Для человека неверующего, расточительного и разбросанного не может бытьзрелища более озадачивающего, чем эти жвачные животные, занятые абсолютом...Откуда у них такое упорство, чтобы проверить не поддающееся проверке, откудастолько внимания к неопределенному и столько пылкого желания понять 114 его? Я ничего не смыслю ни в их догмах, ни в их безмятежности. Онисчастливы, и я их за это упрекаю. Вот если бы они себя ненавидели! Однакособственные "души" им дороже целой вселенной, и эта неверная оценка являетсяпричиной их жертвенности и самоотверженности, абсурдность которых не можетне впечатлять. В то время как наши жизненные эксперименты получаютсянепоследовательными и бессистемными, зависящими от случая и от нашегонастроения, они проводят всегда один и тот же эксперимент с неприятными наммонотонностью и старанием. Верно, что объектом этого эксперимента являетсяБог, но какой интерес еще они могут постоянно в нем находить? Ведь он всегдатождествен сам себе, всегда одинаково бесконечен и почти не способен к обновлению; я мог бы поразмыслить о нем мимоходом, но заполнять этим всесвое время!.....Еще не рассвело. Из своей кельи я слышу голоса, одни и те же рефренымирян, жертвоприношения банальному латинскому небу. Чуть раньше, ночью,слышались торопливые шаги идущих в церковь. Заутреня! Да окажись там Богсобственной персоной, явившийся поприсутствовать на литургии в свою честь, яни за что не выйду из дому на такой холод! Однако, как бы там ни было, он должен существовать, потому что в противном случае жертвы этих существ изплоти и крови, преодолевающих свою лень, чтобы идти ему поклоняться, были бынастолько нелепыми, что рассудок помутился бы от одной мысли об этом. Всетеологические доказательства кажутся пустяками в сравнении с этимпереутомлением, которое вызывает недоумение у неверующего и заставляетпридавать подобным усилиям хоть какой-то смысл и видеть в них хоть какую-топользу. Если, конечно, не перевести все эти добровольные недосыпания вэстетическую перспективу и не постараться увидеть в суетности этих ночныхбдений титаническое усилие, направленное на создание нового культа, культаКрасоты абсурда и ужаса... Великолепие молитвы, которая ни к кому необращена! Однако что-то все-таки должно существовать: ведь когда этоВероятное перерастает в уверенность, блаженство перестает быть пустымсловом, тем более что единственный ответ на небытие располагается в областииллюзий. Как же им удалось заполучить эту иллюзию, которая на уровнеабсолюта называется благодатью? Благодаря какому наитию научились онинадеяться на то, чего даже в минимальной дозе не содержится ни в однойнадежде мира? По какому праву они пытаются обосноваться в вечности, которуюпритом ничто не обещает? Ну а эти собственники -- единственные настоящие собственники из тех, которых я когда-либо встречал, -- с помощью какихуловок присвоили они себе таинство, чтобы им пользоваться? Бог принадлежитим, и было бы тщетно пытаться у них его отнять: они и сами не знают,благодаря какому ухищрению они завладели Богом. В один прекрасный день ониповерили -- вот и все. Один, например, обратился в веру по простому зову: онверил сначала неосознанно, а когда осознал, постригся в монахи. А другойизведал все виды мук, которые прекратились, когда его внезапно озарило. Хотеть поверить невозможно. Вера, словно болезнь, либо постепенновкрадывается в организм, либо поражает внезапно. Никто не в силахраспоряжаться ею. Абсурдно желать стать верующим, если нетпредрасположенности. Кто-то из нас верующий, а кто-то нет, подобно тому каккто-то бывает сумасшедшим, а кто-то нормальным. Я вот не могу ни поверить,ни пожелать себе поверить: вера -- это форма такого бреда, к которому я непредрасположен... Позиция неверующего столь же непостижима, как и позицияверующего. Я предаюсь удовольствию быть разочарованным -- таков смысл нашего века; выше Сомнения я ставлю разве что согласие, которое является егоплодом... 115 И я отвечаю всем этим монахам с розовыми или бледными лицами: "Вы зрястараетесь. Я тоже смотрел в небо, но так ничего там и не увидел. Откажитесьот попыток убедить меня: если я порой и обретал Бога путем умозаключений, тов сердце моем я не находил его никогда. И даже если бы я его там нашел, явсе равно не стал бы вам подражать -- мне смешны ваши поступки, ваши гримасыи особенно ваши балеты, называемые мессами. Нет ничего выше наслажденияпраздностью; даже если бы наступил конец света, я не встал бы с постели внеурочный час: чего ради побежал бы я из дому темной ночью, неся свой сон наалтарь Сомнительного? Даже если бы мне затуманила голову благодать и ятрясся в непрерывном экстазе, малой толики сарказма хватило бы, чтобывывести меня из этого состояния. И ко всему прочему я опасаюсь, что, начавмолиться, я не выдержал бы и рассмеялся, тем самым верой навлекая на себяболее страшное проклятие, нежели неверием. Так избавьте же меня от излишнихусилий: плечи мои и так слишком устали, чтобы еще поддерживать небосвод..."