, ко­торая защищает и оберегает национальные святыни, укрепляет духов­ные бастионы цивилизации. Пространство власти во всех культурах стоит на трех китах: его освящает Жрец, кормит Пахарь и охраняет Воин. Если эту триаду покидает Жрец — во имя чего Пахарь станет кормить, а Воин — защищать?

Классики русской школы геополитики хорошо осознавали важ­ность символического капитала культуры в геополитической борьбе. Известно, что русская интеллигенция в дореволюционной России высоко ставила идею служения своему народу, и пока она несла это знамя — пространства России расширялись и укреплялись. Как только знамя культуры сменилось знаменем марксистской идеологии — империя рухнула. И тогда в русскую историю пришел Великий ин­квизитор... Но память о пути Бледного узника — о пути великих побед цивилизации — эту память продолжает хранить русская школа геопо­литики, золотой фонд нашей культуры.

Хочется подчеркнуть, что в известной геополитической триа­де — вера, почва и кровь — русская геополитическая традиция дела­ет акцент на символе веры. И именно этим она принципиально от­личается -бт континентально-европейской и атлантической (англо-американской) школ, которые выделяют в этой триаде либо почву (борьба за пространство), либо кровь (борьба за националь­ные интересы).

Приоритеты русской школы геополитики со всей определеннос­тью обозначили уже славянофилы и евразийцы. Г.В. Флоровский про­рочески писал: «...есть бесспорная правда в живом пафосе родной территории, — дорога и священна родимая земля, и не оторваться от нее в памяти и любви. Но не в крови и почве подлинное и вечное родство. И географическое удаление не нарушает его, если сильны и крепки высшие духовные связи»¹.

¹ Флоровский Г.В. Евразийский соблазн // Из прошлого русской мысли. М., 1998. С. 342.

Идеи крови и почвы — это мечтательный и страстный пафос пло­ти, болезненная торопливость «сесть на землю», наивное языческое ожидание чудес от земли. Не случайно для евразийцев такое «кровя­ное почвенничество» — символ внутренней бездомности и беспоч­венности, отражение психологии людей, связанных со своей страной только через территорию. Поэтому подлинная связь возможна для русского человека только через веру, рождающую любовь, и подвиг, без которых невозможно удержать русское пространство.

Классики русской школы геополитики утверждали, что пафос русских геополитических побед рождается из народного духа. Рус­ский символический капитал в геополитике — это вера в возмож­ность последнего слова народа в борьбе за пространство, в реальность исторической удачи, сопутствующей сражениям за правое дело. Та­кая вера включает в себя допущение, что возможно полное исчезно­вение противоположности должного (геополитическое задание) и действительного (победа) через любовь и подвиг. Здесь происходит принципиальное приравнивание ценности (идеала) и факта. В этом смысле можно говорить об этическом натурализме русской геополи­тической школы.

Несомненно, есть своя правда в этой натурализации ценностей. Этический натурализм выступает здесь этикой геополитической во-' ли, а не этикой регистрирующей оценки. Речь идет о предельной дей­ственности добра как силы, о превращении геополитического импера­тива (задания) в историческое предсказание через волевое действие народа. И чтобы это произошло, духовная элита, интеллигенция должна сказать свое слово: вдохнуть в народ пафос веры, выковать во­лю к победе.

История русских геополитических побед убедительно свидетельст­вует, что их корень -- в волевом самочувствии народа. Именно поэто­му геополитическая карта мира открывается русскому человеку каж­дый раз в меру его исторической зоркости и волевой собранности — он видит в ней на каждом этапе истории то, что сам в силах в нее вне­сти. Вот почему русская триада символического капитала в геополи­тике тождественна пути Бледного узника — вера, любовь и подвиг. Рас­шифровать эту символическую формулу можно так: только тогда народ способен на подвиг, когда духовная элита высоко держит знамя любви и веры — к родной культуре, к своему народу.

Невзирая на то что символический капитал культуры неосязаем и невеществен, его сила — в мистических межиндивидуальных взаимо­действиях, его нити уходят в неведомые тайники народной души. Вот почему духовное самоубийство России равносильно ее геополитическому самоубийству.

Во все времена в русской культуре «нация есть на­чало духовное», поэтому формулой русского геополитического возрождения стали слова Г.В. Флоровского: «Или мы можем культурно возродиться и восстать в духе, или Россия уже погибла»¹.

Невозможно победить под русским трехцветным знаменем, пока оно выступает только символом государственной или национальной мощи. Оно неизменно должно стать в глазах народа символом веры, поэтому такое важное значение в России всегда имела национально-государственная идея, которую создавала интеллигенция. Геополити­ческая борьба за пространство перестает быть междоусобицей в глазах русского человека только тогда, когда ведется за что-то (вера, идея), а не только против геополитического соперника. И если сама воля к культуре заслоняется злобою дня, внутреннее обнищание и духовная гибель нации становятся неизбежными.

Поэтому сегодня культурное возрождение в России — более на­сущное национальное дело, чем текущая политическая и геополити­ческая борьба. В те исторические эпохи, когда задача государственно­го и экономического восстановления России вытесняла из фокуса народного сознания проблему русской культуры, окончательное оди¹чание становилось «только вопросом времени и сроков»².

Приоритет символического капитала культуры в геополитике очевиден, потому ни экономики, ни государственности, ни нации, ни мировой геополитической системы нельзя создать только по ра­циональному плану, поскольку единственная реальность и нации, и международного права, и мировой геополитической системы — в переживании людей, творящих эти процессы (экономический, го­сударственный, правовой, геополитический). Именно поэтому гео­политика начинается с культурного обновления, а не с экономиче­ской или' государственной реставрации. Напомним, что немцы после поражения в Первой мировой войне усиленно распространя­ли в армии и в народе сочинения «романтика народного духа» Фих­те; они понимали: возродится немецкий дух — возродится и немец­кое государство.

Многие известные русские философы отмечали: в России чем сложнее политическая конъюнктура, тем сильнее клонит к догмати­ческому сну, тем могущественнее тяга к экономическим программам и политическим реформам. Когда в русской геополитике начинает доминировать его величество Проект — в стихийном преображающем порыве, в вожделении водительства и власти стремительно угасает во­ля к очищению и подвигу, иссякает вера — и территория распадается. Вполне знаменательно, что внутреннее бессилие России и ее геополи­тический распад неизменно совершались в период наивысшего рас­крытия ее международной мощи, накануне, казалось, реализации ее предельных великодержавных, имперских мечтаний. Так было в 1917 г., так было и в 1985 г.

 

¹ Флоровский Г.В. Письмо к П. Струве об евразийстве // Из прошлого русской мыс­
ли. С. 126.

² Там же. С. 125.

 

С этой точки зрения трагедия русских геополитических пораже­ний — это не трагедия столкновения с могущественной силой, а тра­гедия свободы выбора русской интеллигенции. Крушение русских геополитических притязаний происходит не в итоге столкновения с более сильным противником, а в итоге «интеллигибельной ошибки» политической элиты, роковым образом ошибшейся в выборе: в 1917 г. — марксистско-ленинского проекта, в 1985 г. — либерально­го. Трагедия свободы.— вот главная трагедия русского культурного, политического и геополитического развития.

В начале XXI в. русский человек стоит у алтаря вечных ценнос­тей родной культуры в полной растерянности: почему никто не вос­хищается этими святынями? Где Жрец, столько лет освящавший пантеон великих ценностей родной цивилизации? Еще вчера весь мир говорил о русской культуре как величайшем завоевании чело­вечества, а сегодня на русского человека смотрят как на варвара и отщепенца мировой периферии. Либеральные идеологи прельщают его плодами потребительского общества, на обертке которых сим­вол Макдональдса со всеми прелестями бутербродной «роскоши для бедных».

Серьезные сомнения одолевают русского Воина и русского Паха­ря: так ли высоки истины Веры, Любви и Подвига, если Жрец, столько лет певший осанну этим святыням, покинул национальный пантеон и служит официантом в Макдональдсе? Кого теперь защи­щать Воину и кого кормить Пахарю? Иссякла Вера — и разошлись в разные стороны Жрец, Воин и Пахарь — распалось русское прост­ранство...

Кто вернет веру и достоинство русскому человеку? Это сего­дня главный геополитический вопрос в России. Пока русских вои­нов и пахарей одолевают сомнения, русское пространство будет продолжать сжиматься как шагреневая кожа. Пора осознать, что в XXI в., в эпоху информационной революции, победу в борьбе за пространство определяют не военные, а культурно-информацион­ные технологии.

 

 

Само пространство в информационном обществе — понятие прежде всего информационное. Это определяет главный геополитичес­кий закон в эпоху информационной революции: тот, кто контролирует источники информации на данной террито­рии, — тот контролирует и саму территорию.

Согласно этому закону, символический капитал в геополитике приобретает значение решающего ноосферного оружия: тот, кто владеет символическим капиталом культуры, — обладает решающими преимуществами в информационном пространстве — а значит, и на геополитической карте мира.

Слово в русской культуре обладает огромной притягательной си­лой, в особенности если это слово Правды, Добра и Красоты, Все рус­ские победы начинались с возрождения русского духа. Поэтому обра­щение к символическому капиталу культуры способно сыграть решающую роль в информационной борьбе за пространство.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1.Каково значение информационной войны как войны гражданской?

2.В чем суть концепции информационной войны?

3.Каковы особенности информационного оружия?

4.Какие институты информационной войны являются наиболее важ­ными?

5.В чем значение концепции «программирующего лидерства» как инфор­мационной стратегии?

6.Можно ли победить в информационной войне?

7.Каким образом происходит превращение «перегретого» средства ком­муникации в свою противоположность?

8.Как повлияла информационная революция на становление новой, постклассической картины политического пространства?

9.В чем значение символического капитала культуры в информационной борьбе за пространство?