Все до одного.
Виски. Танго. Фокстрот. Что, черт возьми, это было? Написано все черными чернилами, почерк прыгал, в некоторых местах буквы были расплывшиеся, словно от капель. Может, это слезы? Мэг вспомнила, сколько слез пролила сама, делая записи в своем дневнике, и явно представляла себе, как автор этого дневника делает то же самое. По речи сложно было предположить время написания текста — было ли это написано недавно или десятки лет назад. И все еще ни намека на личность автора. И вновь Мэг ощутила порыв закрыть дневник, оставить его на скамье у окна и уйти. Ей не стоит этим заниматься. Но все-таки она чувствовала, что должна продолжить, несмотря на предупреждения автора. Она уже на крючке. Но это все равно неправильно, и Мэг прекрасно знала об этом. Это чьи-то потаенные мысли, а когда читаешь чьи-то потаенные мысли... это может привести к ужасным последствиям. Мэг представила себе, что о ней подумали бы Минни, Ти Джей или даже Джессика Лоуренс, если бы прочитали ее дневник. Как и большая часть жизни Мэг, некоторые слова должны остаться несказанными. Именно по этой причине она вела дневник. И этот дневник был в какой-то мере одной из главных вещей в ее жизни. Он отражает ее абсолютно подлинную, единственное место, где она всегда может быть сама собой и в любой момент говорить именно то, что хочет. Там она никогда не отмалчивается, не стесняется и уверена в себе. Ей стоит отложить дневник. Но вместо этого она перевернула страницу.
ДВАДЦАТЬ
|
