Англичанин не желает знать чужих имен или называть свое до тех пор,
пока не достигается определенная степень близости.
Кейт Фокс «Наблюдая за англичанами»
Хлеб для уток он покупал тут же, недалеко от парка в маленьком индусском магазинчике. Хозяин узнавал его, улыбался, неизменно жаловался на погоду и любопытствовал, все ли у мистера в порядке. Он неизменно отвечал, что лучше не бывает, забирал пакет с булками и уходил, все время, забывая поинтересоваться именем. Индус ему нравился, и ему хотелось сделать тому приятно. Люди любили, когда запоминают их имена. Иллюзия близости в суетном мире, где каждый за себя. Но он забывал раз за разом, вспоминая уже тогда, когда доставал из пакета мягкие булки.
Утки, завидя его, собирались к берегу. Он скармливал им положенные три булки, присаживался на скамью. Иногда читал, иногда, просто разглядывал гладь пруда, размышляя лениво о разном. Иногда слушал музыку, принося ее в ай-поде. Парк был не популярный, слишком заросший, слишком тенистый, слишком далекий от университетов или новых кварталов, полных юных семей с молодыми мамами. Поэтому, когда дойдя по центральной дорожке до берега, он как-то увидел этого парня, неуместное чувство ревности всколыхнулось яростно и неожиданно. Это был его парк и его утки, и незнакомец смотрелся как наглый Аттила, посмевший возжелать его империю. Предательницы-утки грудились у края пруда, хлопали крыльями и ловили кусочки хлеба прямо в воздухе. Сидящий на корточках парень улыбался и отрывал от увесистой буханки все новые и новые подношения.
Он сердито сел на скамью и открыл книгу, краем глаза наблюдая за нахалом. Нахал краем глаза наблюдал за ним и продолжал прикармливать бесстыжих птиц. Нахал был юн, одет в черное полупальто, замотан в пижонский серый шарф, и даже издали смотрелся весьма симпатичным. Ординарной симпатичностью. Ничего выдающегося. Определенно, ничего такого, на что он привык обращать внимание.
В тот день утки так и не приплыли.
***
Парень пришел через неделю, но он уже кормил их. «Так то!», злорадно подумал он, замечая одинокую фигуру на том конце пруда, и тут же устыдился своей глупой радости. Право слово, это было смешно: делить общественных уток в общественном парке. Парень смотрел на него, а потом сел на скамью и сунул в уши наушники, развалившись и вытянув ноги. «Конечно», снова злорадно подумал он. «Мотивчики. Не книга, нет. Зачем? Музло. Или как там они называют эту какофонию звуков и ударных? К чему туманить себе мозги печатным словом». К злорадству примешивалась непонятная горькая печаль, и он ушел, даже не дочитав главу нового романа своего давнего друга, дерзкого и откровенного, как и все его книги.
***
Еще через пару недель он вдруг понял, что парень выучил его расписание: среда и пятница, ближе к пяти. Однажды, что бы проверить, он пришел во вторник, но фигуры на дальнем берегу таки не появилось. И та странная горькая тоска вернулась. Он понял, что нестерпимо хочет знать, кто этот парень, и почему утки в заброшенном парке, и почему по средам и пятницам. И понял, что одновременно смертельно боится этого. Что-то изменить в своей жизни. Чего-то нового.
В тот день он позвонил давнему другу, и они, сняв себе одного мальчишку на двоих, отлично потрахались, приговорили тоже на двоих бутылку славного виски, но горькая тоска никуда не делась.
- Что-то случилось? - спросил друг, прежде чем предложить заночевать.
- Нет. С чего ты взял? - пожал плечами он и уехал домой, не готовый делиться странными переживаниям и предчувствиями, которым пока еще не было названий.
***
Парень подошел к нему сам.
В тот день небо над Лондоном сперва угрожающе почернело, потом выровнялось в блекло-серый, и зарядил мелкий противный дождь, от которого на первый взгляд даже стыдно было защищаться зонтом. Он самоуверенно так и сделал, оставил зонт дома, но уже на полпути к парку пожалел, пропитавшись сыростью, кажется, даже до белья. Но он все равно пришел к пруду, и скормил уткам пару булок, наблюдая за кругами, расходящимися от капель и мечтая, как вернувшись, разожжет камин, заварит чай и погрузится в очередной роман или посмотрит какой-нибудь фильм.
- Ну, и погодка, скажите? Брр, - раздалось сзади, и он обернувшись увидел того самого парня. Парень улыбался и разглядывал его, как манекен в модном магазине, не таясь. - Что это вы без зонта? Не серьезно.
Едва он успел возразить, над ним оказался плотный синий купол с проступающими белыми полосами какого-то рисунка, отпечатанного на лицевой стороне.
- Смотрю, вы прямо какой-то маньяк. Или думаете, утки помрут без вашей кормежки?
- Не думаю, - наконец ответил он, чувствуя, как от неожиданности сохнет во рту, и шагнул в сторону. - Спасибо, но я не нуждаюсь в вашем зонте.
- Конечно, нуждаетесь, - уверенно возразил парень, шагнув за ним, снова накрывая его сумеречной тенью. - У вас уже даже уши от холода покраснели.
- И как, смею поинтересоваться, ваш зонт спасет меня от холода? – даже с любопытством спросил он. Парень вблизи оказался ниже его, крепкий, ладный, с простым, действительно весьма симпатичным лицом и чертовски идущей ему улыбкой. Сегодня его пальто было расстегнуто, и виднелся черный пуловер с торчащим воротничком рубашки, джинсы были подвернуты, а коричневые ботинки явно стоили не десять фунтов.
- Ну, зонт может и не спасет, - чуть смущенно пробормотал тем временем парень, почесывая кончик носа.
В воздухе повисло невысказанное предложение, и ему внезапно действительно стало жарко.
- Простите, но я вас не понимаю, - тем не менее сухо сказал он и, вежливо наклонив голову, пошел прочь. Прямой спиной он чувствовал, что парень смотрит вслед.
***
- Господи, вы такой недотрога. Ну, честное слово! Зачем вы от меня прячетесь?
- Я не прячусь. Что за чушь? – сердито отпарировал он, поднимаясь от берега. Нога оскользнулась на влажной земле, он покачнулся, но был пойман крепкой рукой под локоть.
- Ну, конечно, прячетесь! - весело заявил ему парень. - Я же видел, как вы смылись за куст, едва я появился и принялся приманивать уток. Поверьте, это вы зря. Я совсем не страшный.
- Уж это я успел заметить, - проворчал он, освобождая руку.
- Правда? - парень искренне обрадовался и пошел рядом. - Я рад. Вы вот тоже очень даже ничего.
- Дешевый флирт, - фыркнул он, не удержавшись, потянув угол рта в улыбке.
- Сейчас говорят: «подкатить», - доверительно поделился парень и, не мудрствуя лукаво, плюхнулся рядом с ним на скамью. – Ну, что вы, ей Богу, как из девятнадцатого века.
Он молчал, глядя как утки, покрякивая, делят остатки тонущих кусочков хлеба.
- Простите, - помедлив, сказал парень и легонько толкнул его плечом. - Я же не в обиду. Хотите, книги обсудим. Вы же постоянно читаете. Я видел.
- Платон? - холодно предложил он, не глядя в его сторону.
- Это который мне друг, но истина дороже? Да ну. Я в античности не силен. А вот современное – самое то. Вы же кажется не Платона и читали, а этого…как его…что написал модный бестселлер. Там еще отвратная собака на обложке. Господи, как же она называется?
- «Псы тоже попадают в рай», - проронил он. Не удержался и все-таки посмотрел на юного нахала. У того оказались светло-зеленые глаза. – И простите, но вы цитировали Аристотеля.
- Не будьте занудой! - сияя, воскликнул парень, снова фамильярно толкнувшись в его плечо. - Платон, Аристотель. А вы все равно читали бестселлер. И как вам? Мне так вот показалось, автор определенно гей, и отношения брата этой девчонки с ее бойфрендом куда прикольнее прописаны, чем ее роман. И, согласитесь, ну зачем бы этот бойфренд оставлял собаку брату? Ну, вот честно! Это любовь! Поверьте моему чутью!
Он едва не рассмеялся, подумав о друге, который был гей, который сетовал, что гетеросексуальная линия по-прежнему продается лучше всего, и опять же предложение экранизации, но вот брат героини и ее парень – это ведь было бы идеально, и кто захочет, тот увидит, и вообще – чертовы редакторы.
- Я прав? - Пристально следящий за ним парень был настойчив. - Черт! Я прав! Вижу по вашему лицу. Ну, скажите же, девчонка славная, ее жаль, но эти двое и эта чертова собака! Когда они ее хоронили в конце книги, я ревел как малолетка. Мама даже испугалась.
- Я передам это автору, - ляпнул он, и тут же пожалел о своей откровенности.
- Ух, ты, - парень поднял брови, левую, из которых рассекал старый шрам. - Ваш знакомый?
- Друг, - нехотя признался он. - Будет рад, что хоть кто-то понял истинный смысл его опуса.
- Круто, - сказал парень, помолчал. - Но, кажется, вы не в восторге.
- Мне тоже жаль девочку. - Он решительно встал. Пора было отступать. Пока превосходящие силы противника не заставили наделать глупостей. - Несмотря на несомненно любопытную беседу, позвольте откланяться.
- Вы смешной, - сказал парень, так и сидя на скамье и глядя снизу вверх. - Снова смываетесь. Зачем? Я вам совсем не нравлюсь?
Он замер, пригвожденный такой откровенностью, деликатно не замаскированной, не завуалированной, как было принято в его социальном кругу. О, времена, о, нравы.
- Я вас хочу. Вы хотите меня. Я же чувствую. Так в чем проблема?
Светло-зеленые глаза смотрели прямо и доброжелательно. Он сжал зубы, заметил в чужом взгляде что-то шальное и голодное, и, вздохнув, кивнул:
- Возможно, вы правы. Что ж, идемте. Тут недалеко.
***
Квартира была действительно неподалеку. Они добрались молча, а переступая порог, парень замялся, всего на мгновение, но потом все – таки решительно зашел.
- Живете здесь сами?
- По-большей части, я здесь вообще не живу. - Он включил торшер, направился к камину.
- А, понимаю. Квартира для траха.
- Нет, - зачем-то возразил он, хотя возможно проще было соврать. - Просто много путешествую.
- Здорово, - парень покачался с пятки на носок. - А я нигде, кроме Англии не был. Я вообще-то с Уэллса. Но вы, наверное, и сами по акценту поняли.
- Говоришь на валлийском?
Парень хмыкнул и произнес что-то, явно длиннее одного предложения. Выговор у него тут же стал жесткий и переливистый, похожий на произношение скандинавов, и стало понятно, что не врет.
- Мило, - вежливо прокомментировал он, проверяя тягу. С тягой привычно все было в порядке, и он занялся растопкой камина.
Парень бродил по гостиной и разглядывал фотографии на стенах. Остановился за его спиной, и покосившись, он заметил, как парень внимательно изучает картину над камином.
- А сколько вам? Лет сорок пять?
Не было ничего удивительного, в том, что он не смог угадать его возраст. Для юности – а парень был юн, не больше двадцати скорей всего, все кто старше четвертого десятка - на одно лицо. Приходилось разочаровывать.
- Мне пятьдесят.
Парень присвистнул.
- Серьезно? Неплохо сохранились. Если вы и голышом такой же стройняшка, то мои вам аплодисменты. Многие уже после сорока похожи на студни. А мне двадцать шесть. Будет.
- Разве я спрашивал о твоем возрасте?
- Нет. Но я подумал, вам интересно, - беспечно пояснил парень, шагнул ближе. Провел пальцем по спинке бронзового пса, застывшего в охотничьей стойке на камине. - Где у вас ванна? Если я снизу, мне бы она не помешала.
Снова эта беспардонная откровенность, попирающая все вековые правила высшего общества, все законы куртуазности.
Он обернулся.
- Ты хочешь быть снизу?
Парень оглядел его пронзительным, веселым и жадным взглядом. На него давно уже так никто не смотрел. Или возможно он просто не замечал?
- Для начала, да. А там как получится. Вам бы я тоже с удовольствием вставил.
Эта странная смесь уличных словечек с весьма достойно выстроенными фразами была парадоксально привлекательна. Эдакий залихватский шарм. Изюминка.
Он улыбнулся, указывая рукой.
- По коридору направо.
И тихо рассмеялся, когда в гостиной стало пусто. Возможно, это была глупость, но парень ему нравился.
Как не нравился никто уже долгое-долгое время.
***
Почему - то ему казалось, что парень выйдет, обнажившись, или по-киношному, обмотав бедра полотенцем или закутавшись в гостевой халат. Но он вышел полностью одетым, и лишь влажные волосы напоминали о принятом душе.
- Ну, я же не съемная блядь, - укоризненно скривился он в ответ на удивленный взгляд. - Что вас так поразило? Я хочу, что бы в первый раз все было, как положено. Знаете, какой кайф расстегивать пуговицы, одну за одной? А потом брюки…Обожаю ширинки на пуговках. «Молния» - это хорошо только для туалетного траха, а вот пуговки… - Парень подошел вплотную, потянул его за полу рубашки, добавил тихо и сипло: - Боже, на вас еще и запонки. Совершеннейший дроч. Вы мой кумир. Честно.
- А как же насчет срывания одежд в пылу страсти? - тоже сипло поинтересовался он, поддевая подол мягкого свитера. Под ним оказались плоский живот и широкая талия.
- Когда-нибудь? В другой раз? - Поднял брови парень, освобождая одну за другой из петлиц пуговицы на его рубашке. – Вы же, как выдержанное вино. Вас хочется распробовать не торопясь.
- Ты или льстец или хам, - он потянул свитер вверх, обнажая крепкий торс, грудную клетку, поросшую редким ровным волосом. Поморщился, замечая густую рыжеватую поросль подмышками.
- Не любите? - Парень замер, сведя трагично брови, изогнутые чаячьими крыльями. - Черт. Я побрею.
- И так везде? - Он снял с его свитер, отбросил на пол, огладил широкие плечи. На левом красовался стилизованный черный лебедь.
- Футбольный клуб, - заметив его взгляд, чуть виновато пояснил парень, разводя в стороны полы рубашки. – Ну, сами знаете. Кто из пацанов в Англии не был футбольным фанатом?
- Я не был, - тихо признался он, наклоняя голову и трогая губами уголок его рта. – И я задал вопрос. Будь добр, ответь.
- Что? - Парень отмер, снова задышал. – А…Да, так везде. Я побреюсь. Если ты захочешь.
- Я сам тебя побрею, - он прикрыл глаза, вдыхая его запах: молодого сильного тела. - Если ты захочешь.
- Я сейчас кончу в штаны, как пацан, - жалобно пожаловался парень, хватаясь за него горячими ладонями. - Господи.
- Идем в спальню, - нехотя отстранившись, сказал он. - Я меньше всего хочу, что бы ты кончал в штаны в гостиной. Для этого есть кровать и мой кулак.
***
Он никогда не любил крепко сбитых парней. Его вкусы были пародоксально полярны. Тонкие хищные мальчишки и мускулистые, поджарые молодые мужчины с тонкими талиями и длинными ногами велосипедистов. Этот был не такой. Этот был основательный, в чем-то совершенно простонародный: с крупным задом, широкими запястьями, мощным телом, совершенно не вязавшемся с подростковым лицом, ясной улыбкой, и этим сиянием светлых глаз. Дитя-контраст. Дитя-загадка. На вид простая, на деле - сложная.
Снимая с него джинсы и белье, он поймал себя на мысли, что уже называет его про себя «мальчик». Это было опасно. От этого было недалеко до «мой мальчик», до настоящей нежности и боли расставаний. «Чушь», сердито подумал он, оглаживая его грудь, сжимая между пальцев соски. «Просто разовый трах. Просто приключение. Ты просто не с кем давно не был один на один». Но что-то в его нутре уже чуяло: нет. На этот раз – все будет по-другому. Как когда-то. Как с тем, другим.
- Что-то не так? - Мальчик всматривался в его лицо, ловя слепо шарящий взгляд. - Что не так?
Славное юное создание, ищущее секса и острых ощущений.
- Все хорошо, - успокоил он, накрывая губы пальцами. – Все хорошо. Ты красивый.
- Ты тоже, - он улыбнулся, вгоняя ему эту улыбку под ребра, коварно лизнул между указательным и средним. - Знаешь, что я хочу? Пососать твои чертовы длинные пальцы. Один за другим. Твоим пальцам когда-нибудь делали минет? А потом ты растянешь меня. Ими. Ты же растянешь? Я редко подставляю задницу. Я словно знал, что у меня будешь ты. Ставлю душу, что ты любишь целок. Узких, горячих и развратных. Я буду таким. Я буду таким для тебя. Хочешь?
Его пальцы вошли в мальчишеский рот, влажно скользнули по языку, заставляя замолчать. Прежде чем прикрыть глаз и сомкнуть губы, мальчик смотрел на него, щурясь, словно что-то зная, но потом опустил ресницы, шевельнул языком, и он содрогнулся от жаркого возбуждения.
***
- Любишь эти грязные разговорчики? Или нет? Ты только скажи, и я заткнусь.
- Повернись.
- Нет. Еби меня так. Я хочу видеть.
- Что видеть?
- Тебя. Ты такой…Ох, да. Да. ДА.
Он трахал его, завалив на спину. Он за пять минут попробовал несколько поз, и быстро понял, что когда задирает его ногу, и засаживает под углом, мальчик краснеет, вскрикивает, подмахивает сильнее и требовательней. Он любовался им, заходящимся стонами, видел, как бреет его после, каждым движением лезвия обнажая выпуклый лобок, как потом прижимается жадным ртом к обнаженной, лишенной этой плебейской шерсти кожи, как берет у него в рот, и голова кружилась. Пот капал с кончика носа, солеными были даже губы, и колотилось как ненормальное это чертово сердце, но когда мальчик выгнулся, стискивая свой кулак, поверх его ласкающей руки, оскаливая крепкие зубы в долгом мучительном стоне, он почувствовал себя тем, кем был всегда.
Хищником. Самцом. Властелином.
Он кончил, опираясь на обе руки, засаживая ему почти грубо и беспощадно, вжался до упора. Мальчик обнял его под мокрую спину, потянул, укладывая на себя. Тихо счастливо засмеялся, гладя костяшками по виску, накручивая на палец прядь волос:
- Ну, ты - зверь. Блядь, я знал, что это будет шикарно. Но ты…Господи. И скажи, что побреешь меня уже сегодня. Думал, что я – бог секса, но ты меня, кажется, переиграл.
Мальчик шутил, игриво, беззлобно и легко, но что-то в его словах было искренним, и это не могло не подкупать.
- Я побрею тебя сегодня, - пообещал он, легко целуя в сухие губы. - А потом трахну еще. И еще. Пока ты не забудешь, кто ты такой.
- А думаешь, я сейчас это помню? - негромко спросил у него мальчик, сжав лицо ладонями. - Но по фиг. Мне все – равно нравится твой сценарий.
***
Тогда он так его и не побрил. Мальчику позвонили. Он, извинившись, выбрался голышом из кровати, и разговаривал, выйдя в соседнюю комнату, даже не протрудившись прикрыть бедра. Этот звонок, ворвавшийся в затемненную спальню дробной музыкой какого-то модного хита, навязчиво напомнил, что у мальчика есть жизнь там, за пределами прудов с утками. Есть биография. Есть имя. Он одновременно страстно хотел знать о нем все и не знать ничего.
Вернувшись, мальчик пожаловался:
- Представляешь, мне надо уйти. Прямо сейчас. Эти дурацкие дела. Ты же не против перенести свой мастер-класс по брадобрейству на другой день?
И снова была эта парадоксальная смесь уличных интонаций и архаики. И «другой день». Он малодушно приготовился сообщить, что другого дня не будет, что было мило, но, право, не стоит. Потом подумал, что это, черт возьми, будет глупо, потому что тогда придется изменить и любимому пруду и уткам, ведь мальчик весьма нахален и точно станет докучать. Пока все эти мысли крутились в голове, мальчик довольно улыбнулся, видимо приняв молчание за согласие, и забравшись на кровать, со вкусом поцеловал в губы:
- Вот и отлично! Значит, в следующий раз. Дашь мне свой номер? И, между прочим, мы так и не представились. Я понимаю, что секс не повод для знакомства, но я…
Он накрыл пальцем его губы и тихо предупредил:
- Давай без имен.
В мальчишеском взгляде промелькнула растерянность, но тут же он улыбнулся, чуть склонив голову на бок, словно любовался своим нечаянным случайным любовником.
- Ладно. Так даже интереснее. А номер? Тоже нет? Вот же чёрт. Тебе говорили, что ты – забавный?
Ему говорили, что угодно: что он - сволочь, чертов сноб, гений, шикарный ебарь и однажды даже, что ему пойдут чулки и корсет, но вот забавным не называли ни разу. В слове «забавный» было что-то унизительно несерьезное.
- Господи! Да я шучу! - Мальчик, смеясь, снова чмокнул его, на этот раз метко в хмурую складку между бровей и соскочил с кровати. - Ладно, пусть так. Как в добрые домобильные времена. Тогда в пятницу, после пяти у пруда?
- Да, - ответил он, быстрее, чем вспомнил, что собирался отказать ему. - Постой, я тебя провожу.
***
В пятницу он разнервничался уже с утра. И тут же возненавидел себя за эту идиотскую нервозность.
- Выкладывай, - вздохнув, приказал ему друг. - Я слышу, как ты звенишь стаканом.
- А я слышу, как ты шикаешь на своего идиотского пса, - огрызнулся он, покосившись на бутылку, которую едва успел вернуть в бар.
- Да опять насрал в моем кабинете, - безмятежно поделился друг. - Вот она - старость. А где уже ты нагадил? Давай, давай, излей мне душу. Знаю, что так и просится.
- Только если ты снова не впихнешь меня в один из своих бульварных романчиков, - он не удержался от улыбки, пригубил такой чудесный, такой расслабляющий коктейль из джина и тоника.
- Я всего лишь один раз наградил героиню твоей потрясающей привычкой брюзжать на ровном месте, - тоже засмеялся друг, и тогда он сказал:
- Я на днях кое с кем познакомился. Так, ничего особенного. Но мальчик достаточно славный на первый взгляд…
- И на первый трах тоже? - тихо, даже не пытаясь глумиться, спросил друг. Этот тон, лишенный обычных ироничных интонаций, заставил его сказать правду:
- И на первый трах тоже. Сегодня у нас повторная…встреча.
- О, - только и сказал друг, чем-то там шурша. – Только ты можешь назвать свидание «встречей». Требую подробностей.
- Мне кажется, я совершаю глупость, - честно признался он, благодаря джину не в последнюю очередь, проигнорировав последнюю фразу.
- Вот и отлично. Уверен, это только пойдет тебе на пользу, - безжалостно припечатал друг, не оставляя даже крохотной лазейки для его жалоб. - Пойди и запасись гондонами. У той жалкой кучки, что пылится у тебя в ванной, давно истек срок годности.
Да. Вот такие вот у него были, черт возьми, лучшие друзья.
***
- Оцени!
Едва оказавшись в квартире, мальчик резво стянул кожаную куртку, простую темную футболку, оказавшуюся под ней, и вскинул руки вверх, демонстрируя гладкость подмышек.
- Депиляция? - Он вскинул брови, проведя пальцем по тонкой бледной коже. - Ты полон сюрпризов.
- Ого! Разбираешься в таких вещах? А я вот полный лох. Просто у моей соседки по квартире оказался воск. Скажу я тебе, девчонки, определенно, мазохистки. Это же больно!
Несмотря на жалобы, мальчик просто лучился весельем. Было видно, что новый опыт скорее приводит его в восторг, чем огорчает.
- Бритье! Пока она радостно драла мне подмышки, покушаясь еще и на все остальное, я только о нем и мечтал. Доброе старое бритье. Ты же не передумал?
- В ванную, - вместо ответа, коротко приказал он. Давно забытый азарт сделал его голос ниже, а выражение лица каким-то таким, что мальчик, едва взглянув, сжал губы, сглотнул, и, перебросив через плечо футболку, молча подчинился.
Когда-то все это было дня него в порядке вещей: переплетение тонкого изящного флирта и прямолинейных намеков, секс, будоражащая кривая отношений со всеми ссорами и примирениями, всей этой запутанной логикой любовной связи, полной, тем не менее, пусть порой горького, но все-таки счастья. Он всегда был на высоте. Всегда чувствовал себя сильным, способным повелевать и подчиняться, не теряя своей власти. Все было естественно. Все было жизнью.
И как-то вышло.
Теперь эта любовная игра скорее пугала его, заставляя чувствовать себя не собой, а бледным подобием, тенью, актером, играющим в себя, усердно, но слегка бездарно. Если бы мальчик сейчас отказался, пропустил пару этих вульгарных насмешливых словечек вместо того, что бы зайти в ванну и начать без предупреждения раздеваться, он знал точно: он бы растерялся. Нет, конечно, это не проявилось бы внешне. Его едкая суть нашла бы слова, холодные и злые, что бы ударить в ответ. Но внутри – он чувствовал это слишком хорошо – был бы хаос и отвратительная неуверенность. «Господи боже», порой хотелось вскричать ему. «За что? И когда я успел стать таким?».
Небрежно отбросив ногой джинсы с запутавшимся в них нижним бельем, мальчик выпрямился и повернулся к нему и развел руками, не оставляя времени на рефлексии.
- Ну, вот. И что теперь? Куда мне?
Он придирчиво оглядел его с ног до головы, с удовольствием заметив, как под его взглядом мальчик начинает чаще дышать, переминаться на месте смущенно, но с явным предвкушением.
- Садись на биде и расставляй ноги, - наконец сказал он, и отошел к шкафу, где заранее припас все необходимое.
- А ты не собираешься раздеться? – Мальчик прокашлялся.
- Пока не вижу необходимости.
- Знаешь толк в извращениях, - едва слышно проворчали за его спиной, и он, прикусил губу, чтобы не улыбнуться. Это смелое предположение было недалеко от истины.
Фарфоровая мисочка, помазок, станок с опасным лезвием.
- Чем тебе не угодила пена? - Мальчик с любопытством наблюдал за его приготовлениями. – И «Мач три»?
- Это ритуал, а не ежедневная гигиеническая процедура. - Он выставил на полотняную салфетку, расстеленную на полу крем для бритья. – Ну, какая пена, право слово?
- А это еще зачем? – Любопытство сменилось легким подозрением. - Только не говори, что ты собираешься в конце отчекрыжить мои причиндалы и тут же съесть.
- Что за чушь? - Он искренне удивился, так и застыв с ножницами в руке.
- А что? - Мальчик беспокойно пошлепал босыми ногами по полу, впрочем, не предпринимая попыток подняться. - Слышал же про этого каннибала, который знакомился через интернет с чудиками, желающими его накормить собой? Они с одним таким даже видео написали, как отрезают и…
- Довольно, - резко оборвал он поток этих глупостей, и, подернув брюки, опустился на колени между раздвинутых ног. - Учитывая буйство… - он хмыкнул, оглаживая низ его живота, пропуская между пальцев русые колечки волос. – природы, мы затупим не одно лезвие, пытаясь привести этот сад в ухоженное состояние. Поэтому, для начала я должен подстричь.
- Вот как, - только и сказал мальчик и зачем-то взялся за края биде. - Валяйте, мистер садовник. Я весь в вашем распоряжении.
Не один из них даже не улыбнулся.
Сперва он прочесал его маленькой густой расческой, не торопясь в разных направлениях, наблюдая, как от удовольствия кожа покрывается мурашками.
- Это приятно, - сдавленно поделился ощущениями мальчик, раздвигая колени шире. - Никогда бы не подумал. А что будем делать потом, после…окультуривания моего сада?
- Я планировал насладиться орально, - вежливо поделился он планами. - Проще говоря, хорошенько тебе отсосать.
- Ты меня с ума сведешь этими своими терминами.
- Да неужели? – Он отложил расческу, прихватил пальцами ряд волос у самого края, там, где темная дорожка от пупка терялась в темном же треугольнике, натянул и принялся аккуратно срезать, как можно ближе к телу.
- Точно тебе говорю, - сипло заверил его мальчик. - Пообещай, что засунешь в меня что-нибудь, пока будешь наслаждаться орально. Предпочитаю удовольствие сразу по двум фронтам.
- Метафорический пир, - он стряхнул волоски прямо в биде, и взялся за новый ряд. - Проще говоря, выебать тебя пальцами?
- Или чем-то еще. Игрушкой. У тебя же есть игрушки?
Дыхание у него становилось все более сбивчивым.
- С чего ты взял, что у меня есть игрушки?
- Ты выглядишь слишком опытным. Не может ни быть. Уверен, у тебя их целая коробка.
- Еще я люблю готовить.
- Что? Ну, и я люблю. А причем тут это?
- У меня есть скалка, - невозмутимо объявил он, и едва успел убрать ножницы, как мальчик издал довольный стон, засмеялся, качнувшись к нему. Прихватил за волосы на затылке, прошептал, прежде чем впиться в него поцелуем:
- Ты совершено, на всю голову ебнутый дядька, и меня это, пиздец, как заводит.
***
Естественно, про скалку он упомянул ради красного словца, но реакция в ответ доказала, что мальчика весьма заводят игры с посторонними предметами.
Его они тоже заводили. Казалось бы, к чему эти суррогаты, когда каждый из них оснащен природой идеальным инструментом для проникновений? Но нет. Он никогда не любил и не понимал фистинг, напоминавший ему скорее медицинскую процедуру, нежели сексуальную игру, но его неизменно возбуждал вид дырки, растянутой на дилдо или анальной пробке. Как-то друг со всей свойственной ему злой иронией ляпнул, что это признак инфантилизма, остаточные отзвуки детских забав со стягиванием трусов и экспериментальным засовыванием в подружек и приятелей карандашей, когда как свой дружок по юности лет еще не готов к подвигам. Друг мог катиться со своими идиотскими измышлениями куда подальше. Власть обладания и безграничное доверие, поправшее страх. Вот чем, наверное, были для него эти игры. Ведь членом сложно порвать кишки.
Когда он закончил со стрижкой, лобок мальчика покрывала трогательная щетинка, о которую хотелось потереться щекой. Что он и сделал, получив награду в виде тычущегося ему в голову, заинтересованного происходящим члена и тихого довольного мычания.
- Потом отрастет, и будет колоться, - заметил позже мальчик, наблюдая, как помазок скользит по его лобку, покрывая белой пеной.
- У тебя есть подруга с воском, - напомнил он.
- Соседка. По квартире. - напомнил мальчик, затаил дыхание, когда станок коснулся кожи и заскользил, оставляя после себя полосу чистой кожи. - Черт.
Член дрогнул, влажно заблестел на головке.
- Вот именно, - и сам не понимая с чем, согласился он. Его собственный член болезненно давил в ширинку, требуя внимания, но он методично, полосу за полосой сбривал короткую шерстку, редкие волоски на мошонке, и лишь когда осталась узкая окаймляющая основание полоска, остановился. Намочил полотенце горячей водой, обтер покрасневшую кожу.
- Господи, слава Богу, что у меня не волосатый зад, - просипел мальчик, жмурясь. - Я бы чекнулся.
Он лишь дернул губами в мимолетной усмешке. Взял в кулак, плавно двинул рукой, скользнул свободной рукой между ягодиц, размазывая остатки крема.
И, наклонившись, взял в рот. Привычно расслабляя глотку, позволяя члену проехаться по небу и погрузиться глубоко и влажно.
Мальчик захлебнулся отчаянным стоном и кончил спустя всего несколько уверенных фрикций, сжав в себе его указательный с такой силой, словно намеревался переломить. Потом отдышался, решительно повалил его прямо на коврик у ванной и, расстегнув штаны, отблагодарил слаженной работой губ и языка, не столь опытно и умело, но с благодарным энтузиазмом, достаточным, что бы у него потемнело перед глазами от долгожданного оргазма.
Они лежали, обнявшись, среди перевернутой мисочки, помазка с подсохшим кремом, одежды мальчика и тишины.
- Чаю? - светски предложил он, почесывая мальчика за ухом. - Или сразу перейдем ко второму раунду?
- А можно чай, а потом второй раунд? И я бы лучше вдул кофе. Или что-то покрепче. Так, совсем чуть-чуть, - сказал мальчик, прижимаясь к нему как-то очень уютно, то и дело, трогая себя в паху, будто опасаясь, что там что-то вот-вот да отвалится. - Ужасно непривычно, но, чёрт, мне кажется, уже по нраву.
- Вот и отлично, - он поднялся, потянул его следом. Застегнул брюки, пригладил перед зеркалом разлохмаченные волосы, и замер. Потому что мальчик встал рядом, и они отразились парой: оба еще разгоряченные, покрасневшие, такие разные, но с одинаковым пьяным блеском в глазах.
- А мы хороши, согласись, - вдруг тихо сказал мальчик, лукаво поджимая губы, глядя на его отражение. - Может это судьба?
- Как ты относишься к порке? - спросил он в ответ, не отводя взгляда.
- О, нет! Только не это!
- Тогда не судьба, - он мягко улыбнулся хохочущему мальчику. - Прими душ, а я пока подберу нам что-нибудь выпить.
***
В один из вторников, ближе к вечеру, он занимался подготовкой к докладу, попивая свой любимый джин, разведенный тоником почти до неопределимого состояния. Капля алкоголя всегда помогала ему сосредоточиться. А может, все дело было в ритуальной последовательности движений: пригубил, прочитал, подумал. Или в обилии шуршащего в стакане льда. Друг вот смолил как паровоз. Каждый выживает по-своему. Эта мысль, применительно к вредным привычкам, заставила его улыбнуться, и тут в дверь позвонили.
Он никого не ждал. Гости, если и приходили, то по обоюдной договоренности, а он был уверен, что никаких встреч не назначал. Для разносчиков рекламы и коммунальщиков было уже поздно, поэтому он, нахмурившись, поднялся и отправился открывать.
- Привет! Это я, - раздался в домофоне сбивчивый голос тяжело дышащего мальчика. - Пустишь?
От неожиданности он вздрогнул. До этого они встречались неизменно своему расписанию в парке, и только после этого шли домой. Конечно, было бы наивным предположить, что так будет вечно, но отчего-то это все - равно оглушило. Он терпеть не мог незваных гостей.
- Эй! - нетерпеливо и жалобно позвал его мальчик. - Открывай. Я сейчас тут просто сдохну.
Голос у него, действительно, был странный: словно после бега или перед тошнотой.
Вместо привычного раздражения, он вдруг встревожился и поспешно нажал кнопку:
- Да, конечно. Привет.
Открыл дверь и встал на пороге. Мальчик поднимался, кажется, целую вечность. На последнем пролете остановился, согнулся, переводя дыхание, опершись о колено, так будто ему было больно стоять ровно, и помахал ладонью, вскинув раскрасневшееся лицо.
- Еще раз, привет. Сейчас дойду. Ничего, что я так внезапно?
- Господи, ты в порядке? - Тревога и недоумение заставили шагнуть вперед, но мальчик остановил его жестом и принялся подниматься:
- Относительно. Ты будешь смеяться...
- Сомневаюсь, - пробормотал он, все еще ничего не понимая. Вблизи от часто дышащего мальчика кажется даже пахнуло жаром: он заметил расширенные зрачки, испарину на лбу. И совершенно недвусмысленно оттопыренную ширинку, слишком заметную сейчас, когда мальчик перестал прикрывать пах, перекинутой через плечо сумкой.
- Ты что же это, наелся виагры?
- Мне что, восемьдесят? - огрызнулся мальчик, переводя дух, упершись затылком в стену, а потом перехватил его руку, и настойчиво потянул ее себе в штаны. Сзади.
Несмотря на нелепость ситуации, это становилось даже любопытно. Прикусив губу, чтобы не улыбнуться, он послушно протолкнул ладонь, скользнув по взмокшей пояснице, миновал копчик. И кончики пальцев наткнулись на плоское твердое основание.
- Блять.
- Точно, - выдохнул пересохшими губами мальчик. - Сюрприз.
Он поймал себя на том, что и сам уже дышит в унисон: чаще и тяжелее.
- Давай что-то делать. Или я свихнусь, - выдавил мальчик, цепляясь за его домашнюю куртку. - У меня уже там все горит.
- Когда ты ее поставил? - Он очнулся, перехватывая его запястья. Мальчик поспешно спинывал туфли.
- Перед… - «Работой» прозвучало невысказанное, но, несмотря на свой лихорадочный приход, мальчик помнил о правилах. - Утром. Я поставил ее утром.
- И, естественно, ни разу за день не вытащил, что бы смазать?
- А надо было? - Брови у мальчика недоуменно съехались.
- Идиот, - выдохнул он и потащил его в ванну.
***
Несмотря на трагикомизм ситуации, до ванной он тоже добрался со стояком, таким крепким, что был готов, несмотря на сочувствие, перегнуть юного балбеса через стиральную машину и отжарить так, что бы впредь научить сначала хотя бы гуглить, прежде чем неподготовлено и самоуверенно совать в себя посторонние вещи.
- О, господи… - облегченно провыл мальчик, когда он, спустив с него до коленок штаны и белье, осторожно извлек сухую пробку. – Кайф-то какой. И как народ с этим подолгу ходит? Это же просто ебнуться можно. У меня весь день стояк, и сердце выскакивает.
- Может это потому что следует внимательнее читать советы народа, который с этим ходит подолгу? - язвительно поинтересовался он, обвел пальцем покрасневший раздраженный анус, и почти мстительно толкнулся внутрь. Мальчик охнул, зашипел и вжался пахом в край стиральной машинки, о которую опирался руками.
- Ты сегодня совершенно не готов к употреблению, милый, - хрипло сообщил он ему, поднимаясь, не переставая поглаживать между ягодиц. - Напомни провести тебе инструктаж по использованию анальных пробок, после того, как мы смажем тебя лечебной мазью, и я помогу твоему измученному организму посредством проверенного орального секса избавиться от напряжения.
Последнее он уже сообщил на ухо, удовлетворенно ощущая предвкушающую дрожь его тела. Мальчик скосил взгляд, облизнулся и вдруг спросил:
- А ты готов?
- Что?
- Может… - мальчик не договорил, но он понял и так.
Обычно дерзкий и веселый, мальчик выглядел нерешительно, и сейчас – он был уверен - за большую часть его румянца отвечало отнюдь не затянувшееся возбуждение.
- Хочешь меня оттрахать? - Сдерживая улыбку, со всей серьезностью уточнил он. - Выдрать, как последнюю шлюху?
Мальчик жадно застонал, прикрывая глаза, переступил ногами, как застоявшийся в стойле конь.
Он улыбнулся, уже не таясь, и снял куртку.
- Ну, хорошо, жеребец. Давай, посмотрим, на что ты способен.
***
Мужская гордость - хрупкий лед. Мальчик, самонадеянно хотел удивить, проявить инициативу, но недостаток опыт
