Глава третья. Клод вынес грязную, пропитанную потом одежду из дома и бросил ее на окровавленные простыни

22 сентября 1517 года

Клод вынес грязную, пропитанную потом одежду из дома и бросил ее на окровавленные простыни. Там были рубашки его отца, кисти его матери из конских волос, детская обувь и игрушки. Он выкинул все эти вещи, поскольку так приказали горожане. Он зашел внутрь, схватил одну из свечей, а затем поджег все эти вещи.

Он почувствовал некое облегчение, когда увидел, как все это сгорает. Любимые красные штаны Жака. Фартук мамы. Шарфы, которыми она завязывала волосы во время готовки. Куклы из веревок Энзо, который называл их солдатами, хотя Клод был уверен, что они предназначались для девочек. И одежда его отца… среди которой была и накидка палача. Нет, ему не было грустно, когда огонь поглотил все это.

Дом был одним большим напоминанием о том, что он потерял. Живя в одиночестве последние недели, он все время вспоминал. Вот здесь Жак сказал свои первые слова. Вот тут, в углу стола, мама дала Клоду в детстве фигурки из глины, которыми он играл. В том углу спальни Клод спал вместе с Энзо, который все время говорил во сне.

Были и друге воспоминания… страшные, которые появились тогда, когда Клод ожидал их меньше всего. Он готовил рис на огне, когда он услышал голос отца, который насмехался над ним. Он наклонился к полу, ссутулился, чтобы взять что-то, и поморщился, подумав о том, как отец бил его ремнем. Несмотря на то, что Артур умер несколько недель назад, Клод все еще чувствовал его угрюмое присутствие. Он, казалось, иногда управлял Клодом, много раз он выпивал ром из бутылок своего отца, чтобы забыться.

Когда огонь уменьшился, Клод услышал мычание умирающей лошади. Они продолжали приносить животных в жертву. Две лошади, 3 козы, корова. Иногда было даже больше животных за неделю. Они перепробовал уже все, но боги все никак не успокаивались. Чума распространилась и на другие города, так что у Клода не было шансов сбежать.

Он вошел в дом, снова заметив веревки, которые висели в углу кухни. Его мать сушила на этих веревках вещи после стирки. Они были достаточно плотными… достаточно длинными. Просто можно было бы привязать их к балкам в задней спальне или может быть к дереву в лесу. Он мог бы закончить это прямо сейчас, завтра, в любой момент, когда боли и одиночества станет слишком много. В любом случае, какой в этом был смысл? Какая сейчас у него была здесь цель? Кем он был без семьи?

Он услышал шаги снаружи. Там было несколько мужчин, возможно Жерар – он только слышал голоса. Они постучали, прежде чем войти.

Клод прижался к стене, увидев как заходит Жерар вместе с Луи, мужчиной на несколько лет старше. Они, как и он, потеряли семьи из-за чумы.

— Я говорил вам, – сказал Клод – что отдал все припасы, которые у меня были. Можете проверить кладовую. – он указал на шкафы в углу, где у него был последние рис и мука. Он спрятал некоторые припасы в лесу, закопал их в ящике, в случае, если у него закончится еда. Они заходили все чаще в последние недели. Они хотели забрать у него все.

Жерар осмотрел маленький дом. Он, казалось, заметил, что все полки, шкафы были очищены. Он уставился на пустой стол, пять деревянных стульев, коврик, где играли Энзо и Жак.

— Нам не нужны твои припасы. – сказал Жерар, не смотря на Клода. – Мы ищем твоего отца. Он нам нужен для кое-чего…

— Мой отец умер. – сказал Клод. – Я сам его похоронил. Зачем он вам? – Это было странно, как быстро Жерар мог заставить его чувствовать себя ребенком – напуганным, беспомощным, умоляющим не бить его.

Луи, толстый, покрасневший мужчина, улыбнулся во все тридцать два зуба.

— Боги не успокоятся из-за крови животных. Нам нужно принести им в жертву человека, чтобы остановить чуму.

— Вы хотели принести его в жертву?

Жерар рассмеялся.

— Нет, парень. Он – палач. Мы хотели попросить его об убийстве. Оно бы не стало для него первым. Но я думаю, ты можешь сделать это – ты же сын палача.

— Я – не мой отец. – пробормотал Клод. – Я не могу сделать это, я не буду.

— Тебе хорошо заплатят. – сказал Луи. – Мы забрали деньги умерших семей. Мы должны закончить это.

— Это не поможет. – сказал Клод, его голос сорвался. – И мне не нужны деньги. Или припасы. Мне нужен покой и я не буду пытаться обрести его, перерезывая горла невинным.

Жерар покачал головой.

— Мы все обретем покой, это единственный способ.

Пока Клод не начал спорить дальше, Луи подошел к нему сзади и связал ему руки. Он был огромным парнем, где-то в три раза больше, чем Клод. У Клода не было шансов.

— Мы приведем тебя к дому. – сказал Луи. – Трое внутри него уже умирают от чумы. Ты должен убить одного из них и повесить их вверх ногами, пока не прольется кровь из последнего.

Клод пытался вырваться из веревки на его запястьях.

— Я не сделаю этого, вы не можете заставить меня.

— Ты можешь и сделаешь это. – рявкнул Жерар. – Ничего уже не спасет их. Ты окажешь им услугу.

— Это убийство. – сказал Клод, когда Жерар схватил его за руку. Они вытащили его из дома. – Почему я? Почему вы не можете сделать этого? Вы приносили все предыдущее жертвы.

— Нет способа узнать, как боги поймут это. – сказал Жерар. – Грех или знак вечной преданности?

— Мы отпустим тебя, когда ты закончишь. – проворчал Луи.

Клод начал дрожать. Они тащили его из дома к другой стороне площади. Он мгновенно понял это возле дома Лили. Он столько раз проходил мимо него, несколько месяцев до чумы, проходил медленно, надеясь, что она выйдет из-за какого-то поручения или выглянет из-за дверей. Но сейчас все окна были заколочены. Кто-то стучал по одному окне, пытаясь выбраться.

— Пожалуйста, Жерар, я умоляю тебя. – сказал Клод практически в слезах. – Не делай этого. Убийство не остановит чуму. Не остановит.

— Увидим! – Жерар распахнул дверь и одним быстрым движение Луи разрезал веревку на запястьях Клода. Они затолкнули его внутрь, закрывая за ним дверь. Они взяли доски и заколотили дверь.

Внутри было темно, воздух вонял мочой и кровью. Женщина позади него рыдала, но Клод не мог повернуться.

— Пожалуйста, не делайте этого! – закричал он, ударив кулаком в дверь. – Выпустите меня, пожалуйста! Выпустите меня!

Но Жерар не ответил. Он продолжал заколачивать дверь, пока не исчез последний луч света.