Русский религиозный космизм о ценности жизни и человека

Идеи русского космизма становятся сейчас все более влиятельными в среде русской интеллигенции. Их широкое распространение нередко рассматривается как способ выхода из духовного тупика, в котором находится наше общество. Предполагается даже, что учения русского космизма смогут способствовать созданию мировоззрения, ориентированного на новые ценности, придать новую аксиологическую окраску представлениям о жизни, человеке и природе. Важность переосмысления этих понятий становится очевидной на фоне непосредственной угрозы глобального экологического кризиса, главной причиной которого является установка на активное овладение миром. Именно эта установка, предопределив направленность жизнедеятельности людей, привела к необратимым разрушениям в биосфере и в конечном счете поставила человечество перед перспективой самоуничтожения. Поэтому создание нового мировоззрения, в рамках которого можно было бы пересмотреть такую установку и утвердить новое ценностное отношение к жизни, человеку и природе, становится жизненно важной задачей.

В этой ситуации учения русского космизма приобретают значение духовного резервуара, который рассматривается как неисчерпаемый источник ценностей, несущих спасение всему человечеству. Но что это за резервуар? Какие идеи и ценности он содержит? Какова аксиологическая позиция русского космизма (и его религиозного направления — “активного христианства”) в отношении к живому? Может ли принятие его ценностных установок изменить активное (хищническое) отношение к природе, указать пути выхода из экологического тупика и отвести от пропасти заблудившееся человечество?

Русский космизм возник на пересечении многих идейных течений последней трети XIX — начале XX вв. Он не только впитал в себя популярные идеи этого времени, но и явился в ряде случаев наиболее ярким их выразителем. В учениях русского космизма нашли свое отражение настроения и чаяния многих общественных групп: революционный накал прогрессивной интеллигенции, стремящейся к социальному перевороту, а также течение в русской общественной мысли, жаждущей новой религии и получившей свое выражение в русском религиозном ренессансе. Сюда можно причислить и духовное течение, ориентированное на эзотерику и оккультизм, теософские и антропософские воззрения. Вместе с тем в русском космизме очень сильно сказался и позитивизм той эпохи и натуралистическое отношение к миру, вера в беспредельные возможности науки, с помощью которой предполагалось решать самые животрепещущие проблемы человеческого бытия — моральные, духовные, религиозные.

Вот идеи, типичные для того времени, которые легли в основу всех учений русского космизма.

1. Наличное бытие — зло. Существующая природа — враг человека. Отрицание мудрости природы.

Идея злого бытия восходит к учениям древних гностиков. В западноевропейской мысли она была широко распространена в эпоху Возрождения. Отрицание бытия получило наиболее убедительное теоретическое обоснование в философии Гегеля[ccv]. С широким распространением гегельянства в России оно влилось в менталитет русского общества середины XIX века вместе с идеей прогресса, которая превратилась в русском обществе в религию Прогресса[ccvi]. Ей поклонялись многие поколения наиболее передовых слоев общества, а самые самоотверженные бескорыстно, часто жертвуя собственной жизнью — служили Прогрессу, Революции, счастью будущих поколений. “Отрицание” в такой идеологии выступало движущим фактором Прогресса. Отрицание реального, эмпирического бытия стало доминантным мотивом русского общественного сознания.

2. Отсюда и 2-ая идея: переделка бытия — глобальная задача человечества.

Переделать хотели не только государственное устройство, но и правовые и моральные нормы, родственные и семейные отношения. “Переделать все, устроить так, чтобы все стало новым, чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью”[ccvii], — писал А.Блок в своем дневнике, отражая эту тенденцию русского менталитета.

3. Преклонение перед разумом человека. Возможности его считались неограниченными. Преклонение перед его созданием — наукой, средствами которой можно будет решить все проблемы и которая даст реальные средства для создания идеального общества будущего.

4. И, конечно, безграничная вера в скорое наступление этого “лучшего будущего” — идеального общества, в котором будет господствовать Справедливость, Добро, Красота и Совершенство.

Эти идеи получили в учениях русского космизма наиболее яркое выражение. Стремление к справедливости и другим высшим ценностям приобретали в этих учениях вселенский характер. Они ориентированы не только на социальную перестройку и изменение нравственных норм (как того желала революционно настроенная интеллигенция) или трансформацию религиозного сознания (к чему стремились лидеры русского религиозного ренессанса), или даже на переделку природы планеты в целях ее более продуктивного использования человеком. Русский космизм заявляет о необходимости пересоздания всего бытия в космическом, вселенском масштабе. Он замахивается на самое Природу и ее законы. Преодоление природного порядка существования мира — вот основная идея всех разнородных концепций русского космизма[ccviii]. Мотивы перестройки законов природы и создания нового совершенного мира, где люди станут бессмертными и счастливыми, являются центральными во взглядах К.Э.Циолковского[ccix]. В учениях религиозного направления в русском космизме такая перестройка мыслится в богословских понятиях. Для Н.Ф.Федорова, например, — это преодоление греховного, смертного бытия.

Аксиология русского космизма ориентирована на эту основополагающую идею полного пересоздания бытия. Именно эта идея задала установку на восхождение, совершенствование и преображение жизни (и человека как ее вершины), определив тем самым характерные особенности ценностного подхода к живому.

Преображение мыслится как создание совершенной жизни и нового человека в масштабах Вселенной. Космистам грезятся “новые тела, обладающие гораздо большей пластичностью, могуществом, подвижностью. Они будут передвигаться с громадной скоростью без внешних приспособлений, будут питаться непосредственно светом и не будут подвержены действию законов тяготения в теперешней степени. Вместе с тем они будут мыслить и чувствовать, и ощущать, и действовать на расстоянии”. (Так представляет себе новую, преображенную жизнь В.Н.Муравьев)[ccx].

Провозглашается апофеоз жизни, “высший из всех тех, которые можно помыслить и помечтать”[ccxi]. С точки зрения С.Г.Семеновой, осуществление федоровского учения “всеобщего дела” приведет к тотальному спасению жизни в смысле “сугубо конкретном, полном и абсолютном — спасение всех до единого, всех живущих, всех живших и всех, кому еще жить, обессмертивание и преображение каждого без исключения сознательного существа”[ccxii]. Ареной этого преображения должна быть вся Вселенная. Итак, религиозный космизм направлен на спасение и преображение Жизни. Он декларирует свое отношение к жизни как абсолютной, безграничной ценности.

Но тотальное преображение и апофеоз высшей жизни — жизни будущего, имеет оборотную сторону — неприятие наличного бытия, что на деле означает отрицание жизни реально существующей, т.е. всей биологической природы, которая совсем не похожа на бессмертные, функционирующие по неведомо каким законам существа, возникшие в проектах мечтателей, удрученных смертной природой жизни “как она есть”. Иначе говоря, подлинным содержанием преображения жизни и преобразования самого статуса органической природы (и организма человека) является отрицание всей жизни на земле, живущей по естественным законам. Так реальная, живая жизнь оказывается отрицательной ценностью. Она — зло, как и вся природа, где “как закон существования царит пожирание, половой раскол, вытеснение и смерть”[ccxiii]. Такую же оценку приобретает и человек, глубоко причастный к этому злу природного существования по самому устройству своего организма: “Каждый человек постоянно несет смерть окружающему: рождаясь, убиваем, живем, пожираем чужую жизнь, вытесняем других людей вольно или невольно; умираем — и тем же убиваем других, тех, что плачут и тоскуют по нам, умершим. Природа наша внутри самой себя, в самом своем яйце — первородно греховна. Грех во всех и каждом, от него нельзя избавиться никакой святой жизнью”. И даже самое ангельское дитя “с самого своего появления на свет участвует в грехе убийства. Самим своим рождением оно уже частично убило своих отца и мать, сократив их силы и продолжая сокращать их дальше; вот это дитя, подрастая, начинает пожирать уже плоды, пшеницу, корову, птицу, рыбу, убитых для того, чтобы он жил…”[ccxiv] — таково аксиологическое отношение к человеку современных адептов религиозного космизма.

Негативная оценка живого отнюдь не являлась исключительным достоянием русского космизма, но представляла собой определенную традицию в русском менталитете конца XIX — начала XX в. У ряда ученых, философов, представителей религиозного ренессанса законы органической природы порождали эмоциональное отталкивание. Особое отторжение вызывал естественный отбор — закон выживания сильнейших и гибели слабых. Они делали вывод: живая природа, такая как она предстоит нам, ужасна и вызывает отвращение[ccxv]. Она является воплощенным злом. И это зло надо преодолеть. Но как? Секулярное сознание, обескураженное несовершенством биологической природы, предлагает выход: в корне изменить законы органической жизни, отменив самый принцип ее существования.

Русский религиозный космизм построен именно на этой (секулярной!) идее — идее грядущей реконструкции всех законов живого. Н.Ф.Федоров, например, писал о необходимости отмены фундаментального закона жизни — закона воспроизведения себе подобных, считая, что этот закон может быть заменен воскрешением умерших предков, которые в конце концов заселят собой космическое пространство. В учениях других направлений русского космизма предлагаются иные варианты пересоздания жизни: например, превращение людей в автотрофов — существ, функционирующих по типу зеленых растений, или в животно-растений, парящих в межпланетном пространстве и использующих для жизнедеятельности солнечные лучи и т.д. Итак, от реального человека и от реальной жизни не остается ничего. Она должна исчезнуть как зло. Проклятиями живой, настоящей жизни веет со страниц трудов русских космистов. Декларативные призывы к преображению и восхождению в действительности нацелены на тотальное истребление всего естественного, всего живого.

Такое отношение к жизни современные последователи религиозной ветви русского космизма пытаются обосновать богословскими аргументами. Идея неприятия мира связывается ими с христианским догматом грехопадения. Утверждается, что Бог сотворил другой — хороший мир, в котором были другие законы. Но после грехопадения “всякая плоть исказила путь свой” — весь мир изменился. И сейчас мы имеем дело не с Божиим миром. Мир, в котором мы живем, не сотворен Богом. Он испорчен. Значит, не правы те, кто утверждает, что мир надо любить. Нет, мир надо ненавидеть со всеми его злыми законами, которые увековечивают взаимное пожирание твари, законами разрушения и смерти. Божий мир не может быть таким, каким он дан нам. И именно поэтому его надо уничтожить. Надо сделать его другим и установить другие — добрые — законы. Такова попытка религиозного оправдания онтологического переворота, которое проповедует “активное христианство”. Как было отмечено выше, полное изменение всего бытия предполагает в первую очередь изменение живой природы и самого человеческого организма. Только уничтожив себя как биологический организм и создав новый, можно достигнуть совершенства. И тогда возникнет идеальное общество справедливости и добра. Весь мир будет утопать в блаженстве. Ему будет возвращено его исконное догрехопадное состояние. И наступит царствие небесное. Задача человека с этой точки зрения преобразовать своим разумом падший мир, утонувший в грехе, и возвратить Творцу Его творение в первоначальном, райском состоянии.

Но тогда возникает вопрос: как может греховный человек со своим несовершенным разумом и низменными страстями совершить такое? Ведь современный человек, по мнению русских космистов, существо несовершенное, дисгармоничное. И, однако, этот несовершенный человек должен переделать всю природу и свой собственный организм и совершить этот глобальный переворот во всем бытии — онтологический переворот! Как совместить грандиозность задачи и слабость исполнителя? Никак. У авторов этой идеи здесь явное противоречие в логике рассуждений[ccxvi]. Противоречие двух утверждений: о несовершенстве, промежуточном характере современного человека и возможности выполнения им сверхсложной прометеевской задачи — творения мира заново не божескими, а человеческими силами.

Тем не менее, невзирая на эти неувязки, человек в учениях русских космистов выступает как Творец. Он заново творит мир и себя в нем. Он берет в свои руки штурвал эволюции Вселенной и ведет ее по новому пути, прочерченному его разумом. Эти представления о творческой мощи человека представители религиозного направления русского космизма обосновывают цитатами из Евангелия: “Дела, которые Я творю и он (т.е. человек) сотворит и больше сих сотворит”. Из этого делается вывод, что воскрешать мертвых, ходить по водам, укрощать бури может человек своими собственными силами наравне с Богом. И в этих словах Христа ученики и последователи Федорова усматривают основной пафос Евангельских Откровений.

Особую важность для активного христианства приобретает понятие “обожения”. С этим понятием они связывают свое понимание высшей цели человека в мире. Для ортодоксальных христиан “обoжение” — это внутреннее духовное единение с Богом, уподобление Ему, достигаемое трудным путем духовной работы над своей греховной природой и победой над страстями. Это понимание “обoжения”, основанное на многовековом молитвенном опыте Святых Отцов и закрепленное в положениях патристики, с порога отвергается “активными христианами”. Обожение трактуется ими в онтологическом и натуралистическом смысле. Оно принимает конкретный характер “реального изменения падшего естества мира, творчества новой бессмертной преображенной человеческой природы”[ccxvii]. В соответствии с этими взглядами в целях “обожения” должны быть использованы достижения медицины, химии, генетики — для преображения телесного состава человека. С.Г.Семенова, например, представляет себе обоженные существа как “долгоживущие, а затем и бессмертные создания, с биологически гибким трансформированным организмом, управляемым сознанием, которые смогут жить и творить в самых невероятных внеземных средах”[ccxviii]. За этими представлениями стоит идеализированное рационалистическое понимание человека, которое полностью игнорирует христианскую антропологию.

Космизм акцентирует внимание преимущественно на внешнем — трансформации материального бытия и совершенствовании биологической природы человека. Традиционное же христианство видит путь спасения и совершенствования мира во внутреннем очищении каждого, в духовном изживании греха и взращивании добра. “Вы можете приобрести весь мир, а душу свою потеряете”. Эти слова Христа, говорящие о том, что никакие материальные приобретения не могут идти в сравнение с главной задачей духовного спасения, образуют религиозный настрой сознания христианина, с точки зрения которого совершенствование мира не может основываться на его разрушении и не мыслится в категориях возрастания материальных благ и всемерного удовлетворения потребностей человека. Оно мыслится прежде всего как совершенствование его духовных потенций: “...не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом Божиим” (Лк. 4:4.).

Подлинное христианство не идеализирует человека, а учитывает его сложность и дает реалистическую концепцию его природы: добро и святость живут в душе человека, составляя его глубинное свойство. Но вместе с тем в человеке живут и зло, и преступления, и демонизм. “Все попытки объяснить человека без учета его глубокой духовной болезни потерпели крах. Демоническое начало неизменно выглядывало из-за маски человека “доброго по природе”, — писал о. А.Мень[ccxix]. Поэтому внутреннее изживание греха и взращивание добра и есть единственный путь к совершенствованию этого мира. “Взращивание добра и сущностное искоренение зла возможны только в порядке духовного действия изнутри на человеческую волю или на душевный строй личности”, — утверждал С.Л.Франк, полагая, что “никакое принуждение, никакие даже самые суровые кары не могут сущностно уничтожить ни атома зла, сущностно возрастить ни атома добра”[ccxx].

Спасение и избавление от греха индивидуальной души традиционное христианство мыслит как внутреннее освобождение человека от подвластности греховному миру через открытие ему доступа к “Царству небесному”. В силу этого спасение как полнота блаженства и возможность духовного совершенства представляется совместным с бытием в несовершенном мире, исполненном греха и страдания. “...В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир” (Ин.16:33)”[ccxxi]. Значит, спасение возможно и в нашем мире для каждого человека. Глобальное же спасение и очищение всего мира от греха рассматривается как эсхатологический акт — выход за пределы этого мира и его конец. А полная трансформация природы в космическом масштабе силами самого человека невозможна с точки зрения христианской религии. Само мечтание об этом представляет собой греховную гордыню. “Мир, будучи творением благого Бога, — в силу этого — благ, а потому зло — в том числе и человеческая греховная гордыня — не в состоянии его разрушить: то, что создано бесконечной силой, не может до конца истребить и до конца исказить сила конечная”, — пишет П.П.Гайденко, называя стремление к разрушению мира и “новому сотворению” Земли и космоса руками человека онтологическим нигилизмом[ccxxii].

В христианской культуре идея спасения — избавления от власти греха и вечная жизнь в полноте Божественного бытия — стала призмой, сквозь которую рассматривалась деятельность человека при четком разграничении Творца и твари и соответственно разграничении трансцендентной Божественной жизни и земной жизни тварного мира. Эта идея являлась одной из центральных тем всей западной цивилизации. Она определяла и всю систему ценностей человека. С утратой приоритета религии изменилась и его аксиологическая позиция: исключительную значимость приобрели ценности материальные в ущерб ценностям религиозным. Тем не менее сотериологические идеи остались в общественном сознании и стали главным источником утопического мышления. Идея спасения не исчезла из менталитета общества, но приобрела другое содержание и направленность на тварный мир. В сознании, отрицающем Бога и бестелесный мир, вся работа по спасению человечества стала прерогативой человека, действующего в земном мире, т.е. тварный мир должен быть спасен силами самой твари. В этом и состоит специфика утопического мышления, которое, отрицая ориентацию на божественный мир, сохраняет религиозную идею спасения, представляя собой психологическую замену религии в секулярном обществе.

В русском религиозном космизме ориентация на Божественный мир полностью отсутствует и статусом “ценности” наделяется преимущественно посюстороннее, материальное. Акт спасения должен произойти в материальном, земном мире. В этом отношении Проект Федорова всецело следует традиции безрелигиозного мышления и так же сугубо натуралистически, в стиле секулярных утопических проектов, рассматривает идею спасения. Проект “созидания такого статуса мира, который принимается в христианстве за Идеал, за обoженный тип бытия” путем “творчески трудового осуществления его реальности”,[ccxxiii] сводит божественный мир к миру материальному. Провозглашаемая в качестве христианского идеала перестройка фундаментальных законов земного мира, осуществимая научными средствами — это сугубо натуралистический подход к христианству, который не только снижает его, но и придает его представлениям материалистический характер, тем самым уничтожая его религиозный смысл.

Это трансформированное “христианство” последователи учения Федорова представляют как его дальнейшее развитие. Они считают свое учение следующим этапом познания Бога, третьей фазой после ветхозаветного и новозаветного Богооткровения: “Активное христианство стоит в таком же отношении к новозаветному… как оно само к ветхозаветному”[ccxxiv]. Оно открывает “новую творческую эпоху — восьмой день творения”[ccxxv]. В соответствии с этим выдвигается специальная программа полного пересмотра традиционного христианства, поскольку оно, исповедуя идеалы смирения, якобы нацеливает человека на пассивность, что, с точки зрения авторов этой программы, не соответствует статусу этой религии в мире. Обновленное же (активное) христианство провозглашается голосом Бога, звучащем на современном этапе исторического развития.

Однако, как было показано выше, отношение к жизни, человеку и миру в учениях религиозного космизма принципиально отлично от христианского и потому не может рассматриваться как дальнейшее развитие христианской мысли. Русский космизм ориентирован вовсе не на христианство, а скорее на гностицизм. Все учения русского космизма, исповедуя идеи злого мира, необходимости его преодоления и безмерно преувеличивая возможности человеческого разума, продолжают, по существу, традиции гностицизма. Не случайно, что для “богословского” обоснования положений русского космизма последователи Федорова привлекают тексты В.Соловьева и Н.Бердяева, гностические пристрастия которых достаточно известны.

Гностицизм же не может быть продолжением и развитием христианских идей. Он противостоит и всегда противостоял христианству. Это противостояние имеет более чем тысячелетнюю давность. Оно проходит сквозь все века существования христианства, нередко превращаясь в острейшую борьбу, возникая как причина раздора на Вселенских соборах и выливаясь в многочисленные гностические ереси.

В эпоху формирования основных концепций русского космизма общественное сознание России было насыщено гностическими идеями. Во время расцвета русской религиозной философии был поставлен вопрос о том, каким быть русскому религиозному ренессансу — христианским или гностическим (языческим)[ccxxvi], так как старые идеи гностицизма возрождались тогда в представлениях мыслителей эпохи Серебряного века. Эти гностические взгляды на бытие как на зло и на человека, якобы способного в своем познании (гносисе) стать равным Богу, часто принимали христианский облик. Такая маскировка вообще характерна для гностицизма. Например, в эпоху Возрождения многие представители ренессансной мысли облекали свои гностические идеи в христианские одежды. Последователи идей русского космизма продолжают эту традицию.

Русский космизм, утверждая гностическую идею злого бытия, расценивает природу как дисгармоничную и несовершенную. Между тем, если оглянуться вокруг и взглянуть на мир непредвзято, мы увидим целесообразное и гармоничное устройство природы. Нас окружают живые существа, каждый микропроцесс в которых точнейшим образом согласован с другими процессам и все они вместе образуют гармоническое единство. Объекты неорганического мира также при ближайшем рассмотрении оказываются во многом удивительными и непостижимыми в своей взаимосвязанности.

Таинственная и мудрая природа окружает нас, поражая своей целесообразностью в удивительной согласованности разнородных процессов друг с другом. Наука постигает лишь небольшой участок из необозримого океана тайн природы. Мы и теперь, как когда-то Ньютон, стоим у этого безбрежного океана и по-прежнему собираем камешки на его берегу. Только камешков немного поприбавилось с тех пор, а в принципе положение не изменилось.

Но русский космизм, как мы убедились, не видит этого совершенства и мудрости природы. И мира Божьего он не принимает. Здесь поневоле вспоминается позиция Ивана Карамазова, не принимающего мир и возвращающего билет Богу. Это бунт. Адепты русского космизма бунтуют против Божьего мира. Они возомнили, что человек по своей воле сумеет перестроить законы органического и неорганического мира, заменить их своими искусственными конструкциями и создать собственными силами Царствие Небесное.

Итак, учения русского космизма с полным правом можно рассматривать как новую форму возрождения гностических идей и новый этап противостояния гностической и христианской традиции.

Таков духовный резервуар, в котором российская интеллигенция черпает свои идеи. Русский космизм является той заоблачной областью, в которую современный интеллигент уходит от тяжелой действительности. Областью, где отдыхает его сознание. Это учение можно рассматривать в социально-психологическом ракурсе как реализацию потребности в самосохранении. Возможно, в этом внутреннем стремлении спрятаться от жизни, погрузившись в теоретизирование о будущем космическом человечестве, нужно искать причины широкого распространения идей русского космизма: чем невыносимее действительность, тем более захватывающими и грандиозными становятся теории преображения мира и человека и тем большую популярность они приобретают. Иначе говоря, русский космизм выступает в общественном сознании как концептуальный механизм, позволяющий сохранить духовный потенциал нашей интеллигенции и способствующий ее выживанию. И в этом и заключается позитивная роль этого учения.

Однако общественная позиция русской интеллигенции всегда была другой. Ее миссия всегда состояла в служении всему обществу и в этом она обретала смысл и высоту своего подвига. Поэтому уход в виртуальные, космические дали не соответствует традиционному самосознанию русского интеллигента.

Но, может быть, русский космизм способен сформировать ценностные ориентиры, которые выведут общественное сознание из-под власти идей потребительской парадигмы, толкающей его в тупик экологической катастрофы? Для ответа на этот вопрос нужно рассмотреть, как относится русский космизм к глобальным проблемам, к наступающему экологическому кризису и каково его видение путей выживания современного человечества.

Современные последователи русского космизма утверждают, что их учение углубляет и переориентирует традиционные подходы к глобальным проблемам на основе особого понимания места человека в мире «связанное с качественно новой постановкой проблем христианской онтологии и антропологии”[ccxxvii].

Что же это означает конкретно?

В соответствии с идеями Н.Федорова конкретное решение состоит в работе по образованию нового всеземного единого человечества как сообщества существ, одухотворенных, бессмертных, которые, изменив свою природу, смогут вырваться из нынешнего тупика и “выйти на новое положение во Вселенной”[ccxxviii]. Такое общество, по предположению космистов, легко преодолеет кризисную ситуацию и приобретет новое положение во Вселенной, став регулятором ее дальнейшего развития.

Иными словами, проблема выхода из экологического кризиса снова упирается в основную идею русского космизма — идею кардинальной переделки бытия и полной трансформации органической природы. Завороженные идеей универсального онтологического переворота, русские космисты просто не видят действительности. Проблема выживания реального “непеределанного” человечества даже не ставится. И в этом есть своя логика: в самом деле, зачем заниматься спасением жизни и человечества, которые и без того подлежат трансформации. В центральной идее полного пересоздания всего бытия космисты видят выход из любых напастей и бед. Вместо оценки возможностей выхода из кризисной ситуации нам рисуют фантастические перспективы. Например, возможность превращения людей в автотрофов и массового вылета их в космическое пространство.

Такое “решение” экологической проблемы в реальной ситуации нарастания глобального экологического кризиса наглядно демонстрирует свою несостоятельность. Русский космизм беспомощно останавливается перед задачей разработки реальных стратегий выживания. Его утопические конструкции для этого непригодны. Они остаются утопией и воспринимаются как сказка. Конечно, это красивая сказка. Это высокая, бескорыстная мечта. Но она отрывает нас от земли, уводит от жизни с ее трудными и грозными проблемами. А жизнь все больше наполняется духом наживы и хищничества. Ее ценности становятся все более потребительскими. Безудержное насилие над природным миром все возрастает. Человечество продолжает неуклонно подтачивать основу собственного существования. Лучшая же часть нашей интеллигенции, которая сохранила в себе заряд светлых идеалов и стремление к служению высшей цели, убаюкивает себя сказками космистов, тем самым отвлекаясь от судьбы нищающего и дичающего общества.

И снова старая как мир идея — идея построения Царствия Божия на земле, выступая в одеждах религиозного космизма, соблазняет души людей, ищущих добра и правды. Эти соблазненные души не видят (или не хотят видеть), что идея эта — иллюзорна и что великое насилие и страшное всеобщее разрушение маячит за возвышенными словами об онтологическом перевороте и переделке всего бытия. Но наш современный интеллигент (так же как и интеллигент предреволюционной эпохи) вновь попадается во все ту же ловушку — ловушку утопизма.

Итак, подведем итоги: рассмотрение вопроса о ценности жизни и человека в русском космизме показало нам прежде всего утопический характер этих ценностей и их декларативность. В самом деле, на словах жизнь провозглашается сверхценностью, а сам русский космизм представляется высшей формой гуманизма. Но, как мы видели, подлинной ценностью для космистов оказывается вовсе не жизнь и не жизнь человека, а сверхжизнь и сверхчеловек в будущем кардинально переделанном бытии. Русский космизм наделяет позитивной ценностью лишь человека и жизнь будущего (переделавший свою природу, “обoженный” человек и преображенная жизнь). А человек и жизнь настоящего получают резко отрицательную оценку.

Такой негативный, утопический и вместе с тем антихристианский (гностический) характер ценностной позиции русского космизма необходимо учитывать при рассмотрении его мировоззренческих возможностей. Игнорирование этих разрушительных потенций русского космизма — большая ошибка современных мыслителей. Особенно тех, которые надеются, что он способен внести новые ценности в современное мировоззрение и тем самым обозначить ориентиры на пути выхода из духовного тупика, куда зашло наше общество под воздействием современной культуры Запада[ccxxix].