Там, где птицы крыльями режут небеса,
Где нет любви, и скотча запах крепкий.
Там, изысканные ткани из-под мастера пера,
И самый нежный, такой дождливый, берег.
Там грани зла и добродействия непостижимы.
Мы там не сможем даже воздуха глотнуть,
Там море, ветром северным, гонимо,
Там даже боги сумели утонуть.
В тех дальних комнатах планет,
Что разум выдумал, как будто из песка,
Там слишком много заперто, как в клетку, лет,
Там лишь в цепях звенит его душа.
На грязной кухне, среди бактерий и шприцов,
Уродливых кофейных кружек,
Среди иконы с порванным лицом,
Среди тех образов – мелькающих подружек.
Где память нежно так теряет крылья.
Она летит на разум одиноких,
Напротив зеркало, что так весит уныло,
Его пронзают пики вооруженных.
И этот марш иллюзий в голове,
Подобно вальсу, так прекрасен в лунном свете,
Пусть будет бесконечен этот век,
Пусть образы оставят отпечатки красной ленты.
И среди хаоса, что умер в этот миг,
Он так безумно повторял свои слова.
Он объяснял загадки тем, двоим,
Где утопает солнце, где зеленей трава.
Они смеялись и твердили что-то,
Как ангелы на рубеже играют жизнями в «печаль»,
Один сказал: «Нам не нужна свобода!»,
Второй лишь пил горячий чай.
И мир, что за окном раскинул лапы,
Величественно, жестко, остановлен был,
И только свет уже потухшей лампы,
Вливался в черные глаза сквозь едкий дым.
По радио легко так лился тонкий блюз,
Что нотами касается сердец усталых дам,
Казалось, даже ветер можно пробовать на вкус,
Он пахнет свежестью красивых Альп.
Но солнце падало за горизонт,
Из мерзкой пасти выплюнув последние лучи,
А небо – это легкий, женский зонт,
Что прячет головы людей в прекраснейшей ночи.
Так и сидели комплексы вдвоем,
Лаская языками слух усталого младенца.
За годом вновь промчится год,
А там шприцы, кровавые бинты и порванное полотенце.