Объективная психология 45 страница

Заслуживают также внимания ошибки, которые делают при письме школьники. В этом отношении мы имеем исследования И, Сикорского, Offner'a, доктора Белицкого (из нашей лаборатории) и др.

ОНпег делит ошибки при письме на четыре главные категории, Одни обусловливаются простым смещение слов. Например, ошибка Fch является результатом смешения Fee и Wch. Другая категория ошибок зависит от неправильного произношения. Например, Sparch вместо Sprach* Близкую к зтому категорию образуют ошибки, обусловленные неправильностью местного диалекта. Например, Stam в Оберпфальце вместо Stamm> Наконец, четвертую категорию ошибок составляют, собственно, ошибки пера, зависящие от неправильного выполнения письма, следовательно, от неправильного направления иннервационных импульсов.

Профессор Сикорскии по ошибкам, которые им также были разгруппи­рованы на несколько категорий, признавал возможным судить об умствен­ном утомлении детей. Однако произведенные у нас исследования д-ра Белицкого не дали в этом отношени согласных с ним результатов.

Рисование как изобразительное письмо детей \

Рисование как изобразительное письмо детей, появляющееся раньше на­стоящего письма, также заслуживает особого внимания с точки зрения объективной психологии.

Уже Ament последовательное развитие рисования у детей характери­зовал как простое марание бумаги, схематическое рисование и индиви­дуализированное рисование. Затем заслуживают внимания исследования Sully, который также различает три стадии в развитии рисования. Первую стадию составляют бесформенные каракули, вторую стадию образует пер­вичный схематический, как бы символический, рисунок, образчиком кото­рого является лунообразная форма человеческого лица; в третьей стадии ребенок является подражателем природы» хотя часто изображает фигуры не так, как они должны быть в природе (например, всадник с двумя ногами на одной стороне).

По Lukens'y также можно различать три стадии в развитии детского рисования, но иного рода. Первая стадия до 4 —5 лет характеризуется тем, что в ребенке имеется интерес к готовый рисункам, сами же дети, скорее,

См.: Белицкий Ю, К. Опыты длн определения прогрессивной усталости учеников при школьных занятиях // Юбил. сб+ тр. по психиатрия и невропатологии, посвященных В. М. Бехтереву, СПб., 1903, Т. 1. С. 111-124.

интересуются лишь процессом рисования. Вторая стадия характеризуется схематическими рисунками, в которых ребенок видит много более того, что в них в действительности содержится. Это явление подобно художествен­ной иллюзии Ланге.

В третьем, уже школьном, периоде рисунки выполняются по готовым образцам; сам же ребенок является неудачным подражателем природы,

Schreuder также различает три последовательных стадии рисования-Первый период характеризуется бессмысленным выведением штрихов взад и вперед. Во второй стадии им уже придается известный смысл своему рисованию, в третьем же периоде являются попытки действительного изо­бражения природы.

Что касается характера самих рисунков, то излюбленным объектом рисования детей является человек в том или другом виде: верхом на лошади и т. п. Далее охотно рисуются животные и домики, реже — другие предметы и растения и еще реже — геометрические фигурки и украшения (орнамент).

Сюда относятся исследования Amenfa, К. Pappenheim'a, Schinn"a, BrowiTa, HageiTa и Chamberlain1 а и Lukens'a» Кроме того, можно указать на введение в каталог «Дитя как художник» Gotze, на исследования Ricci, Perez'a, Lowenstein'a и Kerschensteiner'a.

Между прочим, делались попытки исследовать рисование детей экспе­риментальным путем, для чего предлагалось иллюстрировать какой-нибудь рассказ. Эти исследования, без сомнения, дают богатый материал для выяс­нения индивидуальных особенностей детской невропсихики.

Заслуживает внимания, что некоторыми авторами отмечается сходство детских рисунков с рисунками доисторических народов.

Вышеуказанные ис с лед овация, как мы видим, независимо от некоторых противоречий далеко еще не исчерпывают предмет, относящийся к дет­скому рисованию, которое часто интересовало авторов с точки зрения возможности проникнуть в субъективную сторону детской души, что мы считаем полным большого произвола.

Стоя исключительно на объективной точке зрения, по нашему мнению, при изучении детских рисунков следует иметь в виду главным образом следующие особенности:

1) большую или меньшую правильность проводимых линий как выра­жения координации пальцевых движений;

2) большую или меньшую сложность рисунка как выражение более или менее развитой способности к изображению путем рисования окружающей действительности и продуктов фантазии;

3) большее или меньшее соответствие с действительностью изображае­мого как выражение подражательной способности;

4) большую или меньшую точность в изображении действительности в зависимости от времени наблюдения как выражение репродуктивной способности;

5) большую или меньшую точность в изображении рассказанного собы­тия как выражение наблюдательности в ребенке;

6) большую или меньшую полноту в развитии данной темы, поставлен­ной ребенком самому себе или заданной ему другими как выражение широ­ты его кругозора и разнообразия сочетательной деятельности его невро­психики;

7) те или другие проявления творчества в детском рисунке в виде разно­образных соотношений между его отдельными частями или так называе­мой комбинирующей способности;

8) большей или меньшей отделки и изображения его частей как выраже­ние анализирующей способности;

13* 387

9) тех или других индивидуальных особенностей детского рисунка, зависящих от внешних условий, окружавших ребенка с первых дней его рождения;

10) тех или других особенностей характера детских рисунков в связи с временными внешними или внутренними условиями, воздействовавшими на организм ребенка.....

Вряд ли нужно говорить, что правильная оценка детских рисунков воз­можна лишь при условии знакомства не только с его возрастом и физиче­ской организацией, но и с условиями его воспитания и теми или другими внешними воздействиями на него в те или другие периоды его жизки* при знании условий, приведших к рисованию, например при знакомстве с рас­сказом, иллюстрацией которого явился рисунок, с темой рисунка и т(п,

Без этих данных изучение детских рисунков с точки зрения психо­рефлексологии было бы совершенно бесплодным.

В наших исследованиях мы интересовались главным образом перво­начальной эволюцией детского рисунка. Для указанной цели мы с самого начала приучали детей к правильному держанию карандаша между паль­цами, без чего изучение первоначальной эволюции детского рисунка пред­ставляется крайне затруднительным и даже невозможным.

Результаты наших исследований в указанном отношении сводятся к следующему 78, Ранее всего у ребенка начинается рисование штрихов, затем постепенно дети переходят к рисованию каракулей, с которых начи­нается уже символическое рисование, так как с той или другой каракулей ребенок уже связывает определенное название.

Постепенно из каракулей создается первичный детский рисунок в виде неправильного кружка, часто с добавочной линией, одной или двумя; этот рисунок символически может изображать и ягоду, и человека, и животное, и любой вообще предмет.

За этим следует постепенное дифференцирование из общего рисунка от­дельных изображений и мало-помалу развивается на месте преобладаю­щего первоначально-символического детского рисунка изобразительное рисование, в котором, впрочем, остается еще много условностей и несо­ответствующих деталей.

Стечением времени развивается комбинированное рисование, самостоя­тельное и на заданную тему.

За этим следует проявление эстетического элемента в детском рисунке, позднейшим же является перспективное рисование.

Что касается сходства детских рисунков с живописным искусством доисторического человека, то оно, очевидно, основано на том, что законы развития искусства в жизни народов те же, что и законы развития искусст­ва в жизни отдельных лиц. На этом основании естественно, что общие черты развития детского рисунка как бы повторяют те студен и развития челове­ческого искусства, которое оно проходило начиная от доисторического периода,

С другой стороны, обращает на себя внимание, как я убедился, сходство детских рисунков с рисунками некоторых хронических душевнобольных. У тех и других та же схематичность рисунка, поразительное упрощение форм, символическое значение отдельных, часто ничего не значащих, дета­лей, отсутствие перспективы и т. л. У душевнобольных эроников речь идет, т. обрм об упадке способности к искусству, которое представляет как бы возврат к примитивному детскому рисованию.

Заслуживает внимания, что в индивидуальной жизни ребенок начинает

™ См.: Бехтерев В. М. Первоначальная эволюция детского рисунка в объективной изучении, СПб., 1910 3Ч

3BS

увлекаться картинками в очень раннем возрасте, во всяком случае раньше понимания речи, и в то же время ребенок начинает рисовать с тех пор, как ручка его станет удерживать карандаш,

В историческом ходе развития рисование у человека развилось также раньше письма, и в былое время оно явилось даже прообразом современ­ного письма, так как первобытное письмо состояло из отдельных рисунков.

Речевые центры

Что касается физиологической основы символических рефлексов, то необ­ходимо здесь иметь в виду существование в коре мозга особых речевых центров.

Мы не войдем здесь в подробное рассмотрение вопроса о центрах речи, так как в настоящее время этот вопрос трактуется в многочисленных руко­водствах по невропатологии. Всех интересующихся этим вопросом мы от­сылаем к своему сочинению «Основы изучения о функциях мозга» (вып. VII), где этот вопрос представлен достаточно подробно. Мы скажем лишь вкратце, что основными центрами речи являются два: словесный центр, развивающийся в задней части первой височной извилины левого полуша­рия дополнительно к обыкновенному слуховому, или тоновому, центру, помещающемуся в передних отделах той же извилины, и двигательный речевой центр, развивающийся в заднем отделе третьей лобной извилины левого полушария (извилина Вгоса) дополнительно к гортанному центру, помещающемуся в нижней части передней центральной извилины.

В недавнее время P. Mane высказал сомнение в точной локализации этого центра, но подтверждение локализации центра и после работы P. Marie встречается в таком числе случаев, что пока нет основания исклю­чать прежний взгляд на локализацию речевого центра в заднем отделе третьей лобной извилины.

Кроме того, принимают, что у грамотных лиц развивается еще зритель­ный речевой центр в области левого полушария дополнительно к корковому зрительному центру, помещающемуся в затылочной доле, и письменный центр, развивающийся в задней части или в ножке второй левой лобной извилины дополнительно к центру руки, помещающемуся в средней части передней центральной извилины.

По отношению к существованию двух последних центров, принимаемых Шарко и другими авторами, некоторыми авторами высказывались сомне­ния, которые и до сих пор остаются в своей силе.

По отношению -к графическому центру речи, между прочим, остается вопросом, не развивается ли он у лиц, много пишущих, как дополнитель­ный центр к центру руки; тогда как у других ллц графическую функ­цию речи наверное выполняет тот же самый центр, который служит и для движения руки.

Равным образом и зрительный центр речи может существовать только

у лиц грамотных.

Имея в виду существование вышеуказанных центров речи, не трудно представить себе наиболее простую схему речевой функции, которая заклю­чается в передаче словесных слуховых импульсов к словесному центру височной доли левого полушария, откуда иипульсы передаются к двяга-

79 Нужно здесь заметить, что не всеми признается и локализация зрительного словесного центра в angularis, так пак некоторые авторы црвзнают, что в области g. angulariя или собственно под ней проходят лишь проводники от зрительных центров в области f. calcarina к словесному центру в первой височной извилине,

тельному центру Вгоса, Равным образом импульсы в виде письменных ре­чевых знаков передаются к зрительному словесному центру или к зритель­ным центрам, откуда импульсы передаются к двигательным речевым цент­рам главным образом через посредство словесного слухового центра, частью же и непосредственно. Само собою разумеется, что при писания импульсы от тех же центров передаются к центру руки, а где имеется особый центр, к графическому речевому центру.

И в том и в другом случае речь идет, очевидно, о ближайшей психо­рефлекторной передаче речевых импульсов от воспринимающих центров речи к двигательным центрам речи и письма.

Однако, мы знаем, что речь направляется, с одной стороны, благодаря сочетанию словесных знаков со следами внешних впечатлений, с другой — благодаря импульсам из личной сферы.

Отсюда очевидно, что функция речи требует участия сверх упомянутых речевых центров еще центров личной сферы, заложенной в более перед­них областях.

Ясно, что с разрушением только что указанных центров или с прерыва­нием связей между этими центрами и ближайшими психорефлекторными речевыми центрами мы получим своеобразные расстройства речи, отличные от тех расстройств, которые свойственны поражению ближайших психо­рефлекторных речевых центров.

Для уяснения функций речевых центров укажем здесь на существен­ную характеристику тех расстройств речи, которые мы наблюдаем при по­раженки различных речевых центров.

При разрушении центра Вгоса больные утрачивают возможность гово­рить, причем подражательная, или рефлекторная, речь также утрачена, но больные при этом понимают обращенные к ним слова других и могут объясняться жестами; письмо существенно не нарушено так же как до из­вестной степени и чтение про себя.

При разрушении словесного центра в височной доле больные не пони­мают устной речи, утрачивают подражательную, или рефлекторную, речь, но сами от себя могут говорить, хотя часто прибегают к описательным выражениям; при этом чтение представляется нарушенным вследствие отсутствия руководства словесным слуховым центром, равно как и письмо под диктовку, тогда как чистое копирование оказывается возможным.

При разрушении g. angularis мы имеем утрату способности читать при сохранении зрения, при возможности копировать буквы и слова, при понимании чужой речи и способности самому объясняться словами; письмо нарушено вследствие отсутствия контроля со стороны словесного зритель­ного центра.

При разрушении связи между словесным слуховым центром и центром Вгоса рефлекторная речь утрачивается; кроме того, нарушается самостоя­тельная речь вследствие отсутствия контроля со стороны словесного слухо­вого центра, равно как и письмо (парафазия и параграфия), Но понима­ние чужой речи будет вполне возможно.

При разрушении связи между словесным зрительным центром и ело-весным слуховым центром будет возможно понимание чужой речи и произ­ношение слов, равно как и рефлекторная речь будет сохранена, но у боль­ного будет нарушено чтение вследствие отсутствия контроля со стороны словесного слухового центра, равно как будет нарушено и письмо (парагра­фия), хотя копирование и возможно.

При прерывании связи между словесным слуховым центром и центром конкретных зрительных следов больной может понимать чужую речь, может говорить, читать и писать, во он не может припомнить названий предметов и потому говорит описательными выражениями.

При прерывании связи между зрительным словесным центром и цент­ром письма списывание и чтение становится невозможным или затрудни­тельным, но самостоятельное письмо и под диктовку происходит правиль­но, причем больной все понимает и может говорить.

Наконец, при прерывании связи между сферой личности и речевыми центрами больные утрачивают так называемую произвольную речь. В этих случаях больные могут говорить по сочетанию, но на задаваемые вопросы, иначе говоря, от себя говорить не могут. В остальном речь их не представ­ляет отклонений.

Несколько времени назад мной было описано также своеобразное рас­стройство речи под названием кортикальной нарасимболии (см. Обозрение психиатрии) 40*, при которой самостоятельная речь больного становится совершенно непонятной для окружающих вследствие спутанности звуков и слогов, Патолого-анатомическая основа этого расстройства связана с поражением словесного центра речи в левой верхней височной извилине и его проводников.

Должно иметь в виду, что развитие отдельных центров речи у различ­ных лиц подвержено индивидуальным отклонениям отчасти в связи с раз­личными психологическими типами, вследствие чего и вышеуказанные расстройства в отдельных случаях могут представлять отклонения того или иного рода от вышеуказанной схемы.

Развитие центров речи в левом полушарии ставят обыкновенно в связь с преобладанием правой руки над левой, соответственно чему и жести­куляция правой рукой представляется более развитой по сравнению с жестикуляцией левой руки. Действительно, из патологии известно, что у левшей центры речи как исключение из правила представляются разви­тыми в правом полушарии мозга.

Некоторые авторы указывал и, однако, на тот факт, что встреча на аутоп­сии гнезд в правом полушарии оказывается сравнительно более частым явлением, нежели левшество у людей, но Liepmann справедливо выдвигает то соображение, что левшество от природы оказывается также более частым явлением, чем можно было бы думать, по оно со временем нередко исправ­ляется воспитанием.

Центры символических движений в форме жестов

Что касается локализации символических движений в форме жестов и вы­разительных телодвижений, то не подлежит сомнению, что с разруше­нием корковых двигательных центров, расположенных по склонам ролан-довой борозды, наряду с личными движениями прекращаются и жесты, равно как и пантомимические движения, рефлекторная же мимика остает­ся. Отсюда понятно, что эти движения выполняются теми же центрами, ко­торые служат и для выполнения личных движений, т. е» центрами, рас­положенными в области центральных извилин и задних частей лобной доли.

Равным образом и при параличе, обусловленном поражением двигатель­ного пути во внутренней капсуле, выполнение жестов и пантомимиче­ских телодвижений оказывается невозможным, откуда ясно, что эти движе­ния выполняются теми же проводниками, как и личные движения.

Так как, с другой стороны, символическая мимика возбуждается ожив­лением следов от внешних впечатлений, то очевидно, что здесь речь идет о сочетательных рефлексах, передающихся от слуховых, зрительных и дру­гих корковых центров внешних впечатлений непосредственно к центрам движения, посылающим пирамидные пучки в нисходящем направлении.

В этом отношении жесты и пантомимические движения, обыкновенно

39]

сопровождающие оживленную речь, уподобляются последней и в отноше­ния своего центрального пути с тем отличием, что а первом случае речь идет о передаче импульсов от слухового (словесного) и зрительного корко­вых центров к двигательному центру речи, заложенному в извилине Вгоса, тогда как жесты и пантомимические движения предполагают импульсы, идущие от тех же центров к двигательным центрам мозговой коры в перед­ней центральной и задних отделах лобных извилин и оттуда по двигатель­ным пучкам к двигательным центрам спинного мозга, а от последних через периферические нервы до мышц.

ЛИЧНЫЕ РЕФЛЕКСЫ Органическая и социальная сфера личности

Мы видели выше, что личная сфера является той совокупностью следов от органических рефлексов, около которой благодаря сочетаниям группи­руется известная часть следов рефлексов, возбуждаемых внешними раз­дражениями. Так как,, с другой стороны, личная сфера, как мы видели, является результатом важнейших для организма внутренних раздражений и вызываемых ими рефлексов, то ясно, почему в отношении почти всех предметов окружающего мира, производящих внешние раздражения на ор­ганизм, возбуждаются со стороны личной сферы реакции в прямой зависи­мости от нужд и польз самого организма, но не в смысле ближайшего удовлетворения потребностей организма, что относится, собственно, к ин­стинктам, а в смысле дальнейшего обеспечения необходимых для него жизненных условий. Так, все животные под влиянием инстинкта из окру­жающего внешнего мира выбирают съедобные вещества, отвергая попадаю­щиеся им несъедобные или вредные вещества. Равным образом, и у чело­века все, что связано с утолением голода и жажды, возбуждает, с одной crop он ы, стремление к еде, с другой — дальнейшие реакции с наступатель­ным характером.

Наоборот, пресыщение приводит к отверганию того, что в другое время является предметом страстных вожделений, и тем не менее, руководствуясь прошлым опытом, и здесь возбуждается наступательная реакция для под­готовления запасов на будущее время, а вместо непосредственного утоле­ния голода может наступить задержка реакции под влиянием оживления прошлых следов. Точно так же мышечная усталость обусловливает иска­ние покоя, в то время как бодрость организма, и в частности мышечной системы, возбуждает стремление к деятельности и движениям. Состояние умственного утомления возбуждает реакции, приводящие к устранению дальнейшего умственного отягощения, тогда как бодрость умственной сфе­ры у интеллигентных людей влечет за собою склонность к умственной работе.

Во всех этик случаях опять-таки мы имеем дело с инстинктивными реф­лексами. Но когда несмотря на усталость человек вынужден работать или, наоборот, должен сдерживать свои стремления, побуждаемые инстинктами, или когда он развивает деятельность не под непосредственным влиянием инстинкта, а для обеспечения своих потребностей в будущем, мы имеем уже дело с проявлениями личной сферы. Последняя, хотя первично и развивает­ся в связи с органическими раздражениями, возбуждающими инстинктив­ные рефлексы, но, в сущности, представляет собою совокупность следов прошлого опыта, возбуждающих двигательные реакции вне прямой зависи­мости от инстинктивных рефлексов,— реакции, частью согласованные с по­следними, частью же идущие им как бы наперекор.

г

В этих случаях особое отношение организма к внешним раздражениям, стоящее вые зависимости от характера последних и обусловленное исклю­чительно прошлым влиянием внешних раздражений на внутренние процес­сы организма, доказывает известную самостоятельность личной сферы и возбуждаемых ею импульсов.

Вышеуказанная совокупность следов, именуемая личной сферой и оживляющаяся при всяком изменении общего состояния организма, а также при всевозможных внешних раздражениях, влекущих за собою раз­витие внутренних реакций, является как бы интимным ядром невропсихн-ки всякого организма, объединяющим значительную часть следов от внеш­них раздражений и являющимся главным руководителем внешних реакций организма.

Таким образом, личная сфера, концентрируя в себе запас важнейшего для жизни организма прошлого опыта, как бы образует собою главный центр нервно-психической деятельности, лежащей в основе активно-само­стоятельного отношения живого организма к окружающему миру+

Отсюда очевидно, что образование этого интимного ядра нервно-психи­ческой сферы, предполагающее сохранение в центрах следов от рефлексов, стоящих в связи с внутренними раздражениями и постоянно оживляющих­ся под влиянием вновь возникающих внутренних и стоящих в соотношении с ними внешних раздражений, является залогом самостоятельного индиви­дуального отношения организма к окружающему миру, причем эта само­определяющаяся активность, как ясно из предыдущего, определяется внут­ренними условиями» вытекающими из запаса постоянно оживляемых сле­дов, входящих в личную сферу.

С развитием общественной жизни личная сфера человека не ограничи­вается только следами психорефлексовт стоящими в соотношении с органи­ческими воздействиями, но в теснейшей связи с ними происходит и образо­вание следов, обусловленных теми или другими отношениями, вытекаю­щими из условий общественной жизни. Таким образом, в связи с личной сферой органического характера развивается личная сфера социального характера, лежащая в основе так называемых нравственных и социаль­ных отношений между людьми. Последняя, такии образом, является даль­нейшим развитием основного ядра невропсихнки, которое, возвышаясь до оценки социальных отношений, приводит к образованию личности как самобытной психической особи в социальной жизни народов.

«Личность с объективной точки зрения,— говорю я в одной из своих работ,— есть психический индивид со всеми ее самобытными особенностя­ми,— индивид, представляющийся самодеятельным существом по отноше­нию к окружающим внешний условиям» L.

Эта личность представляет собою как бы две тесно связанные друг с дру­гом совокупности следов, из которых одна теснее связана с органической, другая. — с социальной сферой, причем в зависимости от большего или меньшего развития той или другой совокупности следов мы имеем преоб­ладание в личности так называемого эгоизма или альтруизма.

Как органическая сфера личности является, как мы видели, главней­шим руководителем ответных реакций на раздражения окружающего мира, имеющие то или иное отношение к органической сфере, т. е. к поддержа­нию или понижению благосостояния организма, так с социальной сферой личности связывается высшее руководство действиями и поступками, имеющими целю установление отношений между личностью и другими членами сообщества, в котором она вращается.

Бехтерев В* М+ Личность и условия ее развития и здоровья. СПб., 1905. С* 6,

По крайней мере при более высоком развитии невропснхики социаль­ная сфера личности является важнейшим руководителем всех реакций, имеющих связь с общественными отношениями между людьми.

Необходимо иметь в виду, что сложный процесс развития социальной сферы личности ничуть не устраняет органическую сферу личности, он ее только дополняет и частью подавляет, как бы наслаивая на нее новые соче­тания, вытекающие из воздействий, относящихся к условиям социальной жизни.

Нет надобности говорить, что социальная сфера личности в своих бо­лее элементарных проявлениях обнаруживается уже в животном царстве, но несомненно, что у человека как существа не только социального, но и культурного мы встречаем развитие социальной сферы личности в такой мере, что при известных условиях она, несомненно, обнаруживает преоб­ладание над органической сферой личности, выражаясь поступками и дей­ствиями альтруистического характера, нередко -в явный ущерб или даже вопреки органическим потребностям индивида.

Таким образом, социальная сфера личности, развиваясь на почве орга­нической сферы, расширяет ее в зависимости от социальных условий жизни до степени, когда органические воздействия подавляются прошлым опытом социальных отношений и социальными воздействиями.

Как внешние раздражения, возбуждающие органические реакции, слу­жат естественным возбудителем всех вообще следов личной сферы, входя­щих в соотношение с органическими раздражениями, так и социальные от­ношения являются возбудителями следов, оживляющих в большей или меньшей степени внутренние же или органические реакции, чем и обуслов­ливается соотношение социальной сферы с органической сферой личности.

Таким образом, социальная сфера личности является объединяющим звеном и возбудителем всех вообще следов психорефлексов, возникающих на почве общественной жизни и оживляющих те или иные органические реакции.

О личных движениях

Установив понятие о личной сфере невропсихики, о чем речь была также и в общей части этого сочинения, рассмотрим теперь подробнее вопрос о личных реакциях.

То, что мы называем личными движениями или рефлексами, будет представлять собой те двигательные реакции, которые возникают как результат оживления следов личной сферы. Необходимо вообще иметь в виду, что целый ряд внешних движений выполняется в прямой зависи­мости от оживления тех следов, которые образуют личную сферу и которые, как мы видели, возникают в связи с благоприятными или неблагоприят­ными для организма внутренними раздражениями.

Объяснение частоты этой группы рефлексов можно видеть в том, что многие из внешних раздражений, как мы уже знаем, возбуждают ту или иную внутреннюю реакцию, оживляя тем самым следы личной сферы, что и обусловливает возникновение личных рефлексов, следующих за раздра­жением.

Дело в том, что с образованием личной сферы невропсихики все резуль­таты прошлого индивидуального опыта, имеющие отношение к благо: состоянию организма, естественным образом вступают с ней в прямое отно­шение путем сочетательной деятельности центров. При этом те внешние раздражения, которые, оживляя следы личной сферы, вызывают путем установившегося сочетания в прошлом индивидуальном опыте стенические внутренние реакции в организме, обычно возбуждают личные рефлексы

наступательного характера; те же внешние раздражения, которые, оживляя следы личной сферы путем установившегося сочетания в прошлом индиви­дуальном опыте, вызывают астенические внутренние реакции, вместе с тем возбуждают личные рефлексы отрицательного или оборонительного харак­тера. Само собой разумеется, что те внешние воздействия, которые не воз­буждают следов личной сферы, не приводят вовсе и к личным реакциям, а возбуждают какие-либо иные рефлексы, например репродуктивные, соче­тательные И Т, II,

На благоприятное или неблагоприятное действие внешних раздражений находится в прямой зависимости от состояния организма в каждое данное время. То, что благоприятно для голодного состояния организма, то не­благоприятно для организма, находящегося в сытом состоянии; с другой стороны, благоприятные влияния для организма, находящегося в тепле, оказываются неблагоприятными для организма, находящегося в холодной температуре; далее, что благоприятно для организма неутомленного, то может оказаться очень неблагоприятным для организма, находящегося в состоянии утомления, и т. п.