Глава 11. Со стороны виднее 40 страница
Это так странно – когда не нужно никуда уходить. Иногда у меня мелькает мысль позвать Лауди, чтобы он проводил меня в гриффиндорскую башню. И я уже почти готов сделать это, но вовремя вспоминаю, что идти туда мне никак нельзя. Да и вообще никуда нельзя. Это теперь моя временная тюрьма – кабинет и гостиная наверху, лаборатория и спальня внизу. Не так уж плохо, в общем-то. Я не говорю этого вслух, но когда я убеждал Северуса разрешить мне остаться, я думал, что будет лучше. Нет, мне нравится быть с ним. Здесь даже и говорить не о чем. Засыпать, уткнувшись в его худое плечо, просыпаться, чувствуя, что он крепко прижимает меня к себе – ради одного этого стоило пойти на риск. Но я и предположить не мог, что мне будет так неуютно в подземельях. Потолки начали давить на меня на следующий же день. Раньше я и не замечал, насколько они низкие. Как он вообще живет с такими низкими потолками? Мне все время кажется, что с каждым днем они становятся все ниже и ниже. Я знаю, что это не так, но ощущение настолько реально, что мне становится не по себе. Может, у меня начинает развиваться клаустрофобия? Да и не только в потолках дело. Иногда мне трудно дышать. Единственное фальшивое окно в спальне погоды не делает. Мне нужно настоящее, которое можно распахнуть и впустить в комнату свежий, ароматный воздух. Искусственная вентиляция – это совсем не то. Поэтому я стараюсь как можно больше времени проводить наверху, в гостиной. Потолки здесь высокие, а из окон можно увидеть все примыкающие к Хогвартсу территории – и озеро, и хижину Хагрида, и поле для квиддича, и Запретный лес. Как бы я хотел в лес хотя бы ненадолго! Наверное, мне следовало договариваться не с Северусом, а с Фиренце, и провести эти две недели в его пещере. Хотя сейчас там, наверное, в разы холоднее, чем в подземельях. И все-таки надо попросить Северуса, чтобы он после каникул отправил меня туда на отработку. А то я как-то даже соскучился по кентаврам. Странное дело, а ведь раньше подземелья вовсе не казались мне такими уж неуютными, даже в те времена, когда я панически боялся уроков зельеварения. Думаю, дело в том, что тогда мне не нужно было здесь жить. Лаборатория Северуса еще на пятом курсе стала для меня чем-то вроде убежища, где можно отсидеться и прийти в себя. Но ведь убежище – это не самое подходящее место для постоянного проживания. Это временное пристанище. Уж не знаю, действительно ли дело в низких потолках, или в том, что я по определению не способен чувствовать себя уютно там, где должен жить. Дома ведь мне тоже неуютно. Хотя в моем доме едва ли может быть уютно хоть кому-то – некоторые комнаты вообще выглядят нежилыми. Не помешало бы сделать там капитальный ремонт, но кому и зачем это надо? Вообще, все это здорово злит. Не столько то, что я застрял здесь на две недели, сколько то, что меня это так раздражает. Ведь Северусу в обществе низких потолков вполне комфортно. Получается, что мы вряд ли смогли бы ужиться с ним, если бы… ну, если бы нам вдруг взбрело в голову жить вместе, когда-нибудь потом. Хотя это, наверное, не имеет смысла. Обычно я стараюсь не думать о том, что будет, когда эта война закончится. Я вообще ни о чем не думаю. Возможно, выжить нам не удастся, поэтому я считаю, что нужно радоваться тому, что есть. А потом… ну, потом и разберемся. И все-таки… если мы оба останемся в живых, что с нами будет? Не с ним и со мной, а именно с нами. И будет ли вообще уместно говорить о нас? Или все закончится вместе с войной? Что по этому поводу думает Северус, я не знаю. По правде говоря, я даже не знаю, что сам думаю по этому поводу. Я не хочу терять его, это я могу сказать со всей уверенностью. В конце концов, еще до всего этого я думал о нем и хотел быть с ним. Но, Мерлин, если я даже не могу чувствовать себя комфортно там, где он провел добрую половину жизни, имею ли я вообще право хоть на что-то?! С другой стороны, если внизу только спать и готовить зелья, это вполне терпимо. Кроме того, если бы я не был здесь заперт и имел возможность пойти туда, куда хочется, возможно, эти проклятые потолки не давили бы на меня с такой силой. И еще кое-что меня бесит. Точнее, не то, чтобы бесит, но напрягает, что ли. Секс. Активная роль меня тяготит, и я ничего не могу с этим поделать. Если Северус и замечает что-то, то не подает виду. А мне уже выть хочется. И главное, стóит хотя бы попытаться заговорить об этом, он либо притворяется глухим, либо меняет тему, либо вообще куда-нибудь уходит. Я понимаю причину такой реакции, но сколько уже можно, в самом деле? В общем, поводов для раздражения предостаточно. Но если бы мне сейчас предложили уехать в более приятное место, я бы наотрез отказался. Еще чего не хватало – трусливо сбегать! Северус нужен мне, и я намерен все-таки научиться с ним уживаться. И научить его уживаться со мной, если уж на то пошло. Это не менее важно, мне кажется. В том случае, конечно, если он заинтересован во мне так же, как и я в нем. А вот этого я как раз пока не знаю.
Я был один. Это, наверное, хуже всего. Связь с Гарри я уже давно контролирую, поэтому даже головные боли практически не беспокоят. А вот вчера… Северус был в Малфой-мэноре, я ждал его, забравшись с ногами в кресло, и пил кофе маленькими глотками. Приступ паники накрыл меня внезапно. Устраивать истерику я не стал, а сразу же достал карту, чтобы узнать, где сейчас Гарри. Оказалось, в Годриковой лощине. Я, конечно, не удивился – все-таки там похоронены его родители. Северус, правда, потом рассказал, что Гарри раньше никогда там не был – вот это меня потрясло. Если меня неделями совесть грызет из-за того, что я слишком поздно вспоминаю о днях рождения мамы и папы, то Гарри она должна сожрать вместе с косточками. Насколько мне известно, он только в одиннадцать лет узнал о себе правду. Может быть, я чего-то не понимаю в этой жизни, но в аналогичной ситуации я бы сразу же отправился на кладбище. Впрочем, не мне его судить. Как бы то ни было, я оказался в затруднении. Если бы рядом был Северус, проблем бы не было, но я не знал, известно ли ему о грозящей Гарри опасности, поэтому никак не мог решить, нужно ли что-то предпринимать. Я знал, что смогу аппарировать к нему, но ведь для этого мне пришлось бы для начала покинуть территорию Хогвартса, что, мягко говоря, проблематично, и, к тому же, требует немало времени. Не знаю, к чему бы я в итоге пришел, но в самый разгар размышлений меня накрыла самая жуткая головная боль изо всех, что мне когда-либо приходилось испытывать. Боль проникла в мой мозг и разорвала его на мелкие кусочки. Швырнула меня на пол и наполнила рот кровью из прокушенного языка. Перед глазами была только тьма, об которую я бился, словно рыба об лед, а шум в ушах стоял такой, что я едва слышал собственные крики. А я кричал… нет, не кричал – вопил так, словно меня резали на части. Не знаю, сколько времени продолжалось это безумие. Пришел в себя я только утром – все на том же диване, укрытый мягким и теплым пледом. Несколько минут я просто лежал, наслаждаясь ласкающими движениями чьих-то рук на своих волосах. Потом я открыл глаза, увидел Северуса и понял, что моя голова лежит вовсе не на подушке, которая не зря показалась мне жесткой, а на его коленях. У него был такой усталый и измученный вид, что я с трудом удержался, чтобы не попросить прощения за причиненное беспокойство. После того, как я выпил несколько гадких зелий и смог более или менее адекватно воспринимать информацию, Северус рассказал мне, что произошло. Оказывается, Гарри и Гермиона попались в ловушку, которую подготовил Волдеморт, и им чудом удалось сбежать. Потом Гарри в очередной раз проник в его сознание – да так глубоко, как никогда раньше, ну, и, как водится, сам того не подозревая, потащил за собой меня. А у меня с Волдемортом, как пошутил Северус, «ментальная несовместимость». Хорошо сказано. Страшно подумать, если я чуть не умер, что же с Гарри должно было твориться? Наверняка ему было в разы хуже, чем мне. Сейчас, впрочем, все уже в порядке. Я внимательно прислушиваюсь к своим ощущениям, но ничего похожего на панику не испытываю. Только мне кажется, что он чем-то здорово расстроен. В последнее время я и такие эмоции начал улавливать. Правда, Северус утверждает, что я их всегда улавливал, а сейчас просто научился отличать от собственных. Так же, как начал отличать обычную мигрень от ментальной связи Гарри с Темным Лордом. Наверное, он прав. Раньше со мной бывало такое, что мне вдруг ни с того, ни с сего становилось грустно или, наоборот, весело. Странная все-таки штука эта связь. Получается, что без нее я практически и не жил. В книге сказано, что она исчезнет после исполнения Пророчества или после смерти Избранного, и я наверняка это замечу. Это обнадеживает – пока я могу быть уверен, что Гарри жив и здоров. Но мне интересно, каково жить без этой связи, насколько ощутима разница. Надеюсь, что когда-нибудь я выясню это и смогу рассказать Гарри как веселую шутку. Я тяжело вздыхаю. – Вам что-нибудь нужно, мистер Лонгботтом? – спрашивает Лауди, на секунду отрываясь от сервировки. – Дай-ка мне какое-нибудь зеркало, – подумав, прошу я. – Хочу узнать, на что похожа моя физиономия. – Вы уверены? – с сомнением уточняет он. – Теперь да. Лауди с опаской вручает мне карманное зеркало, и я, чуть приподнявшись, осторожно заглядываю в него. Мерлин Великий, это вообще я? Все сосуды в глазах полопались, белки налились кровью, поэтому похож я сейчас на взбесившегося громамонта. Под глазами черные круги – именно черные, а не темно-синие, как летом. Губы тоже почернели и потрескались, и вообще, выгляжу я сейчас чуть ли не старше Северуса. Я с отвращением отбрасываю зеркало в сторону и зарываюсь носом в подушку. Похоже, Северус действительно ко мне неравнодушен, раз мог держать это у себя на коленях. И когда он уже вернется? Если это не произойдет в ближайшее время, Лауди соорудит здесь стол на пятьдесят человек. Возвращается он только через полчаса и сообщает, что никак не мог отвязаться от Кэрроу. Им сейчас скучно. Студенты разъехались, пытать некого – тоскливо, хоть вешайся. Лучше бы им так и поступить, право слово! И было бы всем счастье. – Что это, позволь узнать? – сурово осведомляется Северус. – Я тут не при чем, спроси у Лауди, – бормочу я, догадавшись, что он имеет в виду. – Спрошу, как только он соизволит появиться. – А он что, сбежал? Вот гад! Только что был здесь… – Видимо, не хочет попадать под горячую руку, – Северус усмехается. – Что ж, думаю, имеет смысл отдать должное его стараниям. Ты в состоянии встать? Или нужно кормить тебя с ложечки? – Не нужно, – мрачно говорю я, с трудом принимая сидячее положение. – Знаешь, у меня сроду не было настолько дерьмового Рождества. Кое-как мне удается добраться до праздничного стола и рухнуть в кресло. Есть совсем не хочется, несмотря на обилие аппетитнейших блюд. Северус еще и огневиски мне не дает, мотивируя это тем, что мой организм слишком ослаблен. Приходится ограничиваться вином. Впрочем, оно такое вкусное, что я ничего не имею против. Тем не менее, кое-что съесть мне все-таки приходится. Спорить с Северусом небезопасно. С видом профессионального целителя он наблюдает, как я лениво ковыряюсь в тарелке. – Послушай, – не выдерживаю я, откладывая вилку в сторону, – ты можешь объяснить мне, почему все это происходит? Почему мне настолько плохо? В книге же вроде было сказано, что в некоторых случаях Избранным удавалось протаскивать своих помощников в чужое сознание, и никто от этого не бился в агонии. Почему же я так мучаюсь? – Ну, во-первых, ты не легилимент, – говорит Северус. – Насколько я понял, принципиального значения это не имеет, – замечаю я. – Не имеет, – он кивает. – Я же говорил, про ментальную несовместимость. – Северус, мне не смешно. – А я и не шучу. При легилименции сознание другого человека воспринимается как калейдоскоп картинок. Ты видишь все со стороны, как в думоотводе, только в более быстром темпе. Поэтому в легилименции важна предельная концентрация, чтобы не запутаться в чужих мыслях и чувствах и заставить человека сосредоточиться на том, что нужно тебе. – Это я понимаю. А при чем здесь… – Не перебивай! – он взмахивает рукой, призывая к молчанию. – Так вот, то, что вытворяет Поттер – это не легилименция. Во всяком случае, не такая, какой она должна быть. Он не просто проникает в сознание Темного Лорда, он как бы становится его частью. Воспринимает его мысли и чувства, словно свои собственные. – Спятить можно, – бормочу я ошарашено. – Из-за вашей ментальной связи Гарри невольно вынуждает и тебя испытывать то же самое. А ты не можешь. – И что, это и называется «ментальной несовместимостью»? – спрашиваю я, отметив, что он назвал Гарри по имени. – Это никак не называется, – отвечает Северус, нахмурившись. – Не было прецедентов. Но то, что имеет название, пугает меньше, не правда ли? – Не знаю. Я уже ни в чем не уверен. Почему я не могу испытывать то же самое? – Потому что это противоестественно для тебя. – А для Гарри, стало быть, воображать себя Темным Лордом – самая что ни на есть естественная вещь? – иронично осведомляюсь я. – В каком-то смысле, да, – кивает он. – Не забывай о связи между ними. – С этими ментальными связями и сам Мерлин не разобрался бы! Они, по-моему, еще хуже родственных. – Не преувеличивай. Их всего две, – Северус усмехается. – А теперь сделай милость, съешь еще что-нибудь. – Не хочу! – Не веди себя как ребенок! Я сердито смотрю на него и с отвращением запихиваю в рот кусок курицы, схватив его с тарелки прямо руками. Мясо не только ничем не пахнет, но и кажется совершенно безвкусным. Внезапно мне становится смешно. Рождество называется! Сидим оба мрачные, помятые – ни тебе аппетита, ни праздничного настроения. Я после приступа в себя прийти не могу. Северус тоже не в форме – наверняка Темный Лорд вчера здорово на них вызверился после того, как Гарри и Гермиона улизнули у него из-под носа. А ведь ему еще и со мной возиться пришлось. Хотел бы я не усложнять ему жизнь, но кажется, это не в моей власти. Как бы то ни было, хорошо, что я остался здесь на каникулы. Представляю, чем бы все могло закончиться, будь я дома! – У меня нет для тебя никакого подарка, – сообщаю я, кое-как прожевав, курицу. – Мне приходила мысль поискать что-нибудь, пока я был в Лондоне, но я решил, что ты меня убьешь. – Правильно решил, – подтверждает Северус, подозрительно глядя на меня, и после паузы добавляет: – Кроме того, ты сам – настоящий подарок. Последние слова он произносит с таким ехидством и так омерзительно при этом ухмыляется, что я чувствую себя так, словно на меня опрокинули контейнер с удобрениями, и начинаю перебирать в голове все, в чем успел перед ним провиниться. Умеет же человек одной фразой в душу нагадить! Талант, не иначе. – Надо же, какие мы стали обидчивые, – комментирует Северус мою реакцию. – А у меня, между прочим, подарок есть… Не спеши благодарить. Это не только для тебя, а, скорее, для всей вашей банды. Для всей банды? Что это с ним сегодня? Я смотрю, как он подходит к большому столу, и только сейчас замечаю, что на нем стоит нечто массивное, прикрытое светло-серой тканью. Он сдергивает ткань, и моему взору предстает здоровенный радиоприемник – почти как у меня дома, только чуть меньше. – Как раз то, что нам нужно. Будем слушать Селестину Уорлок и петь хором, – от изумления я говорю первое, что приходит в голову, и тут же виновато умолкаю. Северуса моя реакция ничуть не удивляет – кажется, он ожидал чего-то подобного. Он наклоняется над приемником и принимается оживленно крутить ручки. Я не знаю, как на это реагировать – никогда не думал, что он может слушать радио. Наконец, он удовлетворенно кивает и, стукнув палочкой по приемнику, четко произносит: – Гриммаулд Плейс. «…почти каждый день. Магглы, разумеется, ничего не понимают», – тут же доносится из приемника низкий мужской голос. «Да, это печально, Равелин», – произносит другой голос – очень знакомый. – Это же Ли Джордан! – восклицаю я, чуть не свалившись с кресла. Северус кивает и прижимает палец к губам. «Равелин, есть ли у тебя новости о пропавших без вести?» – продолжает Ли. «Где они находятся, точно неизвестно, но это и к лучшему. То, что Дирку Крессвеллу удалось сбежать, могу сказать со всей уверенностью. Долишу за этот побег чуть не свернули шею». – Северус, кто это? – шепотом спрашиваю я. – Кингсли Шеклболт. – Член Ордена? Он кивает и недовольно морщится. Я прикусываю губу и продолжаю слушать. «Возможно, следовало это сделать», – хмыкнув, замечает Ли. «Ничего подобного! – вмешивается еще один голос. – Пусть живет и здравствует и продолжает конвоировать заключенных. Должна же быть от него какая-то польза!» «Как это верно, Бакур1!» – хохочет Ли. Я умоляюще смотрю на Северуса, и тот, сжалившись, поясняет, не разжимая губ: – Чарли Уизли. Хм… можно было и догадаться по прозвищу. Я с интересом прислушиваюсь – все-таки, в каком-то смысле, свой человек. «А что думаешь ты, Ромул?» – спрашивает Ли. «Я думаю, это очень неплохо, что среди наших противников есть человек, который так уязвим к Конфундусу», – отвечает мягкий голос. На этот раз мне не нужно ничего выяснять – и так понятно, что Люпин. Я кошусь на Северуса, помня о том, что он терпеть его не может, но никакой особенной враждебности его лицо не выражает. «Отлично сказано! – восклицает Ли. – А теперь, дорогие радиослушатели, наш корреспондент Бакур расскажет нам о новостях Хогвартса». «Как ты знаешь, Бруно, в Хогвартсе сейчас каникулы, и все разъехались по домам, – говорит Чарли. – Но по дороге из школы Пожиратели смерти захватили в плен Луну Лавгуд, дочь редактора «Придиры», который здорово помогал нам. Из достоверных источников, о которых я не имею права сообщать, известно, что она жива». Я усмехаюсь и нахожу в кармане «достоверный источник». Значит, Луна написала и Джинни. Впрочем, было бы странно, если бы она этого не сделала. «Это скверная новость, Бакур, – сокрушенно вздыхает Ли. – Луна – славная девочка, да и от старика Лавгуда после этого едва ли можно ожидать помощи». «Ну, в этом его сложно винить, – замечает Шеклболт. – Если Пожиратели смерти шантажируют Ксенофилиуса, в чем я не сомневаюсь, у него просто не останется другого выхода. В конце концов, речь идет о его ребенке». «Будем надеяться, что Луна справится и вскоре окажется на свободе, – резюмирует Ли. – Бакур будет держать нас в курсе событий. Очередной выпуск «Поттеровского дозора» подошел к концу, уважаемые радиослушатели. Дату следующего эфира назвать не берусь, но он обязательно скоро состоится. Новый пароль: «перо феникса». Спасибо, что слушаете нас! И спокойной ночи!» – Как тебе это нравится? – осведомляется Северус, выключая радио. – Это потрясающе! – искренне восклицаю я. – Как тебе удается узнавать такие вещи? Он только загадочно улыбается. – Уизли в эфире бывает редко, а вот без Шеклболта и Люпина не обходится ни один выпуск. – Потрясающе! – повторяю я. – И как их до сих пор не засекли? – Они постоянно перемещаются, в эфир выходят нерегулярно, да еще и эти пароли… – он пожимает плечами и добавляет скептически: – Впрочем, я и сам удивляюсь. – Значит, после каникул я могу забрать приемник в штаб? – Нет, не можешь, я сейчас же его выброшу. – Только как его туда притащить? – рассуждаю я вслух, не заостряя внимания на его сарказме. – Он ведь такой здоровенный… – А уменьшающие заклинания, волшебники, очевидно, придумали исключительно для красоты, – язвительно произносит Северус. – И зачем вообще что-то куда-то тащить? Коль скоро твоя подружка Выручай-комната доставляет из кухни сливочное пиво, полагаю, она вполне способна сделать то же самое с радиоприемником. – Просто я никак не могу привыкнуть к ее возможностям, – признаюсь я и задумчиво спрашиваю: – Интересно, а она может так же переместить человека? Северус смотрит на меня как на слабоумного, и я поспешно заверяю его, что просто пошутил. – Подобрать пароль не так уж сложно – как правило, он связан с Орденом – но ты все-таки старайся их запоминать, – говорит Северус, откупоривая еще одну бутылку вина. Я энергично киваю. Запомню, куда денусь. Кажется, я никогда еще не получал на Рождество таких потрясающих подарков. И я еще думал, что это самый скверный праздник в моей жизни! Я ловлю себя на мысли, что блюда на столе, хоть и успели остыть, но выглядят жутко аппетитно, и придвигаю поближе ароматное жаркое. Видимо, сегодня я все-таки поужинаю. ____________________________________________________________________________ 1 – Бакур
Мне кажется, мы скоро поссоримся. Причем, по моей вине. С Рождества я сплю наверху, на диване. Это случайно получается. Когда «Поттеровский дозор» в следующий раз выйдет в эфир, неизвестно, вот я и сижу возле приемника до поздней ночи. А когда становится понятно, что эфира не будет, я боюсь спускаться вниз, потому что не хочу будить Северуса. Вот и остаюсь здесь. В конце концов, он ведь сам подарил мне это радио! И вполне логично, что я хочу услышать знакомые голоса и узнать последние новости! Эх, да кого я обманываю?.. Себя разве что. Знакомые голоса, ну да. Я и знаком-то только с Ли Джорданом и немного с Люпином, да и то, он едва ли помнит, кто я такой. И о новостях речи не идет – к Северусу информация поступает раньше, и я точно знаю, что ничего экстраординарного за эти дни не произошло. Зато какой прекрасный повод у меня появился, просто слов нет! Северус ничего не говорит и делает вид, будто все в порядке. Собственно, мы оба ведем себя так, словно ничего не происходит. Хотя оба прекрасно все понимаем. Не думаю, что это продлится долго – рано или поздно он не выдержит. Или я не выдержу, что тоже вполне вероятно. Я чувствую себя последней сволочью, но упорно продолжаю торчать в гостиной. Конечно, я никогда не тешил себя надеждой, что наши отношения с Северусом будут легкими и непринужденными, но никак не мог предположить, что сложности могут возникнуть из-за секса. И тем более не мог ожидать, что это именно я начну его избегать. Дикость какая-то, если задуматься. Кому из нас, в конце концов, семнадцать? А ведь поначалу все было хорошо! Эх… Хорошо, да не очень… Я подхожу к окну. Опять снегопад. За последние дни снега выпало столько, что ходить, не проваливаясь, наверное, просто невозможно. Прогуляться бы сейчас… – Кхм… – раздается за спиной, и я резко оборачиваюсь. – Разве я тебе не говорил, чтобы ты не высовывался в окно? – Прости, – я отхожу в сторону, стараясь не смотреть на него. Мне стыдно на него смотреть. – Невилл, поговорить не хочешь? Я мотаю головой и, прихватив с полки наугад какую-то книгу, забираюсь на диван и делаю вид, что погрузился в чтение. Тут же до меня доносится его смех. Я удивленно поднимаю голову и мгновенно понимаю, в чем причина веселья. Я держу книгу вверх ногами. Очаровательно. Мне и самому становится смешно – так, что я не могу сдерживаться, и в следующую секунду мы с ним радостно хохочем в два голоса. Мерлин, ну до чего все это глупо! Ведь взрослые же люди, неужели обязательно раздувать столько пафоса из-за ерунды? Дурак я все-таки. Северус садится на диван рядом со мной, отбирает книгу и небрежным движением отшвыривает ее в сторону. Мне хочется, чтобы он поцеловал меня, но просить об этом я не решаюсь. Но он и без слов догадывается, о чем я думаю. И целует. Целует так, что все мысли вылетают из головы, а страхи начинают казаться смешными. Его горячий язык переплетается с моим, и все прочее перестает иметь значение. Лучше бы он сделал это раньше – до конца каникул осталось совсем немного. Впрочем, я и сам бы мог это сделать, разве нет? Он прерывает поцелуй, скользнув губами по моей шее, отстраняется и серьезно говорит: – На самом деле, у меня к тебе дело. – Дело? – я не скрываю удивления. – Какое? – Важное, как ни странно, – он усмехается. – Нужно передать Гарри меч Гриффиндора, и мне потребуется твоя помощь. – Правда? – восторженно восклицаю я и хватаю его за руку, попутно обращая внимания на то, что он снова назвал Гарри по имени. Странно это, сказать по правде. – Правда-правда, только отцепись от меня, Мерлина ради, – ворчит Северус, но в его глазах я различаю искру веселья. – Полагаю, человек, который может достать Поттера из-под земли, мне не помешает. – Ты хочешь, чтобы я аппарировал нас к нему? – уточняю я и отпускаю его руку, предварительно поцеловав ладонь. – Не будь идиотом, – фыркает он. – Если ты нас аппарируешь, есть риск, что мы окажемся прямо у него перед носом. Как, по-твоему, он на это отреагирует? – Хм… Ну, наверное, он выхватит палочку и заорет: «Мерзавец, немедленно отпусти Невилла!» – предполагаю я, подумав. – Вот именно, – невозмутимо соглашается Северус. – Не знаю, как тебя, а меня подобный вариант развития событий решительно не устраивает. Поэтому аппарировать буду я. – Ясно. – Теперь слушай меня внимательно. Это портключ, – он кладет на стол карманное зеркало – то самое, в котором я недавно имел удовольствие лицезреть свою помятую рожу. – У тебя полные карманы портключей? – не сдержавшись, спрашиваю я. – Придержи язык, – он даже не улыбается. – Это Оборотное зелье, – вслед за зеркалом появляется объемная фляга. – Через двадцать минут ты сделаешь один глоток – только один, больше не нужно. Затем тебе придется переодеться, – он указывает на лежащий на диване комплект одежды и стоящие рядом ботинки. – Портключ зачарован на твое прикосновение, поэтому, когда будешь готов, сразу же отправляйся. Зелье возьми с собой – одного часа нам может не хватить. Размер обуви и одежды меня, мягко говоря, смущает. Он что, издевается? – Северус, мы будем изображать папашу с ребенком? – уточняю я со смешком. – Или ты просто мне льстишь? – Еще одна жалкая попытка пошутить, и я обойдусь без твоей помощи, – жестко говорит он. – Я абсолютно убежден, что она мне не понадобится, но когда приходится иметь дело с Поттером, лучше подстраховаться. Однако если ты продолжишь вести себя так, словно я пригласил тебя на пикник, мне придется пересмотреть свое мнение. Я прикусываю язык и покаянно опускаю голову. Слишком обрадовался, что он на меня не сердится, вот и веду себя как дурак. – Где я окажусь? – подумав, спрашиваю я. – В моем доме. – В твоем доме? – Что тебя так удивляет? Ты считал, что я бездомный? – Нет-нет, – я мотаю головой, – просто… хм… – Понятно, – фыркает он. – Итак, ты окажешься в моем доме. Ничего там не трогай, не зажигай свет и вообще сиди тихо и жди меня. Портключ не выпускай из рук – если я не появлюсь в течение сорока минут, он отправит тебя обратно. – Тебе может что-то помешать? – Не думаю. Но предпочитаю просчитывать все варианты. Вопросы есть? – Есть. Что конкретно мы будем делать? – Об этом я расскажу тебе позже, – отвечает Северус и направляется к камину: – И вот еще что: не шуми здесь и не выходи в кабинет. – Почему? – спрашиваю я и тут же все понимаю: – Дамблдор не в курсе, что ты решил взять меня с собой, да? Он коротко кивает. Я хочу было спросить, чем это вызвано, но Северус всем своим видом показывает, что за любой вопрос прибьет меня на месте. Поэтому я просто заверяю его, что выполню все в точности, и он, улыбнувшись, скрывается в камине. Как это всегда бывает, когда чего-то ждешь, минуты ползут медленно. Кажется, будто стрелки часов вообще не движутся. Зеркало лежит на столе, и мне дико хочется в него посмотреться. Вот не было бы оно портключом, я бы его даже не заметил. Наконец, отпущенное время истекает. Я глубоко вздыхаю, откупориваю флягу и делаю большой глоток. Вкус настолько омерзительный, что мне с трудом удается сдержать тошноту. В желудке начинается жжение и быстро распространяется по всему телу. Я буквально каждой клеточкой ощущаю, что стремительно уменьшаюсь в размерах. Причем, судя по ощущениям, мое тело расплавляется. Никогда раньше не пил Оборотное зелье и, надеюсь, что больше и не придется. С Круциатусом ощущения, конечно, не сравнить, но все равно приятного мало. Да и смотреть, как руки и ноги становятся все меньше и меньше, – тоже удовольствие весьма сомнительное. Вскоре превращение завершается, и я получаю возможность отдышаться. Одежда болтается на мне, как мешок, а брюки вообще самым неприличным образом сваливаются, и я едва успеваю их подхватить. Я внимательно изучаю свои новые руки. Мерлин, он что, в девчонку меня превратил? Да нет, вроде бы все на месте… Но ладошки у меня сейчас даже меньше, чем у Джинни! Видимо, Северус, решил совместить полезное с приятным – и меч Гарри передать, и надо мной поиздеваться. Очень на него похоже. Сбросив неподходящую одежду, я надеваю то, что он приготовил, в том числе два теплых свитера. Да, шмотки, которые мне показались детскими, – это то, что нужно. Не удержавшись, я разглядываю свою нынешнюю анатомию. Однако ж… Кажется, до девчонки мне теперь не так уж и далеко. Нет, он точно издевается!
|