Объективная психология 3 страница

19 Тард Г. Законы подражания: Пер. с фр. СПб.* 1892

20 Рише Ш. Указ, соч. С. 5.

известных условиях подвергается в центрах внешний импульс, возбуждаю­щий определенное движение, причем она понимает под этой переработкой определенный объективный процесс в нервной ткани, существование кото­рого может быть доказано точным образом.

Итак, в задачи объективной психологии вовсе не входит выяснить характер тех субъективных переживаний, которыми сопутствуются при известных условиях нервно-психические процессы. Она признает лишь существование объективных процессов в мозгу, обусловливающих перера­ботку внешних воздействии в определенный род внешних же реакций организма. Отсюда ясно, что объективная психология ставит предметом своего изучения все внешние проявления тек внутренних процессов, которые развиваются под влиянием внешних воздействий в нервной систе­ме организмов и которые находятся в известном соотношении с прошлым опытом, следовательно, в определенной сочетательной связи с бывшими ранее раздражениями. Объективная психология поэтому должна быть нау­кой о внешних выразительных реакциях в широком смысле слова, изучаю­щей их в соотношении с бывшими внешними влияниями как непосред­ственно им предшествующими, так и отдаленным и, которые приводят к проявлению выразительных реакций,

В действительности везде и всюду можно открыть тот первоначальный внешний повод, который является возбудителем данной выразительной реакции. Где последняя кажется самостоятельной, т. е. независимой от внешнего воздействия, там это последнее представляется отдаленным и должно быть отыскано в прошлом. Таким образом, конечною целью объективной психологии является изучение соотношения организма с внешним миром в связи с его прошлым опытом совершенно независимо от тех субъективных переживаний, которые могут предполагаться в орга­низме при внешних воздействиях по аналогии с самим собой, Для объек­тивной психологии нет надобности говорить об ощущениях, представле­ниях, понятиях и проч. Она должна говорить только о внешних раздра­жениях и впечатлениях, о следах, оставляемых ими в центрах, о соче­тании их друг с другом и о тех ил» других внешних реакциях в их соотношении с бывшими внешними влияниями, подействовавшими на орга­низм как непосредственно перед их проявлением, так и в прошлый период времени.

Имея своей прямой целью научать соотношение между внешними раз­дражениями и объективными проявлениями нервно-психической деятель­ности, объективная психология должна выбросить из своего обихода и все метафизические термины, усвоенные субъективной психологией, как воля, разум, желание, влечение, чувство, память и т. п. Для обозначения всех вообще явлений, называемых в субъективной психологии душевными, мы будем пользоваться термином «нервно-психические процессы», совокуп­ность же их будем называть «нсвропснхикой», имея в виду, что каждый нервно-психический процесс сопровождается материальными процессами в мозгу, т. е¥ процессами нервного характера.

При этом возникает естественно вопрос: следует ли удержать для такой науки, которая изучает внешние реакции организма в связи с настоящими и прошлыми раздражениями, название психологии, хотя бы и объектив­ной* Что это за «психология без дущи» скажет читатель? Но мы уже условились относительно того, что в основе нервно-психических процессов лежат материальные процессы, от них совершенно неотделимые, следова­тельно, не все в «душе» оказывается субъективным, но имеются и объектив­ные явления, а следовательно, и психология не должна быть исключи­тельно субъективной, а может быть и объективной, если имеет своей зада­чей исследовать только объективную сторону нервно-психических явлений.

Некоторые из биологов, имеющие объектом своего исследования орга­низм животных, претендуют на то, чтобы даже слово «психический» было вычеркнуто из науки; на место же слова «психический» они подставляют иные термины, которые мало что выражают* Мы не разделяем этих взгля­дов. Термины «психический» и «психика* до такой степени укоренились в умах людей, что, с нашей точки зрения, было бы бесплодно исключать их из области объективного знания, тем более что сущность дела заклю­чается вовсе нс.в названии, а в соответственном понимании предмета* По всем вышеуказанным основаниям мы полагаем, что нет достаточного основания устранять из научного обихода термины «психический» и «пси-хика», желательно лишь в видах ясного указания, что эти явления сопро­вождаются чисто материальными процессами, заменять их в объективной психологии терминами «нервно-психический» и «невропсихика». С другой стороны, желательно удержать название «объективная психология» для изучения соотношения вышеуказанных внешних нервно-психических реакций с предшествующими раздражениями для того, чтобы иметь по­стоянно в виду отношение новой науки к прежней «субъективной лсихо-логии& и чтобы вселить в умах веру в то, что психика или — точнее — невропсихика, как ее понимают все, может изучаться не одним только самонаблюдением и самоанализом, но и чисто объективным путем.

Вряд ли нужно говорить, что понимаемые в вышеуказанном смысле задачи объективной психологии далеко не совпадают с задачами субъектив­ной психологии, В то время как последняя изучает субъективные прояв­ления невропсихики и взаимную связь между ними, не относя к сфере своего исследования ни предшествующее раздражение, ни даже движение и другие процессы, являющиеся прямым выражением невропсихики, объективная психология, как мы ее понимаем, оставляя совершенно в сто­роне характер субъективных переживаний, вызываемых внешним раздра­жением, и возможную связь между ними, останавливает свое внимание исключительно на соотношении между бывшим внешним раздражением и внешним же проявлением невропсихики, устанавливаемым путем внут­ренней переработки возбуждения, вызванного бывшим внешним раздра­жением,— переработки, происходящей на основании установления связи нового впечатления со следами от бывших ранее впечатлений, Если пони­мать объективную психологию в более широком смысле, то ее предметом является изучение внешних отношений живых существ к окружающему миру, обусловленных бывшими внешними воз-действиями последнего на организм животных.

Способность живых тел реагировать на внешние раздражения со време­ня Glisaon'a и НаПег'а можно условно называть раздражительностью. Эта раздражительность познается нами при посредстве той или иной формы движения. Будет ли это движение механическим, химическим или моле­кулярным, оно во всяком случае доступно объективному исследованию. Эта раздражительность является прообразом всякой ответной реакции живого организма на внешние воздействия. Но ближе всего к этой раздра­жительности стоят так называемые простые рефлексыt где ответное дви­жение находится в прямой и неизменной связи с подействовавшим раз­дражением.

Надо иметь в виду, что реакция на внешние воздействия происходит не в одних только живых организмах, но и в телах мертвой природы. Всякий металл подвергается изменению в своем молекулярном состоянии под влиянием внешнего удара, теплоты, электричества и т. п. Но в живых организмах независимо от этих молекулярных перемещений происходят реакции особого родат побуждающие к деятельности или угнетающие дея­тельное состояние сократительных клеточных элементов как первичных

организмов, составляющих живую единицу. Иначе говоря, здесь мы встре­чаемся с реакцией целой системы, именуемой клеточным образованием, или ряда систем, именуемых тканью и органом. При этом, если иметь в виду животных, главное, что характеризует упомянутую реакцию, это то, что она обусловливается не одним лишь внешним раздражением, но и стоит в определенном соотношении со следами бывших ранее раздра­жений.

Уже в простых рефлексах мы видим как бы унаследованную внешнюю реакцию на раздражения, действовавшие на организмы прошлых поколе­ний, причем каждый рефлекс выработался в течение целых генераций в определенную, наиболее подходящую для благосостояния данной живой системы форму: между тем в нервно-психических процессах мы имеем в ре­зультате внешнего раздражения ответное движение, которое не стоит в прямой и непосредственной, а потому и неизменной связи с первым, как в простых рефлексах, а находится с ним в связи при посредстве сохра­нившихся в течение индивидуальной жизни следов прошлых воздействий. Следовательно, нервно-психическая деятельность предполагает прежде всего впечатление и образование следов внешнего воздействия в мозговых центрах и возможность их оживления при посредстве воздействия иного рода, входящих в сочетание с упомянутыми следами, которые, в свою очередь, стоят в ближайшем или более отдаленном сочетании с двигатель­ными импульсами.

При зтом нужно иметь в виду, что наступление ответного движения регулируется при посредстве следов внутренних раздражений, благодаря чему ответное движение может быть задержано или усилено в зависимости от его соотношения с упомянутыми следами. Равным образом и следы внешнего воздействия могут быть более прочно фиксированными и легче оживляемыми благодаря тому процессу, который может быть назван сосредоточением 46ф, стоящим также в зависимости в значительной мере от следов внутренних раздражений.

Здесь нет необходимости особенно распространяться по поводу того, что к области объективной психологии должны быть отнесены все те приобре­тения современной психологии, которые имеют ценность объективного знания. Надо заметить, чтои-удее давно проявились стремления к тому, чтобы вывести психологию на. области умозрительной науки и сделать ее естественнонаучным знанием. Благодаря этому создалась первоначально так называемая психофизика, подвергающая математическому анализу некоторые отделы психологии, затем физиологическая психология, рас­сматривающая психические процессы в связи с отправлениями мозга, и, наконец, так называемая экспериментальная психология, имеющая целью применять опыт к изучению невропсихики, дабы тем сделать изу­чение так называемых внутренних resp. психических явлений более точ­ным, чем это достигается путем простого самонаблюдения.

Тем не менее и физиологическая, и экспериментальная психология, если отрешиться от некоторых второстепенных задач, изучают главным образом субъективную сторону нервно-психических процессов. Поэтому объективная психология для выяснения своих задач может воспользовать­ся только той частью материала психофизики, физиологической психоло­гии и экспериментальной психологии, которая может служить к выяснению отношений между воздействиями внешних раздражений и внешними же проявлениями невропсихики,— отношений, составляющих предмет изуче­ния объективной психологии.

Само собою разумеется, что материалом для объективной психологии должны служить не только наблюдения над людьми как здоровыми, так и больными, но и обширные наблюдения над животными всех видов. Кро-

2.2

ме того, объективная психология дает широкое поле эксперименту над животными, который, с одной стороны, позволяет исследовать реакции на внешние раздражения со стороны функций, малодоступных для ис­следования у человека, как, например, движение внутренних органов, отделение пищеварительных желез, ночек, половых органов и проч., с другой стороны, путем удаления соответствующих областей мозга поз­воляет установить те центры, участие которых необходимо для проявления определенной внешней реакции. Нужно, впрочем, иметь в виду, что подоб­ные же исследования возможны и над людьми с поражением тех или других участков мозга.

Вместе с этим эксперимент дает возможность установить, как упомя­нутые реакции изменяются в зависимости от применения тех или других внутренних средств и общих внешних влияний. Наконец, путем экспе­римента выясняются как скорость развития определенных реакций, так и изменение этих реакций в зависимости от тех или других условий экспе­римента.

Можно было бы думать, что понимаемая в вышеуказанном смысле объективная психология уступает субъективной психологии в том отноше­нии, что, игнорируя метод самонаблюдения, она обречена на темное отга­дывание того ряда внутренних возбуждений, который скрывается за цепью воспоминаний, входящих в область исследования субъективной психоло­гии. Но дело в том, что самонаблюдение не может иметь вообще никакого значения, если воспоминания о пережитом не выражены в определенных словесных символах, а с тех пор как пережитый нервно-психический процесс выражен в тех или иных словесных символах, он уже дает соответ­ствующий материал, заключающийся в этих символах, и для объективной психологии, которая рассматривает слово как одну из важнейших двига­тельных реакций человека 47*т

Таким образом, пережитый нервно-психический процесс, или цепь воспоминаний, по терминологии субъективной психологии, выраженная в словесных символах, без чего она вообще не может быть доступна никако­му научному исследованию, становится предметом изучения объективной психологии, но это изучение происходит не» с точки зрения характера пережитых субъективных состояний, а в отношении тех внешних особен­ностей* которые мы открываем в этих словесных символах, и зависимости их от следов бывших внешних раздражений. В целях объективной психо­логии поэтому нет надобности при изучении нервно-психических процес­сов подставлять самого себя на место другого лица, передававшего нам свои воспоминания, как допускают обыкновенно представители субъективной психологии. Для первой в этом случае есть только один метод, метод объек­тивный, и потому она должна обратиться к объективному изучению тех внешних движений и словесных знаков или символов, которыми выразится цепь объективно протекших в центрах нервно-психических процессов без обращения внимания на сопутствующие этим протекшим процессам субъективные явления. Если словесные знаки не вполне выражают цепь бывших процессов, то последняя все равно не может быть воспроизведена в точности никаким пылким воображением другого лица, тогда как объек­тивное наблюдение внешних реакций в момент самих процессов дополняет недостающее в словесных символах, которые выражают протекщий нервно-психический процесс.

Из всего вышесказанного очевидно, что только один объективный метод в изучении нервно-психических процессов других лиц дает вполне твердую точку опоры для научных выводов. В зависимости от большего или мень­шего развития и усложнения внешних реакций, развивающихся под влия­нием внешних раздражений в связи с прошлым опытом, мы и можем сос-

тавить себе суждение о большей или меньшей полноте и разнообразии нервно-психических отправлений, а следовательно, о большем или мень­шем развитии и совершенстве невропсихики; всякий же иной способ оцен­ки невропсихики животных и другого человека для нас остается по самой

сути дела недоступным.

Само собою понятно, что для того, чтобы наблюдать деятельность невро­психики в ее внешних проявлениях! необходимо точно наблюдать, а при возможности и регистрировать все вообще движения и прочие реакции в организме, развивающиеся при внешних воздействиях в связи с прошлым влиянием и отмечать те внешние раздражения, следы которых послужили для них внешним поводом. Это сопоставление внешних реакций с их дей­ствительными поводами, т. е. бывшими внешними раздражениями, и дает возможность установить соотношение первых с последними, как оно дано в объективном наблюдении. Нет надобности говорить, что применение эксперимента и здесь получает благодарную почву, но не в видах изучения субъективных переживаний, как это мы имеем обыкновенно в современ­ной нам экспериментальной психологии, а с целью точнее выяснить те соотношения* которые устанавливаются между внешним впечатлением или следом от внешнего раздражения и следующей за ним внешней нервно-психической реакцией.

Нервно-психические процессы

■

Нервно-психические процессы предполагают действие раздражения на воспринимающую поверхность организма и возбуждение этим путем деятельности центров, сохранение следов этого возбуждения и сочетание этих следов со следами прошлых возбуждений того или иного центра и как результат этого сочетания соответствующую реакцию в виде движе­нии или иной формы проявления деятельности организма. Первая часть итого процесса может быть названа процессом впечатления, вторая часть — процессом образования и сочетания следов, третья же часть может быть названа процессом внешнего, отражения или развития внешней реакции.

Наиболее характерной стороной нервно-психического акта является процесс сочетания, предполагающий сохранение следов прошлых впечат­лений! с которыми* собственно, и устанавливается сочетание следов от нового впечатления, возникшего под влиянием внешнего раздражения.

Этот процесс сочетания составляет неотъемлемую и характерную при­надлежность всякого нервно-психического процесса, причем он может быть простым и более сложным, В последнем случае он может представлять собою целую цепь посредствующих следов, при посредстве которых уста­навливается сочетание следов от нового впечатления со Следами от бывших ранее переживаний.

Возьмем собаку, которая не знакома еще с действием иглы. Когда она испытает укол на своей лапе, она тотчас же ее отдернет и придет в состоя­ние беспокойства от неожиданного раздражения. Но, когда второй раз мы будем приближаться к собаке с той же иглой, то, уже завидя издали иглу, собака придет в неописуемое беспокойство и постарается уйти, а если мы будем к ней приближаться с той же иглой, то она или начнет визжать н пря­таться в углы, или начнет ворчать и огрызаться, В первом случае, когда собака отдернула лапу и пришла в беспокойство при неожиданном для нее первоначальном раздражении, она произвела простой рефлекс, так как ее реакция — отдергивание лапы и общее беспокойство — стоит в простом и непосредственном соотношении с произведенным раздражением. Послед­нее, однако, не осталось безрезультатным для животного и после вызван-

г,

ного им рефлекса» оно оставило известный след в центрах, в чем мы убеж­даемся из последующих реакций со стороны животного на ту же иглу. Ока­зывается, теперь животное уже не допускает, как прежде, прикоснуться к нему иглой, а, завидя приближение иглы, еще издали приходит в беспо­койство и убегает. Мы вправе отсюда заключить, что первый опыт раздражения не остался бесследным, так как новое раздражение дает уже иной результат по сравнению с первым. Прежде вид иглы для животного значил ничуть не более всякого другого безразличного для него предмета, находящегося в поле зрения, так как животное вполне свободно допускало к себе иглу и лишь при полученном уколе отдергивало лапу, теперь же оно уже издали, завидя иглу, приходит в беспокойство и убегает.

Ясно, что новое внешнее раздражение с прежним характером — вид той же иглы, запечатлеваясь в соответствующих центрах животного, вызывает эффект, который ясно говорит за сочетание следа от нового зрительного впечатления со следом бывшего ранее кожного впечатления, так как новое зрительное впечатление в отличие от первого вызывает тот же эффект, который был вызван бывшим ранее кожным впечатлением. Это сочетание делает реакцию животного не простым только рефлексом, но уже соче­тательным рефлексом, или психорефлексом, если мы примем во внимание, что сочетательная деятельность и есть именно основа всякой нервно-пси­хической деятельности.

Далее животное не ограничивается простым обнаружением беспокой­ства при виде иглы, но уже убегает. Так как и ранее животное при всяком сильной кожном раздражении, например при ударе, убегало, то очевидно, что эта новая реакция, повторяющая прежние подобные же реакции, является результатом сочетания следа от зрительного впечатления, вызван­ного иглой, не только со следами бывшего перед тем кожного впечатления от укола иглы, но и ранее бывших резких кожных впечатлений. Мы встре­чаемся адесь таким образом, не с одним сочетанием, ио уже с целым рядом сочетаний следа от известного зрительного впечатления не только со следом от прошлого такого же впечатления, но и с целым рядом следов от бывших ранее подобных же или сходственных кожных впечатлений. Дальнейшее зрительное раздражение в виде приближения с иглой к спря­тавшемуся животному вызывает новую внешнюю реакцию: животное визжит и прячется в углы иди начинает вормать и огрызаться. Мы имеем здесь, следовательно, оборонительную реакцию со стороны животного. Нетрудно видеть, что эта реакция ничуть не является вполне новою. Она обнаруживалась животным и в прежнее время при подобных же или анало­гичных условиях, следовательно, мы встречаемся здесь с сочетанием следа от нового зрительного впечатления в виде преследования собаки иглой со следами от подобных же преследований собаки в прежнее время каким-либо иным орудием, производящим не менее сильное раздражение, например палкой, в результате чего и является воспроизведение прежде бывшей оборонительной реакции, развившейся при подобном преследо­вании.

Так как во всех этих случаях реакция со стороны животного является как бы воспроизведенной из прошлого опыта и, очевидно, основана на сочетании следа от нового раздражения со следами от бывшего ранее впечатления, то мы и должны признать эту реакцию за сочетательный реф­лекс или психорефлекс.

Заслуживает также особого внимания тот факт, что деятельность цент­ров везде л всюду наряду с процессами возбуждения предполагает и про­цессы задержки. Благодаря этой задержке процессы сочетания могут потребовать в известных случаях крайне значительного промежутка време­ни, чем наступит реакция* как результат этого сочетания. Поэтому в из-

вести ых случаях реакции может казаться даже самостоятельным явлением. Но в действительности там, где может казаться, что непосредственное разд­ражение, приведшее к реакции, отсутствует, оно на самом деле имеется, но оказывается очень отдаленным по времени от возникшей реакции, которая, таким образом, везде и всюду в нервно-психических актах являет­ся результатом сочетания следов того или иного внешнего раздражения со следами прошлых раздражений.

Из предыдущего нетрудно усмотреть, что схемой всех вообще нервно-психических процессов являются рефлексы, передающиеся через высшие центры нервной системы,— рефлексы, прообразом которых, в свою очередь, является раздражительность клеточной протоплазмы. Как известно, в реф­лексах мы различаем следующие три основных момента:

1) внешнее воздействие на периферии, возбуждающее центростреми­тельный импульс;

2) центральную реакцию;

3) центробежный импульс, направляющийся по отводящему волокну и приводящий к мышечному сокращению или секреторному отделению,

В так называемых психических, ила собственно нервно-психических, процессах центральная реакция представляется лишь в той или иной мере задержанной и подвергается более или менее значительному усложнению путем передачи возбуждения с одного центра на другой и установления со­четания между следами от вновь возникшего возбуждения и следами прежних возбуждений; в сложных нервно-психических процессах мы имеем как бы целую цепь сочетаний следов, конечное звено которых разре­шается в форме двигательной, секреторной или какой-либо иной внешней реакции.

Хотя, как уже ранее упоминалось, возможны и более или менее про­должительные задержки нервно-психического процесса в его центральной части, тем не менее полный нервно-психический процесс всегда предпо­лагает его окончательное завершение в форме той или другой реакции, служащей его внешним выражением. В этом отношении нервно-психиче­ский процесс может быть вполне уподоблен многоразлично усложненным рефлексам, с тем лишь различием, что проявление их на периферии зави­сит не столько от внешнего раздражения, сколько от той внутренней пере­работки, которой подвергается вновь возникшее возбуждение в центрах благодаря сохранившимся следам от прошлых впечатлений, с которыми оно вступает в определенное сочетание*

Подобно рефлексам, нервно-психические процессы не прерываются ни в одном пункте в своей физиологической основе и в результате всегда приводят к развитию того или другого внешнего проявления в деятель­ности организма ftl. Поэтому всегдашним результатом деятельности нервно-психической сферы является отражение воздействий при посредстве соче­тания их следов со следами, оставшимися в центрах от бывших ранее воздействий в виде определенной внешней реакции организма. Эта реак­ция является в сущности результатом преобразования в воспринимающих органах действующей на них внешней энергии в нервно-психическую энергию, которая, распространяясь до соответствующих центров и переда­ваясь на другие центры, возбуждает к деятельности органы движения или возбуждает секреторную деятельность желез или, наконец, поддержи­вает и возбуждает питание тканей. Бели вообще не имеется особых условий, которые приводили бы к задержке в области центральной нервной системы нервно-психического возбуждения, то можно сказать, что всякое вообще внешнее воздействие, достигнув той степени, которая приводит к воэбуж-

21 Бехтерев В. М, Объективная психология л ее предмет. 26

дению нервные центры, выражается определенной реакцией со стороны организма.

Вообще аналогия с рефлексами сложной нервно-психической деятель­ности выступает до мелочей*

Так, известно, что рефлекс под влиянием посторонних раздражений подвергается задержке в своей центральной части. Далее, известно, что внешние влияния, идущие по одному и тому нее центростремительному пути, усиливают рефлекс. Вообще рефлекс подвергается резким измене­ниям в своей силе под влиянием сопутственных внешних раздражений; а так как под влиянием последних изменяется и возбудимость центров, что очевидно, что и направление рефлексов может изменяться в зависимо­сти от сопутствующих внешних раздражений. Подобные же явления мы открываем и в более сложных нервно-психических процессах.

Допустим, что человек случайно в лесу наткнулся на дикого зверя. В первый момент он обращается в бегство, которое, явившись результа­том зрительного впечатления, вполне напоминает собой простой рефлекс, хотя дело идет здесь, несомненно, о нервно-психическом акте в форме психорефлекса reap, сочетательного рефлекса. Но затем, когда бегство не оказывается спасительным от преследования зверя, человек на минуту останавливается в нерешительности. Здесь, следовательно, под влиянием сочетания следов от действующих раздражений произошла задержка раз­вившегося нервно-психического процесса совершенно подобно тому, как происходит задержка в рефлексах под влиянием нового внешнего раздра­жения. Допустим затем, что человек в минуту нерешительности, озираясь кругом, находит орудие, которое может его спасти. Он быстро хватается за это орудие, чтобы прибегнуть с его помощью к необходимой самооборо­не. Таким образом, явилась решимость защищаться во что бы то ни стало и, следовательно, возникло новое направление психодвигательного импульса под влиянием новых внешних впечатлений точь-в-точь, как в рефлексах, когда возникает новое их направление под влиянием соответствующего изменения внешних раздражителей.

Приведенный пример с ясностью показывает, что по своему развитию и течению вся нервно-психическая деятельность, обусловленная видом зверя, совершенно уподобляется развитии) и течению обыкновенных сложных рефлексов с тем лишь, что здесь на сцену выдвигается сочета­тельная и репродуктивная деятельность нервной системы, о чем речь будет в другом месте.

Вообще, если иметь в виду собственно развитие и течение нервно-психических процессов, то и во всех других случаях эти процессы совер­шенно напоминают собою течение и развитие обыкновенных рефлексов, если мы даже обратимся к примерам, заимствованным из наблюдений над собственной невропсихикой.

По поводу этого я уже ранее писал следующее: «Когда мы зачитываем­ся, например, книгой и начинаем переживать судьбу героя, с жадностью следим за ходом его действий, и, наконец, в последний момент не выдержи­ваем себя от охватывающего нас волнения; когда мы внимательно следим за пьесой в театре и, предаваясь своим чувствам, рукоплещем игроку, не суть ли все это действия и движения, которых аналогия с рефлексами напрашивается сама собой. Нередко, впрочем, внешнее впечатление, воз­буждая ряд представлений, не вызывает в нас видимого внешнего эффекта. Но это еще не значит, чтобы такого эффекта в действительности не было. Напротив того, он существует налицо! но проявляется в органах раститель­ной сферы и представляется более или менее скрытым от невооружен­ного наблюдателя. Когда мы невзначай слышим приятное для нас известие, когда мы смотрим на акробата, выделающего трудные и опасные упражне-

ния, когда, погрузившись в чтение романа, мы задумываемся над судьбою его героя, то не обманываемся, что под кажущимся спокойствием мы скрываем в себе внутреннее волнение, выражающееся изменением сердце­биения, реакцией сосу до-двигательной сферы, учащением дыхания и проч. Даже такие процессы мысли, которые для самого лица остаются совершен­но безразличными и наружные проявления которых он старается скрыть всеми силами, в действительности сопровождаются столь грубыми движе­ниями, что хороший чтец мысли с помощью осязания быстро узнает заду­манные этим лицом предметы. Точно так же если применить в подобных случаях тонкие способы исследования, то мы всегда найдем убедительные внешние проявления нервно-психической деятельности» 22<

Так, путем применения плетизмографа4а* и физиологических ве­сов 4Э* Mosso мы самым наглядным образом убеждаемся в тех изменениях, которым подвергается кровообращение под влиянием нервно-психических процессов. Точно так же, наблюдая кожные токи, как делал профессор Тарханов, нетрудно обнаружить в них резкие изменения, выражающиеся отклонением стрелки мультиприкатора * при самой ничтожной умствен­ной работе, как, например, при мысленном чтении заученных стихов, при сосредоточении внимания и т. д.

При рассмотрении нервно-психической деятельности необходимо вооб­ще иметь в виду ту особенность, что внешнее впечатление независимо от всякой внутренней задержки обыкновенно, не вызывает тотчас же ответ­ного движения, а возбуждает лишь целый ряд внутренних нервно-психи­ческих процессов, не влекущих за собой непосредственно внешнего эффек­та. Очевидно, что импульс, вызванный внешним впечатлением, хотя и не влечет непосредственно за собой действия, но зато, возбуждая внутреннюю работу мысли, он может иметь своим последствием более отдаленный эф­фект во внешнем мире с притом часто более значительный по сравнению с подействовавшим впечатлением. Когда мы тихо обдумываем какой-либо предмет.или когда мы безмолвно созерцаем окружающее нас пространство, мы не производим, несмотря на совершаемую нами мыслительную работу, каких-либо внешних движений. Но может ли кто-либо утверждать, что эта умственная работа не обнаруживается впоследствии тем или другим родом движения, что она не проявится хотя бы усилением того или иного движе­ния, обусловленного другими психическими импульсами, что оно, наконец, не проявится влиянием на последующий ход наших мыслей, могущий привести нас к тому или иному поступку, следовательно, не перейдет в действительную работу центров, связанную с затратой энергии и выра­жающуюся в форме того или иного внешнего движения? Конечно нет. Вот почему мы можем считать законом, что нервно-психические процессы ничуть не остаются вполне скрытыми или внутренними процессами» но что они, подобно рефлексам, рано или поздно обнаруживаются теми или иными внешними проявлениями, иначе говоря, рано или поздно переходят в механическую работу мышц или в молекулярную работу желез и других тканей. Ввиду этого, изучая деятельность мышц и желез, обусловленных нервно-психическими импульсами, мы изучаем те внешние проявления невропсихики, которые, как и все внешние проявления, легко подвергаются объективному исследованию и контролю м.