Развод и девичья фамилия

 

Осень наступила. Отцвела капуста. До весны засохли половые чувства. Выйду на дорогу, хуй засуну в лужу – Пусть его раздавит. На хрена он нужен!

 

 

– Лена, я женщина, и буду делать операцию, как только появится такая возможность.

Напротив меня мутный взгляд плохо понимающей, что происходит, жены. Ее глаза были реально квадратные, то есть до сих пор я думал, что это такая метафора, но оказалось, нет... Словно ее мир перевернулся и по радио сказали, что теперь мы будем жить вверх ногами. Она снова разливает коньяк по рюмкам. Мы пьем уже вторую бутылку, но она продолжает молчать. Я бы и сам не знал, что сказать, если бы человек, которого знаю уже двадцать лет, такое выдал. Впрочем, ей, наверное, не так больно, мы уже давно не спим вместе. Она, видимо из‑за этого, уже давно подозревает меня в многочисленных изменах, размышляя, почему вдруг стала мне противна, а так по крайней мере знает, что мое охлаждение никак не связано именно с ней.

– Лена, ответь! Скажи хоть что‑нибудь! Ты меня слышишь?

Она продолжает молчать.

... Подробности мы обсудили потом, через неделю. Когда шок у нее прошел, она поняла, что равновесие мира нарушилось от того, что появился легкий ветерок перемен – в прессе стали писать о том, что существуют такие люди, как я, и что западные врачи давно признали эту аномалию и выяснили, что нам необходимо делать операции. Первые публикации на эту тему вызывали эффект разорвавшейся бомбы, все их читали и шокированно обсуждали. Уже потом транссексуалы перестали интересовать общество, как мусор под ногами, ну есть и есть, а тогда... Прочитав подобное, да еще и увидев комментарии, которые давали наши врачи – по их тону, – я почувствовал, что они совсем не удивлены и готовы к тому, что свобода приведет в их ряды немало пациентов. А ЗНАЧИТ – У МЕНЯ ECTЬ ШАНС!!!! И значит – я буду бороться! И поэтому дол жен рассказать жене о том, что ее ждет, вернее, что ожидает наш брак! Лгать ей – слишком подло. Он молодая и еще сможет устроить свою жизнь.

– А ребенок? – иногда по ночам шепотом спрашивала она.

– Что ребенок? Заболел? – спросонья не въезжал я.

– Как же он?... Он не станет таким, как ты?

– Почему он должен быть таким же? – злился я.

– Что, если ему передадутся твои гены? Я читала о подобном в медицинском журнале...

– Хватит! Почему‑то мне не передались гены мое отца, деда, прадеда и прапрадеда?! Если бы все было так буквально, люди давно вывели бы расу идеальных гуманоидов и уничтожили всех остальных.

Боже мой, какая она дура!... А впрочем, она просто волновалась за своего ребенка, и сейчас, пожалуй, хотела только одного – оградить его от... От меня?!..

Прождав еще полгода и понаблюдав за тем, как я собираю вырезки из газет на интересующую тему; как конспектирую редкие теле‑ и радиопередачи о транссексуализме; как обзваниваю клиники; как проявляю интерес к женским романам (раньше читал их тайком в туалете), жена подумала немного и подала на развод, а я в полной уверенности, что у меня начинается новая жизнь, тут же собрал вещи и съехал с квартиры.

 

* * *

 

И вот уже два года живу с мамой.

Запах свободы заполнил собою всю застойную атмосферу. Теперь все знали и даже видели в кино и по телику, что бывает по‑другому, но прикоснуться к «иноземным реалиям» пока не могли. Мы понюхали блюдо, рассмотрели его в деталях, но попробовать его нам не давали. И хотя все признали, что транссексуалы существуют, дальше признания дело не тронулось – никаких тебе операций.

Врачи попросту не хотят говорить с тобой. Хотя ходят слухи, что такие операции все‑таки делают «по большому блату». Но где правда, где вымысел – не докопаешься. В новом СССРе по‑прежнему стойкое старое убеждение, что по знакомству можно все. Говорят даже, что несколько очень известных певиц – бывшие мужчины. Якобы их прооперировали под покровом глубокой тайны, скрыв правду от народа. Но ведь, черт побери, они же не всегда были известными певицами! Кто помог им ДО?

Я всегда считал, что у нашей семьи достаточно этих самых «связей». Отец привозил из загранки массу вещей и техники, расходившейся по нужным знакомым, и где же они? Да и разве можно открыто через родительских приятелей узнавать такие вещи? Все слишком сомнительно, и я нахожусь в полной апатии. Хожу на работу, потому что на нее нельзя не ходить. Возвращаюсь домой. Мама, как и мои приятели, бес‑

покоится, что не завожу романы, и поэтому я с коллегами изредка вылезаю в рестораны, где чаще всего напиваюсь, что делает любые знакомства невозможным.

Впрочем, однажды я все‑таки проснулся в чужой постели рядом с незнакомой мне женщиной. Ее голова с жидкими редкими волосами покоилась у меня на руке, а ее хозяйка слегка похрапывала. В комнате стоял запах перегара, смешанный с дешевыми духами, и я никак не мог вспомнить, был ли у нас секс, но, судя по полному отсутствию одежды, наверное, был. Пришлось совершать тяжелые маневры, чтобы вытащить руку из‑под чужой головы и тихо, насколько возможно, вылезти из кровати. Она проснулась, когда я уже оделся, и недоуменно уставилась на меня маленькими глазками, вокруг которых – темные круги от туши. Господи, только не говори мне, что я тебя соблазнил или чего доброго изнасиловал!

– Ты что, уходишь? – пискнула она.

– Я очень тороплюсь, не хотел тебя будить.

– Ладно, созвонимся. У меня записан твой телефон.

Я что, дал ей свой номер? Когда?! Пора прекращать

походы по ресторанам. А то я все надеялся, что слишком пьяный мужик не будет никому интересен, так нет – эти биологические бабы способны хоть кого затащить в постель. Нельзя же быть такими дешевками!..