Филип К.Дик. Человек в Высоком замке 9 страница

кварталов?

- Пожалуй, если я представлю вам что-нибудь из избранного этих

нью-орлеанских королей ритма... - начал Пол.

Он собрался выйти из комнаты, но Бетти бросила на него

предупреждающий взгляд, и он нерешительно пожал плечами.

- Обед уже почти готов, - сказала она.

Пол вернулся на свое место и сел, пробормотав, как показалось

Роберту, несколько раздраженно:

- Джаз из Нью-Орлеана - это есть самая подлинная народная музыка. Ее

корни на этом континенте. Все остальное пришло из Европы, например, эти

старомодные струнные баллады на английский манер.

- Мы непрерывно спорим друг с другом.

Бетти улыбнулась Роберту.

- Я не разделяю его любви к старому джазу.

Все еще держа в руках экземпляр "Саранчи", Чилдан спросил:

- Какого рода альтернативное настоящее описывается в этом романе?

Бетти ответила не сразу.

- То, в котором Германия и Япония проиграли войну.

Повисла пауза.

Наконец Бетти грациозно поднялась и сказала:

- Пора обедать. Пожалуйста к столу, двое изголодавшихся джентльменов,

утомленных делами и заботами.

На обеденном столе уже лежала большая белая скатерть, столовое

серебро, фарфор, высокие грубые салфетки, в которых Роберт узнал старинные

американские подгузники.

Приборы были также из безукоризненного американского серебра высшей

пробы.

Чашки и блюдца темно голубого и желтого цветов были производства

фирмы "Ройял Альберт". Это была очень редкая посуда, и Роберт не мог не

залюбоваться ею, испытывая при этом профессиональное восхищение.

Тарелки же не были американскими. На вид это были японские тарелки,

но он не стал бы этого утверждать. Это было вне поля его деятельности.

- Это фарфор Имари, - сказал Пол.

Он угадал мысли Роберта.

- Из Ариты. Он считается одним из лучших. Япония.

Они сели за стол.

- Кофе? - спросила Бетти у Роберта.

- Да, - ответил он. - Спасибо.

- После обеда, разумеется, - сказала она.

Она направилась к тележке с кушаниями.

Пища показалась Чилдану восхитительной.

Бетти великолепно готовила. Особенно ему понравился салат. Авокадо,

сердцевина артишоков, цветная капуста... Слава богу, что его не потчуют

японской пищей, смесью зелени и кусочков мяса: ею он был сыт по горло со

времен окончания войны.

И морскими продуктами. Слава богу, его положение позволяет обходиться

без креветок и всяких других моллюсков.

- Хотелось бы узнать, - сказал Роберт. - Каким по мнению автора, был

бы мир, если бы Германия и Япония проиграли бы войну.

Некоторое время не отвечали ни Пол, ни Бетти.

- Разница была бы очень существенной, - отозвался Пол. - Лучше об

этом прочесть самому. Если вы сейчас все узнаете, впечатление от книги

будет испорчено.

- У меня по данному вопросу есть одно очень твердое убеждение, -

сказал Роберт. - Я не раз обдумывал этот вариант и пришел к выводу, что в

мире было бы все намного хуже.

Он слышал свой твердый, резкий теперь голос.

- Намного хуже.

Эти слова, казалось, удивили их, а может быть, тон, которым они были

произнесены.

- Повсюду господствовал бы коммунизм, - продолжал Роберт.

Пол кивнул.

- Автор, мистер Готорн Абендсен, со всех сторон рассмотрел этот

вопрос - беспрепятственное распространение Советской России. Но также как

и в Первой Мировой войне, даже будучи на стороне победителей, отсталая, в

основном крестьянская Россия, естественно, получает кукиш. Становится

посмешищем в крупных размерах - вспомните ее войну с Японией, когда...

- Теперь же пришлось пострадать нам, оплачивая цену нынешней

ситуации, - сказал Роберт. - Но мы сделали это по доброй воле, чтобы

остановить нашествие славянского мира.

Бетти тихо сказала:

- Лично я не верю ни в какие исторические бредни о нашествии со

стороны любых народов. Славян ли, китайцев или японцев.

Она безмятежно посмотрела на Роберта.

Было видно, что ее не занесло, что она абсолютно владеет собой, и что

она просто намеревалась выразить свои чувства.

На щеках ее появился яркий румянец.

Какое-то время они молча ели.

"Снова я осрамился, - признался себе Чилдан. - Невозможно избежать

этой темы, потому что она повсюду: в книге, которая случайно попадает в

руки, в этих подгузниках - добыче завоевателей. Мародерство, учиненное по

отношению к моему народу. Взгляни в лицо фактам. Пытаешься убедить себя в

том, что эти японцы и ты похожи? Но погляди, даже когда ты прославляешь их

победу, опускаешься до того, что радуешься поражению своего народа - все

равно мы стоим на разной почве. То, что определенные слова значат для меня,

имеет совершенно противоположное значение для них. У них другие мозги и

другие души. Смотри, они пьют из английских фарфоровых чашек, пользуются

американскими столовыми приборами, слушают негритянскую музыку. Это все на

поверхности. Преимущества богатства и власти делают все это доступным для

них, но это все как пить дать суррогат, наносное. Даже эта "Книга

перемен", которой они почти что придушили нас - она китайская,

позаимствованная у другого, ранее покоренного народа. Кого они думают

одурачить? Самих себя? Воруют обычаи и справа и слева: одежду, еду,

разговоры, походку. Ну хотя бы только взгляни, как и с каким смаком они

пожирают печеный картофель со сметаной и сыром, это старинное американское

блюдо, также ставшее их трофеем. Никого они не одурачат, вот что я вам

скажу, а меня - меньше всего. Только белые расы наделены даром творчества,

- размышлял он. - И тем не менее, я - чистокровный представитель этих рас

- должен разбивать об пол лоб перед этими двумя. Только подумай, что было

бы, если бы мы победили! Да мы бы стерли их с лица земли. Сегодня не было

бы Японии, а США были бы единственной могучей процветающей державой на

всем необъятном мире. Я должен обязательно прочесть эту книгу...

"Саранчу", - подумал он. - Это мой патриотический долг".

- Роберт, вы совсем не едите, - мягко заметила Бетти. - Разве еда

плохо приготовлена?

Он сразу же зацепил полную вилку салата.

- Нет, - сказал он. - Это воистину самая превосходная еда, которую

мне только приходилось есть за последние годы.

- Спасибо, - сказала она.

Она была явно польщена его словами.

- Я изо всех сил старалась приготовить настоящую... Например, я

делала покупки только на крохотных американских базарчиках, удаленных от

центральных улиц, где нам пытаются выдать итальянские или мексиканские

продукты за американские.

"Да, вы довели нашу пищу до совершенства, - подумал Роберт Чилдан. -

Общее мнение справедливо: у нас безграничные способности к подражанию.

Яблочный пирог, кока-кола, увлечение кинофильмами, Кленом Миллером... Вы

могли бы склеить искусственную Америку из жести и рисовой бумаги, бумажную

мамулю на кухню, бумажного Па, читающего газету, бумажного бэби у его ног.

Все, что угодно".

Пол молча наблюдал за Чилданом. Роберт, внезапно заметив это

внимание, оборвал ход мыслей и сосредоточился на еде.

"Он что, и мысли умеет читать, видеть то, что я думаю на самом деле?

Пожалуй, внешне я ничем себя не выдал. Лицо соответствует ситуации. Нет,

все в порядке".

- Роберт, - сказал Пол, - поскольку вы здесь родились и выросли,

употребляете местные, трудно переводимые выражения, хорошо знакомы с

культурой и обычаями своего народа, вы, возможно, окажите мне помощь в

понимании одного явления, с которым я недавно столкнулся. Разъясните мне

смысл некоторых фильмов двадцатых годов, которые мне довелось увидеть.

Роберт слегка поклонился.

- В этих фильмах главную роль играет ныне уже давно забытый актер,

некто Чаплин. Это неловкий, жалкий человек, на которым издеваются все

окружающие, и тем не менее его страдания, его нескончаемые несчастья

вызывают у белой части публики какой-то совершенно неконтролируемый смех.

Я несколько раз пытался докопаться, что же может быть смешного в зрелище

страданий хорошего, порядочного человека? В каких аспектах вашей культуры

или религии таятся корни такого отношения? Может быть, только потому, что

актер по национальности - еврей?

- Если бы Германия и Япония проиграли бы войну, - немедленно

отозвался Роберт, - то сегодня миром правили бы евреи. С помощью Москвы и

Уолл-Стрита.

Оба японца, и мужчина, и женщина, казалось, отпрянули. Они, казалось,

поникли, стали холоднее, ушли в себя. Даже в комнате, казалось, стало

прохладнее. Роберт Чилдан почувствовал одиночество. Он продолжал есть, но

уже не вместе с ними.

Что он натворил?

Что именно они неправильно истолковали?

Глупая неспособность их уловить оттенки чужого языка, западного

образа мышления? Ускользнувшее от них значение сказанного и вызванная тем

самым обида?

"Какая трагедия, - подумал он, продолжая есть. И тем не менее, что с

этим поделаешь?"

Прежняя ясность, та, что существовала несколько минут назад - должна

быть восстановлена во что бы то ни стало.

Только теперь он понял, насколько глубоко различие между ним и ими.

Никогда прежде не чувствовал он себя так напряженно, потому что нелепая

мечта оказалась такой неосуществимой. "А ведь я только ожидал от этой

встречи, - вспомнил он. - Когда я поднимался по лестнице, мне кружил

голову юношеский романтический дурман. Но нельзя игнорировать реальность:

мы должны стать взрослыми. А здесь все наполнено этим дурманом. Эти люди и

людьми-то в полном смысле этого слова не являются. Носят одежду как

обезьяны, которые кривляются в цирке. Они умны, их можно выдрессировать,

но это и все. Зачем же я стараюсь угодить им, если это так? Только потому,

что победители они, а не мы?

В этот вечер проявился неприятный пунктик моего характера. И я ничего

с ним не могу поделать. У меня, оказывается, патологическая наклонность

к... ну, скажем, к безошибочному выбору наименьшего из зол. Как у коровы,

завидевшей корм: мчусь напропалую, не подумав о результате.

"Чем я занимался всегда? Следил за внешними своими проявлениями,

потому что так безопаснее, ведь после всего - они победители, они

командуют. И дальше я буду поступать точно также, судя по всему. Потому

что, зачем мне эти неприятности? Они смотрит американские фильмы и хотят,

чтобы я их комментировал для них. Они надеются, что я, белый, могу дать им

ответ, я попробую! Но не сейчас, хотя, если бы я видел эти фильмы, то

несомненно смог бы.

- Когда-нибудь мне удастся посмотреть какой-нибудь из этих фильмов, с

этим Чаплиным, - обратился он к Полу, - и тогда я смогу довести до вас

значение происходящего как на экране, так и в зале.

Пол слегка поклонился.

- Сейчас же работы так много, - продолжал Роберт. - Позже,

наверное... Я уверен, что вам не придется долго ждать.

"И все же и он, и Бетти выглядят разочарованно, - подумал он. - Они

заслуживают этого. Смотреть американские фильмы и просить его пояснений -

стыдно".

Он с еще большим наслаждением весь ушел в поглощение пищи.

Ничто больше не портило вечер. Когда он покидал квартиру Казуора, в

десять часов, он все еще чувствовал ту уверенность, обретенную во время

еды.

Он спускался по лестнице, не думая о том, что его могут встретить еще

какие-нибудь японцы - жильцы этого дома, сновавшие туда-сюда, в основном в

коммунальные душевые дома. Он вышел на темный тротуар и остановил

проходивший мимо педикэб.

"Мне всегда хотелось, - размышлял он по дороге домой, - встретиться с

некоторыми своими покупателями в неофициальной обстановке. И ведь не так

уж и плохо. Этот опыт, возможно, будет мне хорошим подспорьем в бизнесе".

Встреча с людьми, которых боишься, имеет большое терапевтическое

значение.

Раскусить их. Тогда исчезнет страх.

Размышляя таким образом, он не заметил, как оказался перед

собственными дверьми. Расплатившись с возницей-китайцем, он поднялся по

знакомой лестнице.

Здесь, в его передней, сидел мужчина, совершенно ему незнакомый.

Белый, в пальто, сидел на диванчике и читал газету.

Как только Чилдан появился на пороге и удивленно застыл там, он

отложил газету, неторопливо поднялся и сунул руку во внутренний карман

пальто. Оттуда он вытащил бумажник и открыл его.

- Кемпейтай.

Это был один из "пинки", служащий Сакраменто и его государственной

полиции, учрежденной японскими оккупационными властями.

Чилдан похолодел.

- Вы - Роберт Чилдан?

- Да, сэр.

Сердце его бешено колотилось.

- Недавно, - сказал полицейский, - вас посетил один человек, белый,

назвавшийся представителем одного из офицеров имперского флота.

Он сверился с бумагами в папке, вытащенной им из лежавшего на диване

портфеля.

- Последующее расследование показало, что это совсем не так. Такого

офицера не существует, как и такого корабля.

Он внимательно посмотрел на Чилдана.

- Да это так, - отозвался Чилдан.

- Нам сообщили, - продолжал полицейский, - о попытке шантажа, имевшей

место в районе Залива. Этот парено, очевидно, приложил там руку. Не можете

ли вы обрисовать его.

- Невысокий, довольно смуглый, - начал Чилдан.

- Похож на еврея?

- Да, - сказал Чилдан, - только теперь мне пришло в голову, а тогда я

каким-то образом просмотрел это.

- Вот фото.

Человек из Кемпейтай протянул ему снимок.

- Это он.

Чилдан не чувствовал никаких сомнений. Его несколько ужаснула

способность сыска, проявленная Кемпейтай.

- Как же вы нашли его? Я ведь не сообщал об этом, а позвонил своему

оптовому торговцу, Рею Келвину, и сказал ему о...

Полицейский жестом приказал ему молчать.

- У меня тут есть для вас одна бумага, которую вы должны подписать, и

это все. Вам не нужно будет присутствовать на суде, ваше участие в этом

деле заканчивается этой предписываемой законом формальности.

Он протянул Чилдану лист бумаги и ручку.

- Здесь говорится о том, что этот человек посетил вас и что он

попытался обмануть вас, выдавая себя за другого и так далее. Все это вы

можете прочесть здесь.

Полицейский отвернул рукав и посмотрел на часы, пока Чилдан читал

бумагу.

- По существу здесь все верно?

- По существу - да.

У Роберта Чилдана не было времени уделять этой бумаге должного

внимания, да к тому же он был несколько сбит с толку всем, что произошло в

этот день.

Но он знал, что этот человек выдавал себя за другого и что был тут

какой-то шантаж, и, как сказал этот человек из Кемпейтай, парень этот -

еврей. Чилдан взглянул на имя под фотографией.

Фрэнк Фринк, урожденный Фрэнк Финк. Да, конечно, еврей, любому ясно -

да еще с такой фамилией.

Чилдан подписал бумагу.

- Спасибо, - сказал полицейский.

Он собрал свои вещи, нахлобучил шляпу, пожелал Чилдану спокойной ночи

и вышел. Все дело заняло каких-нибудь несколько мгновений.

"Они найдут его, - подумал Чилдан, - где бы он ни скрывался".

Он испытывал большое облегчение. Замечательно, что они так быстро

работают.

"Мы живем в обществе законности и порядка, где евреям не дано власти

плести свои коварные интриги вокруг невинных людей, мы от этого защищены.

и как это я не распознал в нем сразу еврея? Простак я, что ли? Очевидно я

на хитрость и не способен, а это делает человека беспомощным. Не будь

закона, я был бы всецело в их власти, этот еврей мог бы убедить меня в чем

угодно. Это какая-то форма гипноза. Они могут все общество подчинить себе.

Завтра я пойду и куплю эту книгу. Интересно будет взглянуть, как автор

представляет себе мир, где правят евреи и коммунисты, где Рейх лежит в

развалинах, а Япония - просто провинция России.

Россия там, кажется, простирается от Атлантического океана до Тихого.

Интересно, описывает ли автор - как там его фамилия? - войну между Россией

и США? Занятная книга. Странно, что никто не написал ее раньше".

Он подумал, что такие книги позволяют лучше понять, насколько нам

сопутствует удача, даже несмотря на все тяготы... нам было бы гораздо

хуже. Эта книга дает нам огромный моральный урок. Да, здесь у власти

японцы, а мы побежденная нация, но мы должны смотреть вперед, должны

строить, а из этого произрастают такие великие свершения, как колонизация

планет.

"Последние известия!" - спохватился он.

Удобно усевшись, он включил радио.

"Может быть уже избрали нового рейхсканцлера? Мне лично этот

Зейсс-Инкварт кажется больше динамичным. Он больше всего подходит для

того, чтобы осуществлять смелые проекты. Я хотел бы быть там, - подумал

он. - Возможно, когда-нибудь у меня будет достаточно денег, чтобы

совершить путешествие в Европу и своими глазами увидеть все, что там

свершается. Обидно пропустить такое, торчать здесь, на Западном побережье,

где ничего не происходит. История проходит мимо".

 

 

 

В восемь часов утра Фрейер Гуго Рейсс, рейхсконсул в Сан-Франциско,

вылез из своего "Мерседеса-220-Е" и взбежал по ступенькам консульства. За

ним следовали два молодых служащих МИДа. Дверь была отперта кортежем

Рейсса; и он вошел внутрь, поднятием руки приветствуя

девушек-телефонисток, вице-консула герра Франка, а затем, в приемной

кабинета, секретаря консула, герра Пфердхофа.

- Фрейер, - сказал Пфердхоф, - здесь вот радиограмма, только что

полученная из Берлина, с грифом номер один.

Это означало, что послание было срочным.

- Спасибо, - сказал Рейсс.

Он снял пальто и передал его Пфердхофу.

- Десять минут назад звонил Краус фон Меер. Он просил, что-бы вы ему

перезвонили.

- Спасибо, - сказал Рейсс.

Он сел за небольшой столик у окна кабинета, снял салфетку со своего

завтрака, обнаружил на тарелке булочку, яичницу с колбасой, налил себе

черного кофе из серебряного кофейника, затем развернул утреннюю газету.

Звонивший ему Краус фон Меер был шефом СД на территории ТША. Его

штаб-квартира, конечно же, располагалась под какой-то фальшивой вывеской в

здании аэровокзала. Взаимоотношения между Рейссом и Краусом фон Меером

были довольно напряженными. Их сомнения преднамеренной политикой тузов из

Берлина. У Рейсса была почетная должность в СС, чин майора, и это ставило

его формально в подчиненное положение перед Краусом фон Меером. Эта

должность была дарована ему несколько лет назад, и теперь он понял цель

этого назначения.

Но тут он ничего не мог поделать. И все же это до сих пор его

раздражало.

Газета, доставляемая Люфтганзой к семи утра, была "Франкфуртер

Цайтунг".

Рейсс внимательно просмотрел первую страницу. Бальдур фон Ширах под

домашним арестом, возможно, в данный момент уже мертв. Очень нехорошо.

Геринг на учебной базе Люфтганзы, окруженный опытными ветеранами войны,

всецело преданными Борову. К нему не подступиться никаким топорникам СС и

СД. А что там с доктором Геббельсом? Вероятнее всего, он в самом центре

Берлина, как всегда, полагается на свой ум, свою способность проложить

себе путь куда угодно с помощью уговоров. Если Гейдрих пошлет взвод солдат

разделаться с ним, маленький доктор не только отговорит их, пожалуй,

убедит их перейти на его сторону, сделает их служащими Министерства

Пропаганды и Общественного Просвещения.

Он представил себе доктора Геббельса в этот момент в квартире

какой-нибудь потрясенной киноактрисы, свысока взирающего на марширующие по

улицам подразделения вермахта. Ничто не может устрашить этого карлика.

Геббельс будет улыбаться своей презрительной улыбкой, продолжая

ласкать прелестную женскую грудь левой рукой, в то время как правой будет

писать статью для...

Стук секретаря прервал ход его мыслей.

- Извините меня. Краус фон Меер снова на проводе.

Рейсс встал, подошел к письменному столу и взял трубку.

- Здесь Рейсс.

- Что-нибудь слышно об этом типе из Абвера? - раздался голос шефа

местной СД, вещавший с явным баварским акцентом.

- Гм... - отозвался Рейсс.

Он в недоумении пытался сообразить, к кому относятся слова Крауса фон

Меера.

- Насколько мне известно, в данный момент на Тихоокеанском побережье

существуют три или четыре типа из Абвера.

- Я имею в виду того, который прибыл сюда на ракете Люфтганзы на

прошлой неделе.

- А... - протянул Рейсс.

Прижав трубку к уху плечом, он вынул из кармана портсигар.

- Он сюда не заходил.

- Что он делает?

- Боже, откуда мне знать? Спросите у Канариса.

- Мне хочется, чтобы вы позвонили в Министерство иностранных дел и

попросили их, чтобы они связались с Рейхсканцлером и его канцелярией,

сказав бы любому, кто попадется, чтобы он прижал адмиралтейство, требуя от

Абвера либо отозвать своих людей отсюда, либо дать им вразумительные

пояснения о причинах пребывания их здесь.

- А вы сами не можете этого сделать?

- В нашем ведомстве сплошная неразбериха.

"Они совершенно потеряли из виду этого агента Абвера, - решил Рейсс.

- Им, местной организации СД, было кем-то из персонала Гейдриха поручено

следить за ним, а они его упустили, и теперь хотят, чтобы я таскал для них

из огня каштаны".

- Если он сюда заявится, - сказал консул, - я велю кому-нибудь

задержать его. Вы можете на меня положиться.

Конечно, шансов на то, что этот тип посетит консульство, было мало. И

оба это знали.

- Он, несомненно, скрывается под чужой фамилией, - упрямо продолжал

Краус фон Меер. - Мы, естественно, не знаем ее. У него внешность

аристократа. Около сорока лет. Капитан. Настоящая фамилия Рудольф Вегенер.

Происходит из старой монархической семьи Восточной Пруссии. Вероятно,

является сторонником фон Папена.

Рейсс поудобнее расположился в кресле, продолжая в вполуха слушать

монотонный голос фон Меера.

- Единственным средством, по-моему, с помощью которого можно

придержать этих монархистов с кортиками - так урезать бюджет флота, чтобы

они были не в состоянии позволить себе...

Наконец Рейссу удалось отвязаться от телефона. Когда он вернулся к

завтраку, яичница уже совсем остыла. Кофе, однако, был еще горячим. Он

выпил его и принялся за чтение газеты.

"Этому нет конца, - подумал он. - Люди из СД продолжают свою вахту и

днем, и ночью, им ничего не стоит позвонить и в три часа ночи".

Секретарь Рейсса Пфердхоф просунул голову в дверь кабинета и, увидев,

что телефон свободен, сказал:

- Только что был очень тревожный звонок из Сакраменто. Они объявили о

том, что на улицах Сан-Франциско свободно разгуливает какой-то еврей.

Они оба, Рейсс и Пфердхоф, рассмеялись.

- Хорошо, - сказал Рейсс. - Скажите им, чтобы они успокоились и

прислали нам соответствующие документы. Что-нибудь еще?

- Прочтите соболезнования.

- Много?

- Несколько. Я их оставлю на своем столике, если они вам понадобятся.

Я уже разослал ответы.

- Мне нужно приветствие для сегодняшней встречи, - сказал Рейсс. - В

час дня. С теми бизнесменами.

- Я вам напомню, - сказал Пфердхоф.

Рейсс откинулся в кресле.

- Хотите пари?

- Только не по поводу медлительности партии. Если вы имеете в виду

это...

- Это будет вещатель.

Немного помешкав, Пфердхоф сказал:

- Гейдрих уже достиг своего потолка. Таких людей не допустят к

непосредственному контролю над партией, потому что все их боятся. Даже от

одной этой мысли у партийных бонз будет обморок. Коалиция будет создана за

те двадцать пять минут, которые понадобятся первому же автомобилю СС,

чтобы проехать по Принц Альбертштрассе. В нее войдут все эти воротилы

вроде Круппа и Тиссена...

Он умолк, так как к нему подошел с конвертом в руке один из

шифровальщиков.

Рейсс протянул руку, и секретарь передал ему конверт.

Это была срочная радиошифровка из Берлина, теперь уже расшифрованная

и отпечатанная.

Как только он закончил ее читать, он скомкал радиограмму, положил ее

в большую керамическую пепельницу и поджег зажигалкой. Пфердхоф застыл в

ожидании.

- Здесь говорится, что к нам прибывает инкогнито какой-то японский

генерал, некто Тадеки. Пожалуйста, отправляйтесь в публичную библиотеку и

возьмите один из официальных японских военных журналов, где есть его

фотография. Постарайтесь, конечно, сделать это скрытно. Я думаю, что у нас

есть какие-нибудь сведения о нем тут, в консульстве.

Он подошел к запертому сейфу, но затем, видимо, передумал.

- Добудьте любую информацию, какую только сумеете. Статистические

данные. Они должны быть в библиотеке. Этот генерал Тадеки был начальником

штаба несколько лет назад. Вы что-нибудь о нем помните?

- Весьма смутно, - сказал Пфердхоф. - В молодости - дуэлянт. Сейчас

ему должно было бы быть около восьмидесяти. Мне кажется, он был

сторонником какой-то отвергнутой программы по выводу Японии в космос.

- Здесь он потерпел неудачу, - вставил Рейсс.

- Не удивлюсь, если он едет сюда лечиться, - сказал Пфердхоф. - Здесь

всегда полно старых японских вояк, пользующихся услугами госпиталя

университета, где процветает германская хирургия, совершенно недоступная в

Японии. Естественно, что это делается втихую. По причинам патриотизма. Так

что, если Берлину нужно, чтобы мы не спускали с него глаз, нам понадобится

кто-нибудь в госпитале Калифорнийского Университета.

Рейсс кивнул. А может быть старый генерал замешан в торговых

спекуляциях, основная часть которых прокручивается в Сан-Франциско. Связи,

оставшиеся у него тех теперь, когда он вышел в тираж. А вышел ли? Ведь в

послании его называют "генерал", а не "генерал в отставке".

- Как только достанете фотографию, - сказал Рейсс, - раздайте копии

вашим людям в аэропорту и в гавани. Он, возможно уже прибыл. Вы же знаете,

сколько проходит времени, пока до нас что-нибудь дойдет.

Конечно же, если генерал уже здесь, Берлин будет недоволен

консульством в ТША.

консул должен был сам догадаться взять его - до того, как послан

приказ из Берлина.

- Я проштампую дату на шифровке из Берлина, - угадал Пфердхоф, - так

что если даже возникнет какой-нибудь вопрос, мы сможем точно указать,

когда мы ее приняли, вплоть до минут.

- Спасибо, - ответил Рейсс.

Начальники в Берлине были непревзойденными мастерами перекладывать

ответственность, а ему уже надоело быть козлом отпущения, слишком часто

это случалось.

- Только для того, чтобы подстраховаться, - сказал он. - Думаю, что

вам следовало бы ответить на это послание. Ну, скажем, так: "Ваши

инструкции чрезвычайно запоздали. Это лицо уже объявилось на территории

ТША. Возможность успешного перехвата на данной стадии маловероятна".

Велите кому-нибудь подредактировать это послание и направьте в Берлин.

Побольше там всякого тумана и благих намерений. Ну, не мне вас учить.

Пфердхоф кивнул.

- Я сейчас же отошлю это донесение и зарегистрирую точную дату и

время отправления.

Он закрыл за собой дверь.

"Да, тут гляди в оба, - размышлял Рейсс, - а не то сразу же очутишься

консулом в компании ниггеров на острове у берегов Южной Африки, а потом у

тебя будет черная нянька в качестве любовницы, десять или одиннадцать