СКВЕРНОСЛОВИЕ

Срамословие присуще всем векам, местам и народам. Порок этот есть наследие чисто языческое. Он всецело коренится в фаллических культах древнего Востока, начиная с «глубин сатанинских» (Апок. 2, 24)и темных бездн разврата в честь Ваала, Астарты, Хамоса и проч. и кончая классическими пережитками последнего. Причем порок этот и какое-то тайное странное тяготение к нему стоят в прямой зависимости от того, насколько близко стоит человек к Богу. И если он отодвигается от Бога, то тотчас же начинает входить в область сатанинскую и приобретать эту скверную привычку — призывать вместо Бога имя лукавого и вместо Божественных вещей поминать срамные.

Скверные чудовищные выражения (матерная брань) суть на самом деле молитвенные формулы, обращенные к демонам. Это не просто легкомыслие, не просто грубая шутка, не простое колебание воздушных волн. Произнося страшные заклинания, человек вызывает и привлекает к себе гнуснейших бесов, приносит сатане противоестественную словесную жертву! Он делается колдуном, магом, чародеем посредством самых смрадных приемов.

Сквернословие выявляется не только на словах, но и в письме, у писателей, а у «неграмотных» выливается в так называемую «заборную литературу». И этот вид порока не только отличительная особенность нашего времени, но был всегда и везде. В древнем мире «заборная литература» была распространена не меньше по качеству и по количеству, чем у нас. Порча стен окрашенных известкой или беломраморных домов прекрасной Эллады и Рима часто приводила хозяев в отчаяние и заставляла их вывешивать следующие объявления: «Прошу здесь ничего не писать». Подобные же предупреждения красовались в общественных местах, потому что и они не были застрахованы от похабников. Безстыдными надписями иногда исчерчивали всю стену дома, так что прохожие возмущались до глубины своей языческой души и сами, в свою очередь, прибавляли новую надпись, изливая в ней свое негодование.

Православная Церковь всегда запрещала сквернословие, злоречие, бранные выражения. А матерщина и является сквернословием наимерзейшим. Кстати, Церковь запрещает и чернословие (чертыхательство).

Святой апостол Павел повелевает: «...блуд и всякая нечистота... не должны даже именоваться у вас, как прилично святым. Также сквернословие и пустословие и смехотворство не приличны вам, а, напротив, благодарение; ибо знайте, что никакой блудник, или нечистый... не имеет наследия в Царстве Христа и Бога» (Ефес. 5, 3—5).Еще прямее апостол Павел говорит в Послании к Колоссянам, 3, 8: «А теперь вы отложите все: гнев, ярость, злобу, злоречие, сквернословие уст ваших».

В Ветхом Завете, если сын злословил отца или мать, его при свидетелях насмерть побивали камнями. Так же поступали и с проститутками-блудницами.

В христианстве смертными грехами считаются не только «семь смертных грехов», особенно тяжких: убийство, воровство, блуд и прочие, но и всякий нераскаянный грех. Ибо, поскольку грех нераскаян, он остается навечно и влечет к отлучению, отделению от Бога, что и является духовной смертью.

В Писании сказано: от слов своих оправдаешься — и от слов своих осудишься. Злые слова убивают не только тех, к кому они обращены, но и тех, кто их произносит. Не случайно проклятие поражало насмерть. И словом же воскрешали мертвых, исцеляли больных. Худые слова наказуемы, как и худые дела.

Святые отцы и учители Церкви в первые века христианства, когда христиане постоянно сталкивались с развратными язычниками, были вынуждены непрестанно напоминать верующим об их высоком звании и о том, чтобы они охраняли себя и опасались, как бы им не заразиться самим той же смрадной привычкой, которой больны язычники. Вместе с тем они разъясняли, в чем состоит истинное существо порока.

Так, Климент Александрийский в конце еще 2-го века по Р. X. читал на своих лекциях слушателям катехизаторской школы в Александрии, готовившимся к принятию христианства: «От неблагопристойных речей мы не только сами должны воздерживаться, но строгостью своего взгляда, отворачиванием головы, так называемым морщением носа, а часто и жестким словом намордник набрасывать на уста и тем, кто вдается в такие речи». Ибо исходящее из уст, как говорится, оскверняет человека (Мф. 15, 18).

Вот что говорил святитель Иоанн Златоуст: «Лучше извергать гнилость изо рта, нежели сквер нословие. Если у тебя дурно пахнет изо рта, то не прикасаешься к общей трапезе, но когда в душе твоей такой смрад, скажи мне, как ты дерзаешь приступать к Тайнам Господним? Если бы кто, взяв нечистый сосуд, положил его на твоей трапезе, такого ты, избив палками, прогнал бы; скажи теперь, ужели ты не думаешь прогневать Бога, когда на трапезу Его (а уста наши и есть трапеза Божия, когда мы приобщаемся Таинства Евхаристии) приносишь слова, гнуснейшие всякого нечистого сосуда? Да и как может быть иначе? Ничто так не прогневляет Его, Святейшего и Чистейшего, как такие слова; ничто не делает людей столь наглыми и безстыдными, как когда они говорят и слушают подобные слова».

Грех этот настолько немаловажен и достоин всякого внимания к своему искоренению, что Церковь выносила этот вопрос на обсуждение даже на своих соборах, считая необходимым обращаться к содействию и государственной власти, особенно в тех случаях, когда язычники позволяли себе срамно выражаться в священных для христиан местах.

Как же христианину вести себя в присутствии сквернословов? Тут же обратиться умом к Богу, вооружиться Иисусовой молитвой и, если нельзя убежать, — переносить брань с терпением и осуждением себя самого. Вот пример.

Рассказывает о своем духовном отце и старце, иеросхимонахе Александре, затворнике Гефсиманского скита (близ Троице-Сергиевой лавры), его ученик, тоже известный старец, схиигумен Зосимовой пустыни о. Герман.

«Однажды к о. Александру пришел мирской человек и начал говорить разные мерзости и про себя, и про других. В то время в келлии старца был келейник его; он не вытерпел, что пришлось ему слышать от рассказчика, и, не желая долее слушать, вышел После келейник, пришедши к старцу, спросил его:

— Батюшка, простите, я соблазнился, слыша слова, которые говорил Вам тот мирянин. Я думал, и вам слушать это мерзостно?

Отец Александр на это ответил ему:

— Я не слыхал ни слова, — в это время ум старца был занят молитвой. — и ты хорошо сделал, что ушел; не нужно бы совсем слушать с самого начала: немощные духом бегают от этого...»

Газеты «Русский веспник» (1993 г.) и «Свет Православия» (1994 г.).