ВЫСТРЕЛ 5 страница

И тогда она решила подойти к проблеме иначе.

Учитель химии был сухим, жилистым стариком с сердитыми глазами и крючковатым носом. Трудно было представить себе, что он может заинтересоваться хоть чем-то, что нельзя перелить из мензурки в мензурку и подогреть на спиртовке. Однако Рита решила, что это только видимость. И оказалась права.

Так Рита Дементьева (тогда еще — Рита Попова) закончила школу с золотой медалью.

…Владимира она встретила в самый черный день своей жизни. Ни красота, ни ловкость, ни знание мужской натуры не помогли Рите осуществить свою мечту — поступить в театральный институт и стать актрисой. Чувствовала она себя ужасно. К тому же замок сумки заело и она не могла достать деньги, чтобы купить билет до дома. Рита купила перочинный ножик, чтобы поддеть железячки замка, но ножик был настолько тугой, что ей никак не удавалось вытащить лезвие.

Рита была в бешенстве. Если бы мир, весь этот огромный, жестокий мир вдруг принял форму простого человека — Рита с удовольствием воткнула бы этому человеку перочинный ножик прямо в грудь.

И тут, в тот самый момент, когда Рита дошла до такого градуса ярости и отчаяния, что готова была броситься под колеса проезжающей машины, возле обочины притормозила красная «девятка».

— Девушка, вас подвезти? — спросил ее приятный мужской голос.

Рита оторвала взгляд от сумок и, сощурившись, посмотрела на мужчину. Он был молод, очень белобрыс и довольно симпатичен.

— Я к незнакомым мужчинам в машину не сажусь, — сердито ответила Рита.

— Извините, я просто хотел помочь, — все тем же вежливым, ровным голосом произнес молодой человек.

— Правда? Ну тогда откройте мне эту чертову сумку!

Так Рита познакомилась с Володей Дементьевым.

Она сразу поняла, с кем имеет дело. Дементьев был амбициозен и тщеславен, однако он предпочитал добиваться поставленных целей упорным трудом, не рискуя и не бросаясь в омут головой, как это делают иные. Не сказать, чтобы Рите нравился такой подход. Он не обещал скорых успехов, быстрого обогащения и счастливой молодости. Быть престарелой женой пожилого генерала — такая перспектива не очень радовала Риту, но это было лучше, чем ничего.

Возвращаться домой она не хотела. Этого оказалось достаточно, чтобы сказать «да», когда Дементьев самым церемонным образом предложил ей руку и сердце. «Володя… — подумала она. — Что ж, он симпатичный мальчик, и он так меня любит. А то, что он такой упертый, это даже хорошо. Судьба обязательно предоставит ему шанс, а уж я сделаю все, чтобы он этот шанс использовал».

Так они стали мужем и женой.

Шло время. Месяц проходил за месяцем, год за годом, а в жизни Риты ничего не менялось. Не было ни шумных праздников, ни яхт, ни драгоценностей, ни дорогих нарядов.

Однажды, на одной из вечеринок, подполковник Данилов предложил ей потанцевать. Это был высокий и подтянутый мужчина. Обаятельная улыбка, изящные движения. «Старый лис», — называл его Володя. Впрочем, называл уважительно и даже с какой-то завистью. После танца Данилов подсел за их столик. Он был очень остроумным собеседником, однако шутки его были тактичны и не пошлы. В общем, они приятно провели время вместе.

Уже дома Рита обнаружила у себя в туфельке записку. Как она там оказалась — уму непостижимо. «Мне очень понравился этот танец. Спасибо», — гласила записка. Дальше следовал номер сотового телефона подполковника Данилова.

Позвонить Данилову Рита решилась только на третий день. А на четвертый они встретились и стали встречаться регулярно. Рите льстило, что такой солидный, такой уважаемый и такой властный мужчина обратил на нее внимание. Конечно, Данилов женат, у него даже есть дети, но разве жена и дети проблема, когда речь идет о настоящей большой любви? Однако объясниться по этому поводу с подполковником Рита не решалась. Несмотря ни на что, она была сильно привязана к мужу и искренне желала ему успеха.

Тогда в голову ей пришла другая мысль: «А почему бы не использовать подполковника Данилова, чтобы продвинуть Володю?» И она принялась ублажать Данилова с еще большей горячностью.

И вскоре «работа» эта принесла успех.

Они лежали в постели в съемной квартирке подполковника Данилова («это моя явочная квартира», — со смехом говорил он) потные и усталые и пускали дым в потолок, закуривая хороший секс хорошей сигаретой.

Рита посмотрела на точеный профиль Данилова.

— Егор, я могу кое о чем тебя попросить?

— Почему же нет? — усмехнулся Данилов и стряхнул с сигареты пепел (черная пепельница стояла у него на груди). — Ты знаешь, как хорошо я к тебе отношусь. Ты — моя маленькая, славная девочка. Я сделаю все, что ты попросишь.

Рита засмеялась:

— Так уж и все?

— Ну… — Данилов замялся: — Если только ты не будешь просить меня развестись с женой и бросить детей.

В сердце у Риты кольнуло. До сих пор они ни разу не говорили об этом. Рите казалось, что Данилов специально обходит эту трепетную тему стороной, и вдруг он сам говорит об этом — и так спокойно, холодно.

Несмотря на мелькнувшую в душе обиду, Рита решила пропустить слова Данилова мимо ушей. В конце концов, они оба были взрослые люди и знали истинную цену своим отношениям.

— Я рада, что ты любишь жену и детей.

— А я рад, что ты так к этому относишься, — с улыбкой сказал Данилов.

— У тебя есть семья, и ты любишь ее. Но и у меня… И у меня есть семья. Володя — он…

— Володька — отличный парень! И кстати, я давно хотел поговорить с тобой о нем. Твой муж — хороший офицер. Обязательный, исполнительный. Единственно, чего ему не хватает, это инициативности. Будь он чуток поинициативней, он бы достиг многого. Я в этом уверен. Кстати, у меня насчет твоего мужа есть одна идея. Вот только не знаю, как он к ней отнесется.

Слова Данилова удивили Риту, но в то же время и обрадовали. Она думала, что разговор будет очень сложный, с выяснением отношений, взаимными претензиями. Но все оказалось намного легче и приятней.

— Ты хочешь предложить ему какое-то дело?

Данилов кивнул:

— Да. Дело рискованное, но, если подойти к нему с умом, верное. И самое главное — выгодное. Твой муж может получить еще одну звездочку на погоны, да и зарплата его вырастет на порядок.

— Ты мне расскажешь об этом деле?

— Извини, малышка. Это государственная тайна.

Рита усмехнулась:

— Понятно. Но чем я могу помочь? Ты ведь не зря об этом заговорил, правда? Ты рассчитываешь, что я помогу тебе уговорить Володю.

Данилов засмеялся.

— Ты ужас как проницательна! С твоими талантами тебе нужно работать у нас в аналитическом отделе! Ладно, ты права. У нас с тобой есть один общий интерес. Мы оба заинтересованы в том, чтобы Володя пошел на повышение. И мы можем помочь друг другу.

— Что ты имеешь в виду?

— Понимаешь, Володя не из тех, кто идет на риск. Прежде чем что-то предпринять, он сто раз взвесит и отмерит. Это, конечно, хорошая черта, но, пока он будет взвешивать и отмерять, найдется кто-нибудь побойчее и…

— Егор, давай ближе к делу.

Данилов взглянул на Риту с нежностью:

— Ты моя умница! Ладно. В общем, твоего увальня нужно как-то подтолкнуть. Я сделаю ему предложение только тогда, когда буду уверен, что получу положительный ответ. Для меня это принципиально важно. И ты, дорогуша, можешь мне в этом сильно помочь.

Подполковник затушил сигарету, убрал пепельницу с груди и повернулся к Рите.

— Надави на него, золотце. Не сильно, но так, чтобы он почувствовал, что из-за своей неповоротливости может потерять тебя. — В глазах Данилова появился лукавый огонек. — Ты ведь понимаешь, о чем я говорю? Все эти ваши женские штучки, которые сводят мужиков с ума. Язвительные замечания, презрительное фырканье, бойкот. — Данилов провел пальцем по розовому соску Риты и усмехнулся: — В конце концов, откажи ему в своей ласке. Но используй это страшное оружие только в самом крайнем случае.

Внезапно Рите стало обидно. Она почувствовала себя так, словно она не в постели и не с любовником, а в кабинете какого-то большого чина, который пытается промыть ей мозги. Рита смахнула руку Данилова со своей голой груди.

— Ты как будто с подчиненным своим разговариваешь, — обиженно сказала она.

— Глупости! Я хочу помочь тебе. Но сначала ты должна помочь мне. По-моему, это справедливо.

Данилов рассмеялся. Рита смотрела на его открытый рот и думала: «А ведь он прав. Ну погоди же, старый черт, мой Володька еще надерет тебе задницу. Дай только срок».

— Что ж, — сказала она, — пожалуй, ты прав. Я попробую повлиять на мужа.

— Попробуй, детка, попробуй. С такой хорошенькой мордашкой это будет не трудно. А сейчас… — Данилов положил Рите руку на живот, — займемся более интересными вещами…

Через несколько дней после этого разговора главный редактор газеты «Российские известия» Матвей Кожухов был застрелен в упор милиционером Сергеем Богачевым в ложе Большого театра во время спектакля «Похождения повесы». А еще несколько дней спустя машина, на которой ехал майор ФСБ Владимир Дементьев, попала в аварию.

По мнению врачей, смерть Дементьева была мгновенной.

 

 

 

На улице было холодно. С утра зарядил мелкий, противный дождь. То и дело в небе громыхал гром, и где-то далеко на востоке небо озарялось вспышками молний. Слава богу, сюда ливень пока не дошел.

Подполковник ФСБ Егор Осипович Данилов терпеть не мог плохой погоды. Он предчувствовал ее еще с вечера. Вначале появлялась тяжесть в затылке, затем она распространялась на левую часть головы и, наконец, концентрировалась в лобной части, прямо над левой бровью. Ощущение было такое, словно кто-то вбил Егору Осиповичу в лоб толстый ржавый гвоздь. И вытащить этот гвоздь не было никакой возможности.

Не помогала даже пригоршня цитрамона, которую подполковник по привычке забрасывал в рот, запивая глотком холодной минералки.

Оставалось терпеть.

Когда Егор Осипович вошел в квартиру, его жена Ольга полулежала в мягком кресле со стаканом мартини в руке и дымила тонкой длинной сигареткой. На ней было длинное вечернее платье с глубоким декольте и умопомрачительным разрезом, обнажающим смуглую бархатистую кожу ее бедра. В этом наряде Ольга выглядела чертовски соблазнительно.

Сизый дым густым облаком поднимался к потолку и расползался по нему огромной призрачной паутиной. Данилов посмотрел на это облако и почувствовал резкий приступ тошноты. Когда у него болела голова, он терпеть не мог сигаретного дыма, и Ольга об этом знала.

— Дорогая, я тысячу раз просил тебя не курить в комнате. Неужели так тяжело выйти на кухню?

Ответом Егору Осиповичу было тяжелое молчание.

— Я, кажется, к тебе обращаюсь, — сердито проговорил подполковник. — У тебя что, проблемы со слухом?

Ольга медленно обернулась, выпустила в сторону Данилова струю дыма и посмотрела на него таким взглядом, словно он только что голыми руками задушил ее мать.

— Где ты был? — четко и раздельно спросила Ольга.

Данилов поморщился:

— Опять эти дурацкие допросы. Ты же прекрасно знаешь, что я был на работе.

— Я тебе звонила.

— И что?

— Тебя нигде не было.

— Ничего удивительного. Меня сложно застать на одном месте.

— А мобильник? Почему ты отключил мобильник?

Данилов посмотрел на карман своего пиджака и смущенно кашлянул:

— Что ты, зая. Просто я его не слышал. Должно быть, батарейки подсели.

Ольга поставила стакан на пол, быстро поднялась с кресла и подошла к Егору Осиповичу вплотную. Глядя ему прямо в глаза, она опустила руку в его правый карман и вытащила оттуда телефон. Затем, не произнося ни слова, развернула телефон дисплеем от себя и поднесла его к лицу Данилова.

— Вот черт, — сказал Егор Осипович, опуская глаза и простодушно улыбаясь. — Видать, нечаянно нажал на блокировку. А я-то думаю: почему мне никто не звонит? Неужели кредиторы забыли о моем существовании?

Он попробовал рассмеяться, но, наткнувшись на по-змеиному холодный взгляд жены, замолчал.

— Ты опять был у нее, — все так же медленно и четко произнесла Ольга.

— Чепуха.

Егор Осипович отвернулся от жены, подошел к журнальному столику, взял с него бутылку мартини и, запрокинув голову, большими глотками влил четверть содержимого бутылки себе в рот.

Ольга молча смотрела, как в такт глоткам двигается его кадык.

— Ты опять был у нее, — вновь повторила она.

Данилов поставил бутылку на столик, вытер рот салфеткой, подошел к Ольге и обнял ее за плечи:

— Зая, ну ты же знаешь, что я не могу иначе. Все-таки там мой сын. И он болен. В какую свинью я превращусь, если забуду о его существовании?

— Чем он болен?

— Ты же знаешь — бронхитом.

— Врешь. — Ольга нахмурилась: — Я звонила его врачу. Твой сын здоров.

— Да, здоров… Теоретически. Но на самом деле он все еще очень слаб. — Егор Осипович хищно осклабился: — Черт бы тебя побрал, могу я принести родному сыну немного фруктов?

Данилов плюхнулся в кресло и взгромоздил ноги на журнальный столик.

Когда несколько недель назад Егор Осипович узнал, что у мента Богачева есть больной сын, он почувствовал приступ щемящей тоски. Он в тот день как раз прикидывал возможные кандидатуры для выполнения «задания», внимательно просматривая личные дела, стопкой лежащие у него на столе. Если до этого мгновения майор милиции Богачев был для него совершенно чужим человеком, на жизнь которого Данилову было, в общем-то, плевать, то теперь он почувствовал к этому менту… что-то родственное.

Это было странное чувство. С одной стороны, профессиональная радость от того, что кандидат наконец-то определился. С другой — неприятный осадок в душе, словно подполковник предавал какую-то общую идею, которая прочно связывала их, как двух заговорщиков. «Не идея, а общая беда», — подумал тогда Данилов…

Резкий голос жены вывел подполковника из задумчивости.

— Брось юлить, Данилов! Смотреть на тебя противно!

— Да? — Подполковник холодно улыбнулся: — А ты не смотри. Иди лучше загляни в свою бутылку. Там как раз осталось немного пойла. Может, сможешь утопить в нем свое горе.

Ольга усмехнулась, медленно покачала головой и тихо произнесла:

— Боже мой, какой же ты подлец! — Затем резко развернулась и вышла из комнаты.

Данилов медленно поднялся с кресла, постоял посреди комнаты, широко расставив ноги и глядя в пол, потом повернулся и направился за женой.

Дверь, ведущая в спальню, была закрыта на замок.

— Оля, дорогая, — сказал Егор Осипович мягким голосом, — ну что ты в самом деле? Ну заболел у человека сын, ну зашел он его навестить — ну что в этом особенного?

— Ложь, — послышался из-за двери хрипловатый, дрожащий от слез голос Ольги. — Ты зашел, чтобы повидаться с ней. Ты ее по-прежнему любишь.

— Черт, да о чем ты говоришь! Я люблю только тебя. А с этой женщиной меня давно уже ничего не связывает. — Егор Осипович задумчиво почесал пальцем переносицу и добавил: — Кроме сына.

— Если ты хочешь развестись — так и скажи, — раздался из-за двери приглушенный голос жены. — И не будем портить друг другу нервы.

— Что за чушь? Зачем мне с тобой разводиться? Открой. Мне… нужно тебе что-то показать.

— Показать? Что показать? Фотографию твоей бывшей жены? Ту самую, которую ты таскаешь в своем портмоне?

— Но, дорогая, там ведь не только она! Там еще и сын!

— Ты всегда умел находить предлоги. Ладно, черт с тобой. Люби кого хочешь. Мне до этого нет никакого дела.

Щелкнул замок, и дверь открылась. Ольга хотела пройти мимо Егора Осиповича, но он поймал ее за локоть.

— Пусти! — потребовала Ольга.

Данилов покачал головой:

— Нет.

— Пусти! Я забыла сигареты!

— Нет, зая. Ты забыла меня поцеловать. Ну иди сюда. — Он привлек жену к себе и нежно поцеловал ее в лоб. Затем поднял руку и подцепил пальцем повисшую у нее на реснице слезинку. — Ну хватит дуться, любовь моя. Больше это не повторится.

Он хотел поцеловать жену, но в этот момент зазвонил телефон, и Ольга, вздрогнув, отпрянула от него.

— Извини, я сейчас, — сказал Данилов, отпустил Ольгу и быстрым шагом приблизился к столику, на котором стоял телефон. Снял трубку. — Слушаю.

— Егор Осипович, — прошипела трубка негромким, сиплым голосом, — здравствуйте. Ну как ваши дела?

Подполковник поморщился, словно съел что-то горькое, и сказал:

— Нормально.

— Нам нужно поговорить, — вновь прошипела трубка.

Данилов посмотрел на Ольгу. Она не сводила с него напряженного, внимательного взгляда.

— Когда?

— Прямо сейчас.

Ольга нахмурилась, догадавшись, о чем вдет речь, и Данилов понял, что сегодня вечером ему ничего не светит. Ни вечером, ни ночью. Он досадливо поморщился.

— Может, через час? — спросил Данилов.

— Лучше прямо сейчас, — настаивала трубка. — Я вас жду.

— Где?

— В двух кварталах от вашего дома, в летнем кафе «Парус». Знаете, где это?

— Да— Я — за крайним столиком. Впрочем, народу здесь немного, вы меня сразу увидите.

— Хорошо.

Данилов положил трубку на рычаг телефона. Ольга поднялась с дивана.

— Работа? — с язвительной усмешкой спросила она.

Данилов виновато улыбнулся:

— Да, зая. Ты ведь знаешь, что я лицо подневольное.

— Что ж, иди. Но запомни: если ты не вернешься к двенадцати часам, я завтра же перееду к маме.

Данилов не стал возражать. Это было бесполезно. Завтра утром Ольга остынет, а сейчас… Он проследил взглядом за женой, которая направилась в спальню, и нахмурился.

Проблемы? Он сказал — проблемы? Что бы это значило? И к чему такая спешка? Данилов вдруг подумал о Рите. Рита была проблемой, которую он до сих пор не решил. Но он был спокоен за девчонку. Рита была чертовски проницательна и хладнокровна, она наверняка поняла, что смерть ее мужа не случайна. Утром Егор Осипович позвонил ей и сказал всего несколько слов: «К тебе придут. Но ты ничего не знаешь. Ясно?» «Ясно», — ответила Рита. Голос у нее был спокойный и ровный, никаких волнений и переживаний. «Железная женщина, — подумал Данилов. — Железная женщина с железной хваткой». Он понимал, что теперь Рита попытается повернуть ситуацию в свою сторону — возможно, даже решит его шантажировать, но с этой проблемой он как-нибудь справится.

Данилов вышел в прихожую, обулся и надел черную кожаную куртку. Немного подумав, открыл дверцу антресолей, достал оттуда небольшой деревянный ящичек и поставил его на тумбочку. Затем щелкнул замочками, откинул крышку и извлек из ящичка черный автоматический пистолет. Это был легкий пятнадцатизарядный «глок», подаренный ему иностранными друзьями два года назад за успешно выполненную совместную операцию.

Проверив магазин, подполковник сунул «глок» за пояс, а деревянный ящик убрал обратно на антресоли.

— Я скоро вернусь! — крикнул он жене.

Затем подождал несколько секунд и, не дождавшись ответа, вышел из квартиры.

Дорога до кафе «Парус» заняла у него не больше двадцати минут. Подполковник Данилов шел по тротуару, вдыхая вечерние городские запахи — бензина, иагретого за день асфальта, чебуреков. Он вслушивался в смех и голоса прогуливающихся прохожих — женщин и мужчин. Г олоса эти звучали приглушенно, словно воздух к вечеру сгустился и стал плотным, как вата или картон. Данилов прислушивался к этим голосам, улыбался и шел. Шел навстречу своей судьбе.

 

 

 

Чернявый человек оторвал глаза от газеты, взглянул на Данилова и улыбнулся.

— Здравствуйте, Егор Осипович! — негромко, но приветливо сказал он, протягивая подполковнику руку.

Данилов молча пожал протянутую руку и уселся в кресло напротив.

— Что случилось? — спросил он. — К чему такая срочность?

— Срочность? — удивился Чернявый. — Но ведь, кажется, вы сами звонили мне сегодня днем. Просили о встрече. Вы что, забыли?

— Не забыл. Но я думал, что мы встретимся завтра.

Чернявый усмехнулся:

— Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Заказать вам кофе?

— Нет. Я не пью кофе на ночь. Плохо засыпаю.

— Правда? А я, вы знаете, сколько бы кофе ни выпил — сплю, как младенец. Как это ни странно, но кофе действует на меня усыпляюще. — Он улыбнулся: — Итак, Егор Осипович, выкладывайте, что вас тревожит?

Данилов сложил руки замком и положил их на стол.

— Со дня на день меня пригласят в прокуратуру, — сказал он. — Пока только «пригласят». Мне доложили, что Турецкому уже известно мое имя и то, что я как-то замешан в этом деле.

— Вам нечего бояться, Егор Осипович, — ответил Чернявый сиплым, словно бы змеиным, голосом. — У прокуратуры нет против вас никаких улик.

— Пока нет, — согласился Данилов. — Но я кое-что слышал об этом Турецком. Удивительно настырный тип. Хотя… честно говоря, меня больше волнует не Турецкий, а кое-что другое.

— Что же это? Егор Осипович, дорогой, что вас волнует?

В серых глазах подполковника загорелся холодный огонек.

— То, что случилось с майором Дементьевым, — четко и жестко сказал он.

Бледное насмешливое лицо Чернявого внезапно стало серьезным.

— Да-да, такое, вы знаете, несчастье… Насколько я знаю, он попал в аварию?

Данилов мрачно усмехнулся:

— Да, он попал в аварию. По пути в прокуратуру, куда ехал давать показания. Виновник аварии с места происшествия скрылся. Нет никаких следов и зацепок. Вам это не кажется странным?

— Мне — нет, — спокойно ответил Чернявый. — А вам?

— А мне кажется. Володя был прирожденным водителем. И реакция у него была, как у Майка Тайсона.

— Ну… может, он просто переволновался. Или уснул. С кем не бывает? Кстати, Майк Тайсон тоже проигрывал. Это жизнь, Егор Осипович. Но не будем о грустном… Собственно, я тоже жаждал нашей с вами встречи. И у меня тоже есть к вам вопрос. Догадываетесь — какой?

Данилов сдвинул брови, затем слегка наклонился к Чернявому и тихо сказал:

— Если вы о пленках, то я их не нашел.

Чернявый пристально посмотрел в глаза подполковнику, словно надеялся считать с них информацию, как с компьютерного диска, затем холодно улыбнулся:

— Странно, правда? Кожухов сам выходит на связь со спецслужбами, рассказывает им о своей идее, а потом вдруг — ни с того ни с сего — подсовывает своим благодетелям пустые пленки, а настоящие прячет. Причем так надежно, что даже вы — подполковник ФСБ — не можете их найти.

— Пленки, которые он, как вы выражаетесь «подсунул», не были пустыми, — возразил Данилов.

— Ах, оставьте, — махнул на него рукой Чернявый. — В данной ситуации черный казарменный юмор кажется мне совсем неуместным. Мы так ничего и не получили, Егор Осипович. У меня и у моих… руководителей складывается ощущение, что вы нарочно морочите нам голову. Или… — Чернявый вновь побуравил Данилова взглядом, — …никаких пленок не было? И вы просто пытаетесь набить себе цену?

Маленькие глазки Чернявого пристально уставились на Данилова. Однако подполковник без особых усилий выдержал этот взгляд. В конце концов Чернявый опустил глаза в чашку с кофе.

— Кожухову нужны были гарантии, — сказал Данилов. — Поэтому он и спрятал их.

— Выходит, он обвел вас вокруг пальца?

— Выходит, что так.

Чернявый покачал головой:

— Не знаю, не знаю… Что-то слабо верится…

Впрочем, у вас еще есть шанс найти эти пленки и принести их нам.

— Шанс? — усмехнулся подполковник. — А если я их не найду?

Чернявый вздохнул:

— Уверяю вас, Егор Осипович, мы найдем способы оказать на вас давление.

— Вы пытаетесь меня напугать?

— Отчего же? Нет. Конечно, нет. Я просто пытаюсь вас предупредить… — Чернявый взял со стола чашку с кофе и сделал маленький глоток. — У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, куда Кожухов мог спрятать эти записи? — спросил он.

Данилов покачал головой:

— Нет. Можно попробовать обыскать его загородный дом. Через два дня он будет пуст. Жена Кожухова погибла год назад. Дочка — в Англии, у тетки. В доме жила старушка домоправительница с мужем, но послезавтра утром они съезжают.

— Хм… — Чернявый поднял руку и почесал тонким пальцем тонкую переносицу. — Дочка Кожухова приезжала на похороны? — спросил он.

— Нет. Они почти не общались.

— Славно, славно… — По тонким губам Чернявого змейкой скользнула улыбка. — Так в чем же дело, Егор Осипович? Обыщите дом, дорогой мой, обыщите. Вы ведь знаете, как много поставлено на карту? — Улыбка Чернявого стала мягкой и доброжелательной. — Вы ведь не станете нас обманывать, правда, Егор Осипович? Вы достаточно умный человек, чтобы не затевать собственную игру. Это очень опасно. Очень. — Чернявый покачал головой и поцокал языком.

Данилов промолчал. Чернявый вызывал у него омерзение. Он вообще не любил политиков, этих хитрых, беспринципных подонков в штатском, умудряющихся из любой трясины выбраться на чужом горбу.

Чернявый внимательно посмотрел на Данилова, казалось, он прочел все мысли подполковника. Тонкая усмешка вновь скользнула по его губам, а сипловатый голосок задребезжал:

— Ну, чего вы молчите, дорогой мой?

— А что говорить? — хмуро отозвался Данилов. — Дом мы обыщем, это не проблема.

Чернявый удовлетворенно кивнул:

— Хорошо, Егор Осипович, хорошо. Но вам нужно поторопиться. Эти записи дорогого стоят, а конкуренты, как вы сами понимаете, не дремлют. Когда вы намереваетесь проникнуть в дом?

— Как только, так сразу, — грубовато ответил Данилов, доставая из кармана сигареты.

Чернявый поморщился. Потом вздохнул, взял чашку и отхлебнул немного кофе.

— Остыл, — констатировал он. — Ах, какая жалость. Придется заказывать новый. — Затем посмотрел на Данилова и улыбнулся: — Ну что же, Егор Осипович, не смею вас больше задерживать. Очень рад был с вами увидеться. До свидания.

Чернявый протянул подполковнику ладонь, длинную, узкую и холодную, как рыба. Данилов встал, нехотя и вяло пожал эту руку. Затем повернулся, закурил и, не оглядываясь, вышел из-под брезентового тента кафе в теплый летний вечер.

 

 

 

Между тем на улице совсем стемнело. Ни с того ни с сего начал моросить мелкий дождик. Данилов поднял воротник куртки и убыстрил шаг. За долгие годы работы в управлении он научился чувствовать слежку спиной. Он чувствовал чужие взгляды, с какой бы стороны они ни исходили.

Человек, который шел за Егором Осиповичем, был явно профессионалом. Он почти не светился. Вел свою «жертву» тихо, надежно, без всякой спешки.

«Жертву», — пронеслось вдруг в голове у Егора Осиповича. Он передернул плечами и коснулся рукой полы куртки. «Глок», конечно же, был на месте. Оружие вселило в душу подполковника уверенность, тревога и беспокойство ушли на задний план.

Дорога лежала через небольшой скверик. Когда-то он был ярко освещен фонарями, но те благодатные времена давно ушли в прошлое, и нынче там царил полный мрак.

Данилов вошел в скверик и спокойно, не торопясь, зашагал по асфальтовой тропинке аллеи. Капли дождя шелестели по листьям деревьев, заглушая и шум улицы, и его собственные шаги. Однако Егор Осипович знал, что тот человек по-прежнему идет за ним. Вот только зачем? Неужели они боятся, что он прямо отсюда двинет за пленками? Или они думают, что он, подполковник ФСБ, как глупый засланный казачок, немедленно побежит докладывать «конкурирующей фирме» об этом пустом, никчемном разговоре?

В душе Данилова снова начало подниматься беспокойство. Незнание цели противника всегда раздражало его. Впрочем, был и еще один вариант. Сознавая, что он, Данилов, — единственное связующее звено между исполнителями (Богачевым, Дементьевым) и теми, кто заказывал музыку, они попросту решили избавиться от него. Ведь если Данилов не знает, где пленки, он больше не представляет для них никакой ценности. И даже наоборот — пока он ходит по земле, он представляет для них опасность как некое вещественное доказательство на двух ногах, способное — в случае, если прижмут, — заговорить и наговорить много лишнего.

Противник напал бесшумно, однако Егор Осипович успел почувствовать это стремительное, бесшумное движение, ощутить его, как опытные моряки ощущают самый слабый ветерок и безошибочно распознают его направление. Данилов увернулся от удара короткой железной палки, с бешеной скоростью рассекшей воздух у него над головой, и нырнул в кусты акации. Перевернувшись через голову, он откатился в сторону, на ходу выхватывая из-за пояса «глок». И тогда противник выстрелил. Пуля чиркнула Егору Осиповичу по щеке, вспоров кожу.

Большая черная тень отшатнулась в сторону, но Данилов успел взять ее в прицел и два раза нажать на спусковой крючок. Черный «глок» дважды зычно и раскатисто пролаял в темноте.

Воспользовавшись секундной передышкой, Данилов вскочил на ноги и быстро сменил позицию, укрывшись за толстым стволом старого тополя. Пистолет противника стрелял почти беззвучно. Глухой хлопок — и в лицо Егору Осиповичу колючим облачком ударила сбитая пулей древесная труха.

Послышался треск ломающихся веток, и большая тень метнулась в сторону дороги. «Понял, что дело провалено», — догадался Данилов. Он быстро вышел из-за дерева и выстрелил в спину противнику.

Высокий человек, одетый в черное, замер на дороге. Затем он пошатнулся и, загребая руками воздух, тяжело повалился в кусты.

Держа пистолет наготове, подполковник медленно приблизился к распростертому у обочины асфальтовой дорожки телу. Затем он вытянул руку и, почти не целясь, выстрелил в посиневшее, вытянутое лицо незнакомца.