Глава 7. Из-за затянувших небо облаков и повалившего снега, быстро присыпавшего кроны деревьев, Жульетт пришлось отложить побег

Из-за затянувших небо облаков и повалившего снега, быстро присыпавшего кроны деревьев, Жульетт пришлось отложить побег. Тем лучше. Рин ещё не готов остаться в одиночестве. Его кожа на ощупь казалась горячей, однако энвинец всегда пылал жаром, и было трудно понять, что значит это повышение температуры: идёт ли он на поправку или нет.

Небольшая пещера укрыла их от снегопада, и прежде чем отправиться в лес на поиски еды, Жульетт подкинула в костёр несколько больших веток, по-видимому, сбитых штормом, который пронёсся здесь несколько недель или даже месяцев назад. У неё ушло всё утро на то, чтобы притащить те ветки из леса, зато за работой она успела согреться.

Охотиться она не умела и даже если бы нашла нож Рина, всё равно не смогла бы добыть мясо. Но собранных ею кореньев и орехов должно ненадолго хватить.

Жульетт присела возле Рина, чтобы в очередной раз осмотреть раны, и почувствовала, как холод снова просачивается сквозь плащ, платье и остатки ночной сорочки. Глядя на тихо падающий снег, она впитала в себя часть жара энвинца.

Порезы были глубокими, но не опасными для жизни, если только не возникнет непредвиденных осложнений. Хотя, вряд ли Рин их допустит. Он слишком твердолобый, чтобы сдаться перед чем-то столь тривиальным, как рваные раны или лихорадка. Жульетт даже прижала ладони к его коже, пытаясь узнать хоть кусочек будущего, но, как обычно, не увидела ничего конкретного и расстроилась. Однако в его щите нашлись бреши, и ей удалось выяснить, что Рин выживет. Он не умрёт здесь.

У неё разыгралось воображение, или его раны начали затягиваться? Сейчас они казались не настолько опасными и глубокими, как утром. Разрыв на бедре явно сократился. Неужели энвинцы выздоравливают быстрее людей или волков? В любом случае, похоже, через пару дней Рин сможет продолжить путешествие. Возможно, чуть медленнее своего обычного темпа. И он совершенно точно выживет и полностью исцелится. Значит, можно со спокойной совестью его оставить.

Жульетт не знала, в каком направлении идти, а потеряться в этих горах, в лучшем случае, было опасно. Здесь обитали волшебные существа, защититься от которых ей не под силу. Тропы отличались вероломством, особенно теперь, когда покрылись льдом. А если вдруг сильно похолодает, она замёрзнет до смерти. Но какой у неё выбор? Не оставаться же жить здесь с Рином только потому что идея спуститься с горы в одиночестве удручает и очень, очень пугает. Альтернативой была лишь капитуляция перед мужчиной и жизнью, которых она не выбирала, а Жульетт пока не готова на такой шаг, какими бы опасностями не грозил предстоящий побег.

Жульетт Файн предпочитала не рисковать, однако сейчас любое решение (остаться с Рином или уйти в одиночестве) могло стоить ей жизни.

Рин заворочался, но не проснулся. Он отбросил уголок медвежьей шкуры, которым она его прикрыла, и остался лежать на холоде полностью обнажённым. Этот голый мужчина, превращавшийся в волка три ночи из лунного цикла и считавший Жульетт своей женой, знал о её снах... во всяком случае, об одном сне точно. И с каждым шагом всё дальше уводил от любимых людей — от сестёр. Если он добьётся своего, она никогда больше их не увидит. У неё нет иного выбора, кроме побега.

Позже днём Жульетт покинула спящего Рина, костёр и безопасность лагеря и убежала под жалящие лицо снежинки и треплющий одежду ветер. Первая часть пути оказалась лёгкой. Жульетт возвращалась той же дорогой, которая привела их к этому месту, неуклонно пробираясь к каменной горе, стоявшей между нею и домом.

Спасаясь, она думала о сёстрах. Успела ли уже Айседора отделаться от солдат и вернуться на гору Файн? Как им предупредить Софи о попытке людей императора их похитить и о сожжённом доме? Хотя Софи сейчас защищал Кейн Варден, всё же ей следует знать о злых силах, вознамерившихся причинить вред женщинам Файн.

Близился закат, когда Жульетт добралась до обрыва. Перспектива самостоятельного спуска приводила в уныние, однако задача не казалась невыполнимой. Для выздоровления Рину понадобится ещё несколько дней, и, когда он окрепнет настолько, чтобы пуститься в погоню, она успеет уйти достаточно далеко.

Встав на краю пропасти, Жульетт устремила взгляд на горизонт и глубоко вздохнула. Рин сказал, что у неё есть сила дотянуться до чего и до кого захочет. Заявил, что она борется со своими способностями, отрицает часть своей силы. А вдруг он прав. Вероятность подобной связи с землёй пугала. Жульетт всегда верила, что если будет держать руки при себе, то не увидит ничего лишнего. Но если её дар выходит за известные ей рамки, то она может коснуться своих сестёр даже сейчас, с такого расстояния!

Она сосредоточилась, но ничего не случилось. Не нахлынуло ни ощущения покоя, ни тревоги, не возникло никаких видений. Она разочарованно присела на корточки, положила руку (только одну) на холодный камень и вообразила серебристую реку, которая всегда соединяла сестёр Файн друг с другом. Отбросив все защитные барьеры, Жульетт открыла душу и потянулась к сёстрам.

И внезапно её ослепили образы. Она больше не видела гору, синие небеса и окружающий пейзаж, потому что перенеслась в другое место, как будто её дух мгновенно и без малейших усилий перелетел по воздуху.

Обезумевшая, но невредимая Айседора с каждым шагом приближалась к этой горе. Она была как всегда решительна, а ещё сердита и обеспокоена. Злость в ней казалась беспредельной и почти неконтролируемой, но в Айседоре также угнездилась печаль. Печаль, разрывавшая ей сердце.

Софи вместе с семьёй пускалась в новое путешествие и чувствовала себя прекрасно. Боже, какой же она стала сильной! Такое могущество, сосредоточенное в руках одного человека, пугало, но Жульетт утешало знание, что все поступки младшей сестры окрашены любовью.

Софи носила на сердце собственный камень — тревогу о судьбе мужа в случае неудачи снять проклятие. Жульетт попыталась узнать сможет ли Софи его спасти, но не увидела ответа, потому что этот вопрос был пока не решён. Сначала должны произойти некоторые события. Если проклятие удастся разрушить, то для сестёр Файн и дочери Софи, для всех женщин Файн, которые родятся в будущем, все изменится.

Рин утверждал, что когда Жульетт пользуется своими способностями, то бессознательно тянется к нему. Сейчас она тщательно следила, чтобы этого не делать.

И Рин тут же вторгся в её мысли, словно она позвала его, просто о нём подумав.

«Ты не сможешь от меня убежать».

«Смогу, чем сейчас и занимаюсь. Пожалуйста, не преследуй меня».

«Не буду».

Жульетт облегчённо вздохнула.

«Ты сама ко мне вернёшься, жена. Я подожду».

 

— Ты можешь это сделать?

Восседая на подаренной белой кобыле, к которой сразу же привязалась, Софи повернулась к Эрику — лидеру мятежников и законному наследнику трона Каламбьяна. Они с Себастьеном действительно очень походили друг на друга, разве что Эрик был крепче сложен, да ещё его тёмные волосы слегка вились. Совсем слегка. И Себастьен, и Эрик унаследовали резкие черты отца и его рост. Никто, видевший обоих братьев, не усомнился бы в их родстве.

Беспокойство Эрика проявилось в тревожно сдвинутых бровях и хмуром взгляде, поэтому она ободряюще улыбнулась.

— Конечно.

Из-за тонкого слоя льда пологая тропа впереди превратилась в скользкую горку, а отряд Эрика состоял не только из уверенно стоящих на ногах лошадей, но также из мулов и фургонов, загруженных пищей и оружием. Этой дорогой пользовались лишь в тёплое время года, чтобы перевозить урожаи от одной деревни к другой. Зимой торговцы и фермеры, составлявшие большинство жителей северной провинции, предпочитали ютиться в своих домах и редко перебирались с места на место.

При одном только взгляде на Эрика сразу становилось понятно, что он не торговец и не фермер. Его отличали осанка и манеры императора. Взгляд ястреба и храбрость льва.

Софи осторожно ехала впереди между Эриком и Кейном. Ариану вёз дедушка в перекинутом через массивную грудь слинге. Несмотря на чудовищную тряску первого этапа поездки, малышка крепко спала. Было бы замечательно, если б Кейн принял интуитивное доверие дочери, как доказательство того, что Мэддокс Сулейн не представляет для них опасности. Но эту проблему придётся оставить на потом. Сегодня её ждала более лёгкая задача.

— Подожди здесь, — попросила она, слезая с лошади на ровном участке дороги и передавая узды Кейну.

— Но... — начал её муж.

Софи улыбнулась.

— Я недалеко.

Она отошла от мужчин всего на несколько шагов и остановилась в том самом месте, где дорога изгибалась наверх. Лёд холодил пальцы ног даже сквозь ботинки и носки. Отбросив плащ за плечи, она подняла руки и лицо к холодному небу, где облака угрожали затмить снегом солнечный свет.

Софи наполнила своё сердце тёплой весной, дарящей жизнь и гостеприимную зелень. Любовью к мужу, детям, отцу и сёстрам. Та любовь помогла солнцу развеять серость.

Изменение началось от её ног медленным потеплением. Пальцы больше не мёрзли. Мельком глянув вниз, она увидела, что лёд под ботинками растаял. Таяние продолжило разрастаться по кругу, меняя зиму на весну. Софи почувствовала, что стала немного выше, потому что ноги больше не касались дороги, а парили в нескольких дюймах над ней. Ощущение полёта было почти веселящим.

Жухлую, коричневую траву у дороги сменила новая зелень, деревья за травянистым холмом расцветали с поразительной скоростью, лёд перед отрядом мятежников на длинной дороге растаял, и посреди холодного, чрезвычайно неприятного зимнего дня в северную провинцию пришла южная весна.

Софи плавно опустилась на землю и повернулась к мужу и Эрику. Те слегка улыбнулись и покачали головами, веря в произошедшее лишь потому, что увидели его собственными глазами. Софи постаралась не обращать внимание на слишком пристальное внимание солдат, следивших за ней с откровенной подозрительностью.

Отец смотрел на неё со смесью гордости, благоговения и, пожалуй, даже лёгкого страха. Но потом покачал головой, улыбнулся, и Софи поняла, что гордость пересилила остальные эмоции. Она хорошо знала эту его улыбку, потому что не единожды видела такую же в собственном зеркале.

— Надо бы остановиться на следующем холме и набрать немного фруктов тайки, — сказала она, возвращаясь в седло.

— Здесь растут фрукты тайки? — в степенном голосе Эрика послышался мальчишеский задор.

— Да. А ещё довольно много кустарников с красными ягодами. Можно набрать фруктов в дорогу. К закату холод вернётся, и утром они все испортятся.

Её дар влиять на растения был наиболее силен в период беременности. Софи тщательно избегала любых мест, где могли оказаться женщины. В своём нынешнем состоянии она оказывала слишком сильный эффект на дам детородного возраста. Мужчины, похоже, чувствовали себя как обычно, пока находились вдали от возлюбленных. Но она всё же старалась обуздывать свои силы возле солдат. Исключительно ради безопасности.

— Я не ел фруктов тайки уже... — Эрик покачал головой и легонько подстегнул лошадь, — годы.

— Вряд ли солдаты часто наслаждаются такими вещами. — Софи с Кейном ехали рядом с Эриком, остальные следовали за ними.

— Нет, — ответил Эрик.

— А следовало бы.

Несмотря на то, что присоединилась к Эрику и его благому делу, Софи никогда не станет солдатом. Но её муж и отец были воинами, сейчас и всегда, и она приложит все силы, чтобы сделать их жизни более радостными и приятными.

 

Жульетт лежала на медвежьей шкуре и глядела в безоблачное голубое небо, позволяя Рину пробовать на вкус её горло и удивляясь силе чувств, которые он пробуждал столь простыми прикосновениями. Всё её тело откликалось на жар его губ. Их тепло одновременно приводило в волнение и умиротворяло. Она хотела, чтобы этот момент длился вечно, но пришло время остановиться.

Рин так и не оделся, и она старалась не смотреть. Действительно старалась. Но у него было такое интересное и прекрасное тело, что Жульетт не удержалась. Узнав когда-то, как мужчины соединяются со своими жёнами, она испугалась. Вторжения, боли, и всего, что могло за этим последовать.

«Прикоснись ко мне».

«Я боюсь».

«Жена, у тебя нет причин меня бояться».

Осознание правды пришло к ней с внезапностью молнии. «Я боюсь не тебя. Я боюсь себя».

Рин перекатился на неё, продолжая ласкать губами горло. Его длинные светлые волосы упали Жульетт на лицо, и он весьма уютно устроился между девичьих ног. Ей понравилась ощущать на себе тяжесть его веса. Это было приятно. И правильно.

По сравнению с ней энвинец был слишком большим, но, как ни странно, они отлично подходили друг другу. Его размер не пугал её, не вызывал чувства подавленности или беззащитности. Их силы были равны, а в единении не возникло и намёка на неуклюжесть, наоборот оно казалось бесконечно гармоничным. Ему осталось лишь передвинуться, избавить Жульетт от одежды, толкнуться, и они соединятся по-настоящему. Жаждая большего, она выгнулась к нему навстречу.

Рин немного приподнялся и предложил ей своё горло.

«Попробуй меня, жена».

То прекрасное горло манило её к себе. Она знала, каким оно окажется на вкус, словно уже пробовала его прежде и мечтала почувствовать солёность пота, тёплую гладкость кожи и биение пульса под своим языком. Жульетт запрокинула лицо и потянулась к Рину губами. Её рот увлажнился, тело запульсировало. Но уже ощутив губами жар кожи, она заколебалась.

«Я боюсь».

«Попробуй».

«Боюсь».

И тогда он исчез. В лицо ей подул холодный ветер, охладив влажную шею и растрепав юбки. Облака затянули некогда ясное небо.

После ухода Рина Жульетт почувствовала себя ещё более испуганной, чем раньше. Зато томление никуда не делось и клокотало внутри, как живое, неуправляемое существо. Внезапно оно сменилось болью, которая как когти свирепо пронзила тело. Жульетт не видела ни волка, ни Рина, только когти, преследовавшие её многие годы.

Они предназначались ей.

Жульетт резко проснулась и вскочила с камня, ловя ртом холодный воздух и дрожа всем телом. Она не сомневалась, что этот сон каким-то образом вызвал Рин, вторгшись в её разум и наслав видения.

«Прекрати!» — приказала она. Ответа не последовало, Жульетт вообще не почувствовала никакой связи.

Сон был таким ярким и реальным. Знакомым, и всё же иным. Она попыталась отогнать воспоминания, но неожиданно поняла, что не раз видела всё это в ночи перед тем, как Борс похитил их с Айседорой и сжёг дом. Во снах, будораживших её до глубины души.

Это не означало, что Рин прав, утверждая, будто они с ним предназначены друг другу. Всегда существовала вероятность, что она уже после их встречи каким-то образом ввела энвинца в свои воспоминания о сне. Но ужасный ночной кошмар не мог заставить её вернуться назад на чёртову гору в поисках ответов. Там, где дело касалось когтей, ответы ей были не нужны. Она с радостью останется в неведении.

Жульетт сжевала пресный корень и продолжила путь. Маленький костёр, разожжённый ею вечером, угас несколько часов назад, и пронзительный холод не вызывал желания долго рассиживаться. Кроме того, не стоило терять время впустую. Она прошагала полтора дня и провела две ночи на твёрдой, мёрзлой земле, а кажущаяся бесконечной гора нисколько не приблизилась.

Жульетт шла быстро, непроизвольно терзаясь вопросом, от чего же именно убегает. Конечно, от Рина, хотя он никогда не причинял ей боли. Просто ошибался на её счёт. На их счёт. Возможно, она бежит от сна, который преследовал её обе ночи, проведённые в одиночестве. Жульетт пыталась убедить себя, что бежит не от Рина, а к сёстрам, но после того, как выяснила, что всё у них более-менее благополучно, этот аргумент больше не годился.

Запыхавшаяся и взволнованная, она остановилась на краю горного выступа. На сей раз ей даже не пришлось касаться земли. Река текла рядом и внутри неё. Здесь тот поток был могущественнее, чем Жульетт считала возможным. Рин прав, в этих горах живёт магия, сила, неподдающаяся обузданию, но питавшая множество людей. Жульетт насыщалась окружающей энергией, наслаждалась волшебством гор, увеличивавших её собственные способности.

Она сосредоточилась и заглянула далеко за пределы горы. Сестры в ней не нуждались. Не сейчас. Их ждали собственные судьбы, в чем-то предопределённые и не решённые в другом. Но что бы ни произошло, в ближайшие дни, недели и даже месяцы, она им не понадобится. Жульетт никак не могла повлиять на их будущее, хорошее или плохое. Правильное или нет. Когда придёт время, она снова увидит Айседору и Софи, но воссоединение случится не скоро, как бы ей ни хотелось, чтобы было иначе.

Некоторое время Жульетт упрямо продолжала двигаться вниз, но когда вышла на более надёжную тропу, к ней вернулись воспоминания о вчерашнем сне. В глубине души она знала, что убегает не от Рина, а от себя, однако пыталась отмести эту мысль, как нелепую фантазию, вызванную голодом, страхом и одиночеством. Жульетт всё о себе знала, и в ней не было ничего страшного.

Выбранная тропа, казалось, неизменно ведёт вниз, но Жульетт внезапно очутилась на выступе. Скала круто обрывалась на огромное, непреодолимое для обычного человека расстояние. Попытка отсюда спуститься непременно закончилась бы смертью. Можно даже не сомневаться. Придётся возвращаться, причём довольно далеко.

— Почему? — воскликнула она, и её вопрос подхватило эхо. — Почему я вижу вещи, о которых не в силах узнать ни одна женщина, слышу мысли Рина, могу коснуться сестёр и убедиться, что они в безопасности, но не в состоянии найти правильную дорогу? Это не справедливо! — она подняла голову и посмотрела наверх. Если Бог решил наделить её даром, то почему сделал его таким ненадёжным?

Она почти ничего не знала о собственном будущем и о том, что уготовано её близким. Но стоя на выступе, стараясь унять частое сердцебиение и почувствовать связь с землёй, всем своим существом поняла, что не должна покидать эту гору. Не сейчас.

— Он пугает меня, — прошептала она, — как никогда не пугал ни один человек или зверь. Я боюсь мужчину, который называет меня женой. — Но позволив себе прислушаться к той части своего сознания, которая всегда говорила с ней в моменты сомнений, Жульетт поняла, что Рин был прав. Сейчас её судьба действительно связана с этим местом. Как и его.

Поэтому она повернулась, с трудом начала взбираться наверх и впервые в жизни выругалась. Вслух, со всей силой лёгких и на двух знакомых языках. Она даже не подозревала, что знает подобные слова, пока те не сорвались с губ. И пока она, чертыхаясь, поднималась, её кожа теплела, сердце ускорило ритм, а дыхание сделалось частым и неглубоким.

Она добралась до плоской части скалы и остановилась передохнуть. Борясь с отдышкой, Жульетт вдруг поняла, что её коса окончательно распустилась. Рыжие кудри падали на лицо, дикие и столь же спутанные, как светлые локоны Рина. Плащ истрепался, ботинки разваливались на части, а на некогда прекрасном платье зияло несчётное количество дыр.

Она обдумывала план побега с первой секунды похищения. Но если верить собственному дару, спасения ей не видать. Либо она вернётся к Рину, как он и предсказал, либо умрёт, пытаясь спуститься.

Что ж, она пойдёт к нему. Однако ни о каком браке не может быть и речи. Наверное, им суждено провести вместе некоторое время, но это не значит, что у неё нет права голоса в вопросах, касающихся развития их отношений. Возможно, они станут друзьями. Просто друзьями. И в конечном счёте он отведёт её домой, пусть даже вопреки собственному желанию. Она узнает, когда придёт время уйти. И тогда Рин поможет ей спуститься с проклятых гор и выбросит из головы глупости о судьбе, примитивном спаривании и нежной жёнушке. Она независимая женщина, которая не допустит, чтобы её похищали и вынуждали вступить в брак, но и умереть по пути домой ей тоже совсем не хочется.

Её сердце стучало слишком быстро, внутри разгоралось жаркое пламя. Тот огонь вызвал гнев — почти незнакомая ей эмоция. Откровенно говоря, она чувствовала нечто большее, нежели злость, но не стала останавливаться и разбираться в себе. Карабкаясь на гору, она думала только об одном: однажды Рин все-таки отведёт её домой.

Где-то по пути наверх её посетило нежелательное видение. Горло Рина. Его мужественный образ, насыщенный жар, солёный аромат из её снов. Рин сказал, что она узнает правду, когда попробует его горло. Жульетт никогда не испытывала желания прикоснуться к мужчине и уж тем более пробовать кого-то на вкус, но чем выше она поднималась, тем отчаяннее хотела прижаться губами к телу энвинца.

И плевать на всякие когти.

 

Горная цепь, в которую увезли Жульетт, была огромной. Длинной, высокой и суровой. Если Айседора не придумает как усовершенствовать заклинание, над которым работала в течение последних двух дней, то никогда не найдёт сестру. Они могут плутать в тех скалах вечно и даже не приблизиться друг к другу. Однако какой у неё выбор, кроме как попытаться?

Возможно, не стоило бежать на юг, когда подвернулся шанс спастись, но ей пришёл на ум лишь такой способ отвлечь солдат от Жульетт. Он сработал... только вот теперь они с ней не вместе.

Айседора ещё не полностью простила сестру за то, что та её усыпила, но теперь по крайней мере поняла причину поступка Жульетт. Она спасла ей жизнь. Если бы Айседора увидела их горящий дом, то кинулась бы убивать солдат и непременно погибла бы от их рук.

Лес, который они миновали незадолго до похищения Жульетт, оказался совсем дремучим, но Айседора наткнулась на нечто вроде тропы, ведущей к горе. Поплотнее закутавшись в украденный коричневый плащ, она нацелилась на север, держась подальше от дороги. Жульетт знала, которые из кореньев и листьев можно есть, но Айседора разбиралась в травах значительно хуже, однако припомнила несколько съедобных растений и собрала сколько сумела.

Хлеб закончился, и, чтобы выжить, ей скоро снова придётся украсть пищу. Эта мысль вызвала тошноту. Солдат в лесах погиб случайно, но именно её рука воткнула нож ему в грудь. Айседора не хотела никого убивать. Никогда больше. Души двух убитых мужчин, казалось, преследуют её повсюду, а место средоточения магии в душе по-прежнему оставалось тусклым от устроенных ею разрушений. Те солдаты были ужасными людьми и с радостью убили бы ведьму, выпади им такой шанс. Тем не менее, она не имела права лишать их жизни.

Оплакивал ли кто-нибудь тех мужчин? Скорбели ли по ним какие-нибудь глупышки, как она сама скорбела по Вилу?

Если бы один из солдат убил её, она попала бы именно туда, куда стремилась — в землю мёртвых. К Вилу. Но Айседора не могла сдаться, пока сёстры в ней нуждались. Не могла с лёгкостью уступить смерти. Она нужна Софи и Жульетт, и потом... Вил не позволил бы ей умереть. После его похорон она часто подумывала о самоубийстве, и он всегда знал об этом. Именно тогда его дух приходил к ней, успокаивал и велел оставаться сильной.

Айседора больше не хотела быть сильной. Она так чертовски устала.

Шелест листвы за спиной предупредил, что она больше не одна, и на короткий, восхитительный момент Айседора решила, что к ней снова пришёл Вил. Чтобы успокоить и, возможно, даже забрать с собой. Она остановилась, повернулась на звук и увидела три вещи.

Усмехающегося Борса, испуганного молодого солдата в зелёном и здоровенную палку, летящую к её голове.