Война с терроризмом и новая парадигма пыток

«Война с терроризмом», объявленная администрацией Буша после террористических атак 11 сентября 2001 г., находится в одном ряду с предыдущими неудачами президента в «войне с существительными» — Бедностью и Наркотиками. Главная идеологическая предпосылка этой новой войны состояла в том, что терроризм — основная угроза «национальной безопасности» и «родине», и ее необходимо уничтожить во что бы то ни стало. Подобный идеологический фундамент обычно используют для того, чтобы добиться у граждан страны популярности и поддержки военной агрессии, а также репрессий по отношению к несогласным. В 1960–1970-х гг. подобную риторику с успехом использовали правые диктатуры Бразилии, Греции и многих других стран, чтобы оправдать пытки и убийства граждан своих собственных стран, признанных «врагами государства»^[459]. В конце 1970-х гг. правые христианские демократы Италии использовали «стратегию напряженности», чтобы вызвать священный ужас перед террористами из Красных бригад (левых коммунистов). Это было средство политического контроля. Конечно, классический пример — обвинение, выдвинутое Гитлером в 1930-х гг. против евреев как виновников экономического краха Германии. Евреи были «внутренней угрозой», и это оправдывало программу захвата других стран и требовало их истребления в Германии и в странах, оккупированных нацистами.

Страх — психологическое оружие. Государства используют его, чтобы запугать граждан, заставить их пожертвовать основными свободами и отказаться от верховенства права в обмен на безопасность, обещанную всесильным правительством. Именно страх был той опорой, которая обеспечила поддержку большинством граждан и Конгресса США началу превентивной войны в Ираке, а позже — множеству других бессмысленных акций администрации Буша. Во-первых, во вполне оруэлловском духе страх нагнетали предсказания ядерных ударов по Соединенным Штатам и их союзникам, а также заявления о том, что Саддам Хусейн якобы располагает «оружием массового поражения». Накануне голосования Конгресса по поводу резолюции о войне в Ираке президент Буш заявил стране и Конгрессу, что Ирак — «страна „оси зла“^[460]», угрожающей безопасности Америки. «Зная эти факты, — сказал Буш, — американцы не должны игнорировать надвигающуюся угрозу. Имея явные свидетельства опасности, мы не можем ждать окончательного доказательства — настоящего оружия, — которое может принять форму атомного гриба»^[461]. Но этот атомный гриб принес в Америку вовсе не Саддам Хусейн, а сам Буш и его команда.

Следующие несколько лет все ключевые фигуры администрации Буша повторяли эти страшные предупреждения в каждой своей речи. Особая следственная группа Комитета надзора и правительственных реформ Белого дома под председательством Генри Уоксмена подготовила отчет по поводу публичных заявлений администрации Буша об Ираке. Она провела анализ всех заявлений Буша, Чейни, Рамсфельда, госсекретаря Колина Пауэлла и советника по вопросам национальной безопасности Кондолизы Райс. Согласно этому отчету во время 125 публичных выступлений эти пятеро сделали 237 заведомо «ложных и вводящих в заблуждение» заявлений об иракской угрозе — в среднем по 50 на каждого. По состоянию на сентябрь 2002 г., первую годовщину теракта 11 сентября, администрация Буша, согласно этому отчету, сделала почти 50 вводящих в заблуждение и ложных публичных заявлений^[462].

В своей замечательной книге «Доктрина одного процента» (The One Percent Doctrine) лауреат Пулитцеровской премии писатель Рон Зюскинд указывает, что основы выдвинутой администрацией Буша идеи войны с терроризмом были заложены в заявлении Чейни, сделанном сразу после 11 сентября. Чейни сказал: «Если есть вероятность хотя бы в один процент, что пакистанские ученые помогают „Аль-Каиде“ создавать или производить ядерное оружие, мы должны рассматривать это как неопровержимый факт и соответственно реагировать. Вопрос не в доказательствах… а в нашей реакции». Зюскинд пишет: «Итак, все было сказано: это был стандарт действий, формировавший события и реакции администрации в течение нескольких следующих лет». Далее он отмечает, что, к сожалению, неповоротливое федеральное правительство не способно эффективно действовать в новых условиях, например, связанных с войной с терроризмом, в условиях когнитивного диссонанса, вызванного непредвиденными мятежами и восстаниями покоренных народов^[463].

Еще один метод насаждения страха можно увидеть в политизации системы оповещения об угрозе терроризма (основанной на цветовом коде), разработанной министерством внутренней безопасности США (Department of Homeland Security) администрации Буша. Вероятно, первоначальное назначение этой системы состояло в том, чтобы обеспечить мобилизацию граждан и готовность действовать в случае реальной угрозы. Это задача любых систем оповещения. В итоге за неопределенными предупреждениями ни разу не последовали конкретные рекомендации по поводу действий граждан. Если нас предупреждают об урагане, то рекомендуют эвакуироваться; если предупреждают о торнадо, мы знаем, что нужно отправиться в укрытие; но предупреждая относительно террористических атак, которые могут произойти когда-нибудь, где-нибудь, нам советуют просто «соблюдать осторожность», и, конечно, заниматься обычными делами. Ни одна из этих многочисленных угроз так и не оправдалась. Но после того, как все эти многочисленные тревоги оканчивались ничем, не последовало никаких объяснений или комментариев для граждан страны, хотя, как сообщалось, информация об угрозе поступала из «надежных источников». Мобилизация национальных сил для каждого повышения уровня угрозы обходится как минимум в миллиард долларов в месяц и создает у населения ничем не оправданные тревогу и стресс. К тому же демонстрация в СМИ цветовых кодов уровней угрозы оказалась скорее не надежной системой оповещения, а чрезвычайно дорогостоящим способом внушить американцам страх перед террористами — несмотря на отсутствие реальных террористических актов.

Французский философ-экзистенциалист и писатель Альбер Камю писал, что страх — это метод; террор вселяет страх, а страх мешает людям рационально мыслить. Он заставляет нас создавать абстрактные образы врагов, террористов, повстанцев, которые нам угрожают и которых поэтому нужно уничтожить. Как только мы начинаем воспринимать других людей как некие абстрактные сущности, они превращаются во «врагов», и даже у самых мирных людей пробуждаются примитивные импульсы убивать^[464].

Я считаю эти «ложные тревоги» неэффективным и опасным методом. Однако заявления об «угрозе национальной безопасности» увеличивали рейтинг Буша^[465]. В итоге, вызывая и поддерживая страх перед «врагом у ворот», администрация Буша смогла превратить президента во всемогущего главнокомандующего государства, находящегося в состоянии войны.

Назвав себя «главнокомандующим» и получив от конгресса чрезвычайно широкие полномочия, президент Буш вместе со своими советниками поверили, что они стоят выше государственного и международного права и поэтому любая их политика законна — просто потому, что ее можно оправдать согласно новой официальной юридической интерпретации. Семена зла, которые дали обильные побеги в той мрачной темнице в Абу-Грейб, были посеяны администрацией Буша, в созданном ею дьявольском треугольнике «угрозы национальной безопасности», страхов и беспомощности граждан и допросов с пытками, ради победы в войне с терроризмом.

Вице-президент Дик Чейни: «вице-президент по пыткам»

В газете Washington Post была опубликована редакционная статья, в которой Дик Чейни был назван вице-президентом по пыткам. В ней шла речь о попытках Чейни отменить, а затем изменить поправку Маккейна к закону о бюджете министерства обороны^[466]. Эта поправка требовала гуманного обращения с заключенными в американских военных тюрьмах. Чейни приложил массу усилий, лоббируя исключение из этого закона, предоставляющее ЦРУ право использовать любые средства, которые оно считает нужными, чтобы получить информацию от подозреваемых. Чейни утверждал, что эта поправка свяжет руки сотрудникам ЦРУ и сделает их потенциальными жертвами судебных преследований из-за якобы неправомерных действий во время глобальной войны с терроризмом. (И здесь мы впервые видим намек на то, насколько зверскими и смертельными могут быть эти «действия».)

Вряд ли утверждение этого предложения ослабит горячую поддержку, которую Чейни оказывает ЦРУ в использовании любых возможных средств, позволяющих получать признания и разведданные от подозреваемых в терроризме, тайно содержащихся в американских тюрьмах. Это очевидно, особенно если учесть стойкую приверженность Чейни взглядам, которые он выразил вскоре после теракта 11 сентября. В телевизионном интервью в программе Meet the Press телеканала NBC Чейни сделал знаменательное заявление:

«Мы должны действовать, так сказать, на темной стороне, если хотите. Мы должны войти в тень мира разведки. Многое из того, что нужно сделать в связи с этим, нужно делать тихо, безо всяких дискуссий, используя источники и методы, доступные нашим спецслужбам, если мы хотим добиться успеха. В таком мире действуют эти люди, и поэтому для нас жизненно важно использовать любые средства, которые есть в нашем распоряжении»^[467].

В интервью радиостанции NPR бывший начальник канцелярии госсекретаря Колина Пауэлла полковник Лоуренс Уилкерсон заявил, что команда неоконсерваторов Чейни — Буша выпустила директивы, которые привели к злоупотреблениям по отношению к заключенным со стороны американских солдат в Ираке и Афганистане. Уилкерсон указал направление этих директив:

«Мне было ясно, что имели место очевидный документальный след, шедший из офиса вице-президента [Чейни] к министру обороны [Рамсфельду] и вниз, к командующим родами войск, составленный из тщательно подобранных терминов. Для солдат в районах боевых действий это означало две вещи: мы получаем недостаточно ценных разведданных, и вы должны получить эти данные, — и вот, кстати, некоторые способы, которые вам в этом помогут».

Уилкерсон также упоминает Дэвида Аддингтона, консультанта Чейни, «твердого сторонника широких полномочий президента как главнокомандующего, и его права не соблюдать Женевские конвенции»^[468]. Это заявление приводит нас прямо на вершину власти.