Ты только попроси – 1 6 страница
Я вращаю в руках вибратор, а моя киска изнывает от желания. Падаю на кровать. Выключаю вибратор и провожу им по телу. Я такая влажная! О, Эрик! Маленький вибратор скользит по мне. Я готова принять его. Включаю первую скорость. Он начинает вибрировать, и я закрываю глаза. Вторая скорость. Раздвигаю пальцами складки, чтобы поласкать вокруг клитора. Меня охватывает жар. Трудно дышать. Убираю вибратор и свожу колени. Я вся горю. Но мне хочется еще. Эрик! Развожу ноги, включаю третью скорость и прикладываю его туда, откуда хочет вырваться желание. Мои мысли — об Эрике, о его губах, о его прикосновениях. Закрываю глаза и вспоминаю видеозапись. Я возбуждаюсь, вспоминая его лицо, то, как он смотрел, когда меня ласкала та женщина. Я начинаю учащеннее дышать при воспоминании о том, что испытала вчерашним вечером. Это было самым безумным, что случилось со мной в жизни. Я, раздвинув ноги, лежала на кровати, а какая-то незнакомка делала со мной, что хотела. Я отдавалась ей, а он наблюдал за нами. О, Эрик! Я вся горю. Пылаю. Включаю четвертую скорость, жар становится невыносимым. Я ощущаю страстное желание и больше не могу сдерживаться. Я заливаюсь жаром, и когда чувствую, что сейчас кончу, у меня в голове витают мысли о нем. О, Эрик! Меня охватывает оргазм, и я изгибаюсь на кровати, мурлыкая от удовольствия. Это пожар. Я в конвульсиях, тяжело дышу. Открываю глаза, и меня накрывает волна наслаждения. Вибратор влажный, я с силой сжимаю ноги, отдаваясь этому волшебному моменту. Тысяча новых чудесных ощущений. Жар. Возбуждение. Страсть. Восторг… Не хватает только Эрика! С трудом восстановив дыхание, усаживаюсь на кровати. С любопытством смотрю на вибратор и улыбаюсь. Я думаю об Эрике?! В половине восьмого за мной заходит Фернандо. Он, как всегда, в хорошем настроении. Чмокает меня в губы, я не возражаю. Это любовь. В восемь мы приходим в бар, где я договорилась встретиться с друзьями и посмотреть финал Еврокубка «Испания — Италия». Мы должны выиграть. Веселье начинается, и я, как сумасшедшая, распеваю песни. У меня на шее трехцветный флаг испанской сборной, а на щеке — красно-желто-красные полосы. Появляется мой друг Начо, татуировщик. У нас особая дружба, и мы все рассказываем друг другу. Он улыбается, увидев Фернандо. Он в курсе наших отношений, и ему забавно. Он не понимает, почему Фернандо до сих пор за мной бегает — после всего, что я вытворяла. Без четверти девять начинается матч. Мы переживаем. Это мировой чемпионат. Испания, давай! Не бывает двух без трех! На четырнадцатой минуте Сильва забивает гол, и мы подскакиваем от радости. Фернандо обнимает меня, а я его. Мы в восторге. Атака Италии становится жестче, но на сорок первой минуте Жорди Альба забивает второй гол, из-за которого мы опять кричим во все горло, как одержимые. Фернандо целует меня в шею, и я не возражаю. Наступает передышка. Фернандо уже обнимает меня за талию. Начинается второй тайм, и я ору, чтобы на поле вывели Торреса. Запускайте Эль Ниньо! Страсти накаляются, и тренер Дель Боске запускает на поле Торреса. Я кричу, хлопаю в ладоши и прыгаю от счастья. Фернандо пользуется ситуацией и усаживает меня к себе на колени. Я не сопротивляюсь. И когда на восемьдесят четвертой минуте Торрес, мой любимый Торрес, забивает третий гол, моему восторгу нет предела! Ура! Ура! Фернандо поднимает меня на руках и дарит мне чемпионский поцелуй. А когда на восемьдесят восьмой минуте благодаря пасу Торреса Мата забивает гол, я буквально умираю от счастья! И теперь я сама запрыгиваю на Фернандо и целую с испанской страстью. После завершения игры мы с друзьями хорошенько празднуем победу. Фернандо не отходит от меня ни на шаг, и на пике возбуждения мы ускользаем в мужской туалет. Я позволяю себя целовать. Мне это нужно. Его руки ласкают все мое тело. О боже! Я не могу выбросить из головы своего шефа! Больше не существует Фернандо. Есть только Эрик! Я хочу, чтобы он был властным и вызывающим, но Фернандо вовсе не такой. В конце концов мне надоедает, и я вытаскиваю его из туалета. Он взбешен, но меня это не волнует. Он приглашает меня к себе в отель, но я отказываюсь, он уходит, а я, откровенно говоря, абсолютно счастлива. Вернувшись домой в три часа ночи, падаю на кровать и с улыбкой засыпаю, вспоминая, что мы — чемпионы! И все остальное не важно.
Понедельник, семь тридцать, и я уже на ногах. С Курро все в порядке, даю ему лекарство и завтрак. Затем отправляюсь в душ, одеваюсь и делаю макияж. В восемь тридцать захожу в офис. В лифте встречаюсь с Мигелем, и мы поздравляем друг друга с победой в Еврокубке. Мы полны впечатлений. Шутим насчет выходных и, как всегда, хохочем от души. Поднимаемся в кафетерий и там перекрикиваемся с другими сотрудниками: «Не бывает двух без трех!» Наконец мы садимся за свой столик выпить чашечку кофе. Через десять минут у меня из рук выпадает кекс. Я вижу Эрика, входящего в кафе в компании моей начальницы и еще пары руководителей. В темном костюме и светлой рубашке он великолепен. Судя по серьезному выражению лиц, они говорят о работе. Когда они подходят к бару и заказывают кофе, Эрик замечает меня. Я продолжаю разговаривать, наслаждаясь компанией коллег, хотя краем глаза наблюдаю, как они садятся за дальний столик. Эрик усаживается как раз напротив меня. Он смотрит на меня, а я на него, и на долю секунды наши взгляды встречаются. Как и следовало ожидать, мое тело моментально на это реагирует. — Опля. Уже начальство пришло, — говорит Мигель. — Кстати, мне сказали, что ты как-то застряла в лифте с новым шефом. — Да. И еще с кучей народа, — отвечаю, потеряв аппетит. Но, желая больше разузнать о шефе, спрашиваю: — Послушай, ты был секретарем его отца, отчего он умер? Мигель с любопытством смотрит на дальний столик. — По правде говоря, он был странным и неразговорчивым типом. Умер от сердечного приступа. — И, увидев, как смеется начальница, шепчет: — Похоже, ей нравится новый шеф. Только посмотри, как она хохочет и поправляет волосы. Снова наталкиваюсь на ледяной взгляд Эрика. — А у сеньора Циммермана были еще дети? — Да. Но жив только Айсмен. — Айсмен?! Мигель смеется и, придвинувшись ко мне, шепчет: — Айсмен — это Эрик Циммерман! Ледяной человек. Ты разве не заметила, что он постоянно не в духе? — Я хохочу, а Мигель добавляет: — Судя по тому, что мне сказала начальница, это крепкий орешек. Покрепче, чем его отец. Меня это вовсе не удивляет. Говорят, что лицо — это зеркало души, а выражение лица Эрика постоянно угрюмое. А вот прозвище меня позабавило. — А почему ты говоришь, что он единственный живой ребенок? — У него была сестра, но пару лет назад она умерла. — А что случилось? — Не знаю, Джудит… Сеньор Циммерман никогда об этом не распространялся. Я узнал, что она умерла, только когда он сказал, что ему нужно срочно уехать в Германию на похороны дочери. Печально. Две смерти за такой короткий период — это очень больно. — Сеньор Циммерман разведен, — продолжает Мигель. — Он не очень-то ладил с отцом, поэтому никогда не приезжал в Испанию. Это немного тревожит. Мне хочется узнать больше. — А почему они не ладили? — Не знаю, дорогая. — Мигель заправляет прядь моих волос за ухо. — Сеньор Циммерман был достаточно замкнутым, особенно, если это касалось его личной жизни. Кстати, когда мы с тобой выпьем чего-нибудь? Я улыбаюсь и кладу голову на руки: — Думаю, что никогда. Не люблю смешивать работу с удовольствием. Меня забавляет этот разговор. Мигель придвигается ко мне еще ближе и мурлычет: — Какое удовольствие ты имеешь в виду? — Послушай, красавчик. Ты конфетка, которой хочет полакомиться бо́льшая часть девушек в нашем офисе, а я очень ревнива. Поэтому… поищи кого-нибудь другого, потому что со мной ничего не выйдет. — Ммммм… Я люблю трудности! Я хохочу, и Мигель вместе со мной. Эрик встает и выходит из кафетерия. Я с облегчением вздыхаю, потому что мне тяжело, когда он рядом. Через десять минут мы возвращаемся в офис. Дверь в его кабинет открыта. Вот черт! Я не хочу его видеть. Сажусь, и вдруг на мобильный приходит сообщение: «Наконец-то пришло время работать?» Мне неловко, но я улыбаюсь. По правде говоря, мне нравится юмор Эрика. Я и не думаю отвечать и, как всегда, начинаю нервничать и чесать шею. Опять звонит мобильный. «Не чешись, а то пятна станут еще больше». Он наблюдает за мной. Я смотрю в сторону кабинета и вижу его сидящим за столом отца. Он чувствует себя всесильным. Он провоцирует меня, но я не собираюсь попадаться на его удочку. В ярости прищуриваю глаза, пытаясь выразить все, что о нем думаю, а он приподнимает уголки губ и расплывается в улыбке. Вдруг появляется начальница и, став между нами, говорит: — Джудит, если мне кто-то позвонит, переведи звонок в кабинет сеньора Циммермана. Я молча киваю, а Моника, покачивая бедрами, входит в кабинет Эрика и закрывает за собой дверь. Я приступаю к работе. Около десяти дверь открывается. Начальница выходит с папкой в руках. — Джудит, меня не будет в офисе около часа. Если сеньору Циммерману что-нибудь понадобится, реши это. — И, повернувшись к Мигелю, добавляет: — Вы поедете со мной. Он улыбается, и я тоже. Вот парочка! Ах, если бы они знали, о чем я знаю!.. Когда они исчезают, звонит внутренний телефон. Я проклинаю его, потому что знаю, кто звонит. Наконец беру трубку. — Сеньорита Флорес, вы могли бы зайти ко мне в кабинет? Мне так хочется сказать «нет», но это непрофессионально, а я, прежде всего, профессионал. — Сейчас, сеньор Циммерман. Вхожу в кабинет и спрашиваю: — Чего желаете, сеньор Циммерман? Он сидит, откинув голову на подголовник высокого кожаного кресла. — Закройте, пожалуйста, дверь, — отвечает, всматриваясь в меня. Глубоко вздыхаю и чувствую, как начинает гореть кожа. Проклятая шея сейчас меня выдаст, и это раздражает. Но я повинуюсь и закрываю дверь. — Мои поздравления. Вы выиграли Еврокубок. — Спасибо. Пауза становится невыносимой. — Ты хорошо провела вчерашний вечер? Я не отвечаю. — Что это был за тип, с которым ты целовалась и пробыла семнадцать минут в мужском туалете? От удивления я открываю рот. — Я спрашиваю, — настаивает он. — Кто это? Я взбешена. Хочется бросить ему в голову ручкой так, чтобы она пронзила его череп, но я крепко ее сжимаю, подавляя порыв. — Это не ваше дело, сеньор Циммерман. Невероятно. Он шпионил за мной? Это уже слишком. — А что у тебя с дружком твоей начальницы? — продолжает он. Ах, вот куда мы уже дошли! Моргаю. — Послушайте, сеньор Циммерман, не хочу быть невежливой, но ответы на такие вопросы не входят в мои обязанности. Так что, если вам больше ничего не нужно, я возвращаюсь на рабочее место. Не дожидаясь ответа, выхожу, хлопнув дверью. Да кем он себя возомнил? Как только сажусь в кресло, звонит внутренний телефон. Ругаюсь про себя, но отвечаю. — Сеньорита Флорес, зайдите ко мне в кабинет. Сейчас же! В его голосе звучит ярость, но я тоже на грани. Кладу трубку и, взбешенная, снова вхожу в кабинет, готовая послать его к черту. — Принесите мне кофе, черный. Отправляюсь в кафетерий и, вернувшись, ставлю кофе ему на стол. — Я не пью кофе с сахаром. Принесите мне сахарин. Я проделываю тот же путь, вспоминая всех его предков, и вручаю ему баночку сахарина. — Насыпьте пол-ложки и перемешайте. Что?! Меня возмущает такое обращение. От одного только высокомерного взгляда у меня внутри все переворачивается. Да этот немец просто идиот! Я хочу выплеснуть ему кофе в лицо, послать его куда подальше, но беспрекословно делаю то, что он просит. Ставлю перед ним кофе, разворачиваюсь и иду к выходу. — Останьтесь, сеньорита Флорес. Услышав, что он встает, я поворачиваюсь к нему. Его брови нахмурены. Мои тоже. Он рассержен. Я тоже. Он обходит стол, садится на край, скрестив руки и расставив ноги. У него устрашающая поза. Расстояние между нами уменьшилось. Это заставляет меня еще больше нервничать. — Джуд… — Для вас я — сеньорита Флорес, если вы забыли. Он смотрит на меня с присущим ему мрачным выражением, и воздух становится таким густым, что его можно разрезать ножом. Ну и напряжение! — Подойдите, сеньорита Флорес. — Нет. — Подойдите. — Чего вы хотите? — спрашиваю я. Не меняя строгого выражение лица, он цедит сквозь зубы: — Подойдите, пожалуйста. Я фыркаю, показывая ему, таким образом, свое настроение, и делаю шаг вперед. Его жесткий взгляд требует, чтобы я подошла ближе, но я не поддаюсь. — Сеньор Циммерман, ближе я не подойду. Вы можете уволить меня, если это позволит вам чувствовать себя королем Вселенной. Но я не намерена приближаться к вам, и вам не советую это делать. Он встает со стола, делает два шага ко мне, а я отступаю на шаг назад. Он фыркает, берет меня за руку, притягивает к себе и открывает двери в архив. Заталкивает меня туда и, когда мы оказываемся вдвоем в таком узком пространстве, захватывает мое лицо руками, приближает к себе и властно целует. На этот раз он не касается моей верхней губы языком, не спрашивает моего разрешения. Просто прижимает к себе и целует. Толкает меня к стеллажам и, когда чувствует, что мне больше некуда отступать, отрывается от моих губ. — Я едва мог спать, думая о тебе и о том, что ты делала с этим типом вчера вечером. Его слова затуманивают мне рассудок, и я еле слышно отвечаю: — Я ничего не делала. Эрик прижимается ко мне бедрами, и я чувствую его возбуждение. — Он обнимал тебя за талию. Его взгляд гулял по всему твоему телу. Ты разрешала ему себя целовать и пошла с ним в мужской туалет. Как ты можешь говорить, что ты ничего не делала? Я теряюсь от его слов и близости. — Я делаю все, что хочу, со своей жизнью и со своим телом, сеньор Циммерман. С силой отталкиваю его и отступаю на шаг. — Я не одна из кукол, которым вы, я полагаю, привыкли приказывать. Не смейте меня трогать, или… — Или?! — спрашивает он хриплым голосом. — Или я готова на все, — отвечаю. Его челюсти напряжены, и, снова приблизившись ко мне, он шепчет: — Джуд, ты меня хочешь так же, как я тебя. Не отрицай этого. Я молчу. Я не могу говорить. Его близость пробуждает во мне тысячу ощущений. Мои глаза искрятся то ли от возмущения, то ли от страсти, точно не знаю. Но гигант с угрюмым лицом нависает надо мной, и я теряю всякое самообладание. — Я не готова к… — Садо? Я знаю, малышка. Его ответ застает меня врасплох, я не знаю, что ответить. Его взгляд меня парализует. — У тебя разыгрались нервы? Он опять меня смущает. Как он может помнить то, что я рассказывала в лифте? Прикасаюсь к шее в порыве высказать ему все, что думаю, и вижу, как он кривится. — Джуд, не чешись. Не дав мне пошевелиться, наклоняется и дует мне на шею. Я закрываю глаза. Мое возмущение рассеивается. Он к этому стремился, и он этого добился. — Мне жаль, что заставил тебя нервничать, — вдруг шепчет он мне на ухо. — Прости, малышка. Он имеет надо мной полную власть и делает со мной все, что хочет. Я словно пластилин! Он снова меня целует. На этот раз отчаянно. Я покоряюсь и отвечаю на его поцелуй. Теперь мои мысли только о его поцелуе и о том, как он меня целует. Что со мной? Я пытаюсь себя сдерживать, но ничего не получается. Я никогда не была игрушкой ни для одного из мужчин, а сейчас не могу себя контролировать. Я хочу его, как воздух, и меня это пугает. Мое тело, моя киска горят, я чувствую, как трусики становятся мокрыми, и единственное, чего я хочу, — чтобы он раздел меня и овладел мною. Я пристально на него смотрю. Обожаю его серьезное и заносчивое выражение лица. Я просто схожу от него с ума. Он такой сексуальный и умопомрачительный, что я не в силах ему отказать. Я первый раз себя так чувствую и, кажется, ничего не смогу с собой поделать. Он расстегивает мои брюки, его рука быстро ныряет ко мне в трусики. — Это ты для меня такая мокренькая? — шепчет он. Что он собирается делать? Он что, разденет меня прямо здесь, в архиве? Нет. Он просовывает руку еще глубже, и один его из пальцев входит в меня, а через секунду еще один. Эрик берет меня за волосы, притягивает к себе, и я поднимаю голову. Он снова жадно меня целует, раздвигает мне ноги, а его пальцы движутся все быстрее и быстрее. Его поцелуи заглушают мои стоны, я почти на грани блаженства. — Кончи для меня, Джуд. Мое тело сразу же отзывается на его слова. Он еще сильнее разжигает во мне желание. Чувственный блеск в его глазах сводит меня с ума, и мне жутко хочется, чтобы он раздел меня, положил на пол и играл во мне своим «дружком». Я закусываю губу, иначе я закричу и весь офис сбежится посмотреть, что случилось. — Давай, Джуд, расслабься. Колени подгибаются, я покоряюсь наслаждению. Я хочу сильнее чувствовать в себе его пальцы, а когда мне кажется, что вот-вот взорвусь, снова целую его, чтобы заглушить стон. У меня внутри все сжимается от его ласк. Он постепенно останавливается, а когда убирает руку, я хочу возразить. Он это понимает, обхватывает мое лицо руками и шепчет: — Ты должна мне один оргазм. Я не в силах ответить. Я могу лишь открыть рот и сплестись с ним языком. Я упиваюсь его волнующим и опасным вкусом, снова забывая обо всем окружающем и о своем возмущении. Не хочу думать о том, что он использует меня, как игрушку. Не хочу думать о том, что он — мой шеф. Я просто хочу забыться. Скоро наше дыхание становится размеренным, он больше не прижимает меня к стеллажам, и я снова контролирую свое тело. Черт побери… Что я опять натворила? Почему я становлюсь такой идиоткой каждый раз, когда его вижу? Кажется, он догадывается, о чем я думаю. Теперь у него обычный ледяной взгляд. — Ты подумала над моим предложением? — спрашивает он. Пытаюсь посмотреть на Айсмена и чувствую, как теряю самообладание. — Я вчера тебе ответила, что не согласна. Он сжимает губы, а я глубоко вдыхаю. Удивленно смотрю на него. — Почему ты такая упрямая? — спрашивает он. — То, что я предлагаю, принесет тебе денежную выгоду. — Только денежную? Эрик улыбается. — Все зависит от того, что ты хочешь. Джуд, тебе решать. Сейчас мне нужен секретарь. Если захочешь, будет и секс. — А если я не захочу, чтобы он был? — отвечаю, пытаясь поверить в собственную ложь. Эрик застегивает мне брюки. — Я приму твой отказ, — спокойно говорит он. — Согласится другая. Самонадеянный и нахальный идиот! Он выходит из архива и оставляет меня одну. Я на несколько секунд зажмуриваюсь и браню себя. Почему я такая мягкотелая? Наконец поправляю блузку, волосы и следую за ним. Он сидит за столом и, хмурясь, смотрит на монитор. Я спокойно направляюсь к двери и перед тем, как выйти, слышу: — Я сказал, что ты должна дать ответ до вторника. Теперь можешь возвращаться на рабочее место. Если ты снова мне понадобишься… я тебе позвоню. Я краснею как помидор. Выхожу из кабинета, закрываю дверь и, опершись на нее, некоторое время осматриваюсь. Все вокруг работают. Кажется, никто ничего не заметил. Беру сумочку и направляюсь в дамскую комнату. Мне срочно нужно привести себя в порядок. Двадцать минут спустя возвращаюсь и вижу, что начальница и Мигель снова здесь. Я больше не разговариваю с Эриком. В два часа дверь его кабинета открывается, и он выходит вместе с Моникой. На меня он не смотрит. А начальница сообщает: — Джуд, мы идем обедать. Киваю и вздыхаю с облегчением. Вижу, как Мигель собирает вещи, и вдруг звонит мой телефон. Это сестра. — Джуд… ты должна приехать домой. Сейчас же! Закрываю глаза и опускаюсь на стул. У меня дрожат ноги. Ей не нужно продолжать. Я знаю, что произошло. Сглатываю застрявший в горле комок и сдерживаю слезы. Не хватало еще расплакаться при всех. Ни за что. Я сильная, и такие номера со мной не проходят. Ищу взглядом Мигеля — он разговаривает с Евой. Вероятно, между ними что-то есть. Подхожу к нему и сообщаю, что у меня случилась неприятность и после обеда я на работу не выйду. Он кивает, почти не обращая на меня внимания. Возвращаюсь к своему столу, сажусь, выпиваю немного воды и наконец собираю вещи. У меня дрожат руки и пылают щеки. Мне нужно поплакать. Делаю над собой усилие, чтобы выключить компьютер, подавляю боль и спешу к лифту. Выйдя из него, бегу на стоянку и только теперь даю волю слезам. Дома меня встречает сестра с распухшими от слез глазами. Курро еле дышит, и, не теряя ни секунды, я звоню ветеринару, с которым мы знакомы уже несколько лет. Он говорит, что ждет меня в клинике. В половине пятого после укола ветеринара Курро покидает меня навсегда, оставив разбитое сердце и чувство неизгладимой потери. Я склоняюсь над столом, где покоится его бездыханное тело, в последний раз целую и глажу пушистую мордашку, и слезы застилают мне глаза. — Прощай, мой хороший, — шепчу я.
В семь часов вечера я сижу на диване в доме своей сестры. Звонит мой мобильный. Друзья приглашают отметить победу в Еврокубке возле фонтана Сибелес. Но мне не до веселья. Отключаю мобильный. Не хочу никого и ничего слышать. Мне больно, очень больно. Мой дорогой друг, с которым я делила все горести и печали, покинул меня. Я плачу… плачу, плачу. Сестра меня обнимает, а мне необъяснимо хочется в объятия одного наглеца. Что же это со мной? Не желая, чтобы Лус видела нас в таком состоянии, мы оставили ее у соседки. Нам и так было тяжело ей объяснить, что Курро полетел на небо к другим котикам. Вскоре приходит мой зять, Хесус, и присоединяется к нашему трауру. Теперь мы плачем втроем. А когда я звоню сообщить об этом отцу, нас становится четверо. Как же это тяжело! В девять я включаю мобильный, и мне сразу же звонит Фернандо. Сестра ему все рассказала, и он предлагает приехать в Мадрид, чтобы меня утешить. Но я отказываюсь и, перебросившись с ним парой слов, завершаю разговор и снова выключаю телефон. Перекусив, решаю вернуться домой. Ничего не поделаешь, но мой дом стал пустой, и я должна принять это. Как только я вхожу, мной овладевает странное чувство. Такое впечатление, что в сейчас выскочит Курро, мой любименький Куррито, и замурлычет у моих ног. Закрываю входную дверь и опираюсь на нее. Слезы заливают мне глаза, и я их не сдерживаю. Я все плачу, и плачу, и плачу, на этот раз в полном одиночестве, и мне намного легче. С распухшими от слез глазами отправляюсь в кухню. Смотрю на миску Курро, выбрасываю остатки еды в мусорное ведро, мою, вытираю и теперь не знаю, что с ней делать. Ставлю ее на кухонный стол, беру пакет с сухим кормом, лекарства, сгребаю все в кучу и опять начинаю рыдать. Открывается входная дверь. Это Ракель. Она обнимает меня. — Я так и знала, что ты будешь в таком состоянии, Булочка. Пойдем. Пожалуйста, успокойся. Я пытаюсь сказать, что не могу. Что не хочу. Что отказываюсь верить в то, что Курро больше не вернется. Но из-за рыданий не могу произнести ни слова. Спустя полчаса убеждаю сестру уйти. Забираю у нее свои ключи, чтобы она больше не приходила ко мне без предупреждения и не беспокоила меня. Мне нужно побыть одной. Захожу в ванную, вижу лоток с песком для Курро и снова начинаю рыдать. Сажусь на унитаз, готовая проплакать несколько часов напролет, но слышу, как кто-то барабанит в дверь. Уверенная, что это снова Ракель, открываю. Сеньор Циммерман. Явно в недобром расположении духа. Что он здесь делает? Он с удивлением на меня смотрит. Выражение его лица меняется. Не шевельнувшись, он спрашивает: — Что с тобой случилось, Джуд? Я не могу ответить, потому что опять начинаю плакать. Он замирает, а я подхожу к нему, прижимаюсь к его груди, и он меня обнимает. Мне сейчас так нужны его объятия. Я слышу, как закрывается дверь, и плачу еще горше. Не знаю, сколько времени мы так простояли, но вдруг понимаю, что его рубашка мокрая от моих слез. Отстраняюсь от него и бормочу: — Курро, мой кот, умер. Впервые я произнесла это страшное слово. Я ненавижу его! Мое лицо опять искажается судорогой. Я рыдаю. Эрик притягивает меня к себе и усаживает рядом с собой на диван. Я пытаюсь произнести хоть слово, но не могу. Мне удается лишь пробормотать что-то нечленораздельное. Мое тело невольно содрогается. Эрик растерян, он не знает, что делать. В конце концов встает, наливает стакан воды, приносит мне и заставляет выпить. Я немного успокаиваюсь. — Сочувствую тебе, Джуд. Мне очень жаль. С трудом киваю и сжимаю губы, пытаясь сдержать эмоции. Прижимаюсь к его груди. Слезы льются сами по себе, но я больше не всхлипываю. Эрик нежно гладит меня по волосам. После полуночи все еще тяжело на душе, но я уже могу контролировать свое тело и речь. Приподнимаюсь и смотрю на Эрика. — Спасибо, — говорю я. По его глазам вижу, что он волнуется. Он прижимается своим лбом к моему и тихо произносит: — Джуд… Джуд… Почему ты не сказала? Я бы проводил тебя и… — Я была не одна. Со мной была сестра. Эрик понимающе кивает и проводит большими пальцами у меня под глазами, вытирая слезы. — Тебе стоило бы отдохнуть. Ты измотана, и тебе нужно немного расслабиться. Я киваю и вдруг замечаю, что его лицо напрягается. — Тебе нехорошо? — спрашиваю я. Он явно удивлен. — Нет. Просто побаливает голова. — У меня есть аспирин в аптечке, если хочешь. Он улыбается и целует меня в голову. — Не волнуйся. Пройдет. Мне нужно поспать, но я не хочу, чтобы он уходил, и, сжимая его рубашку, прошу: — Мне хотелось бы, чтобы ты остался со мной, но я знаю, что это невозможно. — Почему невозможно? — Я не хочу секса, — бормочу я с сокрушительной откровенностью. Эрик прикасается к моему лицу с такой нежностью, которой я еще никогда от него не получала. — Я останусь с тобой и не буду ни на чем настаивать, пока ты сама не попросишь. Я удивлена. Он поднимается, берет меня за руку и ведет в спальню. Снимает обувь. Я тоже. Снимает брюки. Я тоже. Вешает рубашку на стул и остается в черных боксерах. Он просто секси! Расстилает постель и ложится. Помня об уговоре, снимаю футболку, бюстгальтер и достаю из-под подушки майку на бретельках и пижамные штанишки. На них нарисован мультяшный Тасманский дьявол. Он улыбается, а я закатываю глаза. Надев пижаму, открываю маленькую круглую коробочку, беру таблетку и проглатываю ее. — Что это? — Противозачаточные, — поясняю ему. Падаю возле него, а он кладет руку мне под голову, прижимает меня к себе и целует в кончик носа. — Спи, Джуд… Поспи и отдохни. Его близость и голос успокаивают меня, и я крепко засыпаю в объятиях.
Звонит будильник. Смотрю на часы: 7.30. Вытягиваю руку и выключаю его, потягиваюсь, и разум моментально просыпается. Смотрю направо. Эрика нет. Вдруг вспоминаю о случившемся, сажусь в кровати и слышу: — Доброе утро. Поднимаю глаза. Он в дверях, уже одетый. С удивлением отмечаю, что на нем вовсе не те костюм и рубашка, в которых он был вчера. Он понимает мой немой вопрос и говорит: — Мне привез его Томас час назад. — Как твоя голова? Перестала болеть? — спрашиваю я. — Да, Джуд. Спасибо, что спросила. Я отвечаю ему грустной улыбкой. Встаю с кровати. Наверное, выгляжу ужасно: растрепанные волосы, закисшие глаза и пижама с Тасманским дьяволом. Поднимаюсь на цыпочки и чмокаю его в щеку, сонно бормоча «доброе утро». Направляюсь в кухню, чтобы дать Курро лекарство, и вдруг вижу все его вещи на кухонном столе. Я резко останавливаюсь и чувствую, что за спиной стоит Эрик. Он не оставляет мне времени на размышления, берет меня за талию и разворачивает к себе. — В душ! — приказывает он. Выйдя из ванной, иду в комнату. Эрика там нет. Я поспешно беру из комода бюстгальтер и трусики и надеваю их. Затем открываю шкаф и выбираю одежду. Приняв наконец приличный вид, захожу в гостиную. Эрик читает газету. — Там твой кофе, — говорит он. — Позавтракай. Он сворачивает газету, подходит ко мне и целует меня в голову. — Ты сегодня поедешь со мной в Гвадалахару. Мне нужно посмотреть на фармацевтические лаборатории. Ни о чем не волнуйся. В офисе уже все уведомлены. Киваю, не в силах возражать. Выпиваю кофе и, когда ставлю чашку в мойку, чувствую, что Эрик снова подходит. Он не прикасается ко мне. — Тебе лучше? — спрашивает он. Я утвердительно трясу головой, не поворачиваясь к нему. Мне опять хочется плакать, но я делаю глубокий вдох и сдерживаю слезы. Уверена, что Курро не одобрил бы, если бы я постоянно хныкала. Выдав самую красивую улыбку, на которую только способна, поворачиваюсь к нему и убираю волосы с глаз. — Мы можем ехать, когда захочешь.
|