САНТА-ХРЯКУС 7 страница

Существовал определенный ритуал, который повторялся из раза в раз и никогда не менялся.

И происходило все следующим образом: ребенок, как правило, терял дар речи, а присутствовавшая возле него мамаша наклонялась, снизу заглядывала Санта-Хрякусу в глаза и произносила очень многозначительным тоном, который взрослые обычно используют, когда устраивают некий заговор против детей: «Ты ведь хочешь куколку маленького лудильщика, правда, Дорин? А еще набор кухонной посуды, который видела на витрине? И книжку с кухонными аппликациями? Ну, что надо сказать?»

И ошеломленное дитя должно было прошептать:

— 'П'сибо.

После чего получало надувной шарик или апельсин.

Но на этот раз мамаше удалось произнести только:

— Ты ведь хочешь…

— СКАЖИ, ДИТЯ, А ПОЧЕМУ У ТЕБЯ РУКИ ВИСЯТ НА ВЕРЕВОЧКАХ?

Дитя посмотрело на рукава, к которым были привязаны варежки, и подняло руки.

— Ваешки, — сообщило оно.

— ПОНЯТНО. ОЧЕНЬ ПРАКТИЧНО.

— А ты наштоящий? — спросила шапка.

— А ТЫ КАК ДУМАЕШЬ? — Шапка хихикнула.

— Я видела, как твоя швинка писала!

Судя по тону, более увлекательного зрелища шапке с кисточками видеть еще не приходилось — и в ближайшее время вряд ли придется.

— О. Э… ХОРОШО.

— У нее был такой большой…

— НУ И ЧТО ЖЕ ТЫ ХОЧЕШЬ НА СТРАшДЕСТВО? — торопливо перебил ее Санта-Хрякус.

Мама вспомнила свою связанную с расходами реплику и быстренько затараторила:

— Она хочет…

Санта-Хрякус нетерпеливо щелкнул пальцами, и рот заботливой мамаши захлопнулся.

Поняв, что такой шанс предоставляется только раз в жизни, дитя стремительно выпалило:

— Я хочу амию. И башой замок с такими остиями. И меч.

— ЧТО-ЧТО? — не понял Санта-Хрякус.

— Башой меч, — поправилось дитя после некоторых раздумий.

— ХОРОШО.

«Потерянный дядюшка» подтолкнул Санта-Хрякуса локтем.

— Они должны сказать «спасибо».

— ТЫ УВЕРЕН? МНЕ ЕЩЕ НИКОГДА И НИКТО НЕ ГОВОРИЛ «СПАСИБО».

— А Сайта-Хрякусу говорят, — прошипел Альберт. — А ведь он — это ты, правильно?

— ДА. КОНЕЧНО. ГМ… ТЕБЕ ПОЛАГАЕТСЯ СКАЗАТЬ «СПАСИБО», МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕЧЕК.

— 'П'сибо.

— ВЕДИ СЕБЯ ХОРОШО. ЭТО ЧАСТЬ СОГЛАШЕНИЯ.

— Лано.

— ЗНАЧИТ, МЫ ЗАКЛЮЧИЛИ КОНТРАКТ. — Санта-Хрякус потянулся к мешку и достал оттуда…

…Очень большую модель замка с остроконечными коническими крышами на башнях, словно созданных для заточения принцесс…

…А также коробку с несколькими сотнями рыцарей и воинов в ассортименте…

…И меч. Он был добрых четыре фута в длину, и кромка его ослепительно блестела.

Мамаша от удивления открыла рот.

— И это вы называете детскими игрушками?! — завопила она. — Но это же опасно!

— ЭТО МЕЧ, — возразил Санта-Хрякус. — ГДЕ ТЫ ВИДЕЛА БЕЗОПАСНЫЕ МЕЧИ?

— Она маленькая девочка! — заорал господин Крохобор.

— МЕЧ — ОЧЕНЬ ПОЗНАВАТЕЛЬНАЯ ШТУКА.

— А если она случайно порежется?

— ИСТИННОЕ ПОЗНАНИЕ ПРИОБРЕТАЕТСЯ ЧЕРЕЗ ОПЫТ.

«Потерянный дядя» что-то прошептал ему на ухо.

— ПРАВДА? НУ ЧТО Ж, ПРИДЕТСЯ ПОВЕРИТЬ НА СЛОВО. В КОНЦЕ КОНЦОВ, КТО Я ТАКОЙ, ЧТОБЫ СПОРИТЬ?

Лезвие стало деревянным.

— И все остальное ей тоже не нужно! — воскликнула мамаша, хотя недавние слова ее дочки свидетельствовали об обратном. — Она ведь девочка! И я… я не могу позволить себе такие шикарные игрушки!

— НО ЭТО ЖЕ ПОДАРОК, — несколько озадаченно произнес Санта-Хрякус.

— Подарок? — не поняла мать.

— Подарок? — с ужасом переспросил Крохобор. — Нет! Это наш товар! Какое право ты имеешь раздаривать его направо-налево?! Мы тут деньги зарабатываем, а не подарки да… Ну, то есть… да, конечно, страшдество, детям надо дарить игрушки, — быстро поправился он, поняв, что на него с изумлением смотрят люди. — Но сначала их надо купить, понимаешь? Я имею в виду… ха-ха. — Он нервно засмеялся, все четче осознавая, что происходит нечто странное, и чувствуя на себе подозрительный взгляд «Потерянного дядюшки». — Игрушки ведь не делаются волшебными эльфами, живущими у Пупа, ха-ха-ха…

— Вот именно, — глубокомысленно произнес «дядюшка». — Только маньяк может дать эльфу стамеску, если, конечно, не хочет, чтобы ему на лбу вырезали его инициалы.

— Значит, все это бесплатно? — резко спросила мать Дорин, наотрез отказываясь уходить от центральной темы разговора.

Господин Крохобор беспомощно посмотрел на игрушки. Они определенно не были похожи на те, что хранились у него на складе.

А затем он попытался повнимательнее рассмотреть нового Санта-Хрякуса. Каждая клетка его мозга твердила, что это веселый толстячок в красно-белом костюмчике.

Ну… почти каждая. Некоторые клетки, более прозорливые, сообщали, что глаза на самом деле видят нечто иное. Правда, что именно — тут глаза и клетки никак не могли сойтись во мнениях. А еще пара клеток просто взяла и отключилась.

— Гм… Кажется, да, — процедил господин Крохобор сквозь зубы.

 

Несмотря на страшдество во всех зданиях Университета кипела лихорадочная деятельность. Волшебники в любом случае [16]не ложились спать рано, но сегодня в самую полночь должен был начаться Страшдественский пир.

Об истинных масштабах Страшдественского пира можно было получить представление из того факта, что легкой закуской в Незримом Университете назывались три-четыре блюда, не считая сыров и орешков.

Некоторые волшебники начинали практиковаться загодя. Декан, в частности, теперь мог поднять на вилке двадцатифунтового индюка. Ожидание полуночи только придавало здоровую остроту профессионально отточенным аппетитам.

В зданиях царило приятное ожидание, слюнные железы уже шипели в предвкушении, заранее подбирались пилюли и порошки, которые через несколько часов могли понадобиться для отражения контратаки скопившихся чуть ниже грудной клетки и воюющих друг с другом восемнадцати блюд.

Подняв воротник балахона, Чудакулли вышел на снег. В окнах факультета высокоэнергетической магии горел свет.

— Ну, не знаю, не знаю… — пробормотал аркканцлер. — Ночь перед страшдеством, а они ещё работают. Это ненормально. Страшдество ведь… Вот когда я был студентом, к этому времени я уже успевал дважды протрезветь…

На самом деле Думминг Тупс и его группа студентов-исследователей подготовились к встрече страшдества. Они украсили Гекс веточками остролиста, а на большой стеклянный купол, под которым находился главный муравейник, надели бумажную шляпу.

Чудакулли казалось, что при каждом его посещении что-то новое появлялось в… механизме, думающей машине — или как там еще называли эту штуковину. Иногда всего за одну ночь таинственный прибор самостоятельно перестраивался. А иногда, по словам Думминга, Гекс составлял и выдавал планы того, что ему требовалось. Как правило, от этой штуковины у Чудакулли по спине начинали бегать мурашки. Впрочем, сегодня мурашки принялись скакать особенно оживленно: перед странным прибором сидел казначей. На мгновение Чудакулли даже думать забыл о всяких грибных гномиках.

— А ты что здесь делаешь, старина? — осведомился он. — Ты же должен быть у себя в комнате и интенсивно прыгать, освобождая побольше места в животе. Сегодня ведь Страшдественский пир, помнишь?

— Ура всему розовому, синему и зеленому, — откликнулся казначей.

— Э… мы думали, что Гекс может… ну… помочь, сэр, — сообщил Думминг Тупс, считавший себя символом разумности Незримого Университета. — Решить проблему казначея. Мы думали, это будет ему хорошим подарком на страшдество.

— О боги. У казначея нет никаких проблем, — сказал Чудакулли и похлопал бесцельно улыбавшегося человека по голове, одновременно произнося одними губами слова «совсем сбрендил». — Немного рассеян, и все. Я сказал: «НЕМНОГО РАССЕЯН», да? Неудивительно: он столько времени проводит, складывая эти числа. На свежий воздух и не выходит. Я сказал: «МАЛО БЫВАЕШЬ НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ, СТАРИНА!»

— Мы подумали, может, ему хочется с кем-нибудь поговорить… — растерянно промолвил Думминг.

— Что-что? Но я с ним постоянно разговариваю! Стараюсь как можно меньше оставлять его наедине с собой, — пожал плечами Чудакулли. — А то он сразу начинает хандрить.

— Э… да… определенно, — дипломатично заметил Думминг. Он помнил казначея как человека, который считал очень веселым времяпровождением поглощение яйца всмятку. — Итак… э… но мы попробуем еще раз, хорошо? Ты готов, господин Динвидди?

— Да, спасибо, зеленый и немного корицы, если не затруднит.

— Интересно, о чем он будет разговаривать с машиной? — мрачно сказал Чудакулли. — У этой штуки и ушей-то нет.

— На самом деле мы сделали одно ухо, — возразил Думминг. — Э…

Он показал на большой барабан в лабиринте трубок.

— А это не слуховая ли труба Ветром Сдумса торчит оттуда? — подозрительно осведомился Чудакулли.

— Она самая, аркканцлер. — Думминг откашлялся. — Тут такое дело: звук распространяется волнами…

Неожиданно вспомнив, что разговаривает с волшебником, Думминг осекся. Предугадать ход мыслей Чудакулли было довольно просто: раз «волны» — значит, «море». А дальше начнется бессмысленный спор, каких случалось уже немало. Возникнет очередное бездонное недопонимание, которое всегда возникало при попытке что-либо объяснить аркканцлеру. Наверняка будут помянуты «прибой», «песок», а то и «мороженое»…

— Все происходит при помощи магии, аркканцлер, — поправился Думминг, отказываясь от борьбы.

— А, понятно, — несколько разочарованно произнес Чудакулли. — Значит, никаких там сложностей с пружинками, шестеренками и трубочками?

— Никаких, сэр, — кивнул Думминг. — Простая магия. Правда, достаточно передовая.

— Все понятно. И каков ее итог?

— Геке может слышать все, что ты ему говоришь.

— Интересно. Значит, не надо пробивать дырки в картонках и нажимать на клавиши, чем вы тут постоянно занимаетесь?

— Я сейчас все продемонстрирую, сэр, — пообещал Думминг. — Так, Адриан, инициализируй ГБР.

— Как это? Как это? — заинтересованно спросил Чудакулли из-за его спины.

— Это значит… ну, потяни главный большой рычаг, — неохотно пояснил Думминг.

— А, ГБР куда короче. Разумно, разумно… — Думминг вздохнул:

— Совершенно согласен, аркканцлер.

Он кивнул одному из студентов, который потянул красный рычаг с табличкой «Не тянуть». Где-то внутри Гекса пришли в движение шестеренки. Маленькие заслонки перед муравейниками открылись, и миллионы муравьев побежали по паутине стеклянных трубок. Думминг принялся стучать по деревянной клавиатуре.

— Никак понять не могу, как ты помнишь, что надо делать, — покачал головой Чудакулли, наблюдая за его действиями с некоторым оттенком изумленного интереса.

— В основном я действую интуитивно, аркканцлер, — ответил Думминг. — Хотя следует затратить определенное время на начальное обучение. Итак, казначей, — добавил он, — в принципе, уже можно что-нибудь сказать…

— Он говорит: «СКАЖИ ЧТО-НИБУДЬ, КАЗНАЧЕЙ!» — услужливо прокричал Чудакулли прямо в ухо казначею.

— Штопор? Это ж перышко, говорила няня, — откликнулся казначей.

Внутри Гекса что-то закрутилось. В дальней части комнаты неуклюже начало вращаться модернизированное водяное колесо, увешанное бараньими черепами.

Гусиное перо, закрепленное в переплетении пружин и направляющих, принялось выводить буквы:

«+++ Почему Ты Считаешь Себя Перышком? +++»

На мгновение казначей замешкался, а потом ответил:

— Знаешь, у меня есть своя ложка.

«+++ Расскажи Мне О Своей Ложке. +++»

— Э-э… она маленькая…

«+++ Твоя Ложка Тебя Беспокоит? +++»

Казначей нахмурился. Но затем ожил.

— Оп-ля, а вот и господин Студень! — воскликнул он, но как-то не очень воодушевленно.

«+++ Как Долго Ты Был Господином Студнем? +++»

Казначей аж взвился.

— Ты что, издеваешься надо мной? — выкрикнул он.

— Поразительно! — воскликнул Чудакулли. — Эта штуковина все-таки его достала. Получше пилюль из сушеных лягушек будет! Как тебе это удалось?

— Э… — смутился Думминг. — Так получилось…

— Поразительно, — повторил Чудакулли, выколачивая трубку о наклейку Гекса с надписью «Муравейник Inside». — Значит, эта штука — искусственный мозг?

— Можно выразиться и так, — осторожно заметил Думминг. — Конечно, Гекс не умеет мыслить. Совсем нет. Это просто кажется, что умеет.

— А-а, навроде декана, понял, понял… — кивнул Чудакулли. — А можно засунуть такой вот мозг в голову декана?

— Аркканцлер, прибор весит десять тонн.

— Правда? О-очень большой лом понадобится… — Он немного помолчал, а потом опустил руку в карман. — Кстати, я же пришел сюда по делу. Позвольте представить: грибной гномик…

— Привет, — застенчиво поздоровался гномик.

— …И появился он, чтобы сегодняшнюю страшдественскую ночь провести вместе с нами. Знаешь, мне показалось это странным. Конечно, любое страшдество сопровождается чем-то нереальным, — пояснил Чудакулли. — Последняя ночь в году и так далее. Санта-Хрякус везде крутится и тому подобное. Время самых длинных теней и все прочее. Собирается вся оккультная чепуха за весь год. Всякое может случиться. Я подумал, может, ты его проверишь? Хотя, наверное, волноваться не о чем.

— Грибной гномик? — переспросил Думминг. Гномик покрепче прижал к себе мешок.

— А что особенного? — пожал плечами Чудакулли. — В конце концов, бывают же зубные феи, верно? Кстати, есть бог вина, так почему бы не быть богу похмелья…

Он вдруг замолчал.

— Никто ничего не слышал?

— Что-что, аркканцлер?

— Динь-динь-динь, как серебряный колокольчик.

— Прошу прощения, сэр, но я ничего не слышал.

Чудакулли пожал плечами.

— Ну и ладно… о чем это я?.. Ах да… так вот, до сегодняшнего вечера о грибном гномике никто никогда не слышал..

— Это верно, — подтвердил гномик, — даже я не слышал о себе до сегодняшнего вечера.

— Мы выясним все, что можно, аркканцлер, — дипломатично заявил Думминг.

— Молодец, — похвалил его Чудакулли и положил гномика обратно в карман.

После чего поднял взгляд на Гекса.

— Поразительно, — снова сказал он. — Стало быть, эта штуковина только выглядит так, будто умеет думать?

— Э…да.

— А на самом деле она не думает?

— Э… нет.

— То есть просто создает впечатление, будто бы думает, а на самом деле это все показуха?

— Э… да.

— Ну точь-в-точь как все мы, — восхитился Чудакулли.

 

Прежде чем сесть на официальное колено, мальчик окинул Санта-Хрякуса оценивающим взглядом.

— Давай по-честному, — предложил он. — Я знаю, ты просто нарядился Санта-Хрякусом. Санта-Хрякус — это биологическая и временная невероятность. Надеюсь, мы понимаем друг друга?

— А. ЗНАЧИТ, МЕНЯ НЕ СУЩЕСТВУЕТ?

— Правильно. Ты всего лишь часть сезонной кутерьмы, причем направленная исключительно на получение прибыли. Моя мать уже купила мне подарки. Я сам проинструктировал ее, чтобы она купила то, что мне нужно. Иногда она не все понимает.

Санта-Хрякус бросил взгляд на стоявшее рядом воплощение материнской неэффективности.

— СКОЛЬКО ТЕБЕ ЛЕТ, МАЛЬЧИК? — Мальчик закатил глаза.

— Не так, совсем не так, — упрекающе произнес он. — Я ж не в первый раз, право слово. Сначала полагается спросить, как меня зовут.

— ААРОН ФИДЖЕТ, УСАДЬБА «СОСНЫ», КРАЙНЯЯ ДОРОГА, АНК-МОРПОРК.

— Твои информативные источники неплохо работают, — одобрил Аарон. — Полагаю, люди, одетые эльфами, загодя получают информацию от матерей.

— ТЕБЕ ВОСЕМЬ ЛЕТ, ПОВЕДЕНИЕ… О, ПОЧТИ ПЯТЕРКА, — ответил Санта-Хрякус.

— А кроме того, есть платежные ведомости, там тоже указываются сведения о покупателе, — продолжал Аарон.

— И ТЫ ЗАКАЗАЛ ТРУД ОРЕКХА «НЕОПАСТНЫЕ РЕПТИЛИИ РАВНИНЫ СТО», ВЫСТАВОЧНЫЙ ШКАФ, АЛЬБОМ ДЛЯ КОЛЛЕКЦИОНИРОВАНИЯ, СКЛЯНКУ С ЯДОМ И ПРЕСС ДЛЯ ЯЩЕРИЦ. А ЧТО ТАКОЕ ПРЕСС ДЛЯ ЯЩЕРИЦ?

— Ящерицы не бабочки — как прикажешь наклеивать их в альбом? Мог бы и сам головой подумать… Гм, наверное, она рассказала вам все это, когда я задержался у витрины с карандашами. Послушай, может, прекратим этот цирк? Просто дай мне апельсин и разбежимся кто куда.

— Я МОГУ ДАТЬ ТЕБЕ НАМНОГО БОЛЬШЕ.

— О да, конечно. И чего только не придумают, чтобы привлечь доверчивых покупателей. Подсадные утки в толпе и так далее. Надо же, у тебя даже борода фальшивая. Кстати, старина, тебе известно, что один из твоих кабанчиков…

— ИЗВЕСТНО.

— Зеркало там, труба здесь и дернуть за тросик. Все элементарно. И, должен сказать, крайне неправдоподобно.

Санта-Хрякус щелкнул пальцами.

— Похоже, это условный знак, — сообщил мальчик, слезая с колена. — Большое спасибо, приятно было побеседовать.

— СЧАСТЛИВОГО СТРАШДЕСТВА, — откликнулся Санта-Хрякус, провожая мальчика взглядом.

«Потерянный дядюшка» похлопал его по плечу.

— Все отлично, хозяин, — похвалил он. — Исключительное терпение. Лично я подарил бы ему хороший удар по уху.

— УВЕРЕН, ОН СКОРО ОСОЗНАЕТ СВОИ ОШИБКИ. — Красный капюшон повернулся так, чтобы только Альберт мог заглянуть внутрь. — Когда откроет коробки, которые несет его мать… хо. хо. хо.

 

— Не затягивай слишком туго! Не затягивай!

— ПИСК.

Не обращая внимания на ссору за спиной, Сьюзен продолжала исследовать ущелья библиотеки Смерти, которая была столь огромна, что в ней вполне могли бы образоваться облака — если бы, конечно, посмели.

— Хорошо, хорошо, — произнес голос, который она старалась не замечать. — Примерно так. Я же должен шевелить крыльями.

— ПИСК.

— Ага, — едва слышно произнесла Сьюзен. — Санта-Хрякус…

Ему была посвящена не одна книга, а несколько полок. Первый том был написан, как ей показалось, на свитке кожи. Санта-Хрякус был очень старым.

— Да, да, отлично. Ну, как я тебе?

— ПИСК.

— Госпожа? — обратился к ней ворон, желая выслушать еще одно мнение.

Сьюзен обернулась. Ворон с алой грудью пропрыгал мимо.

— Чирик-чик-чик, — пропел он. — Фьють-фьють. Прыг-прыг, какая я славная пташка…

— Ты обманываешь только себя, — сказала Сьюзен. — Веревку видно.

Она развернула свиток.

— Может, стоит сесть на припорошенное снегом бревно? — задумчиво пробормотал ворон. — Может, именно этого не хватает?

— Но… Я не могу это прочесть! — воскликнула Сьюзен. — Буквы такие… странные…

— Эфирные руны, — сразу распознал ворон. — В конце концов, Санта-Хрякус ведь не человек.

Сьюзен провела ладонью по тонкой коже. Образы обволокли ее пальцы.

Она не могла прочесть написанное, но могла почувствовать. Она ощущала резкий запах снега, настолько отчетливый, что ее дыхание стало вырываться изо рта облачками пара. Слышала звуки, топот копыт, треск ветвей в замерзающем лесу…

Яркий светящийся шар…

Сьюзен очнулась и оттолкнула от себя свиток. Затем взяла другой, который больше походил на полоски коры. Буквы парили над его поверхностью. Каким бы этот язык ни был, для чтения глазами он явно не предназначался — скорее он был похож на некий шрифт Брайля для чтения пытливым умом. Образы извивались вокруг ее чувств: мокрый мех, пот, сосны, сажа, ледяной воздух, привкус влажной золы, свиное… навоз — торопливо поправила та частичка разума, что отвечала за воспитание детей. Еще были кровь и вкус… бобов? Образы без слов. Почти… живые.

— Но это все не так! Всем известно: Санта-Хрякус — веселый толстяк, который раздает подарки детям! — воскликнула она.

— Сейчас — да, но не раньше. Сама знаешь, как бывает, — сказал ворон.

— Я?

— Ну, типа курсов переквалификации, — пояснил ворон. — Даже боги вынуждены шагать в ногу со временем. Возможно, несколько тысяч лет назад он был совсем другим. А что, вполне понятно. Тогда и чулок-то никто не носил.

Он почесал клюв.

— Да, — продолжал ворон, явно входя во вкус. — Вероятно, он был обычным зимним деми… как там их обычно зовут? Никак не могу запомнить. Ну, всякое разное… кровь на снегу, заставлял вставать солнце. Все началось с жертвоприношений животных: нужно было загнать насмерть огромное мохнатое животное. Знаешь, в Овцепикских горах до сих пор живут люди, которые на свячельник неизменно убивают королька, а потом бродят от дома к дому и поют веселые песенки о невинно убиенной птахе. Танцы-шманцы, ну и обжиманцы, разумеется, куда без них. Очень фольклорно, очень мистически.

— Королька? Но почему именно его?

— Понятия не имею. Может, кто-нибудь когда-нибудь предложил: «Значит, так, либо мы мочим здоровенного поганого орла с острым загнутым клювом и большими страшными когтями, либо королька размером с горошину, который все время чирикает. Ну, выбирайте…» Выбор был очевиден. Так или иначе, потом все опустилось до уровня религии и начались обряды, весь смысл которых состоял в том, чтобы найти у себя в похлебке особый боб. «Ого, — тогда говорили все, — да ты же король, дружище». А бедняга, в чей суп подложили эту гадость, думал: «Ну надо же, король… Как удачненько все обернулось». Только уже в следующий момент бедняга удирал по снегу, а за ним мчались его бывшие дружки со священными серпами в руках, чтобы земля ожила, а снег отступил. Очень, знаешь ли, этнически. А потом наконец до какого-нибудь умника вдруг доходило: «Эй, похоже на то, что это клятое солнце и так каждый день встает, так зачем же мы кормим на халяву дармоедов-друидов?» Фьюить серпом по чему попало — и куча должностей свободна. Боги — они такие. Всегда найдут способ… примазаться.

— «…Клятое солнце и так каждый день встает…» — повторила Сьюзен. — Откуда ты это знаешь?

— Из личного опыта. Случается каждое утро. Сам видел.

— Я имею в виду о священных серпах и всем прочем.

Ворон принял самодовольный вид.

— Ворон обыкновенный весьма и весьма необыкновенная оккультная птица. К примеру, бог грома Слепой Ио раньше всегда прибегал к услугам воронов. Они облетали его владения, а потом докладывали, где что творится.

— Раньше? А сейчас?

— Ну-у-у-у… ты знаешь, у него ж совсем нет глаз на лице, а только эти, свободно плавающие глазные яблоки, которые и отвечают за передачу изображения… — Ворон от смущения закашлялся. — На самом деле рано или поздно это должно было случиться.

— Слушай, ты можешь думать о чем-нибудь другом, кроме глазных яблок?

— Разумеется. Есть еще внутренности.

— ПИСК.

— Кстати, он прав, — сказала Сьюзен. — Боги не умирают. Во всяком случае, окончательно… Они продолжают существовать — где-то. Внутри какого-нибудь камня, в словах песни, в разуме животного, в шепоте ветра. Они никогда не уходят окончательно, цепляются за мир всеми когтями, ведут вечную борьбу за право вернуться. Однажды бог — всегда бог. Природа зимой тоже как будто умирает…

— Ладно, — кивнула Сьюзен. — Посмотрим, что же с ним случилось…

Она сняла с полки последнюю книгу и открыла ее наудачу…

Ощущения ударили ее словно хлыстом…

…Копыта, страх, кровь, холод, ночь…

Она выпустила книгу из рук, и та сразу захлопнулась.

— ПИСК?

— Я… в порядке.

Взглянув на книгу, Сьюзен поняла, что на самом деле это было дружеское предупреждение, как от домашнего животного, обезумевшего от боли, но все еще послушного, не желающего царапать или кусать руку кормившего. Пока не желающего. Где бы ни был Санта-Хрякус, мертвый или живой, он хотел, чтобы его оставили в покое…

Она посмотрела на Смерть Крыс. Крошечные глазные впадины маленького скелета пылали обескураживающе знакомым синим светом.

— ПИСК. И-ИСК?

— Крыса говорит, что если бы она хотела узнать все о Санта-Хрякусе, то отправилась бы в Замок Костей.

— О, это все детские сказки, — махнула рукой Сьюзен. — Туда якобы попадают письма, отправленные через каминную трубу. Просто старая легенда.

Она обернулась. Смерть Крыс и ворон молча смотрели на нее, и она вдруг поняла, что ведет себя слишком нормально.

— ПИСК?

— Крыса спрашивает: «Что значит “просто”!» — перевел ворон.

 

Сетка подошел к стоявшему в саду Среднему Дэйву. Если вообще можно было назвать это садом. Скорее то была земля рядом с… домом. Если вообще можно было назвать это домом. Разумеется, никто не жаловался, просто по очереди периодически выходили наружу. Внутри было как-то нехорошо.

Сетка поежился.

— А где сам? — спросил он.

— Там, наверху, — ответил Средний Дэйв. — Все пытается открыть ту комнату.

— Ту самую, с замками?

— Во-во.

Средний Дэйв скручивал самокрутку. Внутри дома… или башни… или места курить было нельзя, по крайней мере нормально. Вкус у табака был ужасным, и к горлу сразу подступала тошнота.

— Но зачем? Мы ведь сделали все, ради чего пришли… Стояли как толпа идиотов и глазели, как произносит заклинания этот недоволшебник. Я едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Что еще ему нужно?

— Говорит, что, если комната закрыта, он должен посмотреть, что внутри.

— А я думал, мы должны сделать то, зачем пришли, и уйти!

— Да? Так скажи ему об этом. Хочешь самокрутку?

Сетка взял кисет и успокоился.

— Много поганых мест я повидал, но такого…

— Во-во.

— Особенно изматывает эта его… вездесущность. Он как будто повсюду. И хочется набить брюхо чем-нибудь еще, кроме яблок.

— Во-во.

— А это треклятое небо — оно действует мне на нервы.

— Во-во.

Они старались не смотреть на небо. Почему-то казалось, что оно с минуты на минуту может свалиться. Прямо на тебя. По краям неба зияли огромные провалы — там, где их не должно было быть. И от этих провалов глаза начинали ныть, как больные зубы.

Неподалеку качался на качелях Банджо. «Как ни странно, — подумал Дэйв, — Банджо чувствует себя здесь прекрасно».

— Вчера Банджо нашел дерево, на котором растут леденцы, — уныло сообщил он. — Я сказал «вчера», хотя кто знает, когда это было на самом деле? И он ходит за ним, как щенок. С тех пор как умерла мама, никто и пальцем не смел тронуть Банджо. Он ведь как маленький мальчик, понимаешь? Внутри. Всегда был таким. За всем обращался ко мне. Раньше как было? Я говорю: «А ну, врежь ему» — и он ка-ак даст…

— После его удара мало кто поднимался.

— Во-во. А теперь Банджо ходит за ним повсюду. Я уже устал от этого.

— Тогда что ты здесь делаешь?

— Десять тысяч долларов. А он говорит, что будет даже больше, понимаешь? Больше, чем можно представить.

Он — так всегда называли Чайчая.

— Ему нужны не только деньги.

— Да, но мировое господство — не-ет, под этим я не подписывался, — буркнул Средний Дэйв. — Из-за власти в такие неприятности можно вляпаться…

— Помню, твоя мама всегда твердила что-то похожее, — сказал Сетка. Средний Дэйв закатил глаза. Все помнили Ма Белолилию. — Твоя мать была очень прямой женщиной. Строгой, но справедливой.

— Во-во… строгой.

— А еще помню, как она придушила Лощеного Рона его же собственной ногой, — продолжал Сетка. — У твоей мамаши была опасная правая рука.

— Во-во. Опасная…

— Она не стала бы терпеть такого, как Чайчай.

— Во-во, — согласился Средний Дэйв.

— Кстати, хорошие похороны вы ей устроили. Все Тени собрались проводить. Надели лучшие костюмы. Столько цветов. Все выглядели такими… — Сетка попытался подобрать нужное слово. — Такими счастливыми. В печальном смысле этого слова, разумеется.

— Во-во.

— Слушай, а ты, случаем, не знаешь, как отсюда можно выбраться?

Средний Дэйв покачал головой.

— Вот и я тоже. Думаю, надо найти то место… — Сетка вздрогнул при воспоминании. — Ну, где он расправился с возницей… Ужас, до сих пор мурашки по коже. Я бы так даже с собственным папашей не поступил…

— Во-во.

— Был бы он просто чокнутым, все было бы путем, со всякими психами тоже работали. Но он может говорить нормально, а потом…

— Во-во.

— А может, попробуем подкрасться к нему сзади и…

— Ага, сейчас. И сколько времени мы потом проживем? Точнее говоря, сколько секунд?

— Ну а вдруг повезет… — начал было возражать Сетка.

— Да? Ты же его видел. Он не из тех, кто станет угрожать. Он из тех, кто убьет и глазом не моргнет. Вжик — и ты уже на небесах. Нет, надо держаться. Это как в поговорке про то, что будет, если попробовать оседлать тигра.

— И что будет? — подозрительно спросил Сетка.

— Ну… — Средний Дэйв задумался. — Ну, ветки будут бить по лицу, блохи всякие. А нужно держаться. Думай о деньгах. Здесь их целые мешки. Сам видел.

— Я все время думаю об этом стеклянном глазе. Мне кажется, он смотрит прямо мне в голову.

— Не волнуйся. Тебя он ни в чем не подозревает.

— Откуда ты знаешь?

— Ты ведь еще жив, верно?

 

В грот Санта-Хрякуса вошла девочка с абсолютно круглыми от восторга глазами.

— СЧАСТЛИВОГО СТРАШДЕСТВА. ХО. ХО. ХО. ТЕБЯ ЗОВУТ… ЕФРАЗИЯ КОЗЕЛ, ПРАВИЛЬНО?

— Давай, милая, скажи дедушке.

— 'а.

— И ТЕБЕ ШЕСТЬ ЛЕТ.

— Не молчи, маленькая. Знаете, они все одинаковые в этом возрасте…

— 'а.

— И ТЫ ХОЧЕШЬ ЛОШАДКУ…

— 'а.

Крохотная ручонка притянула капюшон Санта-Хрякуса к маленькому ротику. До «Потерянного дядюшки» донесся громкий шепот. Затем Санта-Хрякус снова откинулся на спинку своего кресла.