Филип К.Дик. Человек в Высоком замке 12 страница

Мистер Ятабе несомненно был в пути в Сан-Франциско, всего в одном или

двух днях пути, когда до него дошли новые инструкции: вернуться на Родные

Острова для дальнейших консультаций.

"Не везет, - подумал мистер Бейнес, - возможно даже фатально". Но он

должен был оставаться на месте, в Сан-Франциско, и продолжать

подготавливать встречу, ради которой он сделал сорокапятиминутный ракетный

перелет из Берлина, а теперь уже больше двух недель сидит в отеле. "Мы

живем в удивительное время. Можно отправиться в любое место, куда

пожелаешь, даже на другую планету, и ради чего? Сидеть, день за днем теряя

надежду, морально разлагаясь, предаваясь бесконечной скуке и чувствуя

внутреннюю опустошенность, а тем временем другие заняты по горло. Они не

сидят, сложа руки, безнадежно надеясь".

Мистер Бейнес развернул дневную "Ниппон Таймз" и перечитал заголовки.

Доктор Геббельс назначен рейхсканцлером.

Неожиданное разрешение проблемы руководства комитетом партии. Речь по

радио звучит весьма внушительно. Толпы в Берлине кричат "Ура!"

Ожидается официальное заявление. Геринг, возможно, будет назначен

шефом полиции вместо Гейдриха.

Он еще раз прочитал всю статью, потом снова отложил газету, поднял

трубку и назвал номер Торгового Представительства.

- Это мистер Бейнес. Можно мистера Тагоми?

- Одну минуточку, сэр.

Очень дорогая минуточка.

- Мистер Тагоми слушает.

Мистер Бейнес глубоко вздохнул и произнес:

- Прошу прощения, но ситуация в равной степени угнетает вас обоих,

сэр...

- Да, мистер Бейнес.

- Я очень признателен вам, сэр, за ваше участие. Когда-нибудь,

уверен, вы поймете причины, побудившие меня отложить наше совещание, пока

не прибудет пожилой...

- Весьма сожалею, но он еще не прибыл.

Мистер Бейнес закрыл глаза.

- Я думал, может быть, со вчерашнего дня...

- Боюсь, что нет, сэр.

В трубке раздался щелчок. Мистер Тагоми положил трубку на рычаг.

"Я должен что-то предпринять. Больше ждать невозможно".

Он получил совершенно четкие указания от своего начальства: ни при

каких обстоятельствах не выходить на связь с абвером.

Он должен просто ждать, пока ему не удастся связаться с японцами, с

их военным представительством. Он должен провести совещание с японцем, а

затем вернуться в Берлин. Но никто не мог предугадать, что именно в этот

момент умрет Борман. Следовательно...

План придется изменить. Указания заменить советами, выработанными им

самим, в данном случае, поскольку спросить их было не у кого.

В ТША работало по меньшей мере десяток агентов Абвера, и некоторые из

них - а возможно и все - были известны местной организации СД и ее

полномочному старшему региональному руководителю Бруно Краусу фон Мееру.

Несколько лет назад он мимоходом встретил Бруно на партийном собрании. У

этого человека уже тогда была определенная дурная репутация в партийных

кругах, ибо именно он в 1943 году раскрыл британо-чешский заговор, имевший

целью покушение на жизнь Рейнхарда Гейдриха, и, следовательно, можно было

сказать, что он спас Вешателя от смерти.

В общем, Бруно Краус фон Меер в то время был уже растущим деятелем

аппарата СД, а не просто полицейским бюрократом.

Больше того, он был довольно опасным человеком.

Была даже некоторая вероятность того, что несмотря на все меры

предосторожности, принятые как со стороны Абвера в Германии, так и со

стороны Токкоки в Японии, СД узнала об этом намечающейся встрече в

Сан-Франциско в офисе Главного Торгового Представительства. Однако, здесь

была все-таки территория, контролируемая японцами. СД не имела здесь

реальной возможности воспрепятствовать встрече. Во всяком случае законно.

Было ясно, что подданный Германии - в данном случае он сам - будет

арестован, как только ступит на территорию Рейха, но очень трудно было

предпринять что-либо против японского подданного и против самой встречи.

По крайней мере, он надеялся, что это так.

Была ли вероятность, хотя маленькая, того, что СД удалось задержать

пожилого японского джентльмена где-то в пути?

Путь из Токио в Сан-Франциско долог, особенно для столь престарелого

и больного человека, который не может позволить себе воздушный перелет.

Что нужно сделать - Бейнес был в этом уверен - это выяснить у тех,

кто стоит выше, находится ли мистер Ятабе до сих пор в пути. Им это

известно. Если бы СД перехватило его, или отозвало бы правительство в

Токио - они бы об этом узнали.

Однако ему пришло в голову, что если им удалось добраться до пожилого

джентльмена, то они обязательно доберутся и до него.

И все же, несмотря ни на что, положение еще не было безнадежным. Одна

мысль родилась в голове мистера Бейнеса, пока он день за днем один в

номере ждал в отеле Абхирати.

Чем возвращаться в Берлин с пустыми руками, не лучше ли передать

имевшиеся сведения мистеру Тагоми? По крайней мере в этом случае оставался

шанс, пусть и весьма незначительный, что в конце концов соответствующие

люди будут проинформированы. Но мистер Тагоми мог бы только выслушать, и в

этом был недостаток этой идеи. В самом благоприятном случае он мог бы

услышать, все хорошо запомнить и как можно быстрее совершить поездку на

Родные Острова. А Мистер Ятабе на том уровне, где делают политику. Он

может и слушать, и говорить.

Все же это было бы лучшем, чем ничего.

Времени оставалось все меньше. Начать все сначала, организовать

осторожно, кропотливо, спустя несколько месяцев, еще раз эту тайную связь

между некоей группировкой в Японии...

Это, конечно, очень удивит мистера Тагоми. Неожиданно обнаружить,

какого рада знание обрушилось на его плечи, как далеко лежат они от дел,

связанных с производством пластмасс.

Тут даже возможен нервный срыв.

"А вдруг он выболтает информацию какому-нибудь человеку из своего

окружения, а может просто замкнется в себе, притворится, даже перед самим

собой, что он ничего не слышал, просто откажется верить мне, встанет,

поклонится и, извинившись, выйдет из комнаты, как только я начну?"

Неблагоразумно, он он именно так может воспринять откровение мистера

Бейнеса. Он не из тех, кому положено слушать подобные вещи.

"Так легко, - подумал мистер Бейнес, - уйти - это самый простой,

доступный для всех выход. Хотел бы я, чтобы у меня был такой способ

уклониться от бремени ответственности. Но все-таки этот выход невозможен

даже для мистера Тагоми. Мы не так уж и отличаемся друг от друга. Он может

закрыть уши от того, что будет исходить от меня, исходить в форме слов, но

позже, когда до него дойдет глубинный смысл сказанного... Или кому-нибудь

другому, с кем я в конце концов переговорю...

Мистер Бейнес покинул свой номер, вошел в лифт и спустился в

вестибюль. Снаружи, уже на тротуаре, он велел швейцару вызвать для него

педикэб и вскоре уже ехал по Маркет-стрит, глядя на то, как энергично

накручивает педали водитель-китаец.

- Здесь, - сказал он водителю, увидев вывеску, которую искал. -

Встаньте у бордюра.

Педикэб остановился у пожарного гидранта. Мистер Бейнес расплатился с

водителем и отпустил его. Казалось, никто за Бейнесом не следил. Он

немного прошел по тротуару, а через мгновение с несколькими другими

покупателями вошел в магазин "Фуга", самый большой супер-маркет,

расположенный в центре города.

Повсюду толпились покупатели. Бесконечные ряды прилавков. Продавщицы,

в основном белые, с небольшим вкраплением японцев в качестве заведующих

секциями, ужасный шум.

После некоторого замешательства мистер Бейнес нашел отдел мужской

одежды.

Он остановился перед стеллажом с мужскими брюками и начал осматривать

их.

Вскоре к нему подошел приказчик, молодой белый, и приветствовал его.

- Я вернулся, - сказал мистер Бейнес, - за темно-коричневыми

шерстяными широкими брюками, которые я присмотрел еще вчера.

Встретившись взглядом с приказчиком, он добавил:

- Вы не тот человек, с которым я говорил. Тот был повыше, с рыжими

усами, довольно худой. На его пиджаке было имя "Дарри".

Приказчик ответил, что Дарри недавно ушел на обед, но скоро вернется.

- Я зайду в примерочную и примерю эту пару, - сказал мистер Бейнес,

беря брюки со стеллажа.

- Пожалуйста, сэр.

Приказчик указал на свободную кабину, затем отошел, чтобы обслужить

кого-то еще.

Мистер Бейнес вошел в примерочную и закрыл за собой дверь.

Сев на один из двух стульев, он принялся ждать.

Через несколько минут раздался стук.

Дверь примерочной отворилась, и вошел невысокий японец средних лет.

- Вы иностранец, сэр? - сказал он мистеру Бейнесу, - Я должен

проверить вашу платежеспособность. Позвольте взглянуть на ваше

удостоверение.

Он закрыл за собой дверь. Мистер Бейнес достал бумажник. Японец сел и

начал проверять содержимое.

Наткнувшись на фотографию девушки, он приостановился.

- Очень хорошенькая.

- Моя дочь, Марта.

- У меня есть дочь, которую тоже зовут Мартой, - сказал японец. -

Теперь она в Чикаго, учится игре на фортепиано.

- Моя дочь вот-вот выйдет замуж, - сказал мистер Бейнес.

японец вернул бумажник и замер, выжидая.

- Я здесь уже две недели, - сказал мистер Бейнес. - Но мистер Ятабе

до сих пор не появился. Я хочу узнать, находится ли он до сих пор в пути?

И если нет, то что я должен делать?

- Приходите завтра, во второй половине дня, - ответил японец.

Он встал. Встал и мистер Бейнес.

- До свидания.

- До свидания, - ответил мистер Бейнес.

Он вышел из примерочной, положил брюки назад на стеллаж и вышел из

универмага "Фуга".

Идя по тротуару вместе с другими пешеходами, он думал, что на все

ушло не так уж много времени. Сможет ли он получить необходимую

информацию? Ведь нужно было связаться с Берлином, передать его запрос,

произвести шифровку и дешифровку - каждый из этих шагов отнимал время.

"Жаль, что я раньше не встретился с этим агентом. я бы избавился от

многих страхов и мук. Очевидно, это не было связано с особым риском, все

как будто прошло очень гладко. По существу, на это ушло всего пять-шесть

минут".

Теперь он чувствовал себя гораздо лучше.

Вскоре он уже рассматривал витрину с фотографиями, сделанными во

время непристойных представлений в низкопробных притонах, грязные,

обгаженные мухами, снимки совершенно голых белых женщин, чьи груди висели,

как наполовину спустившиеся воздушные шары. Зрелище позабавило его, и он

задержался у витрины. Мимо него по своим делам прохожие, не обращая

никакого внимания.

Наконец-то он хоть что-то сделал.

Какое облегчение!

 

 

Юлиана читала, поудобнее опершись на дверцу автомобиля. Рядом с ней,

выставив локоть из окна, Джо одной рукой, слегка касаясь баранки, вел

машину. К его нижней губе прилипла сигарета. Он был хорошим водителем. И

они уже покрыли большую часть расстояния между Канон-сити и Денвером.

Из приемника неслась слащавая народная музыка, вроде той, которую

играют ансамбли аккордеонистов в пивных на открытом воздухе: бесконечные

польки и шотландки - она никогда не умела отличить одни от других.

- Дешевка, - отметил Джо, когда музыка закончилась. - Послушай, я

неплохо разбираюсь в музыке, могу сказать, кто был великим дирижером. -

Ты, наверное, не помнишь его: Артуро Тосканини.

- Не помню, - машинально ответила она, не отрываясь от книги.

- Он был итальянцем. Но после войны не разрешили бы ему дирижировать

из-за его политических симпатий. Теперь-то он уже умер. Не нравится мне

этот фон Кароян - бессменный дирижер Нью-Йоркской филармонии. Мы были

обязаны ходить на его концерты, наш рабочий поселок. А что я люблю, как

всякий "воп" - догадайся!

Он посмотрел на нее.

- Понравилась книга?

- Захватывает.

- Мне нравятся Верди и Пуччини. Все, что у нас было в Нью-Йорке - это

тяжеловесная, напыщенная музыка Вагнера и Орффа, и мы были обязаны каждую

неделю ходить на эти пошлые драматические представления, устраиваемые

нацистами в Медисон-Сквер-Гарден - с флагами, трубами, барабанами,

пылающими факелами. История готических племен или другая воспитательная

чушь, где-то бы можно было назвать это все "искусством", вместо того,

чтобы говорить, монотонно прочитали. Ты бывала в Нью-Йорке до войны?

- Да, - отозвалась она, не отрываясь от книги.

- Правда, что там были шикарные театры? Я слышал, что были. Да и с

кино теперь то же самое: вся кинопромышленность сосредоточилась в одном

берлинском квартале. За те тринадцать лет, которые я провел в Нью-Йорке,

не было не одной оперетты или пьесы, только эти...

- Не мешай мне читать, - сказала Юлиана.

- То же самое и с книжными издательствами, - сказал Джо невозмутима.

- Сейчас они все монополизированы с центром в Мюнхене. В Нью-Йорке книги

теперь только обеспечивают одни гигантские печатные станки. Так, во

всяком, случае говорят.

Заткнув уши пальцами, она сосредоточилась на лежавшей у нее на

коленях книге, стараясь отключиться от его голоса.

Ей попался тот раздел "Саранчи", где описывалось легендарное

телевидение, и оно очаровало ее, особенно те строки, где говорилось о

дешевых небольших установках для отсталых народов Африки и Азии.

"Только предприимчивость янки и система массового производства -

Детройт, Чикаго, Кливленд - какие волшебные названия! - могли совершить

это чудо, посылку этого нескончаемого и почти до безумия бескорыстного

потока дешевых однодолларовых (в китайских долларах) телевизионных

приборов в каждую деревню, в любую глухомань Востока. И когда какой-нибудь

изможденный юноша с беспокойным умом, умирая от голода, хватался за этот

единственный шанс, который предоставляли ему щедрые американцы, и собирал

из набора крохотный приемник с встроенным в него источником питания

размером не больше куска туалетного мыла, то что же можно было узнать с

его помощью? Сгрудившись перед экраном, молодежь деревни - а часто и люди

постарше - видели слова. Инструкции. Прежде всего, как научиться читать,

затем все остальное. Как выкопать более глубокий колодец, вспахать более

глубокую борозду. Как очистить питьевую воду, исцелить своих больных. Над

их головами витала американская искусственная волна, распространяя

сигналы, разнося их повсюду, всем страждущим, всем жаждущим знания массам

Востока..."

- Ты читаешь все подряд? - спросил Джо. - Или пропускаешь какие-то

куски?

- Как это замечательно! Он заставил нас посылать пищу и образование

всем азиатам, миллионам их, - сказала она.

- Благотворительность во всемирном масштабе.

- Да, Новый курс, провозглашенный Тагвелом, по подъему уровня жизни

масс. Только послушай.

Она прочла вслух:

- "Чем был всегда Китай? Томящимся, цельным, испытывающим нужду во

всем существом, глядевшим на запад. Его великий президент демократ

Чан-Кайши, который провел китайский народ через военные годы, теперь, в

дни мира, вел его к Декаде Перестройки. Но для Китая это не было

восстановлением, так как в этой, почти сверхъестественно обширной плоской

стране раньше ничего не возводилось, и она еще оставалась погруженной в

свой древний сон. Восстающее ото сна существ, гигант, которому еще нужно

было наконец-то обрести ясное сознание, пробудиться в современном мире с

его реактивными самолетами и атомной энергией, его автострадами, заводами

и лекарствами. И откуда же должен был раздаться тот удар грома, что

разбудил бы гиганта? Чан-Кайши знал это еще во время войны с Японией. Он

мог раздаться только из Соединенных Штатов. К 1950 году американские

техники и инженеры, учителя, врачи, агрономы роем устремились в каждую

провинцию, каждую деревню, подобно какому-то новому виду ожившего..."

- Ты знаешь, что он сделал, а? - прервал ее чтение Джо. - Он взял у

нацизма все лучшее социалистическую часть, организацию Тодта и

экономический прогресс, достигнутый при Шпеере, и все это подарил чему?

Новому курсу. И выкинул все то, что уродливо - деятельность СС,

уничтожение низших рас, изоляцию других. Но это же утопия! Ты думаешь,

если бы союзники победили, то Новый Курс оживил бы экономику и совершил бы

все эти социальные сдвиги, поднял бы благосостояние? Ничего подобного! Он

выдумал некую форму государственного синдиката, корпоративного

государства, вроде того, к которому мы пришли при Дуче. Он утверждает: вы

будете иметь только хорошее и ничего из...

- Дай почитать, - огрызнулась Юлиана.

"И эти рынки, неисчислимые миллионы китайцев, обеспечили на много лет

работой заводы Детройта и Чикаго. Этот гигантский зев никогда не

наполнится, этот народ и за сто лет не обеспечить нужным количеством

грузовиков и кирпичей, стальных болванок и одежды, пишущий машинок и

капель от насморка. Американский рабочий имел в 1960 году наивысший

уровень жизни в мире и все потому, что Штаты изящно назывались "наиболее

благоприятствующей страной" при заключении торговых сделок со странами

Востока. США больше не оккупировали Японию, а последняя никогда не

оккупировала Китай, и тем не менее неоспоримым фактом было то, что Кантов,

Токио и Шанхай покупали не британские товары, а американские. И в каждой

новой сделке рабочий в Балтиморе, Лос-Анжелосе и Атланте видел увеличение

своего благосостояния. Тем, кто делал долгосрочную политику. Людям в Белом

Доме, обладающим широким кругозором, казалось, что они почти добились

цели. Исследовательские ракеты должны были вот-вот устремиться в

космические бездны, покидая Мир, который наконец-то увидел окончание своих

вековых болезней: голода, болезней, войн, невежества. Эквивалентные меры

социального и экономического развития, предпринятые Британской империей,

принесли подобное же облегчение участи широких масс в Индии, Бирме,

Африке, на Ближнем Востоке. Продукция заводов Руру и Манчестера, сталь

Саара, нефть Баку - все слилось, и взаимодействовало в сложной, но

действенной гармонии. Народы Европы наслаждались тем, что казалось..."

- Я полагаю, что именно они должны править миром, - сказала Юлиана.

Она оторвалась от книги.

- Они во всем были лучше всех. Британцы.

Джо ничего на это не ответил, не смотря на то, что она выжидающе

посмотрела на него.

Она вновь взялась за книгу.

"... осуществлением мечты Наполеона: разумной однородности этически

различных народов, отсутствие которой было причиной раздоров и пререканий

по каждому пустяку со времен падения Рима. А также мечты Карла Великого:

Объединенного христианства, которое бы стало жить в мире не только между

собой, но и остальным миром. И все же до сих пор оставалась одна ноющая

рана. На Малайях жило много китайцев, в основном предпринимателей, и эта

процветающая, работающая буржуазия видела в американском способе видения

дел в Китае более справедливое общение с теми, кого британцы называли

"туземцами". Бывшие под британским господством темнокожие расы не

допускались даже в провинциальные клубы, отели, приличные рестораны. Как и

прежде, они видели, что для них в трамваях отведены особые секции - и что

хуже всего - что они ограничены в выборе места жительства в любом из

городов. Эти "туземцы" по слухам, из газет знали, что в США проблемы

цветных решены еще до 1950 года. Что белые и негры живут, работают и едят

вместе даже на Глухом Юге. Вторая Мировая война покончила с

дискриминацией..."

- А потом начались беспорядки? - спросила она у Джо.

Он кивнул, продолжая следить за дорогой.

- Ну расскажи же, что было дальше.

Она закрыла книгу.

- Мне все равно не успеть дочитать ее до конца, скоро мы будем в

Денвере. Наверное, Америка и Англия затеют между собой войну, и в

результате одна из них будет повелевать всем миром.

- Кое в чем эта книга не так уж и плоха, - отозвался Джо. - Он все

продумал до мельчайших подробностей. США получили Тихий Океан, создав

нечто вроде нашей сферы Со-Процветания Юго-Восточной Азии. Россию они с

Англией поделили на сферы влияния. так продолжалось десять лет. А затем,

естественно, между ними возникли трения.

- Почему же - естественно?

- Такова человеческая натура, - сказал Джо, - и природа государства.

Подозрительность, страх, жадность. Китайцы думают, что США подрывают

господство Британии в Южной Азии, привлекая на свою сторону значительное

китайское население, у которого под влиянием Чай Кайши - настроение

проамериканское. Англия начинает организовывать то, что они называли

"охраняемые районы опеки".

Он ухмыльнулся.

- Другими словами, концентрационные лагеря для тысяч китайцев,

подозреваемых в измене. Их обвиняют в саботаже и пропаганде. Черчилль до

того...

- Ты хочешь сказать, что он еще у власти? Разве его еще не убрали?

- Вот тут-то британская система и превзошла американскую, - сказал

Джо. - Каждые восемь лет США дают пинка под зад своим руководителям,

какими бы опытными они не были. Но Черчилль-то все еще у власти. У США

после Тагвелла никогда не было руководителя, подобного ему. Одни

ничтожества. И чем старше он, тем властолюбивее и жестче, этот Черчилль. В

1960 году он уже напоминает какого-то древнего властителя Центральной

Азии. Никто не смеет ему перечить. Он у власти более двадцати лет.

- О, боже! - воскликнула она.

Она открыла книгу с конца, чтобы найти подтверждение тому, что он

говорил.

- С чем я согласен, - продолжал Джо, - так это с тем, что Черчилль во

время войны был единственным порядочным лидером Англии. Если бы его

оставили у власти, дела Англии были бы гораздо лучше. Вот, что я скажу:

государство не может быть лучше своего руководителя. Фюрер - принцип -

принцип фюрерства, как говорила напи. Они правы. Даже этот американец

должен согласиться с ними. Конечно, у него США после войны осуществили

колоссальную экономическую экспансию, прибрав к рукам бездонный рынок

сбыта в Азии, доставшейся им от японцев. Но этого оказалось недостаточно:

таким путем трудно обрести идею. Не получили ее и британцы. В обеих

странах правят богачи, плутократия. Если бы победили они, все их думы

сводились бы к тому, чтобы увеличить побольше доходы для своей верхушки.

Он ошибся, этот Абендсен: не было бы никаких социальных реформ, не было бы

планов повышения жизненного уровня масс. Англосаксонская плутократия не

допустила бы этого.

Теперь он говорил как настоящий фашист.

Очевидно, Джо по ее лицу понял, о чем она думает. Он повернулся к

ней, снизил скорость и, поглядывая то на нее, то на шедшие впереди машины,

горячо проговорил:

- Послушай, я не из интеллектуалов. Фашизму нет в них надобности. Что

требуется, так это дело, а теория выводится из действия. Единственно, что

требует он нас наше корпоративное государство - это достижения социальных

сил истории. Понимаешь? Это я говорю тебе. Я это точно знаю, Юлиана.

Тон его стал неистовым, даже молящим.

- Это старые, гнилые, руководимые золотом империи: Британская,

Французская, Американская, хотя последняя - только незаконнорожденный

ублюдок, а не империя в полном смысле. Все они в равной степени опираются

на деньги. Души у них не было, а естественно, не было и будущего, роста не

было. Да, наци - это банда головорезов, я с этим согласен. Ты же тоже

думаешь? Верно же?

Она через силу улыбнулась: итальянские экзальтации засосали его - он

вел машину, извергая из себя целую речь.

- Абендсену слишком важно, кто победит - США или Англия. Явная

нелепость. Они не достойны победы. Они ничем ее не заслужили. Ты

когда-нибудь читала что-нибудь из того, что писал Дуче? Это откровение.

Красивый мужчина. Красивые слова. Он объясняет подоплеку каждого явления.

На самом деле основным существом конфликта во время войны была борьба

старого против нового. Деньги - вот почему нацисты ошибочно и некстати

притянули сюда еврейский вопрос - против коллективного духа масс,

названного фашистами "хемейштафт" - народность.

"Он сейчас - вылитый Муссолини", - подумала Юлиана.

- Зверства нацистов - это трагедия.

Джо на минуту замолк, обгоняя еле тащившийся грузовик.

- Но при всякой перемене проигравшему приходится туго. Тут нет ничего

нового. Вспомни прежние революции, например, Французскую, вспомни тактику

Кромвеля по отношению к Ирландии. В немецкой философии слишком много

темперамента, да и театральности с избытком. Одни шествия чего стоят.

Настоящего фашиста никогда не увидишь разглагольствующим. Он всегда

действует как я. Верно?

Она рассмеялась.

- Ты болтаешь со скоростью мили в минуту.

- Я тебе объясняю фашистскую теорию действия, вне себя вскричал он.

Она не смогла ответить: слишком уж забавно это было. Но человек,

сидевший рядом, вовсе не считал это забавным.

Раскрасневшись, он сердито смотрел на нее.

Вены на его лбу вздулись, и его снова начало трясти. Он снова засунул

пятерню за всклокоченную шевелюру и стал ею двигать взад и вперед, ничего

не говоря, но глядя ей в глаза.

- Не обижайся на меня, - сказала она.

На какой-то миг ей показалось, что он хочет ее ударить: он уже занес

руку, но тут же потянулся к приемнику и включил его.

Из динамика неслась оркестровая музыка, трещали помехи. Она

попыталась снова еще раз сосредоточиться на книге.

- Ты права, - сказал Джо после долгой паузы.

- Насчет чего?

- Насчет дважды битой империи. С клоуном вместо вождя. Неудивительно,

что мы ничего от этой войны не получили.

Она похлопала его по руке.

Юлиана, все это муть, - отозвался Джо. - Ничего нет истинного и

определенного. Верно?

- Может быть и так, - отсутствующе произнесла она.

Она продолжала читать.

- Победила Британия.

Джо указал на книгу.

- Избавляю тебя от необходимости выискивать это место. США приходят в

упадок, Британия все больше их теснит, продолжая экспансию, сохраняя

инициативу. Так что можешь отложить книгу в сторону.

- Надеюсь тебя от необходимости выискивать это место. США приходят в

упадок, Британия все больше их теснит, продолжая экспансию, сохраняя

инициативу. Так что можешь отложить книгу в сторону.

- Надеюсь, в Денвере нам будет весело.

Она закрыла книгу.

- Тебе нужно расслабиться. Я хочу, чтобы ты отдохнул.

"Если тебе не удастся это, - подумала она, - ты развалишься на

миллион частей, как лопнувшая пружина. А что тогда будет со мной? Как я

вернусь назад? А может, уже сейчас оставить тебя? Очень хочется тех лучших

времен, которые ты мне обещал. Я не хочу быть обманутой. Слишком часто

меня обманывали прежде другие люди".

- Обязательно будет хорошо, - сказал Джо. - Послушай...

Он как-то странно, оценивающе взглянул на нее.

- Ты слишком увлеклась этой книгой. Вот интересно - представь себе

человека, написавшего бестселлер, ну, автора, вроде этого Абендсена. Пишут

ли люди ему письма? Могу поспорить, что многие пишут и хвалят книгу, может

быть, даже посещают его.

Она тут же поняла.

- Джо, это же всего лишних полторы сотни километров.

Глаза ее засияли. Он улыбнулся ей, снова счастливый, не испытывая ни