МИФЫ НОВОГО ВРЕМЕНИ
Подчас мифологическое поведение оживает на наших глазах. Речь идет не о "пережитках" первобытного менталитета. Некоторые аспекты и функции мифологического мышления образуют важную составляющую часть самого человеческого существа. Мы уже говорили по другому случаю о некоторых "мифах современного мира". Это очень сложная и интересная проблема, мы не можем претендовать на изложение в пределах нескольких страниц содержания целой книги. Ограничимся очерком некоторых аспектов "современных мифологий".
Мы уже видели ту роль, которую в первобытных обществах играет реализованный самыми разными путями "возврат к истокам". В современных европейских обществах наблюдается до сих пор интерес к этому "возврату". Почти каждая инновация представлялась или воспринималась здесь как определенный вариант возвращения к Библии и ставила перед собой задачу оживить опыт раннего христианства, первых христианских общин. Для руководителей Французской Революции примерами были деятели Рима и Спарты. Вдохновители и исполнители первой решительной и победоносной революции, ознаменовавшей конец исторического цикла, считали себя хранителями древних добродетелей, воспетых Титом Ливием и Плутархом.
На заре времени "происхождение" приобрело почти магическое значение. Иметь хорошие "истоки" и иметь благородное происхождение было почти равнозначным. "Мы ведем нашу родословную от Рима", ~ с гордостью повторяли румынские интеллигенты XVIII и XIX веков. Родословная от латинян означала для них некую мистическую причастность к величию Рима. Венгерская интеллигенция находила оправдание древности, благородству и исторической миссии мадьяр в мифе о Гуноре и Магоре и героической саге об Арпаде. В начале XIX века гипноз "благородного происхождения" пробуждает во всей центральной и юго-восточной Европе настоящую страсть к национальной истории, особенно к ее ранней стадии.
"Народ без истории (то есть без исторических документов и историографии) как бы не существует". Эти идеи получают распространение в историографии народов центральной и восточной Европы. Подобная страсть являлась, несомненно, следствием пробуждения национального чувства в этой части Европы и очень скоро превратилась в инструмент политической борьбы и пропаганды. Желание доказать "благородное происхождение" и "древность" своего народа распространилось на юго-востоке Европы до такой степени, что все историографии, за редким исключением, ограничивались национальной историей и в конце концов, привели к самому настоящему культурному провинциализму.
Страсть к "благородному происхождению" объясняет также периодическое возвращение к расистскому мифу об "арийцах", особенно в Германии. Социально-политический контекст этого мифа слишком хорошо известен, мы не будем его касаться. Нас интересует лишь то, что "ариец" является одновременно и самым дальним, "первоначальным" предком и благородным "героем", исполненным всех достоинств и идеалов, к которым стремились все те, кто не мог примириться с ценностями, утвердившимися в обществе в результате революций 1789 и 1848 годов. "Ариец" был, собственно говоря, моделью для подражания с целью достижения расовой "чистоты", обретения физической силы, героической морали, бытовавших в достославные и творческие времена "начал".
Что касается марксистского коммунизма, то его эсхатологические и милленаристские построения были выявлены уже не раз. Мы уже раньше отметили, что Маркс воспользовался одним из самых известных эсхатологических мифов средиземноморско-азиатского мира ~ мифом о справедливом герое-искупителе (в наше время это пролетариат), страдания которого призваны изменить онтологический статус мира. "И действительно, марксово бесклассовое общество и, как следствие этого, исчезновение исторической напряженности, ~ не что иное, как миф о золотом веке, который по многочисленным традициям, характеризует и начало и конец истории. Маркс обогатил этот извечный миф элементами мессианистской и иудейскохристианской идеологии: с одной стороны, сотериологическая функция и профетическая роль пролетариата, с другой стороны, последний и решительный бой между Добром и Злом, который легко сравнить с апокалиптическим конфликтом между Христом и Антихристом, заканчивающимся победой первого. Знаменательно, что Маркс разделяет эсхатологическую надежду на абсолютный конец истории, в этом он расходится с другими философами исторического процесса (например, Кроче, или Ортега-и-Гассетом), для которых конфликты истории присущи самому существу человеческому, и потому никогда не могут окончательно прекратиться".
|