Филип К.Дик. Человек в Высоком замке 4 страница
ваш донос не обратят внимания, а я через некоторое время сам донесу на вас, и благодаря этим же моим связям вы окажетесь под Защитной опекой. Он улыбнулся, поклонился и зашагал по проходу подальше от Лотце вслед за другими пассажирами. Спустившись по трапу на холодное, продуваемое ветром взлетное поле, Бейнес на мгновение снова очутился рядом с Лотце. - В сущности, - сказал Бейнес, шагая рядом с Лотце, - мне что-то очень не нравится ваша внешность, мистер Лотце, поэтому я не буду надолго откладывать и напишу донос немедленно. Он быстро зашагал вперед, оставив Лотце далеко позади. В дальнем конце взлетной площадки у входа в вестибюль пассажиров ожидала толпа встречающих. Родственники, друзья, многие из них приветственно махали руками, выглядывали из-за стоящих впереди, улыбались, внимательно вглядывались в лица, суетились. Несколько впереди остальных стоял коренастый японец средних лет, одетый в изысканное английское пальто, а рядом с ним стоял японец помоложе. На лацкане его пальто поблескивал значок Главного Торгового Представительства Империи. "Это он, - понял Бейнес, - мистер Набусуке Тагоми Явился лично6 чтобы встретить меня". Слегка подавшись вперед, японец протянул руку. - Герр Бейнес, добрый вечер. - Добрый вечер, мистер Тагоми, - ответил Бейнес. Он так же протянул руку. Обменявшись рукопожатиями, они поклонились друг другу. Молодой японец тоже поклонился, глядя на них с сияющей улыбкой. - Немного прохладно, сэр, на этом открытом поле, - сказал мистер Тагоми. - В город мы полетим на вертолете Представительства. Не возражаете? Или, может быть, вам нужно еще уладить какие-нибудь дела здесь? Он с волнением вглядывался в лицо Бейнеса. - Мы можем отправиться прямо сейчас, - сказал Бейнес. - Я хочу только оформить номер в гостинице. Мой багаж... - Об этом позаботится мистер Котомики, - сказал мистер Тагоми. - Он поедет вслед за нами. Видите ли, сэр, на этом вокзале мне всегда приходится дожидаться багажа целый час. Дольше, чем вы летели. Мистер Котомики приятно улыбнулся. - Хорошо, - сказал Бейнес. - Сэр, а у меня для вас скромный дар. - Простите? - Чтобы у вас сложилось приятное впечатление. Мистер Тагоми сунул руку в карман пальто и вынул оттуда небольшую коробку. - Благодарю вас, - произнес Бейнес, принимая дар. - Почти полдня специальные эксперты проверяли верность выбора, - продолжал мистер Тагоми. - Это настоящий раритет умирающей культуры бывших США, редчайшая и прекрасно сохранившаяся реликвия, несущая на себе отпечаток давно минувших безоблачных дней. Мистер Бейнес открыл коробку. В ней лежали детские часы в виде головы Микки-Мауса на черной бархатной подушечке. Что это - розыгрыш? Он поднял глаза и увидел взволнованное и серьезное лицо мистера Тагоми. Нет, это никак не могло быть шуткой. - Большое спасибо, - сказал Бейнес. - Это действительно совершенно невероятно. - Во всем мире сейчас найдется не более десятка настоящих часов Микки-Мауса выпуска 1938 года, - сказал мистер Тагоми. Он испытывающе вглядывался в лицо Бейнеса, упиваясь произведенным впечатлением, постижением ценности дара. - Ни один из известных коллекционеров не имеет подобного экземпляра, сэр. Они вошли в здание вокзала и по лестнице вышли на вертолетную площадку. Шедший за ними мистер Котомики сказал: - Харусаме ни нуроцуцу яне но томари кана... - Что такое? - переспросил мистер Бейнес у мистера Тагоми. - Старинная поэма, сказал мистер Тагоми, - периода Токугавы. - Идет весенний дождь, и на крыше мокнет маленький детский мячик, - перевел Котомики.
Наблюдая за тем, как его бывший наниматель вперевалку проковылял по коридору в основное производственное помещение "Уиндем-Матсон Корпорейшн" Фрэнк Фринк подумал, что самым странным в Уиндем-Матсоне является то, что он совсем не похож на человека, владеющего фабрикой. Он больше напоминал бездельника - завсегдатая злачных мест, какого-то пропойцу, которого отмыли в бане, дали новую одежду, побрили, постригли, накачали витаминами и послали в мир с пятью долларами, чтобы он начал новую жизнь. У старика было болезненная, заискивающая, нервная, даже вызывающая сочувствие манера держаться, как если бы он в каждом видел своего скрытого врага, более сильного, чем он сам, и перед ним он вынужден вилять хвостом и ублажать. Эта его манера как бы говорила: все собираются меня облапошить. В действительности же Уиндем-Матсон был чрезвычайно могущественным. Ему принадлежал контрольный пакет акций целого ряда предприятий, торговые фирмы, недвижимость, да еще и "Уиндем-Матсон Корпорейшн". Проследовав за стариком, Фрэнк распахнул дверь в цех. Там грохотали станки, которые он ежедневно видел вокруг себя в течении многих лет, люди за станками, воздух, наполненный пылью, тусклое освещение, суета движений. Вот сюда и вошел старик. Фринк ускорил шаги. - Эй, мистер Уиндем-Матсон! - позвал он. Старик остановился возле начальника цеха, человека с волосатыми руками по имени Эд Мак-Карти. Они одновременно посмотрели на Фринка, когда он подошел к ним. Нервно облизнув губы, Уиндем-Матсон сказал: - Очень жалко, Фрэнк, но я уже ничего не могу сделать, чтобы взять вас назад. Я уже нанял на ваше место человека, полагая, что вы не вернетесь. После всего того, что вы сказали. Его маленькие черные глазки часто забегали из стороны в сторону. Фринк знал, что уклончивость было его наследственной чертой. У старика это было в крови. - Я пришел за своим инструментом и ни за чем более, - сказал Фринк. Его голос - он был рад это слышать - был твердым и даже резковатым. - Ну, посмотрим, - промямлил Уиндем-Матсон. У него не было четкой линии относительно статуса инструментов Фринка. Он адресовался к Эдди Мак-Карти: - Думаю, что это по вашему ведомству, Эд. Наверное вы сможете уладить здесь все, что касается Фрэнка. У меня другие заботы. Он взглянул на карманные часы. - Знаете, Эд, я переговорю с вами об этой накладной позже. Мне еще нужно кое-куда сбегать. Он похлопал Эдди Мак-Карти по руке и поспешил прочь, не оглядываясь. - Ты пришел, чтобы снова стать на работу? - спросил, помолчав, Мак-Карти. - Да. - Я горжусь тобой. Ты здорово вчера высказался. - Я тоже страшно горжусь, - сказал Фрэнк. - Но - бог мой - я не могу так же хорошо работать где-то в другом месте. Он чувствовал себя побитым и беспомощным. - Ты ведь знаешь это. Раньше они частенько обсуждали свои проблемы. - Нет, не знаю, - сказал Мак-Карти. - Ты справишься с любой проблемой не хуже любого другого на побережье. Я видел, как выдал деталь, всего за пять минут, включая и чистовую полировку. Вот только сварка... - А я никогда не говорил, что могу варить, - отозвался Фринк. - А ты никогда не думал завести собственное дело? Фринк, захваченный врасплох, застыл. - Какое дело? - Ювелирное. - Да ну тебя, ради Христа! - Заказы, оригинальные изделия, а продавать будут другие. Мак-Карти отвел его в угол цеха подальше от шума. - Тысячи за две ты смог бы снять небольшой подвал или гараж. Когда-то я рисовал эскизы женских сережек и кулонов. Помнишь ведь - настоящий модерн. Взяв кусок наждачной бумаги, он стал рисовать, медленно и упрямо. Заглянув ему через плечо, Фринк усидел эскиз браслета с орнаментом из расходившихся и переплетавшихся линий. - А разве еще существует рынок ювелирных изделий? - спросил Фринк. Все, что он когда-либо видел, было традиционными - даже старинные - изделиями прошлого. - Кому нужны современные американские вещи? Их не существует вовсе, во всяком случае теперь, после войны. - Сам создай рынок, - посоветовал сердито Мак-Карти. - Ты хочешь сказать, что и продавать я буду сам? - Пусти их в розничную продажу через магазин, вроде... как он называется? На Монтгомери-Стрит - большой шикарный магазин произведений искусства. - Американские Художественные Промыслы, - сказал Фринк. Он никогда не заходил в магазины столь дорогие и фешенебельные, как этот, так же, как и подавляющее большинство американцев. Только у японцев были такие деньги, чтобы делать покупки в подобных магазинах. - Ты знаешь, что там продают? - спросил Мак-Карти. - И на чем наживают состояния? На тех чертовых серебряных пряжках для поясов из Нью-Мексико, которые делают индейцы. Всякий хлам, который производят для туристов. Это считается модным искусством. Какое-то время Фринк разглядывал Мак-Карти, не решаясь открыть рот, а потом сказал: - Я знаю, что они там продают. И ты тоже знаешь. - Да, - сказал Мак-Карти. Они оба знали, потому что они оба имели к этому делу самое прямое отношение, и довольно давно. Официальное "Уиндем-Матсон Корпорейшн" занималась выпуском решеток из кованого железа для лестниц, балконов, каминов для декоративных украшений жилых зданий, все на базе массового производства, по стандартным чертежам. Для каждого сорокаквартирного здания штамповалось одно и то же изделие сорок раз подряд. С виду "Уиндем-Матсон Корпорейшн" была металлургическим предприятием. Но вдобавок к этому она занималась еще и другими делами, и именно оттуда она извлекала настоящие прибыли. Используя большое количество тщательное подобранных инструментов, материалов и оборудования, "Уиндем-Матсон Корпорейшн" непрерывным потоком выпускала подделки американских изделий довоенного производства. Эти подделки осторожно, со знанием дела подбрасывали на оптовый рынок произведений искусства, вливая в реку подлинных вещей, собираемых по всему континенту. И так же, как при коллекционировании почтовых марок и монет, никто не мог оценить фактический процент подделок, находившихся в обращении. И никто - в особенности торговцы, да и сами коллекционеры - не хотели этого делать. Когда Фринк ушел с работы, на его верстаке лежал наполовину законченный револьвер фирмы "Кольт" времен фронтира (освоения западных территорий). Он сам сделал отливку в собственного же изготовления формах и теперь был занят ручной шлифовкой деталей. Рынок огнестрельного оружия времен Гражданской войны и фронтира был неограниченным: "Уиндем-Матсон Корпорейшн" могла продать все, что производил Фринк. Это и было их специальностью. Медленно подойдя к своему верстаку, Фринк взял еще необработанный, покрытый заусеницами шомпол револьвера. Еще дня три, и револьвер был бы закончен. "Да, - подумал он, - приличная работа". Эксперт, конечно, мог бы определить разницу, но коллекционеры японцы не были знатоками в точном значении этого слова, у них не было ни эталонов, ни методов проверки для того, чтобы судить о подлинности изделия. Насколько ему было известно, им фактически и в голову не приходило хоть сколько-нибудь сомневаться в исторической подлинности предметов, или произведений народных ремесел, продаваемых на Западном побережье. Возможно, когда-нибудь, такая мысль все-таки придет им в голову, и тогда пузырь лопнет, а вместе с ним лопнет и рынок подлинных изделий. В соответствии с законом Грехэма, подделки подрывают ценность подлинников. В этом, без сомнения, была причина отсутствия проверок: ведь, в конце концов, все оставались вполне довольны. Фабрики и заводы, разбросанные по разным городам, выпускали продукцию и имели свою прибыль. Оптовики передавали вещи дальше, а хозяева магазинов выставляли их и рекламировали. Коллекционеры раскошеливались и, удовлетворенные, везли свои приобретения домой, чтобы произвести впечатление на любовниц, жен, коллег и друзей. Так же, как с послевоенными грудами бумажных денег, все шло прекрасно, пока никто на задавал вопросов. Никому не причинялось никакого ущерба, пока не пришел день расплаты. Тогда расплатятся все. Но пока никто не разговаривал об этом, даже те кто зарабатывал на жизнь производством подделок. Все отказывались думать о том, что они делают, занимаясь только чисто техническими вопросами. - Давно ты не пробовал сделать что-нибудь оригинальное? - спросил Мак-Карти. Фринк пожал плечами. - Много лет. Я могу скопировать все, что угодно, довольно аккуратно, но... - Ты знаешь, о чем я думаю? Я думаю, что ты заразился у нацистов идеей о том, что евреи не способны творить, что они могут заниматься лишь имитацией и торговлей, посредничеством. Он безжалостно уставился на Фрэнка. - Может быть, так оно и есть, - сказал Фрэнк. - А ты попробуй. Сначала сделай эскизы. Или сразу поработай с металлом. Поиграй, как дети играют. - Нет, - сказал Фринк. - Веры у тебя нет, - сказал Мак-Карти. - Ты ведь окончательно ее похоронил, верно? Веру в себя. Очень плохо. Потому, что я уверен, ты в состоянии сделать это. Он отошел от верстака. "Да, очень плохо, - подумал Фринк. - И тем не менее, это правда. Я не могу по принуждению обрести веру или энтузиазм одной лишь решимостью. Этот Мак-Карти, - подумал он, - чертовски хороший начальник цеха. Он обладает способностью пришпорить человека, заставить его выложить все свое умение, превзойти себя даже наперекор самому себе. Прирожденный руководитель. Почти ведь вдохновил меня, пусть хоть на мгновение, но вот он отошел, и энергия ушла в песок. Жаль, что не захватил своего оракула. Можно было бы спросить у него совета, воспользоваться плодами его пятитысячелетней мудрости". И тогда он вспомнил, что экземпляр "Книга перемен" есть в комнате отдыха конторы корпорации Уиндема-Матсона. Он прошел через цех в контору, а оттуда в комнату отдыха. Усевшись на стул из хромированных трубок с пластиковым сиденьем, он записал свой вопрос на обратной стороне конверта: "Следует ли мне заняться частным бизнесом в области прикладного творчества, как мне только что советовали?" После этого он стал бросать монеты. В последней строке выпала семерка, замет он определил вторую и третью. Нижнее трехстишье, как он определил, было Чиен. Все выглядело неплохо, потому что Чиен означало творчество. Затем строка четвертая с переходом на восьмерку: Джин. И строка пятая также дала переход на восьмерку, тоже Джин. "Боже, - подумал он взволнованно, - еще одна строчка Джин, и выйдет гексаграмма одиннадцать". Так, спокойно. Очень благоприятный исход. Или... Руки его задрожали, позвякивая монетами. Строка Янг и, следовательно, гексаграмма двадцать шесть. Та Чу, Усмиренная Сила Величия. И та, и другая строки были благоприятными, третьего не было. Он бросил три монеты. Джин, значит покой. Открыв книгу, он прочел соответствующее разъяснение: "Покой. Малое уходит. Приближается нечто великое. Большая удача. Успех". "Значит, я должен поступить так, как сказал Мак-Карти. Завести свое маленькое дело". Осталось только определить скользящую строку. Он перевернул страницу. Какой там текст? Он не мог вспомнить, но скорее всего благоприятный, потому что сама гексаграмма было очень удачной. Союз небес и земли - однако первая и последняя строки были за пределами шестиугольника. Глаза его нашарили нужное место и тут же выхватили его: "Стена рушится назад в ров. Сейчас не нужна армия. Пусть твои повеления будут известны в твоем городе. Упрямство ведет к унижению". Полное банкротство! Он вскричал от ужаса. Дальше следовал комментарий: "Перемена, о которой упоминалось в центре гексаграммы, уже начала осуществляться. Стена города погружается назад в ров, из которого она была воздвигнута, близится час гибели". Эта была, без всякого сомнения, одна из самых страшных строк в книге, содержащей более трех тысяч строк. А вот суждение гексаграммы, тем не менее, было хорошим. Так чему же ему следовать? Почему такая огромная разница? Такого с ним еще не случалось. В одном пророчестве смешались и большая удача, и гибель. Что за сверхъестественная судьба?" Я, должно быть, нажал одновременно на две кнопки", - решил он. Черт, но ведь случиться должно или одно, или другое. А вместе? Разве может одновременно выпасть и большая удача, и гибель? Или... может быть, ты... Ювелирный бизнес завершится полным успехом, суждение относится именно к нему. А вот строка, чертова скользящая строка. Она относится к чему-то более глубокому, она указывает на какую-то катастрофу в будущем, возможно, и не связанную с ювелирным делом. "Но тем не менее, мне уготована какая-то зловещая судьба. Война! - подумал он. - Третья мировая! Два миллиарда будут убиты, наша цивилизация будет стерта с лица Земли. Водородные бомбы градом падут на нас. Ну и ну! - подумал он. - Что же происходит? Неужели я буду как-то причастен к ее возникновению? Или другой какой-то бедолага, которого я даже не знаю? Или мы все будем виноваты в этом? Во всем виноваты эти физики с их теорией синхронности, по которой каждая частица неразрывно связана со всеми остальными: любой случайный шаг может нарушить равновесие вселенной. И все это превращает жизнь в забавную шутку, над которой некому будет посмеяться. я открываю книгу и читаю отчет о будущих событиях, которые сам бог затеял по рассеянности и о которых хотел бы забыть. А кто я есть? Стоит ли меня принимать во внимание? Мне нужно забрать свои инструменты и электрооборудование у Мак-Карти, открыть мастерскую и заняться своим пустячным бизнесом, не обращая никакого внимания на эту последнюю жуткую строку, работать, творить по своему собственному разумению до самого конца, стараться изо всех сил, пока не рухнут стены на всех нас, на все человечество. Вот о чем поведал мне оракул. Злой рок скоро уничтожит нас всех, так или иначе, но пока что у меня есть чем заняться. Я должен воспользоваться своим разумом, своими руками. Суждение относилось только лично ко мне, а последняя строка - ко всем нам. Слишком уж ничтожен я сам по себе, могу только прочесть то, что написано, поднять взор к небу и склонить голову, а затем упорно трудиться, как если бы я ничего не знал из того, что ждет меня впереди. Оракул не ожидает от меня ничего иного, не ждет, что я начну бегать туда-сюда по улицам и вопить что есть мочи, привлекая внимание прохожих. А может ли кто-нибудь из нас изменить ситуацию. Все мы вместе или кто-то по-настоящему великий, или кто-то по-настоящему счастливый сможет оказаться в нужном месте. Совершенно случайно, в результате слепой удачи. И вся наша жизнь, вся наша планета висят на тонком волоске этой случайности". Закрыв книгу, он пошел из комнаты отдыха и вышел в цех. Увидя Мак-Карти, он помахал ему рукой, чтобы тот отошел в сторону, и они могли бы продолжить разговор. - Чем больше я думаю об этом, - сказал Фринк, - тем больше мне нравится твоя идея. - Прекрасно, - сказал Мак-Карти. - Теперь послушай. Тебе нужно сделать вот что. Ты должен достать деньги у Уиндема-Матсона. Он подмигнул Фринку. - Я придумал, каким образом. Я собираюсь тоже бросить эту работу и присоединиться к тебе. Ты видел мои эскизы? Разве они плохи? Ведь хорошие же, я знаю. - Конечно, - сказал Фринк, несколько смутившись. - Давай встретимся вечером после работы, - сказал Мак-Карти, - у меня дома. Приходи часов в семь, пообедаешь со мной и с Джоанной, если только вытерпишь мою ребятню. - О'кей, - заключил Фринк. Мак-Карти хлопнул его по плечу и отошел. "Я проделал большой путь, - сказал Фринк самому себе, - за эти десять минут". Страха и тревоги уже не было, был только азарт. "Все произошло так быстро", - подумал он, подойдя к своему верстаку и собирая инструменты. Наверное, такие перемены так и происходят. Появляется благоприятная возможность... "Всю жизнь я ждал этого. Когда оракул говорит: "Что-то должно быть достигнуто", он именно это и имеет в виду. Время поистине великое. Какое сейчас время? Именно в этот момент? Оракул говорит, что надвигается "Усмиренная Сила Величия". Джин становится Янгом. Все движется. Строка скользит и появляется новое мгновение. Я так спешил, что не заметил этого, возможно, ошибся, выхватив взглядом не то место. Держу пари, что именно поэтому я и наткнулся на эту жуткую строку, и благоприятная гексаграмма стала зловещей. Какой же я осел!" Однако, не смотря на свое возбуждение и оптимизм, он не мог просто взять и выбросить из головы эту строку. "И все же, - подумал он с усмешкой, - придется постараться. Вдруг до вечера удастся забыть о ней, будто и ничего не случилось. Да я почти уверен, потому что это совместное с Эдом предприятие, действительно, может вылиться в нечто крупное. Я уверен, что у него безошибочный нюх. Да и я еще не сказал последнего слова. Сейчас я ничего из себя не представляю, но если я смогу провернуть всю эту затею, то, может быть, мне удастся вернуть Юлиану. Я знаю, что ей нужно, она заслуживает человека, представляющего из себя кое-что, имеющего вес в обществе, а не какого-то там чокнутого. Когда-то в прежние времена, мужчины были мужчинами. Тогда, до войны, а сейчас... Не удивительно, что она скитается с одного места на другое, от одного мужчины к другому, ищет что-то и даже осознает, кто она есть и каковы ее биологические потребности. Но я-то знаю, и эта затея Мак-Карти - что бы там ни было - поможет мне ради нее добиться успеха".
Роберт Чилдан закрыл магазин "Американские Художественные Промыслы" на обед. Обычно он переходил улицу и ел в кафе напротив. И всегда он уходил не больше, чем на полчаса, а сегодня и того меньше - на двадцать минут. Воспоминания о тяжких испытаниях, перенесенных им при встрече с мистером Тагоми и персоналом Торгового Представительства, совершенно испортили ему аппетит. Возвратившись в магазин, он твердо сказал себе: пора менять тактику, и, не отзываясь на телефонные вызовы, все дела устраивать в магазине. На визит Такоми ушло около двух часов, это очень много. Уже почти два - открываться снова слишком поздно. За целых полдня он продал всего одну вещь - эти часы с Микки-Маусом - довольно дорогой предмет, но... От открыл дверь магазина, подпер ее и вошел в подсобку повесить пальто. Когда он вновь появился, то обнаружил в магазине покупателя. Белого. "Ну и ну, - подумал он. - Сюрприз". - Добрый день, сэр, - сказал Чилдан. Он слегка поклонился. Вероятно, какой-нибудь пинки. Худой, довольно смуглый, хорошо, по моде одетый, а держится скованно, и лицо поблескивало от пота. - Добрый день, - пробормотал посетитель. Он двигался по магазину, осматривая витрины. Затем он неожиданно подошел к прилавку, сунул руку в пальто, достал небольшой кожаный футляр для визитных карточек и выложил разноцветную, изысканно отпечатанную карточку. На карточке была эмблема Империи и воинские знаки отличия. Военно-морской флот. Адмирал Харуша. Роберт Чилдан с волнением рассматривал ее. - Корабль адмирала, - объяснил покупатель, - в настоящее время находится в заливе Сан-Франциско. Авианосец "Сиокаку". - О, - отозвался Чилдан. - Адмирал Харуша до сих пор еще не посещал Западного побережья, - продолжал объяснять покупатель. - У него масса пожеланий, и среди них - посетить ваш знаменитый магазин. На Родных Островах только и говорят об "Американских Художественных Промыслах". Чилдан поклонился, не в силах дольше скрывать восторг. - Однако, - продолжал мужчина, - из-за большого количества назначенных встреч адмирал не сможет нанести персональный визит в ваш уважаемый магазин. Поэтому он послал меня. Я - его поверенный. - Адмирал - коллекционер? - спросил Чилдан. Мысли его лихорадочно работали. - Он - любитель искусств. Он истинный знаток, но не коллекционер. То, что он хочет, предназначено для подарков, а именно: он желает преподнести каждому офицеру своего корабля какой-нибудь ценный исторический предмет, что-либо из легкого стрелкового оружия времен легендарной американской Гражданской войны. Мужчина на мгновение замолчал. - Всего на корабле двенадцать офицеров. "Двенадцать пистолетов времен Гражданской войны, - подумал про себя Чилдан. - Это будет почти десять тысяч долларов". Он затрепетал. - Насколько известно, - продолжил поверенный адмирала, - ваш магазин продает такие бесценные старинные предметы, сошедшие со страниц американской истории и, увы, слишком быстро исчезающие в бездне времени. Подбирая слова самым тщательным образом - позволить себе упустить такой случай, совершить хотя бы одну малейшую оплошность он не мог - Чилдан сказал: - Да, правда. Я располагаю наилучшим в Тихоокеанских Соединенных Штатах ассортиментом оружия времен гражданской войны. Я буду счастлив оказаться полезным адмиралу Харуша. Должен ли я собрать эту прекрасную коллекцию и привезти на борт "Сиокаку"? Может, к вечеру? - Нет. Я произведу осмотр здесь. Двенадцать. Чилдан стал подсчитывать в уме. У него сейчас не было двенадцати, у него было только три. Но он мог бы приобрести двенадцать, если ему повезет, в течение недели через различные каналы, например, посылка авиапочтой с Востока и связи среди местных оптовиков. - Вы, сэр, - сказал Чилдан, - хорошо разбираетесь в таком оружии? - Сносно, - сказал мужчина. - У меня есть небольшая коллекция ручного оружия, включая крохотный потайной пистолет, выполненный в виде костяшки домино. Приблизительно 1840 года. - Прелестная вещица, - сказал Чилдан. Он направился к запертому столу, чтобы достать несколько пистолетов для проверки их поверенным адмирала Харуша. Когда он вернулся, то увидел, что покупатель выписывает чек. Поверенный оторвался от своего занятия и сказал: - Адмирал желает уплатить вперед. Задаток в размере пятнадцати тысяч долларов ТША. Комната перед глазами Чилдана поплыла. Однако, ему далось сохранить спокойствие, даже придать себе несколько скучающий вид. - Как пожелаете. В этом нет необходимости - простая формальность. Поставив кожаную, с фетровыми накладками коробку на прилавок, он сказал: - Вот исключительный кольт сорок четвертого калибра выпуска 1860 года. - Он открыл коробку. - Черный порох и пули. Такие поставлялись в армию США. Парни в голубом носили это оружие при себе, например, во время второго похода на Юг. Поверенный весьма продолжительное время изучал кольт-44. Затем, подняв глаза, холодно сказал: - Сэр, это подделка. - А? - непонимающе спросил Чилдан. - Возраст этого образца не более шести месяцев. Сэр, представленный вами предмет - подделка. Я глубоко сожалею. Но смотрите. Вот это дерево рукоятки подвергнуто искусственному старению с помощью химикатов. Стыдно. Он отложил револьвер. Чилдан поднял его и безмолвно повертел в руках. Он не мог ничего
|