Еще мой выстрел).

"Вечер на бивуаке";

ОТВЕТ СПЕЦИАЛИСТА.

Эпиграфы к "Выстрелу" как бы подают сигнал, что перед нами повесть военно-профессиональная. Один эпиграф из Марлинского - пистолетный эпиграф, из этого, пожалуй, и впрямь военного автора. Но другой из Баратынского: “Стрелялись мы", из поэмы "Бал". Дуэль в поэме Баратынского - мимолетный эпизод. Баратынский - автор невоенного характера, и эта строчка подчеркнута не в тексте Баратынского, но в восприятии эпиграфиста, она показывает, как беден мир РАССКАЗЧИКА, ВЗЯВШЕГО ЭТОТ ЭПИГРАФ... [Шрифтом выделил я.] ...сколь немногое он может почерпнуть из поэзии и из жизни, окружающей его.

Так вот рассказчик-то рассказал профессиональную повесть, а автор, [Пушкин] дистанцируясь от него,- менее всего хотел профессиональной повести. Офицерская ссора, о которой здесь рассказано, по смыслу своему, должна оцениваться как глубокий общественный конфликт (плебеев и аристократов), который готов распространиться на все русское общество. И если еще не распространился, то потому, что плебеями еще не осознано их общее дело. Так Сильвио - своим поведением, выходом к повстанцам - дает урок, как распорядиться собой, если невозможно личным образом решить свою жизненную задачу.

Берковский Н. Я. 1960 г.

МОЙ ОТВЕТ.

С выделенными мною словами я не согласен. Не И. Л. П. взял такие эпиграфы, а Белкин. Выше уже говорилось, что Пушкин в повести посмеялся над Белкиным, смеющимся над ограниченным И. Л. П. Пушкин что ж: как ренегат И. Л. П.? Нет. Но он и не пылкий Белкин. И почитав пушкинскую повесть "Кирджали" (там - и о сражении под Скулянами), лишний раз убедимся, что у Пушкина было очень взвешенное отношение к разным участникам сражения. А неодобрение Пушкиным в 1830 году польских повстанцев, желавших независимости Польши от России... Вероятнее, что Пушкина интересовала сама изменчивость человека. А при таковой люди, массово, могли б и улучшиться, может, без революций, освободительных войн и других экстрем.

*

 

 

ВОПРОС.

Зачем в конце "Метели" введен фон празднования победы над Наполеоном?

ОТВЕТ СПЕЦИАЛИСТА.

Чтобы очертить весь объем смысловой нагрузки последней сцены повести... [объяснения в любви гусарского полковника Бурмина и Марьи Гавриловны]...нужно иметь в виду, что между объяснением героев и тайным венчанием прошло три года, срок немалый, и этот срок измерен еще и бесконечно важным для всей истории России событием победоносной войны с Наполеоном. Россия вышла из войны, осознав свое величие, могущество русского героического духа, неспособного покориться никакому иноземному владычеству. Счастливый конец повести помещен в исторически счастливое время русской жизни - время празднования победы над Наполеоном...

В любовных отношениях Марьи Гавриловны и Владимира Николаевича было полное... [Мы уже видели, что далеко не полное]...и простодушное отождествление себя с персонажами романов. [французских]

В отношениях Марьи Гавриловны и Бурмина ни у кого из них нет возможности слиться ни с одним европейским героем или же сюжетом. Язык их остается европейским, как и одежда героини, но осознаваемая героями дистанция между романными поэтическими формулами и их реальным жизненным опытом определяет все. Реальный жизненный опыт, сделавший из Бурмина, который когда-то "так мало полагал важности в преступной своей проказе";, человека, осознавшего с последней степенью ясности свое преступление, получен им в годы войны 1812 года. И этот момент чрезвычайно важен, так как понимание абсолютной неотменимости своей клятвы пред алтарем приходит к нему вместе с осознанием себя именно РУССКИМ...

"Бурмин нашел Марью Гавриловну у пруда, под ивою, с книгою в руках и в белом платье, настоящей героинею романа";. Повествователь отправляет читателя по ложному следу, ибо то, что произойдет сейчас, будет принципиально отличаться от любой фабулы европейского романа. Тайный пафос рассказа именно в том, чтобы обнаружить при внешней видимой тождественности нашей героини привычному романному штампу ее сущностное отличие от любого европейского образа. В начале своего объяснения в любви Бурмин просто цитирует Руссо, причем очень важно, что этот заемный язык узнается героиней...

[Вот начало "Новой Элоизы": "Сомненья нет, я должен бежать от вас, сударыня! Напрасно я медлил, вернее, напрасно я встретил вас!.." А вот повесть: "Я поступил неосторожно, предаваясь милой привычке, привычке видеть и слышать вас ежедневно...";(Марья Гавриловна вспомнила первое письмо St. Preux.)"]

"...Оказалось, что язык любви европейца был призван не с тем, чтобы завоевать сердце возлюбленной и добиться счастья, а с тем, чтобы бесповоротно и недвусмысленно отказаться от своего счастья...

[Действительно, при всех несчастьях Юлии и St. Preux и при всех их, поначалу и потом, намерениях быть верными общественной морали, они все-таки познали любовь вполне. А Марья Гавриловна завлекла Бурмина, чтоб ему отказать ("Она приуготовляла развязку самую неожиданную"), и Бурмин тоже пришел сказать, что он женат на ком-то и потому удаляется.]

...Герои русской прозы, приступая к любовному признанию, понимают смысл происходящего совершенно одинаково, каждый задумал свое объяснение как открытие своей тайной несвободы для счастья и любви...

...Любовь - первопричина всего, "непреодолимая сила страсти", властно и фатально управляющая фабулами жизни героев европейской литературы, оказалась не последним и все определяющим мотивом в поведении русских героев повести "Метель" русского автора И. П. Белкина. Чтобы узнать эту тайну русского миропонимания, увидеть скрытый под толщей бытовой жизни нации ее сокровенный религиозный и этический принцип, основу ее народной культуры, был необходим именно "чудесный" конец истории ее "невыдуманных" героев. Если бы Марья Гавриловна и Бурмин не нашли друг друга в жизни, то можно с уверенностью утверждать, что их история никогда бы не стала достоянием мира, который целомудренно молчит о несчастьях, ошибках, нелепостях (в буквальном значении этого слова), считая достойным для рассказывания только чудесные истории. С точки зрения героев, то, что с ними случилось, может быть истолковано русской пословицей, введенной в текст повести, “суженого конем не объедешь";... [А введена-то,- помните?- иронически.] ...то есть только как чудо. С народной точки зрения, жизнь героев повести оказалась точкой приложения небесных сил - "Божьего промысла", что и побудило автора к рассказыванию этой истории миру.

Как и все повести Белкина, эта тоже разрабатывает важнейшую историко-культурную проблематику: на самой сокровенной глубине национальной жизни России происходит драматическое усвоение постренессансной культуры. Оказалось, что ПРЯМОЙ перенос на русскую самобытную почву из европейского культурного сознания таких фундаментальных категорий человеческого бытия, как свобода, любовь, счастье, судьба - невозможен. Постренессансное, гуманистическое самосознание европейца, воплощенное в европейской литературе, принципиально антропоцентрично. Человек в европейской модели мира помещен в центр вселенной; разрабатывается гуманистическая концепция свободы воли каждого отдельного человека... каждый человек мыслится европейской культурой творцом своей судьбы. Утверждается пафос свободы, понимаемой как высшая этическая ценность жизни наряду с такими же абсолютными ценностями как любовь, творчество, познание. Европейская культура в начале XIX века уже вполне буржуазна, и обратной стороной гуманистического антропоцентризма явилась буржуазная идеология свободной конкуренции сильных личностей, собственными усилиями завоевывающих свое личное счастье. Историческое явление фигуры Наполеона и идеи наполеонизма - непосредственное следствие развития буржуазной идеологии.

В повести "Метель" представлен сюжет из частной, домашней жизни, но сопрягается этот сюжет в самой повести с крупномасштабным историческим событием - победой России над Наполеоном...

История формирует новых людей России, которые свободно утверждают в своей жизни верность принципам народной нравственности.

Поволоцкая О. 1989 г.

МОЙ ОТВЕТ.

В 1989 году еще извинительно было мечтать о мессианской роли России в мире...

Может, такова она и есть, к тому ж Поволоцкая тоже вывела как бы рецидив романтизма у Пушкина, но... истина дороже.

Отношение к героям, как к невымышленным (не случись, мол, чуда божьего промысла, Марья Гавриловна не рассказала бы о своей оплошности в церкви девице К. И. Т., та - Белкину и т. д. и повести, обнажающей русский дух, не было бы на свете), такое отношение называют наивно-реалистическим. Оно необходимо для живого участия читателя к напечатанному типографской краской на бумаге.

Но искусство - не жизнь.

Белкину-простаку чудо было нужно ради занимательности. А Белкину-максималисту - чтоб посмеяться над тем, что людишки называют словами "суженый", "любовь".

Эпиграфом к своей работе Поволоцкая взяла стих из Петрарки, введенный и Пушкиным в "Метель":