Валери Собад Мисс Свити 11 страница

— Ну еще бы! В кои-то веки подцепила приличного мужика. Вот тебя и клинит с непривычки.

— Вообще-то я имела в виду анонимки.

— Сэм, я вешаю трубку. У меня на другой линии пресс-атташе Джулии Роулинсон. Надеюсь, статью ты сдашь вовремя.

Саманта еще некоторое время слушала равнодушные гудки отбоя. Зря она рассказала ей о своих личных переживаниях. Несмотря на самоуверенный вид, Беверли так и не смогла найти мужчину, способного выносить ее дольше двух дней подряд.

«Мне явно не повредит немножко психологии», — сказала она себе, вскрывая первое из адресованных мисс Свити писем. Всего их пришло три десятка, причем пятнадцать, сочившихся отчаянием и злобой, — от обманутых женщин. Прямо эпидемия какая-то. Две старшеклассницы спрашивали, как им признаться в любви учителю физкультуры; судя по описанию, речь шла об одном и том же мужчине. Впавшая в глубокую депрессию восьмидесятилетняя старуха требовала права на эвтаназию. Трое мужчин жаловались на своих жен, утративших сексуальный пыл. Мать сетовала на плохие оценки сына-школьника. Наконец, одинокая дама бальзаковского возраста терзалась сомнениями: следует ли ей открыть свои чувства зубному врачу.

Саманта подавила зевок. Надо рассортировать письма по тематике, решила она в надежде, что эта рутинная процедура послужит ей стимулом к работе. Ее взгляд упал на листок с тестом «Какая из вас любовница?» Два последних придуманных ею вопроса (вопрос номер два: «Предлагаете ли вы ему эротические игры?» и вопрос номер три: «Где вам больше нравится заниматься любовью: дома в постели или на свежем воздухе?»), строго говоря, вообще не имели отношения к психологии.

Она нахмурила брови. В голове царила пустота. Через два дня ей сдавать статью. О чем писать? У нее не было ни малейшей идеи. А Беверли не любит шутить со сроками.

Она уже собиралась снова погрузиться в папки с письмами, когда ей в дверь осторожно — тук-тук — постучали. Саманта со вздохом взглянула на часы — время уже перевалило за полдень. Наверняка это бабушка, устав ждать, когда она к ней поднимется, несет ей что-нибудь перекусить. Или тетя Маргарет, которой не терпится поделиться последними подробностями своего романа с Дугласом Хауэллом — владельцем чайного магазина и официальным поставщиком черного императорского чая. Она познакомилась с ним в рамках собственного расследования по делу о незнакомце, приславшем Саманте конверт с ее любимым чаем.

Деликатный стук в дверь повторился. Саманта надела на ручку колпачок и поплелась открывать.

Перед ней стоял Питер Пламкетт. В одной руке он держал старый кожаный портфель, во второй — два мотоциклетных шлема.

— Надеюсь, я не помешал, — пролепетал он.

— Нисколько, — солгала она, силясь изобразить приветливую улыбку.

На ее щеках вспыхнул легкий румянец, но она была слишком поглощена другими заботами, чтобы анализировать наступление первой стадии.

— Сегодня утром в школе занялся небольшой пожар. Всех до завтра распустили по домам. Вот я и подумал: раз у меня выдался свободный день, может быть, нам с вами съездить к этим женщинам? Тем, что мы с вами в прошлый раз внесли в список?

Саманта заколебалась. Она нуждалась в помощи, это несомненно, но предполагала получить ее от полицейского или адвоката — иначе говоря, от Росса или Алессандро, — но уж никак не от тощего учителя рисования, пусть и начинающего графолога.

— Наверное, я некстати, — пробормотал он, отступая на шаг. — Извините, я пойду…

При одной мысли о том, что она снова останется одна, Саманта почувствовала, как в горле застрял противный ком.

— Входите, Питер, входите! Вы мне нисколько не помешаете!

Она посторонилась, пропуская его в квартиру, и указала на комод возле двери:

— Можете положить свой шлем сюда. И шлем вашего друга тоже.

Питер покраснел — хорошая третья стадия — и сделал, как она велела, после чего последовал за ней в гостиную, служившую одновременно и кабинетом. Он сел на диван, а она отправилась на кухню, где включила электрический чайник. У нее нашлось несколько кексов домашней выпечки. Выложив их на блюдо, она поставила блюдо на поднос рядом с двумя расписанными Маргарет чашками — буйное переплетение весенних цветов, заполонивших все свободное пространство до самых ручек. Опустив поднос на журнальный столик, она направилась к своему письменному столу и достала папку с письмами шести женщин, отобранными с помощью Питера. Здесь же лежала и полученная этим утром открытка.

— А у меня новая анонимка. На почтовой открытке с изображением лондонского Тауэра. Довольно-таки зловещий символ.

Взгляд светлых глаз Питера за стеклами очков стал жестким.

— Вы намерены идти на эту встречу?

— Разве у меня есть выбор? Он ведь угрожает мисс Свити разоблачением. И, судя по всему, не шутит. А мне не хотелось бы потерять свою рубрику.

— Завтра у меня целый день уроки. Вам надо обратиться в полицию. Пусть дадут вам сопровождающего.

Саманта задумалась. Интересно, Питер видел, как она обнималась на крыльце с Россом? А может, он видел и то, как она целовалась там же с Алессандро? Ее лицо от висков до подбородка вспыхнуло алым пламенем — результат мгновенного перехода от первой стадии к третьей.

— Я все-таки меньше волновался бы, если бы с вами туда отправился кто-нибудь еще, — настойчиво повторил он.

Ее тронула горячность, с какой он принял к сердцу угрозу ее безопасности. Во всяком случае, он беспокоился за нее гораздо больше, чем Беверли.

— Я предприму все необходимые шаги, не сомневайтесь, — пообещала она, пряча смущение.

И, протянув ему папку с отобранными письмами, села рядом с ним на диван. От него хорошо пахло. Пока он в очередной раз изучал читательские письма, она исподтишка разглядывала его профиль. Прямой нос, высокий, чуть выпуклый лоб, волевой подбородок… Рубашка темного цвета подчеркивала голубизну глаз, спрятанных за очками в строгой оправе. Он не производил впечатления накачанного мышцами атлета, но от него исходило ощущение спокойной надежности.

— Я обдумал, как лучше всего обставить встречу с этими читательницами, — поднимая голову, произнес он. — Мы предложим им принять участие в графологическом эксперименте, цель которого — по почерку выявить наличие в человеке склонности к агрессии. Попросим у каждой образец почерка мужа и скажем, что она сможет рассказать на страницах журнала — анонимно, разумеется, — о том, как безобразно он с ней обращался. Все это будет опубликовано в рубрике мисс Свити в качестве своего рода специального журналистского расследования.

— Да, но я же не могу представляться как мисс Свити! — возразила Саманта.

— А это и не нужно. Вы представитесь как ее молодая и красивая ассистентка. Вам очень идут распущенные волосы, — добавил Питер.

И он снова погрузился в чтение.

— У нас есть пять адресов из шести. Из этих пяти трое указали свои номера телефона. Не думаю, что будет слишком трудно раздобыть недостающие два. Не могли бы вы этим заняться, пока я обзвоню трех первых? Могу я воспользоваться вашим телефоном?

И получаса не прошло, как Саманта нашла все необходимые сведения, а Питер уговорился о двух встречах. Миссис Косуэй ждала их к пяти. Мисс Дэгер — медсестра — согласилась принять их, если они успеют до семи, после чего ей идти на дежурство.

— Дайте-ка мне координаты двух последних, — приказал Питер. — А я попробую еще разок дозвониться до миссис Твист — у нее все время было занято.

Саманта восхищенно слушала, как он беседовал с читательницами, — вежливо, но твердо.

— Ну что же, нас ждет работа, — подвел он итог, положив наконец трубку. — Миссис Доусон готова встретиться с нами прямо сейчас, но надо поторопиться. Меньше чем через два часа ей на работу — она кассирша в супермаркете. Миссис Уинфред не работает и будет дома весь день. К миссис Твист в Манчестер ехать вообще не нужно. Ее бывший муж еще два месяца назад перебрался в Эдинбург. Так что мы можем смело вычеркнуть его из списка подозреваемых.

Он открыл свой старый портфель, который держал возле ног, и извлек из него карту Лондона с пригородами. Затем методично отметил на ней адреса, которые им предстояло посетить.

Еще четверть часа спустя он захлопнул блокнот, в котором сделал кое-какие записи.

— Ну все, адреса я запомнил. Поехали к миссис Доусон. У вас есть кожаная куртка?

Саманта недоверчиво смотрела на него.

— Для быстрого передвижения по Лондону нет ничего лучше мотоцикла, — пояснил он. — Я как раз позаимствовал его у приятеля.

Он ткнул подбородком в сторону комода в прихожей:

— Один из этих шлемов для вас.

Саманта побледнела:

— Я не могу ездить на мотоцикле. Последний раз я пыталась прокатиться на скутере одного своего приятеля, когда мне было шестнадцать лет. Я выдержала ровно пять минут.

— Вам уже не шестнадцать лет, Саманта. Я не забыл, через что вам пришлось пройти. И помню причины ваших фобий. Но, если вы хотите вычислить анонимщика, у вас просто нет выбора.

— Может, вы один туда съездите?.. — почти беззвучно прошептала она.

— Но я уже предупредил их, что приду с ассистенткой мисс Свити. Сомневаюсь, что эти женщины пустят меня на порог, если я заявлюсь к ним один.

— У меня нет кожаной куртки.

Питер широко ей улыбнулся:

— Я это предвидел. И припас для вас отличную куртку. Очень удобную. Сейчас я за ней схожу, а вы пока собирайтесь. Встречаемся через пять минут.

Не помня себя, Саманта направилась в ванную. Сердце колотилось как бешеное. Она сняла очки и умылась холодной водой. Потом набрала в грудь побольше воздуха. Питер прав. Вот уже больше двадцати лет эта проклятая транспортная фобия не дает ей нормально жить. Пора с ней расправиться. Она посмотрела на стерильный пузырек с контактными линзами и решила, что поедет в очках. Если станет слишком страшно, их всегда можно снять. В нечеткой картине мира есть свои преимущества — многих опасностей просто не видишь.

* * *

Агата Саммер вернула штору на место и с недовольным видом повернулась к сестре.

— У тебя рот куриной гузкой, — заметила та, допивая чай. — Это очень некрасиво.

Она принесла Агате на пробу испеченные утром кексы. В искусстве домашней выпечки ее старшая сестра не знала себе равных, и Маргарет требовалось ее просвещенное мнение: она намеревалась угостить кексами Дугласа Хауэлла. Агата вынесла вердикт: недурно, но немного передержано в духовке. Из чего Маргарет вывела, что кексы удались на славу. Сестра всегда критиковала все, что бы она ни делала.

— Допивай чай, пока не остыл, — снова обратилась она к Агате.

Но Агата все так же стояла возле окна, погруженная в глубокую задумчивость.

— У Саманты появился еще один мужчина. Она только что вышла из дому вместе с ним. Лица его я не видела — он был в мотоциклетном шлеме.

— Это еще ничего не значит, — возразила Маргарет. — Может, это просто ее друг.

— Я ее лучше знаю. Понятия не имею, как он убедил ее забраться на мотоцикл, но она уселась позади и прямо-таки приклеилась к нему. Значит, у них близкие отношения. К тому же он не звонил в дверь — я бы услышала. Наверное, она ждала его на крыльце. Он пробыл у нее больше часа.

— Да, за час можно многое успеть, — мечтательно проговорила Маргарет.

— Прекрати болтать всякие пошлости!

— Не понимаю, почему тебя так возмущает, что у Саманты наконец-то появились мужчины.

— Три за одну неделю — это чересчур. У девочки нет никакого чувства меры.

— А существует выражение «троемужница»? — поднимаясь, съязвила Маргарет. — Посмотри в словаре, когда будешь разгадывать кроссворд.

И грузно направилась к двери. Пожалуй, она переела кексов.

— Ты куда? — спросила Агата.

— А у меня тоже любовное свидание.

Агата пожала плечами. Ее губы скривила смешка.

— В твоем возрасте это смешно.

— Все лучше, чем подглядывать за другими.

* * *

Обеими руками Саманта крепко обнимала Питера Пламкетта. Вначале она просто зажмурилась, не желая видеть, как мимо проносятся пейзажи. Потом понемногу успокоилась. Питер вел мотоцикл очень осторожно, а запах его одеколона действовал на нее расслабляюще. Наверное, в состав входит ромашковый экстракт. Так что она открыла глаза. И тут же пожалела, что не надела линзы. Шел небольшой дождик, и стекла очков запотели.

* * *

Миссис Доусон жила на шестом этаже кирпичного дома, расположенного в рабочем пригороде Бромли, на юге-востоке Лондона. Лифт в доме не работал. Саманта с Питером пешком вскарабкались по лестнице, провонявшей мочой и прогорклым маслом. Коренастая хозяйка квартиры встретила их очень приветливо. На ней было цветастое платье и линялая кофта с оторванной пуговицей. Она пригласила их присесть на диван, покрытый полосатым пледом, знававшим лучшие дни.

Пошуровав в крохотной кухоньке, она предложила им чаю. Саманту передернуло, когда миссис Доусон у них на глазах опустила в чайник с чуть теплой водой купленный в супермаркете чайный пакетик.

Затем, напустив на себя заговорщический вид, она выложила перед ними поздравительную открытку, написанную ее бывшим мужем два года назад. Он собирался отправить ее сестре, но перед самым Рождеством разругался с ней вдрызг.

— Эта история как нельзя лучше выражает характер моего мужа. Он ужас до чего вспыльчивый.

— А как он отнесся к тому, что вы решили с ним развестись? — спросила Саманта.

— О, мне пришлось два раза менять номер телефона. И пригрозить, что обращусь в полицию, если он от меня не отстанет.

Она обвела взглядом скудно обставленную комнату, служившую ей одновременно и гостиной, и спальней.

— Материально жить, конечно, стало труднее. Я работаю кассиршей на полставки. Но лучше уж одной крутиться, чем с таким мужем. Понимаете, после того как его завод закрылся, он даже и не пробовал искать другую работу. От родителей ему достался дом. И чем, вы думаете, он целыми днями занимается? Сидит перед телевизором и глушит пиво. Хорошо, что я догадалась написать вашей начальнице. Если бы не она, я бы ни за что не осмелилась его бросить.

Она в один глоток допила свою кружку с чаем.

— Я ее прямо боготворю, — призналась она. — Только благодаря ей я все-таки набралась храбрости и избавилась от него.

Саманта вежливо ответила на многочисленные вопросы миссис Доусон касательно мисс Свити. А в жизни она такая же симпатичная, как на фото? А она встречалась с покойной принцессой Уэльской? А какой сорт чая она предпочитает?

Прощаясь, Саманта дала ей слово, что пришлет снимок мисс Свити с ее автографом. Миссис Доусон уже присмотрела для него местечко на комоде — между фотографией ее единственного сына и привезенной из Франции бутылью со святой водой.

* * *

Миссис Уинфред обитала в квартале неподалеку от Холланд-парка, что свидетельствовало о довольно прочном материальном положении. Обивка кресел в гостиной гармонировала с расцветкой штор. Квартира была обставлена мебелью в классическом стиле. Такое же впечатление производил и наряд хозяйки дома, одетой в бежевую юбку и белый пуловер с короткими рукавами. Попросив Питера и Саманту предъявить документы, она пригласила их присаживаться на удобный диван. На низком столике уже стоял поднос с тремя резными чашками и серебряными ложечками. Извинившись, она отлучилась на кухню и принесла горячий чайник. Чай, слегка сдобренный молоком, был восхитителен.

— Я нашла записку, которую муж прислал мне незадолго до нашего расставания, — начала она. — Я тогда жила у родителей. Эта квартира принадлежит им, но мне пришлось ждать месяц, пока не съедут жильцы.

Она протянула им листок бумаги. Пальцы у нее чуть дрожали. Ее подстриженные в каре темные волосы были аккуратно уложены вокруг овального с выразительными чертами лица. Живые голубые глаза без конца перескакивали с Питера на Саманту и обратно. Говоря, она беспрестанно жестикулировала тонкими, с очень белой кожей руками.

— Это не единственный образец его почерка, какой я могу вам предоставить, — с горечью продолжила она. — У него в карманах я обнаружила много заполненных его рукой бумажек. С номерами телефонов.

Она пристально посмотрела на Саманту.

— Мой муж руководит известным банком. И обожает брать под свое крыло молоденьких стажерок. Вы меня понимаете, не так ли? Обычно он проводит с ними совещания после окончания рабочего дня.

— Как он воспринял ваше решение развестись с ним?

— Скорее плохо. Его вполне устраивало, что дома у него есть жена, которая умеет принимать гостей и следит, чтобы его костюмы всегда были в идеальном состоянии. И потом, в нашем кругу на развод вообще смотрят косо. Мне кажется, он опасался, что пострадает его репутация.

Она поставила на стол чашку чуть более резким, чем ей хотелось, жестом.

— Извините. Мне все это нелегко далось. У нас в семье женщины терпят стиснув зубы, но не разводятся. Не могу сказать, что я встретила понимание со стороны близких.

Она уставилась в свою чашку.

— Думаю, больше всего его разозлило, что я обвинила его в супружеской неверности и потребовала уплаты алиментов. Но это только справедливо. Я ведь бросила учебу, когда вышла за него замуж. И никогда не работала. Мне почти сорок. Опыта никакого. С такими данными найти место нелегко, даже имея связи.

— Муж когда-нибудь вам угрожал?

Миссис Уинфред рассмеялась:

— Нет, что вы. Мы же цивилизованные люди. Он мстит мне более тонкими методами. Распространяет обо мне гнусные сплетни. Настраивает против меня общих знакомых. Меня больше никуда не приглашают. Единственный человек, с которым я могу поговорить, — это мой психолог. И то только потому, что я ей плачу.

Саманта не могла уйти, не задав последнего вопроса, который так и вертелся у нее на языке:

— Вы расстались с мужем, прислушавшись к совету мисс Свити?

— Ваша начальница очень талантливая женщина. Но не настолько, чтобы диктовать людям их поступки. Хотя, если подумать, ее ответ сыграл свою роль в моем решении.

Она устало посмотрела на опускное окно, сиявшее чисто отмытыми стеклами.

— Я выбрала свободу, но оплачиваю ее дорогой ценой. Как только завершится бракоразводный процесс, мой муж снова женится. Скорее всего, на одной из своих стажерочек. Самой презентабельной. И она займет мое место в кругу старых друзей. Вот с чем смириться труднее всего.

* * *

В 16.55 Питер остановил мотоцикл перед симпатичным домиком миссис Косуэй. Они находились в Мертон-Эби-Миллз — небольшом городке, расположенном к югу от Лондона. Звонить в дверь им не пришлось — она распахнулась сама, едва они ступили на проложенную посреди лужайки тропинку.

Миссис Косуэй оказалась поджарой, коротко стриженной женщиной с бычьей шеей и здоровенными ручищами, одетой в джинсы и клетчатую рубаху. Она пригласила их в гостиную, заставленную старой мебелью. Гостиная соединялась с кухней, выходившей во двор, где виднелись многочисленные жардиньерки. Над диваном, на который хозяйка усадила Питера с Самантой, висели картины с изображением сцен охоты. Прямо напротив, над камином, помещалась медвежья голова с широко разинутой пастью, не сводившая с них взгляда своих мертвых глаз. В самом камине играли язычки искусственного пламени. Кроме них в комнате оказалась старушка в ярко-розовом костюме, выглядевшая в этой обстановке деревенской харчевни совершенно чужеродным элементом.

— Моя мать, миссис Рислинг, — представила старушку миссис Косуэй. — После развода я переехала жить к ней.

— Я каждую неделю читаю рубрику мисс Свити, — неожиданно звучным голосом изрекла та.

— Обычно в это время она смотрит у себя в спальне сериал. Но сегодня сказала, что хочет с вами познакомиться. Она восхищается вашей начальницей. Говорит, если придут люди от нее, это как если бы сама мисс Свити заглянула к ней в гости. Она ради такого случая и принарядилась.

— Я читаю рубрику мисс Свити с первого же номера, — пророкотала миссис Рислинг.

— Вы уж извините, она на ухо туговата. Поэтому и говорит так громко, — объяснила дочь. — Могу я предложить вам чашечку чаю?

Пока она хлопотала на кухне, Питер с Самантой сидели молча, оробевшие под внимательным взглядом миссис Рислинг, без стеснения озиравшей их с ног до головы.

— Вы женаты? — вдруг спросила она.

Они дружно покраснели — мгновенный переход к третьей стадии.

— Нет, мы коллеги, — ответила Саманта, стараясь четко произносить каждый слог. — Мы работаем под началом мисс Свити.

— А жалко. Из вас получится хорошая пара. Неужели мисс Свити вам этого не говорила?

С поразительной резвостью старушка вскочила со стула, покачнулась, но успела ухватиться за палку. Питер из вежливости поднялся, и Саманта последовала его примеру. Она боялась, что старушка вот-вот упадет. Но миссис Рислинг как ни в чем не бывало направилась к старинному буфету и приглашающе махнула им рукой.

— Вот они все здесь, — сказала она, показывая на жестяную коробку. — Все статьи мисс Свити, год за годом. Я их часто перечитываю. Надо же чем-то время занимать.

— Прекрати надоедать гостям, — одернула ее дочь, вернувшаяся с нагруженным подносом.

Питер помог старушке добраться до стула. Миссис Косуэй разлила чай, после чего протянула Саманте письмо:

— Это от бывшего мужа. Клянется, что бросит пить. Он мне много таких писал. Он у меня интеллигент. Профессор. Сама-то я мало училась. Работаю в собачьей парикмахерской.

— А могла бы поступить в университет, если бы так рано замуж не выскочила, — вмешалась мать. — Он даже в день свадьбы наклюкался, представляете? А она его почти тридцать лет терпела.

— Я очень его уважала. Умный, образованный…

Миссис Рислинг оборвала ее, стукнув по каминной решетке палкой:

— Умный-то умный, да руки распускал!

Она повернулась к Питеру:

— Вот чего никогда не могла понять. Как же так получается, что образованные мужчины колотят своих жен? Вы думаете, по почерку это можно узнать? Большая польза была бы. Чтоб разом всех кастрировать. Нечего таким плодиться.

Питер пробормотал, что этот вопрос наукой еще только изучается. Саманта поспешила к нему на помощь.

— Как ваш муж реагировал, — обратилась она к миссис Косуэй, — когда вы приняли решение о разводе?

— Плохо реагировал. Почему я к матери и переехала. У нас сосед — полицейский в отставке. И мой бывший знает, что он тут за нами приглядывает.

— Сосед у нас — очень хороший человек, — снова вмешалась миссис Рислинг. — Отвозит дочку на работу. И по магазинам, когда надо. Он вдовый, так что я думаю, он на нее глаз положил.

Теперь покраснела миссис Косуэй:

— Мам, ну что ты глупости говоришь. Я же только что развелась.

— А мисс Свити тебе то же самое скажет. Ты ведь уже не такая молоденькая. В твоем возрасте женихами не разбрасываются. Главное дело, помни: только не в первый вечер!

Питер закашлялся. Саманта оставила чашку и встала с дивана.

— Ну, мы пойдем. Нам еще с другими читательницами надо встретиться.

Миссис Косуэй тоже поднялась, чтобы проводить их.

— Извините за маму. Она не всегда была такая. От грохота колотящей по стене палки все трое вздрогнули. В дверном проеме стояла миссис Рислинг:

— Передайте своей начальнице, что ее рубрика нравится мне все меньше. В последнее время она только и пишет что про молодежь да про секс. Что ни номер, то талдычит про презервативы. Раньше такого не было.

Саманта побледнела.

— Но я все равно хочу получить ее фотографию с автографом. Меня зовут Виктория. Как королеву.

Сухо кивнув им на прощание, она мелкими, но решительными шажками вернулась в гостиную, где ее поджидал мертвый медвежий взгляд.

* * *

Они мчались к лондонскому рабочему кварталу Брикстон. Транспорта на дороге заметно прибавилось. Питер зигзагами прокладывал путь между двигавшимися рывками машинами. Саманта плотнее прижалась к нему. Ее мозг отказывался верить призывам тела. Ей нравилось его обнимать. Она залилась густой краской — хорошо, что лицо закрывал шлем, — и постаралась изгнать из головы непристойную картину: обнаженный Питер в ее постели. Она строго напомнила себе, что к нему три раза в неделю приходит лысый мужчина, покидающий его на заре.

Когда мисс Дэгер открыла им дверь, Саманте показалось, что перед ней родная бабушка, только, конечно, моложе. Тот же волевой подбородок, тот же проницательный взгляд. И та же безупречная чистота вокруг. На столике перед диваном в единственной комнате квартиры не валялось ни одной бумажки. Кухня сияла операционной стерильностью. Проходя мимо ванной, Саманта уловила запах моющего средства.

Мисс Дэгер была невысокой и тоненькой. Одета она была в простой бежевый свитерок с высоким горлом и белые брюки. На ногах — туфли на низком каблуке. На носу — очки в черной оправе, особенно выделявшиеся на фоне белокурых волос, забранных в пучок. Весь ее строгий, чтобы не сказать суровый, облик смягчали ласковый взгляд и ямочки на щеках.

Несмотря на неподходящее время — шел уже седьмой час, — она все-таки предложила им чашку чаю. Отказаться они не посмели и уселись на диван-кровати. Она устроилась напротив них на пуфике.

— Я очень рада, что приму участие в этом эксперименте.

И протянула им прозрачную папку с листком бумаги:

— Это одно из многих писем от моего дружка. И в каждом он просит денег. Мне кажется, он так и не понял, почему я от него ушла. Работу искать так и не начал. Болтается по улицам, лишь бы не сидеть дома с матерью. Одним словом, обуза.

— Как он воспринял ваше расставание? — спросила Саманта.

— Плакал, пока я складывала свои вещи. Я ведь очень быстро от него ушла. Знаете, на работе я целыми днями выслушиваю жалобы пациентов. Это больные, они имеют право, и я привыкла. Но чтобы мне еще и дома на мозги капали! А он только и делал, что стонал, какой он бедный и несчастный. Здоровый мужик, и профессия у него есть. Он по образованию бухгалтер. Только ленивый. Захотел бы, так мигом бы куда-нибудь устроился.

— А когда вы с ним познакомились, он работал? — поинтересовался Питер.

— Скорее подрабатывал. В одном ночном клубе, официантом. И играл на саксофоне. Мне это в нем и понравилось. Артист все-таки… Потом, когда мы начали жить вместе, я все надеялась, что он не сегодня завтра найдет постоянную работу. Но, как совершенно справедливо заметила мисс Свити, человека не изменишь. И вдруг открываю я журнал и вижу, что мое письмо напечатали. Мне это показалось знаком судьбы. И я с ним рассталась.

Она посмотрела на часы. Питер с Самантой поняли намек и поднялись с дивана.

— У меня к вам еще один вопрос, — обратилась к ней Саманта, когда они уже шли к выходу. — Ваш бывший друг когда-нибудь проявлял по отношению к вам агрессию?

Мисс Дэгер прищурила глаза и слегка поджала губы.

— Попробовал бы он, — ответила она голосом, каким, должно быть, разговаривала с особенно настырными пациентами. — Я способна себя защитить. Да и вообще он не из крутых. Плакать научился, это да. А больше ничего не умеет.

* * *

— Боюсь, что в ближайший месяц я не смогу выпить ни глотка чаю! — улыбнулся Питер.

— Я тоже, — подхватила Саманта.

Они стояли в подъезде дома мисс Дэгер.

— Неплохую мы проделали работу, — продолжил Питер.

— Может быть, зайдем ко мне, подведем итоги? — осмелилась предложить Саманта, не обращая внимания на окрасивший щеки легкий румянец. — Я просто обязана угостить вас стаканчиком вина.

— Мне очень жаль, но я не могу. У меня встреча в городе. Но отвезти вас домой я успею. Если, конечно, вы не предпочтете поехать на метро.

— Честно говоря, мне понравилось кататься на мотоцикле.

— О! Значит, я и в самом деле неплохо потрудился! — провозгласил Питер и слегка коснулся ее щеки своей рукой в кожаной перчатке.

Саманта, пряча смущение, поскорее натянула на голову шлем и взгромоздилась на мотоцикл. Она закрыла глаза и крепко прижалась к Питеру. День был на исходе, а от него все так же хорошо пахло.

Высадив ее возле старинного дома, он коротко кивнул ей и отчалил. Она двинулась к крыльцу, не обратив внимания на окно в эркере второго этажа — это была бабушкина гостиная, — в котором шевельнулась штора.

Она приказала себе не думать о лысом мужчине, который ждал Питера в каком-нибудь пабе, а то и в собственной квартире. Войдя к себе, она первым делом бросилась к телефону проверить автоответчик. Одно новое сообщение. От Алессандро или от Росса?

Не успела она нажать нужную кнопку, как квартиру огласил пронзительный голос Беверли: — Саманта! Ты до сих пор не прислала мне материалы в свою рубрику! Последний срок — сегодня вечером! И не забудь придумать объяснение, почему ты задержала работу! Да такое, чтобы я в него поверила!

Саманта вздохнула и направилась на кухню. Налила себе бокал вина и медленно вернулась в кабинет. Плюхнулась на стул и отпила изрядный глоток — может, снизойдет вдохновение? Затем открыла папки с последними рассортированными письмами.

Она снова отхлебнула из бокала. Надо сконцентрироваться. Выкинуть из головы лица и голоса женщин, с которыми она сегодня виделась и разговаривала. Гораздо проще давать советы незнакомым.

Раздался троекратный стук в дверь, и от неожиданности она чуть не подпрыгнула. Неужели Питер? Может, он передумал и отменил свое свидание? Она быстро прошмыгнула в ванную и, низко опустив голову, взбила щеткой волосы.

Но это был не Питер. На пороге стояла заплаканная Маргарет. Глаза у нее распухли, рука комкала носовой платок.

— Я была у Дугласа Хауэлла, — шмыгнув носом, сообщила она. — Это было ужасно!