ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО 5 страница

А утром Матвей Иванович принял решение.

 

 

 

На следующий день, в два часа пополудни, Кожухов сидел в небольшом уютном кабинете, обшитом красным деревом, и, положив руку на коричневый деревянный стол, нервно барабанил по крышке бледными худощавыми пальцами.

— Матвей Иванович, — обратился к нему молодой мужчина в штатском костюме, но с манерами и лицом боевого офицера, — вы хорошо себя чувствуете?

Матвей Иванович кивнул:

— Да. Простите, я просто задумался.

— Хотите воды?

— Да, пожалуй… Вода бы сейчас не помешала.

Мужчина протянул руку, взял с подоконника пузатый графин и наполнил водой белый пластиковый стаканчик, стоявший на черном железном подносе. Затем протянул стаканчик Кожухову.

— Спасибо, — поблагодарил тот и, запрокинув голову, в несколько судорожных глотков опустошил стаканчик.

— Посидите пять минут, — сказал мужчина, когда Матвей Иванович немного успокоился. — Сейчас к вам придут.

— Хорошо.

Мужчина поднялся из-за стола и направился к двери. Через пару секунд Кожухов остался в кабинете один.

Мучительное ожидание длилось не меньше пяти минут. После чего обитая деревом дверь открылась, и в кабинет стремительной походкой вошел высокий седовласый мужчина в строгом черном костюме. Кожухов узнал его. Это был директор ФСБ Николай Александрович Пантелеев.

Пантелеев прошел к столу и сел в кресло, прямо напротив Кожухова. Его карие, окруженные густою сеткой морщин глаза смотрели внимательно и устало.

— Кажется, мы с вами уже встречались? — спросил Пантелеев.

— Да, — ответил Кожухов. — Было пару раз.

— Три раза, — сказал Пантелеев. — И до сих пор встречи с вами не приносили мне ничего хорошего. Знаете, статьи в вашей газете способны нарушить сон даже самого здорового человека. Впрочем, у меня к вам претензий нет. Вы по крайней мере всегда старались писать правду. Даже когда ошибались.

— От ошибок никто не застрахован, — промямлил Матвей Иванович. — Мы работаем с разными источниками информации, и не все из них оказываются верными.

— В этом мы с вами сходимся, — миролюбиво сказал Пантелеев. — Ну да ладно, кто старое помянет, тому глаз вон. Не будем об этом. Насколько я понимаю, сейчас вы пришли к нам по другому вопросу.

— Совершенно верно. Но… Честно говоря, я не думал, что встречусь с вами сегодня, поэтому плохо подготовился к беседе.

— Не стоит так напрягаться, Матвей Иванович. Просто нам с вами повезло — я был в кабинете по соседству. Итак… Насколько я понял, речь у нас с вами пойдет о премьере Лобанове и о компрометирующих Президента документах? Мне правильно доложили?

Матвей Иванович кивнул:

— Абсолютно. — Голос его звучал вяло и безжизненно. — А также о магнитофонных записях, которые я… успел сделать.

— Записи? — Глаза Пантелеева блеснули. — Хм. Это интересно. Говорите, я вас слушаю.

И Матвей Иванович заговорил. Говорил он медленно, с расстановками, часто переводя дух и собираясь с мыслями. Пантелеев его не торопил и не перебивал. Его смуглое морщинистое лицо не выражало ничего. Глаза смотрели спокойно, без любопытства и возбуждения, словно все, что он услышал от Матвея Ивановича, было давным-давно ему известно, причем в самых мельчайших подробностях.

— Компромат предполагается обнародовать перед самыми выборами. Чтобы у Президента не было времени оправдаться и разобраться. Информация появится одновременно в бумажных и в электронных изданиях. Газеты, журналы, телевидение, радио — все будут трубить о нечистоплотности Президента.

— Для этого Лобанову и понадобилось объединять «Российские известия» с «МТВ-плюс» в один концерн? — поинтересовался Пантелеев.

— Да. Именно для этого. Лобанов пытается собрать все силы для одного решительного удара. На второй у него не будет времени.

— Это точно, — кивнул Пантелеев. — Что ж… Вы правильно сделали, что обратились к нам. Я сегодня же доложу обо всем Президенту. Кассеты с записями разговоров у вас при себе?

— Не то чтобы при себе, но… — Матвей Иванович сунул руку во внутренний карман пиджака и извлек оттуда маленькую кассету. Отер рукавом потный лоб и протянул кассету директору ФСБ.

— Вот, — сказал Матвей Иванович. — Прослушайте и убедитесь, что я сказал вам правду.

— Здесь все? — приподнял седые брови Пантелеев.

Матвей Иванович отрицательно покачал головой:

— Нет. Но этого хватит, чтобы вы мне поверили.

Пантелеев взял кассету и положил ее в карман.

— Хорошо, — сказал он. — А где остальное?

— В надежном месте. Я не могу позволить себе таскать кассеты с собой.

— Почему?

Матвей Иванович слабо улыбнулся.

— Улица полна неожиданностей, — сказал он. — А я не люблю неприятных сюрпризов.

— Ладно. — Пантелеев машинальным движением коснулся кармана, в котором лежала кассета, словно хотел убедиться, на месте ли она. — Вы могли бы посидеть здесь еще минут пятнадцать? — спросил он.

— Да ради Бога. — Матвей Иванович вновь промокнул лоб платком. — Только… если позволите, я налью себе воды. У вас ужасно душно.

— Разве? — Пантелеев пожал широкими плечами. — Что ж, вам виднее. Конечно, наливайте. Я скоро вернусь.

Он встал из-за стола и направился к двери.

— Не боитесь, что я что-нибудь украду? — спросил ему вслед Матвей Иванович.

— Нет, — не оборачиваясь, ответил директор ФСБ, — все ящики на замке.

Он вышел из кабинета, и Матвей Иванович вновь остался один.

Все-таки в кабинете было жарковато. Солнце неистово светило в окно, отбрасывая свой яркий, слепяще-желтый свет на полировку стола и заставляя Матвея Ивановича болезненно щуриться.

Матвей Иванович сидел неподвижно. Лицо его, слегка одутловатое, но совсем не толстое и почти не покрытое морщинами, налилось кровью. На высоком лбу с двумя небольшими залысинами блестели капельки пота. Внезапно Матвею Ивановичу захотелось курить, он машинальным движением потянулся в карман, но вспомнил, что давно не курит, и отдернул руку.

Перестать врать, черт побери! Но ведь существует и ложь во спасение. Разве у Матвея Ивановича был выбор? Его просто поставили перед фактом: либо ты с нами, либо пеняй на себя. И потом, кто знает, может быть, Лобанов и впрямь станет президентом. Что тогда? Опять уезжать за кордон? Конечно, времена сейчас не те, но Лобанов и те, кто стоит у него за спиной, сделают все, чтобы превратить жизнь Матвея Ивановича в России в ад кромешный.

С другой стороны — даже если Лобанов проиграет, что тогда светит Матвею Ивановичу? Перебежчиков не любят, перебежчикам не доверяют. Если человек предал одного хозяина, он способен предать и другого.

От этих мыслей Матвею Ивановичу стало совсем тошно. Он взял со стола стаканчик, встал с кресла и подошел к подоконнику, на котором стоял графин с водой… Первый стакан он выпил залпом, в несколько глотков. Второй пил Медленно,маленькими глотками. Вода немного охладила его пылающий мозг.

Вернувшись в кресло, Матвей Иванович достал платок и тщательно вытер лицо и шею.

К чертям! Главное — заслужить доверие дочери. Пусть они катятся в тартарары — все эти Лобановы, Панины и Шаховские. Главное для него сейчас — вернуть дочь, вернуть Дашку. «Ты можешь вернуть себя. И… меня. Если бы ты только плюнул на свои амбиции, если бы ты только перестал юлить, хитрить, изворачиваться, зарабатывать себе репутацию на чужом горе и шагать по чужим головам… Если бы ты только перестал лгать… Лгать себе и мне… Тогда бы я вернулась».

— К черту! — негромко проговорил Матвей Иванович. — Плевать я на вас хотел. Я сделаю то, что должен, а там — хоть трава не расти.

Он с облегчением откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и задремал.

Вскоре вернулся Пантелеев.

— Я прослушал запись, — с ходу заговорил он. — Но на ней нет ничего ценного. Только слова о том, что премьера Лобанова поддерживают на Западе и что президент Панин совершил множество ошибок, за которые должен поплатиться.

Матвей Иванович протер сонные глаза и сказал извиняющимся голосом:

— Я предупреждал вас, что это всего лишь… демонстрационный экземпляр. — Это выражение из продюсерского жаргона было настолько неуместно в данной ситуации, что Матвей Иванович слегка порозовел от смущения и неловкости.

— Да, но где же остальные записи? — поднял седые брови директор ФСБ. — Вы ведь понимаете, что без них все ваши сведения бездоказательны и мы не может принять их к сведению.

— Понимаю, — кивнул Кожухов. — Очень хорошо понимаю. Но… — Матвей Иванович вялым движением ослабил узел на галстуке. — Я не уверен, что эти записи попадут… туда, куда надо. Извините, я, должно быть, говорю слишком сбивчиво и путано, но по-другому у меня не получается. Вся эта история, знаете ли, сильно действует мне на нервы.

Пантелеев улыбнулся:

— Вы подозреваете меня в сговоре с Лобановым и Шаховским?

— Я вас не подозреваю, — криво усмехнувшись, ответил Кожухов. — Но я не исключаю такой возможности.

— Но ведь это одно и то же.

— Нет, — возразил Матвей Иванович, — это разные вещи. Если бы я вас подозревал, я бы к вам не пришел.

Пантелеев некоторое время разглядывал Матвея Ивановича в упор. Затем медленно повел могучими плечами, словно сбрасывал с них накидку или плащ, и спросил:

— И что вы хотите, чтобы я сделал?

— Я хочу, чтобы вы обо всем доложили Президенту, — сказал Кожухов. — Он должен быть в курсе.

Пантелеев поднял* руку и задумчиво провел пальцами по гладко выбритому подбородку.

— Наш Президент, — четко, тщательно проговаривая слова, сказал Пантелеев, — всегда в курсе того, что происходит в стране и в правительстве. Или вы думаете иначе?

— Я думаю так же, как вы, — заверил директора ФСБ Матвей Иванович. — И все же вы должны ему сообщить. Никогда не бывает лишним подстраховаться, даже когда владеешь ситуацией на сто процентов… Можно еще воды? У вас жарко, как в бане…

 

 

 

Пантелеев никогда не пасовал перед Президентом. Вот и на этот раз он говорил с Паниным четко, уверенно, не пряча глаз.

— Вадим Вадимович, — говорил он, — мы получили информацию о том, что премьер-министр Лобанов готовит большой слив компромата за несколько дней до выборов.

Президент слегка прищурился:

— Откуда такая информация?

— К нам пришел главный редактор газеты «Российские известия» Матвей Иванович Кожухов и рассказал о готовящейся акции. Его вовлекли в заговор премьер Лобанов и банкир Шаховской. В целях максимальной дискредитации вашего имени в глазах самых широких слоев населения «Российские известия» и телеканал «МТВ-плюс» объединены в один концерн.

— Вот как? — Панин приподнял белесые брови. — Я слышал, что заявка на частоту вещания была одобрена в рекордно короткие сроки?

— Да, Вадим Вадимович. Номинально конкурс на вещание проводился, но все это было чистой воды фикцией. Коллегия министерства печати, так же как и сам министр Полянин, — это все сплошь люди, преданные Лобанову.

— Думаете, без взятки не обошлось? — иронично поинтересовался Панин.

— Думаю, да. Недаром нашего премьера называют «мистер два процента». По косвенным сведениям, Лобанов берет с крупных бизнесменов по два процента отката за каждую сделку. Он обеспечивает им выгодные тендеры. Думаю, что и в этом случае он решил убить сразу двух зайцев. Создать концерн и получить кругленькую сумму денег. Если хотите, Вадим Вадимович, мы можем заняться этим вплотную.

Президент задумался.

— Все это, конечно, скверно, — раздумчиво сказал он. — И заняться делами премьера вплотную тоже стоит… — Он поднял глаза на Пантелеева: — Только не переступайте черту, Николай Александрович. Никаких выпадов, никакой публичной критики, никакой информации прессе. Лобанов ни о чем не должен догадаться.

— Да, конечно, — кивнул Пантелеев. — Мы не будем делать резких движений. Кстати, Вадим Вадимович, я принес расшифровку записей, сделанных Кожуховым. Это его разговоры с Лобановым и Шаховским. К сожалению, здесь нет ничего, чем мы могли бы прижать Лобанова. Основные записи Кожухов нам не принес.

— Почему?

Пантелеев пожал плечами:

— Вероятно, считает их гарантией своей безопасности. Мне не удалось убедить его в обратном. Кожухов вообще произвел на меня странное впечатление… Честно говоря, я вообще не уверен, что у него есть что-либо, кроме тех записей, которые он передал нам.

— Что ж… — Уголки губ Президента насмешливо дрогнули. — В таком. случае работайте так, как вы умеете работать. Проведите операцию. Наденьте на Кожухова микрофон и пошлите его в логово заговорщиков. Мы ведь с вами знаем, как делаются такие дела.

— Да, но если он откажется?

Панин, продолжая усмехаться, медленно покачал головой:

— Не откажется. Пообещайте ему безопасность только в случае сотрудничества, а иначе… Кожухов ведь не идиот, он прекрасно понимает, что стоит вам обронить лишь слово о его визите в ФСБ, и никто не даст за его жизнь и ломаного гроша.

— Это верно, — кивнул Пантелеев.

— Вот и ловите его на этом. Дайте-ка взглянуть на вашу расшифровку.

Панин быстро пробежал глазами по листам с распечатанным текстом. Его сухие губы были плотно сжаты.

— Интересно, — протянул президент, откладывая листки. — А что за компромат готовятся слить Лобанов и компания?

Пантелеев заметно стушевался:

— Это касается одной старой истории, Вадим Вадимович… Вы тогда были вице-мэром Санкт-Петербурга…

Президент склонил голову набок и посмотрел на Пантелеева чуть прищуренными серо-голубыми глазами.

— Не тушуйтесь, Николай Александрович, — мягко, доверительно сказал он. — Выкладывайте все, что знаете.

— Хорошо, Вадим Вадимович. — Пантелеев откашлялся в кулак и приступил к докладу. — Несколько лет назад ваше имя упоминалось в связи с делом о продаже цветных металлов за бесценок иностранным фирмам… Поговаривали о крупных взятках. — Пантелеев заметил, как потемнело лицо Президента, и поспешно добавил: — Конечно же, это полная и бездоказательная чушь. Однако у Лобанова якобы имеются какие-то документы, доказывающие вашу причастность к этому делу. Помимо вашего имени фигурирует и имя вашего тогдашнего помощника, который оказался…

— Жуликом, — докончил за Пантелеева президент. — Да, припоминаю. Мой помощник оказался нечист на руку. Увы, чтобы там ни писали про меня журналисты, но я не настолько проницателен, чтобы видеть людей насквозь. Насколько я помню, мой помощник, — при слове «помощник» Панин нервно дернул щекой, — был связан с тамбовской мафией?

— Совершенно верно, Вадим Вадимович. Враждебные вам круги собираются разворошить эту старую историю. При тех средствах, что у них имеются, они могут сильно попортить вам кровь даже при отсутствии каких-либо доказательств.

— О да, — усмехнулся Президент. — Для этого особого ума не нужно. Ум нужен человеку, чтобы думать о последствиях своих действий. А Лобанов об этом, похоже, совсем не задумывается. — Панин поднял руку и глянул на часы: — Ладно, Николай Александрович, вы свободны. Действуйте так, как считаете нужным. И не забудьте извещать меня о ходе операции.

— Хорошо, Вадим Вадимович. — Пантелеев встал. — Я могу идти?

— Идите.

 

 

 

Операция началась на следующий день, ровно в девять часов утра. Кожухов позвонил Шаховскому и сказал, что им нужно обсудить кое-какие вопросы, связанные с созданием концерна. Шаховской назначил встречу на одиннадцать. Кожухов должен был разговорить Шаховского и вытянуть из него максимум информации о готовящемся заговоре.

Матвей Иванович не сразу дал себя уговорить. Свой отказ он мотивировал слабым здоровьем, страхом, неуверенностью и даже пониженной стрессо-устойчивостью. «Я не смогу правильно сыграть, — твердил он. — Я проговорюсь. Я испорчу вам все дело». Однако директор ФСБ Пантелеев, взявший это дело под свой особый контроль, был непреклонен.

— Другого способа вывести их на чистую воду нет, — убеждал Матвея Ивановича Пантелеев. — И тянуть с этим нельзя. Вы ведь не хотите, чтобы кто-то узнал о вашем походе в центральный аппарат ФСБ? А я не поручусь за то, что утечки не произойдет. Вы действовали слишком откровенно.

Этот довод (или скорей — намек) оказался настолько убедителен, что Матвей Иванович мгновенно прекратил всяческое сопротивление.

Пантелеев познакомил его с сотрудником, которому поручалось курировать операцию.

— Познакомьтесь, — сказал Пантелеев, — подполковник службы безопасности Данилов. С сегодняшнего дня он будет курировать эту операцию по линии ФСБ.

— Егор Осипович, — представился Кожухову подполковник Данилов и протянул ему небольшую сухую ладонь.

— Матвей Иванович, — ответил Кожухов, пожимая ладонь подполковника. Затем повернулся к Пантелееву и робко спросил: — Значит, вы не будете участвовать в операции?

Суровый седовласый Пантелеев успел внушить Матвею Ивановичу не только уважение к себе, но и уверенность в успехе всего «предприятия». И теперь, когда директор ФСБ «скинул» его на плечи одному из своих подчиненных, Матвей Иванович вновь почувствовал сильнейшую неуверенность.

— Я возьму это дело под свой особый контроль, — заверил его Пантелеев. — Можете в этом не сомневаться.

Однако Матвей Иванович сомневался, и еще как сомневался.

Вскоре директор ФСБ попрощался и ушел, а подполковник Данилов ободряюще улыбнулся Матвею Ивановичу и сказал:

— А мы ведь с вами встречались. Вы не помните?

Лицо Данилова и впрямь показалось Матвею Ивановичу знакомым.

— Да, — сдавленно ответил он. — Только вряд ли я вспомню где. Извините, но мне сейчас сильно не по себе.

— Я понимаю, — с прежней улыбкой кивнул Данилов. — Но вы напрасно волнуетесь. Все будет хорошо. А виделись мы с вами на свадьбе.

— На чьей? — обескураженно спросил Кожухов.

— На моей. Я — муж двоюродной сестры вашей жены Ларисы.

— А-а… Что-то припоминаю. Кажется, это было лет пять назад?

— Семь, — ответил Данилов. — С тех пор мы с вами ни разу не виделись, но Лариса бывала у нас в гостях.

«Бывала в гостях», — повторил про себя Матвей Иванович. Глядя на этого бодрого, подтянутого мужчину, Матвей Иванович вновь удивился тому, как мало он знал о своей жене. Как мало внимания уделял он ей и ее жизни, как сильно — слишком сильно — был занят собой. И вот теперь ее нет, а он вынужден рисковать собственной жизнью ради чужих, в общем-то, идеалов. Но есть еще Даша… Да, Даша. «…Если бы ты только перестал юлить, хитрить, изворачиваться, зарабатывать себе репутацию на чужом горе и шагать по чужим головам… Если бы ты только перестал лгать… Лгать себе и мне… Тогда бы я вернулась…»

«Она позвонит, — сказал себе Матвей Иванович, чтобы взбодриться. — Обязательно позвонит. В отличие от меня она всегда выполняет свои обещания».,

— Ладно, — промямлил Кожухов. — Вы, кажется, хотели дать мне микрофон… Я готов.

Матвей Иванович скинул пиджак, расстегнул рубашку, тяжело вздохнул и, подавив в себе приступ отвращения, позволил людям подполковника Данилова нацепить на себя скрытый микрофон.

— Главное — не волнуйтесь, — наставлял его Данилов. — Помните, что мы рядом. Мы будем слышать каждое ваше слово. Ведите себя свободно и раскованно, но не переусердствуйте. Одним словом — будьте естественны.

Вид подполковника Данилова, с его не сходящей с губ улыбочкой, с его нагловатым взглядом, внезапно вызвал в душе Матвея Ивановича волну неприязни и раздражения.

— А кто вам сказал, что в жизни я свободен и раскован? — сердито спросил Матвей Иванович. — Может быть, естественное состояние для меня — депрессия и уныние?

Однако улыбка и на этот раз не покинула красные губы подполковника.

— Что ж, — усмехнулся он, — тогда унывайте сколько вам заблагорассудится. Главное, чтобы клиенты ничего не заметили.

«Клиенты, — с еще большим раздражением подумал Матвей Иванович. — Прямо как в парикмахерской или у портного. И этот его идиотский покровительственный тон…» Матвей Иванович всей душой возненавидел Данилова, но делать было нечего. Не вступать же ему в дискуссию с этим напыщенным, самоуверенным кретином.

— И помните, Матвей Иванович, — продолжал наставлять подполковник, — вы добровольно включились в эту игру, и назад пути нет.

Добровольно… Как же! Однако Кожухов и на этот раз не стал возражать. Он уже внутренне смирился с необходимостью выслушивать наставления от кретина-солдафона и теперь сидел, смиренно опустив голову и положив влажные от пота ладони себе на колени.

 

 

 

Кожухов и Шаховской сидели в шикарной черной машине Шаховского и смотрели телевизор. Время от времени изображение подрагивало, и по экрану пробегала волна мерцания. «Техника далека от совершенства», — комментировал банкир, покручивая ручку настройки.

 

— Тула — один из лидеров по количеству ветхого жилья, — веско говорил на экране Президент Панин. — Наряду с Кемерово, Астраханью и другими городами. В этом году мы впервые выделили большую сумму, примерно двести миллионов рублей, на скорейшее решение этой проблемы.

 

— Молодец, — похвалил Шаховской. — Ему и предвыборные ролики снимать не надо, совещания с министрами лучше всякой агитки. Теперь вся Тульская область проголосует за него.

— А заодно и Кемеровская с Астраханской, — заметил Матвей Иванович.

 

— Я прошу министров посмотреть, что можно сделать дополнительно, чтобы оказать Туле всестороннюю поддержку. Теперь к следующей проблеме. В ближайшее время должно быть закончено согласование действий министерств и ведомств в связи с переходом российской армии на контрактную основу. Особенно это касается министров обороны и финансов. Уважаемые коллеги, к первому июня вы должны внести соответствующие предложения…

 

— Умница! — вновь похвалил Шаховской. — Старается охватить в своих указаниях все проблемное поле страны. Сделано, конечно, ничего не будет, но зато выглядит наш Президент вполне солидно. И журит-то как: мягко, но настойчиво, прямо как добрый отец большого семейства.

Матвей Иванович протянул руку и нажал на кнопку — экран телевизора погас.

— Нервы? — негромко спросил Шаховской, быстро и внимательно глянув на Кожухова.

— Да нет. Просто надоело.

Банкир еще некоторое время смотрел на Матвея Ивановича пристальным, изучающим взглядом (Матвей Иванович почувствовал, как рубашка прилипла к спине от пота), затем улыбнулся своей ядовитой улыбочкой и сказал:

— Ничего. Если мы будем действовать так, как запланировали, в скором времени в стране все изменится.

Кожухов грустно усмехнулся:

— К лучшему ли?

— Надеюсь, что да. — И вновь пристальный взгляд пригвоздил Матвея Ивановича к спинке сиденья. — Не нравишься ты мне, Матвей Иванович. Жалеешь, что ввязался в эту драку?

Кожухов промолчал.

— Если это страх, — продолжил Шаховской, — то все в порядке. Мы все боимся. Но если что-то другое… скажи прямо сейчас, иначе будет поздно.

Кожухов приподнял брови:

— В каком смысле — поздно?

— В любом, — ответил банкир. — Любой твой нервный срыв может негативно сказаться на нашем общем деле.

— Лева, со мной все в порядке. Просто я немного недомогаю.

— В каком смысле?

— В прямом. Простыл.

Шаховской сочувственно кивнул.

— Ты лечись, — сказал он. — Впереди у нас много работы, болеть нам сейчас никак нельзя. И вообще, Матвей Иванович, сдается мне, что тебе не хватает уверенности. Но постарайся проанализировать ситуацию более… вдумчиво, что ли. Многие недооценивают Лобанова. Это потому, что раньше, при предыдущем президенте, премьер-министр был второй фигурой. Но теперь все изменилось. Нынче премьер обладает всей полнотой власти, причем в силу не столько политических, сколько экономических процессов. Россия и ее элита все больше зависят именно от экономики, и именно правительство, а не какие-то там силовые структуры, определяет развитие страны. Не понимать этого — значит проявлять большую недальновидность.

Кожухов натужно засмеялся:

— Ты прямо политинформацию мне читаешь! Лева, я прекрасно осведомлен. Но мне кажется, что ты недооцениваешь Панина. Сильный глава государства может сам возглавить кабинет министров — если не формально, то хотя бы фактически.

— Да, но Панин — не специалист в экономических вопросах. Он мог бы усилить свою роль благодаря кадровой политике, как это сделал в свое время Иосиф Виссарионович, но парадокс заключается в том, что определяющие кадры подбирает отнюдь не Панин, а глава его администрации. А ему незачем конфликтовать с Лобановым. Они всегда умели находить общий язык. Еще немного — и Панин останется один, без всякой весомой поддержки. Так что… — Шаховской прищурился, — будь внимателен, выбирая лошадку, на которую хочешь поставить. Впрочем, что это я… Ты ведь, кажется, уже выбрал? Или… все еще нет?

Черные глаза Шаховского уставились на Кожухова.

— Да, — поспешно ответил Матвей Иванович. — Разумеется. Я выбрал сторону, на которой буду играть, и не собираюсь менять своих планов.

— Вот и отлично. Давай-ка глотнем коньячку. Устал я от разговоров, Матвей. Очень устал.

 

 

 

— Все в порядке, Матвей Иванович, — похвалил Кожухова «кретин-солдафон» Данилов. — Вы отлично справились с поставленной задачей. Но завтра вам предстоит более ответственное задание. Езжайте домой и хорошенько выспитесь.

— Отпускаете, значит… — усмехнулся Кожухов. — Ну, спасибо.

— Не за что. Да, и еще. За вами следом поедет машина с нашими людьми. Подъехав к дому, подождите, пока они Выберутся из машины, и только потом выбирайтесь сами. Это ваша охрана.

«Час от часу не легче», — подумал Матвей Иванович, а вслух устало спросил:

— Охрана?

— Да, — кивнул Данилов. — Вы ведь, кажется, сами просили гарантировать вам полную безопасность.

Перспектива ходить повсюду в сопровождении серых, широкоплечих теней отнюдь не обрадовала Матвея Ивановича, больше всего в жизни ценившего свободу и независимость. Уж очень это походило на советские времена. Правда, в те времена «серые тени» из КГБ ходили за Матвеем Ивановичем по другим соображениям, но суть-то ведь была та же.

— И что же они, эти ваши охранники, будут день и ночь караулить у моего подъезда? — с иронией поинтересовался Кожухов.

— Ну почему же у подъезда? — так же иронично ответил ему подполковник Данилов. — Дома, Матвей Иваныч! В вашей собственной квартире! Вы, я вижу, довольны?

— Очень.

Кожухов хмыкнул. Он, конечно, побаивался мести со стороны преданных им коллег, но, во-первых, он был уверен, что Шаховской ни о чем не знает и даже не догадывается. А во-вторых, находиться под столь пристальной опекой органов отнюдь не входило в планы Матвея Ивановича.

— Где же я их размещу? — растерянно спросил Матвей Иванович.

На лице Данилова проступило недоумение:

— Как это где? У вас ведь четырехкомнатная квартира. И живете вы, насколько мне известно, один. Найдете уголок… Да, и еще один момент. С сегодняшнего дня вам лучше не разъезжать по городу. Сидите дома и не высовывайтесь. Так будет надежнее. Извините мне мою резкость, Матвей Иванович, но я говорю так прямо и грубо потому, что отвечаю за вашу жизнь.

— Премного благодарен. Но ведь у меня есть работа! У меня запланированы встречи, переговоры…

— Встречи придется отменить, — сказал подполковник. — Переговоры — тоже. А что касается работы — возьмите отпуск. Хотя бы на несколько дней, а там мы что-нибудь придумаем.

Делать было нечего. Оставалось только подчиниться.

— Хорошо, — уныло ответил Матвей Иванович. — Но могу я хотя бы заехать в офис, привести в порядок дела и отдать последние распоряжения?

— Последние? — со смешком повторил Данилов. — Зачем же так мрачно, Матвей Иванович? Конечно, заезжайте. Но не забудьте про охранников. Отныне они будут следовать за вами тенью — куда вы, туда и они. Кроме тех случаев, когда вы будете… э-э… беседовать с клиентами, которых мы ведем. Там вам предоставляется почти полная свобода.

«Почти», — отметил про себя Кожухов. — Черт, и ведь сам же напросился. Эх-х…» Он посмотрел на подполковника и кисло улыбнулся.

 

 

 

Советник Президента Олег Егорович Глебовский довольно потирал руки. Его карие, с искоркой, глаза светились азартом.

— Ну что же, Вадим Вадимович. Заполучить такую информацию, причем из первых рук, это большая удача! Теперь наша главная задача — правильно интерпретировать эту информацию.

Однако Президент, по всей вероятности, не разделял восторгов Глебовского. Он был сдержан и серьезен.

— Мне кажется, это довольно рискованная игра, — спокойно сказал он. — И самое главное — грязная.

— Что поделать, Вадим Вадимович. Правила игры задали не мы. Мы лишь подхватили посланный нам мяч. Сидеть сложа руки больше нельзя. Слишком многое поставлено на карту.

— И все-таки такие методы не по мне.

— Я понимаю, Вадим Вадимович. Но ведь противник не брезгует ничем, — с беспокойством в голосе сказал Глебовский. — Мы должны быть жесткими, если хотим выиграть.

Говоря по совести, беспокойство советника было наигранным. Глебовский прекрасно знал, что Президент согласится на все его предложения, какими бы грязными и бесчестными (на первый взгляд) они ему ни казались. Президенту нужно было немного поломаться, чтобы успокоить свою совесть. Он вел себя так всегда, когда Глебовский (да и другие — официальные или неофициальные — советники) требовал от него жестких и, мягко говоря, не совсем легитимных мер.