Голубая луна 15 страница

Зейн запечатлел нежный поцелуй на моем лбу.

– Он заботился о нас в его собственной, извращенной манере.

– Но он никогда не рисковал ради нас своей жизнью, – продолжила Шерри. Она начала облизывать мою руку, снова невероятно похоже на кошку. И прекратила вылизывать меня секундой раньше, чем я велела ей остановиться. Возможно, она ощущала мое напряжение.

– Ты рисковала своей жизнью, чтобы спасти Натаниеля. Ты рисковала жизнями твоих вампиров ради него.

Зейн обнял мое лицо руками, отклонившись так, чтобы видеть мое выражение.

– Ты любишь Ашера. Почему ты рискнула им ради Натаниеля?

Я мягко высвободилась из их рук, пока не оказалась в одиночестве около двери. Не то, чтобы я хотела положить этому конец, мне просто нужно было немного пространства.

Натаниель сел на корточки посреди комнаты. Он был единственным, кто ко мне не прикасался.

– Да не люблю я Ашера, – возразила я.

– Мы чуем твое желание к нему, – сказал Зейн.

Вот, здорово.

– Я не говорила, что не считаю его привлекательным. Я сказала, что не люблю его. – Мои глаза скользнули к гробу. Я знала, что он не мог расслышать, но...

Джейсон прислонился к стене, усмехаясь и скрестив руки на груди. Одного взгляда на его лицо было достаточно.

– Я его не люблю.

Шерри и Зейн смотрели на меня с почти одинаковым выражением, которого я не могла понять.

– Ты о нем заботишься, – сказала Шерри.

Я подумала об этом, потом кивнула.

– О’кей, я о нем забочусь.

– Почему ты рисковала им ради Натаниеля? – спросила она. Она все еще была на коленях. Произнося это, она встала на четвереньки. Пока она двигалась ко мне, ее груди покачивались. Никогда раньше ко мне не ползла голая женщина. Голые мужчины, но не голые женщины. Это обеспокоило меня. Гомофобия? У меня?

– Натаниель под моей защитой. Я – его Нимир-ра, ведь так?

Шерри по-прежнему ползла ко мне. Зейн опустился на четвереньки и присоединился к ней. Мускулы двигались под кожей их плеч, их рук, мускулы, которых там быть не должно. Они приближались, в волне грациозной и мускулистой энергии, как будто под их кожей таилось хищное насилие. Но не Натаниель. Он остался на месте, ссутулившийся и неподвижный, как будто ожидал специального сигнала.

Я посмотрела поверх приближающихся верлеопардов на Джейсона.

– Что происходит?

– Они хотят понять тебя.

– Нечего тут понимать, – сказала я. – Колин причинил Натаниелю зло, потому что мог, как могут ударить собаку, которая не вызывает симпатии. А моим друзьям никто не может нанести вред. Это запрещено.

Шерри подождала Зейна, чтобы двигаться ко мне синхронно, почти идеальная пара. Они уже почти достигли меня, были почти в пределах касания руки, и я не хотела, чтобы они ко мне притрагивались. Что-то происходило, и мне это не нравилось.

– Натаниель тебе не друг, – произнес Джейсон. – Совсем не дружба заставила тебя рисковать Ашером.

Я нахмурилась в его сторону.

– Перестань мне подсказывать.

Зейн и Шерри смотрели на меня, и я думаю, что они прикоснулись бы ко мне, но не были уверены в доброжелательном приеме.

– Габриэль говорил, что он заботится о нас, – сказал Зейн, – но он ничем не рисковал. Он ничем не жертвовал. – Он поднялся на колени, достаточно близко, чтобы его иномирная энергия пробежала по моим голым ногам, как теплый ветер. – Ты вчера рисковала своей жизнью из-за одного из нас. Почему?

Шерри поднялась на колени, вторя ему как эхо. Их сила прижалась ко мне как большая теплая рука. Их необходимость, их настойчивая потребность заполнила их глаза. И я впервые поняла, что страдал не только Натаниель. Они все. Им не хватало дома, любви, заботы.

– Это не дружба, – сказал Зейн. – Волк прав.

– И ты не занимаешься сексом с Натаниелем, – добавила Шерри.

Я смотрела на них, в их жаждущие лица.

– Иногда делаешь что-то только потому, что это правильно, – ответила я.

– Ты рисковала Ашером и Дамианом, а после – собой, – настаивал Зейн. – Зачем? Почему?

– Почему ты защищала меня вчера ночью? – спросил Джейсон. – Почему ты стояла между мной и Барнаби?

– Ты – мой друг, – сказала я.

Джейсон улыбнулся.

– Ну да, но ты не поэтому меня защитила. Ты сделала бы то же самое и для Зейна.

Я нахмурилась.

– Какого ответа ты от меня хочешь, Джейсон?

– Настоящую причину, по которой ты меня защищала. Ту же причину, по которой ты так многим рисковала ради Натаниеля. Не дружба, не секс, и не любовь.

– Тогда что? – спросила я.

– Ты знаешь ответ, Анита.

Я перевела взгляд с него на двух стоящих на коленях верлеопардов. Мне очень не хотелось выражать это словами, но Джейсон был прав.

– Натаниель теперь мой. Он находится в списке людей, которых я буду защищать. Он мой, и никто не может причинить ему вред, не ответив передо мной. Джейсон – мой. Вы все – мои, и никто не трогает то, что мое. Это никому не позволено.

Вслух это звучало так высокомерно. Это звучало по-средневековому, и все же было правдой. Некоторые вещи просто существуют; о них не нужно говорить, они просто есть. Где-то на своем пути я начала собирать людей. Мои люди. Обычно это означает друзей, но в последнее время это значило больше, или меньше. Это означало людей, подобных Натаниелю. Мы, конечно, не были друзьями, но, несмотря на это, он был моим.

Я смотрела вниз на лица Зейна и Шерри, и, казалось, могла видеть все разочарования, маленькие предательства, эгоизм, мелочность, жестокость. Я видела, как все это наполняет их глаза. Они видели так много злого, что просто не могли понять доброту или честь; или хуже, они не верили этому.

– Если ты действительно имеешь это в виду, – сказал Зейн, – мы – твои. Ты можешь иметь нас всех.

– Иметь? – переспросила я.

– Он имеет в виду секс, – объяснил Джейсон. Теперь он не улыбался. Я не совсем понимала, почему. Он наслаждался шоу еще за миг до этого.

– Я не хочу заниматься сексом с вами, ни с кем из вас, – добавила я торопливо. Недоразумений мне не хотелось.

– Пожалуйста, – сказала Шерри, – пожалуйста, выбери одного из нас.

Я уставилась на них.

– Почему вы хотите, чтобы я переспала с кем-то из вас?

– Ты любишь некоторых волков, – произнес Зейн. – У тебя с ними настоящая дружба. Ты не чувствуешь к нам ничего такого.

– Но ты чувствуешь вожделение, – продолжила Шерри. – Натаниель тревожит тебя, потому что ты находишь его привлекательным.

Камешек упал ближе к огороду, чем хотелось бы.

– Послушайте, ребята, я не сплю с людьми только потому, что я нахожу их привлекательными.

– Почему нет? – спросил Зейн.

Я вздохнула.

– Я не увлекаюсь случайным сексом. Если вы этого не понимаете, я не уверена, что смогу объяснить.

– Как мы можем доверять тебе, если тебе от нас ничего не нужно? – спросила Шерри.

Мне нечего было ответить. Я посмотрела на Джейсона.

– Ты не поможешь мне с этим разобраться?

Он оттолкнулся от стены.

– Наверное, но тебе это может не понравиться.

– Поконкретнее, – попросила я.

– Проблема состоит в том, что у них никогда на самом деле не было Нимир-ра, я имею в виду, настоящей. Габриэль был альфой, и он был силен, но он тоже не был Нимир-раджем.

– Один из вервольфов назвал Габриэля lionpassant, спящий леопард, тот, кто имеет власть, но не защищает, – припомнила я. – Пард назвал меня lеopardelionne, тем, кто защищает, прежде, чем они сочли меня Нимир-ра.

– Мы называли Габриэля leopardlionne, – сказал Зейн, – потому что другого мы не знали, но волки правы, он был lionpassant.

– Прекрасно, – заметила я, – так что все в порядке.

– Нет, – возразила Шерри. – Если Габриэль и научил нас чему-то, так это тому, что нельзя доверять никому, если он ничего от тебя не хочет. Ты не обязана нас любить, но выбери из нас партнера.

Я покачала головой.

– Нет. Я очень благодарна за предложение, но нет, спасибо.

– Тогда как мы можем тебе доверять? – Шерри почти перешла на шепот.

– Вы можете ей доверять, – сказал Джейсон. – Это Габриэлю нельзя было доверять. Это он убедил вас, что секс так чертовски важен. Анита даже не спит с нашим Ульфриком, но Зейн видел ее вчера вечером. Он видел, что она сделала, чтобы защитить меня.

– Она сделала это, чтобы защитить своего вампира. Того, о котором она заботится, – сказал Зейн.

– Я не чувствую к Дамиану того, что чувствую к Ашеру, но вчера рисковала своей жизнью ради него, – возразила я.

Леопарды нахмурились.

– Я знаю, – произнес Зейн, – и не понимаю. Почему ты не позволила ему умереть?

– Я попросила, чтобы он рискнул жизнью, чтобы спасти Натаниеля. Я никогда не прошу от других того, что не стану делать сама. Если Дамиан рисковал жизнью, то я не могла сделать меньше.

Леопарды растерялись. Это было видно по их лицам, по напряжению, проявившемуся в их силе, касавшейся моей кожи своим дыханием.

– Я – твой? – спросил Натаниель. Его голос звучал тонко и потерянно.

Я посмотрела на него. Он все так же сидел на корточках посреди пола, обхватив себя руками. Его длинные-длинные волосы обернулись вокруг него, скрыли лицо. Его глаза цвета лепестков фиалок смотрели на меня сквозь этот занавес из волос, как будто сквозь мех. Я видела, как такое делали другие ликантропы – прятались за волосами, и следили из-за них. Он внезапно показался мне диким и смутно нереальным. Он отбросил волосы с одной стороны, обнажив линию руки и груди. Лицо вдруг оказалось юным, открытым, и беззащитным в его нетерпении.

– Я никому больше не позволю причинить тебе вред, Натаниель, – сказала я.

Одна-единственная слезинка скользнула вниз по его лицу.

– Я так устал быть ничьим, Анита. Так устал быть мясом для каждого, кто меня хочет. Так устал бояться.

– Тебе не нужно больше бояться, Натаниель. Если в моих силах обеспечить тебе безопасность, я это сделаю.

– Я теперь принадлежу тебе?

Мне не понравилась эта фраза, но глядя, как он плачет, как падает одна прозрачная слезинка за другой, я понимала, что не время обсуждать семантику. Я надеялась, что не подписываюсь на более близкие и личные отношения, чем хотелось бы, и кивнула.

– Да, Натаниель, ты принадлежишь мне. – Одни слова редко производят впечатление на оборотней. Как будто какая-то их часть не понимает слов.

Я протянула ему руку.

– Иди, Натаниель, иди ко мне.

Он двинулся ко мне, не с той дикой, мускулистой грацией, но опустив голову, роняя слезы и пряча лицо за волосами. Он рыдал в голос к моменту, когда достиг меня. Он протянул мне руку вслепую, не поднимая глаз.

Зейн и Шерри сместились в стороны, позволяя ему приблизиться ко мне.

Я взяла руку Натаниеля и не знала, что с ней делать. Пожать – было маловато, поцеловать – казалось неправильным. Я насиловала свой мозг в поисках чего-нибудь подходящего для леопардов и находила только пустоту. Единственное, что леопарды делали чаще всего – лизали друг друга. Больше в голову ничего не лезло.

Я подняла руку Натаниеля к губам, склонилась над ним, прижавшись ртом к тыльной стороне ладони. Я лизнула его кожу одним быстрым движением, и вкус оказался мне знаком. В этот момент я узнала, что эту сладкую кожу вылизывала Райна, проводила губами, языком, зубами по этому телу.

Мунин взвился внутри меня, и я противилась ему. Мунин хотел укусить руку, пустить кровь и лакать ее, как кошка – сливки. Образ был слишком отталкивающим. Мой собственный ужас помог мне прогнать Райну. Я оттолкнула ее в глубину и поняла, что она не собирается покидать меня насовсем. Вот почему она пришла так быстро и так легко. Я чувствовала, что она скрывается внутри меня, словно раковая опухоль, ждущая возможности разрастись.

Я стояла, ощущая вкус кожи Натаниеля во рту и делала то, чего Райна не делала никогда: утешала.

Я мягко подняла голову Натаниеля, пока не смогла взять его лицо в свои руки. Я поцеловала его лоб, соленые от слез щеки.

Он с плачем упал на меня, прижался, руки обхватили мои ноги. На секунду Райна попробовала прорваться к жизни, когда пах Натаниеля прижался к моим голым ногам.

Я потянулась к Ричарду, оживляя метку между нами. Его сила пришла в ответ на мою просьбу, как теплое касание меха. Помогла прогнать это ужасающее, жалящее привидение.

Я протянула руки остальным леопардам. Они прижались к моим ладоням лицами, терлись подбородками, как кошки, облизывали меня, будто я была котенком. Я стояла между трех жавшихся ко мне верлеопардов, заимствуя силу Ричарда, чтобы держать Райну вдали. Но в этом было что-то большее. Сила Ричарда переполнила меня, хлынула через меня в леопардов.

Я была словно дерево в центре костра. Ричард был огнем, а верлеопарды грелись в этом тепле. Они вбирали его в себя, купались в нем, заворачивались, как в надежду.

Стоя там, между силой Ричарда, потребностью в тепле верлеопардов, и ужасным прикосновением Райны, отравляющим все, будто какой-то нечистый запах, я молилась: “Господи, не дай мне их подвести”.

 

Церемония приветствия, прерванная вчерашней ночью, была перенесена на сегодня. С монстрами надо помнить одно: правила должны соблюдаться. Правила гласили, что нужна приветственная церемония, значит, черт побери, она состоится. Мстительные вампиры, или продажные полицейские, да пусть хоть ад замерзнет, но если нужно выполнить обряд или провести церемонию – ее проводят. Вампиры, вцепляясь в горло, соблюдали одновременно массу культурных традиций, и вервольфы не слишком отставали от клыкастых.

Что до меня, я бы потребовала перерыв и сказала: “К чертям все это; давайте попробуем разобраться с загадками”. Но решала не я. Даже поджарив больше двадцати вампов вчера ночью, главной собакой в стае или в чем-то еще я не стала, хотя приглашение Верна было очень, очень вежливым. Меня теперь боялся не только Колин.

Уничтожение почти всех вампиров Колина означало, что стая Верна теперь контролировала положение. У них хватало людей, чтобы удержать Колина от создания новых вампов. Очевидно, если особых уз между вампирами и оборотнями на конкретной территории не было, то те из них, кто был сильнее, мог управлять другими. До вчерашней ночи Колин водил волков по струночке; теперь сапог был на другой ноге, и судя по выражению в глазах Верна, нога готовилась к пинку.

Стояла одна из тех жарких августовских ночей, которые невероятно тихи. Мир замер в душном, жарком мраке, как будто затаил дыхание в ожидании прохладного ветерка, который никогда не поднимется.

Но под деревьями что-то двигалось. Не ветер, что-то другое. Между деревьями пробирались люди. Нет, не люди – вервольфы. Все пока были в человеческой форме, но принять их за людей было невозможно. Они скользили сквозь лес, как тени, перемещаясь через редкий подлесок почти беззвучно. Если бы дул хоть самый легкий ветерок, раскачивая деревья, они были бы совсем незаметны. Но скрип веточки, шорох листа под ногой, шелест в кроне – и вы их слышали. В ночи вроде сегодняшней даже тихие звуки разносятся далеко.

Слева от меня хрустнула ветка, и я подскочила. Джамиль коснулся моей руки, и я подскочила снова.

– Черт, малыш, ты сегодня нервничаешь.

– Не называй меня малышом.

Его улыбка сверкнула в темноте.

– Прости.

Я потерла руками плечи.

– Ты не могла замерзнуть, – сказал он.

– Я не замерзла. – Вовсе не холод мурашками пробегал вверх и вниз по моей коже.

– Что не так? – спросил Джейсон.

Я замерла на месте в темном лесу, по колено в каких-то высоких, голенастых сорняках. Покачала головой, вглядываясь в темноту. Да, вокруг болталось несколько дюжин вервольфов, но меня выводили из равновесия не сами оборотни. Это было..., это было похоже на звук голосов издалека. Я не могла разобрать, что они говорили, но я могла их слышать – слышать у себя в голове. Я знала, что это было; это были мунины. Мунины в лупанарии. Мунины взывали ко мне, шептали мне в уши. Они в нетерпении ждали, пока я приду, поджидали меня. Черт.

Зейн всматривался в темноту. Он стоял достаточно близко, чтобы я услышала, как он втянул воздух, и поняла, что он принюхивается к ветру. Они все вышли на ночную прогулку, даже Натаниель. Он казался более уверенным, чем я когда-либо его видела, в собственной коже ему было удобно, причем буквально. Наша маленькая церемония днем кое-что значила для всех трех леопардов. А я все еще не понимала толком, что именно она значила для меня.

Они все были в старых джинсах и футболках – вещах, в которых не жалко перекинуться, потому что за одну ночь до полнолуния могло случиться всякое. Нет, случайностью это не будет. Сегодня ночью мне определенно придется смотреть, как некоторые из них теряют человеческую форму. Я поняла, что на самом деле я не хотела этого видеть. На самом деле.

Ашера и Дамиана с нами не было. Они ушли то ли шпионить, то ли вести переговоры с Колином и его оставшимися вампами. Я считала, что это – по-настоящему плохая идея, но Ашер уверил меня, что этого ожидают. Что он, как второй в команде Жан-Клода, отнесет сообщение, что я – мы – пощадили Колина и его второго, Барнаби. Мы позволили его слуге-человеку уйти из круга. Мы проявили великодушие, хотя не были обязаны. В соответствии с их законами, Колин преступил границы своих прав. Он был низший вампир, и мы могли бы отнять у него все.

Конечно, на самом деле Колин и Барнаби сами ускользнули. Единственный человек, которому мы разрешили уйти – это слуга-человек Колина. Но Ашер уверил меня, что он сможет солгать Колину, и что Мастер этого города никогда не поймет, что это было ложью.

Мой желудок сжимался при мысли о Дамиане и Ашере наедине с Колином и его компанией. У вампиров на все имелись правила, но они имели склонность искажать их, пока те не оказывались на волос от нарушения. Достаточно близко, чтобы Дамиану и Ашеру пришлось туго. Но Ашер был беспредельно уверен, а я сегодня ночью играла лупу. Один монстр за раз, полагаю.

Другое, что заставляло меня нервничать, – это отсутствие огнестрельного оружия. Ножи были разрешены, они заменяли когти, но никаких пистолетов. С Маркусом было то же самое. Ни один Ульфрик, достойный своей должности, не позволил бы принести оружие в их потаенное святилище. Я это понимала, но не была обязана одобрять. После того, что я сделала для Верна вчера ночью, я считала требование обходиться без оружия просто невежливым.

Ричард проинформировал меня, что мое убийство вампиров Колина внутри лупанария будет считаться нашим подарком, подарком, который приехавшие с визитом Ульфрик и лупа дарят местной стае.

Подарком, по обычаю, могло быть свежеубитое животное, драгоценности для лупы или что-то мистическое. Смерть, драгоценности или магия, этакий наборчик на День Святого Валентина.

Я надела джинсы, чтобы защитить ноги от травы и кустов, хоть и было достаточно жарко, чтобы под коленками вспотело. Единственный из нас, кто надел шорты, был Джейсон. Если его ноги и поцарапаются, ему, казалось, было без разницы. Он был также единственным, кто не надел никакой рубашки. На мне был ярко-синий топик, так что, по крайней мере, верхней части тела будет прохладно. Это, впрочем, оставляло на виду ножи.

Большой клинок за спиной был спрятан, если не присматриваться к спине по-настоящему пристально. Топ был из тонкой ткани, так что ножны в общем можно было разглядеть, только не в темноте. На предплечьях у меня были мои обычные наручные ножны с серебряными клинками. Они резко выделялись на коже. В кармане у меня лежал новый клинок. Четырехдюймовый пружинный нож с предохранительной кнопкой. Не хотелось случайно присесть и напороться. Один из тех клинков, которые выскакивают мгновенно. Да, это незаконно. Это был подарок от друга, которого не слишком заботила законность. Тогда почему же четырехдюймовик, который запрещено носить в большинстве штатов? Потому что с шестью дюймами стали в кармане мне было бы неудобно садиться. Так хорошо иметь друзей, которые знают твой размер.

Еще на мне было серебряное распятие. Я не планировала встретить каких-нибудь плохих вампов сегодня вечером, но и в то, что Колин ничего не предпримет, верилось слабовато. Если он был достаточно знаком с церемониалом приветствия, чтобы знать, что мне не разрешат взять с собой оружие, как раз сейчас он мог бы выпрыгнуть из кустов.

Под деревьями лежали мягкие серые тени. Луна и звезды ярко сияли где-то вверху. Но там, где мы стояли, деревья закрывали от нас небо сплошной стеной. В такой темноте у меня начиналась клаустрофобия.

– Здесь не пахнет никем, кроме лукои, – заявил Джейсон.

Все согласились. Только мы, оборотни, нынешней ночью. Никто, кроме меня, казалось, не был способен чувствовать это шепчущее эхо. Я была единственным некромантом в компании, так что больше других нравилась духам мертвых.

– Мы должны быть на месте встречи прежде, чем продолжится церемония, – сказал Джамиль.

Я посмотрела на него.

– Ты хочешь сказать, что они уже начали церемонию?

– Был зов, – сказал Джейсон.

Он произнес “зов”, как будто он пишется с заглавной буквы.

– Что ты имеешь в виду?

– Они принесли в жертву животное и пролили кровь на дерево, вроде как ты делала вчера вечером, – объяснил Джейсон.

Я потерла руки.

– Интересно, не потому ли я чувствую мунин?

– Когда мы льем кровь на тронную скалу, наш символ духа, это не заставляет мунин приходить, – возразил Джейсон.

Я покачала головой.

– Я была в вашем лупанарии, Джейсон; этот – другой. Их магия отличается от вашей.

Я почувствовала, как что-то наползает через лес. Поток энергии, которая заставила мое сердце пропустить один удар, и затем забиться быстрее, как после бега.

– Господи, что это было?

– Она чувствует зов, – сказал Джейсон.

– Это невозможно, – возразил Джамиль. – Она не лукои. – Он показал пальцем на Шерри, Зейна и Натаниеля. – Они не чувствуют. Они – оборотни, но они не чувствуют зов из лупанария.

Шерри посмотрела нас и покачала головой.

– Он прав. Я чувствую что-то вроде неопределенного гудения в лесу, но ничего больше.

Натаниель и Зейн согласились с ней.

Моя кожа задвигалась на теле, словно собиралась сползти с него по собственной воле. Это было жутко, как в кошмаре.

– Что со мной происходит?

– Она чувствует зов, – сказал Джейсон.

– Это невозможно, – повторил Джамиль.

– Ты все время говоришь это о ней, Джамиль, и все время ошибаешься, – сказал Джейсон.

Из горла Джамиля вырвался низкий, рычащий звук.

– Прекратите, вы оба, – вмешалась я.

Я вглядывалась в лес позади, пока он не стал просто стеной темноты, обрисованной слабым лунным светом. Джейсон был прав. Я чувствовала магию. Это была ритуальная магия, и это была магия смерти. Сила ликантропов исходит от жизни. Они – самые живые сверхъестественные существа, с которыми я когда-либо имела дело, иногда они больше похожи на фейри, чем на людей. Но этот лупанарий строился на смерти так же, как и на жизни; он звал меня вдвойне. Во-первых – через метки Ричарда; во-вторых – через мой дар некроманта. Я хотела, чтобы здесь был Ричард.

Он ушел на ужин со своей семьей. Шанг-да пошел с ним, по моему настоянию. Шериф Уилкс уже должен знать, что мы до сих пор не покинули город. Нам приходилось беспокоиться не только насчет местных вампиров. Ричард позвонил по телефону и велел начинать без него, если он задержится. Его мать просто не поймет, почему он не может остаться подольше. Всех Зееманов так ловко понукали – ах, простите, опекали.

Я пошла дальше в лес, и все последовали за мной. Я наступила на упавший ствол дерева. Нельзя просто перешагивать через бревно. Никогда не знаешь, нет ли с другой стороны змеи. Шагнуть на бревно, потом дальше. Сегодня ночью я тревожилась не о змеях. Я шла медленно, выбирая путь меж деревьями. У меня отличное для человека ночное зрение, и я могла бы идти быстрее. Я хотела пойти быстрее. Я хотела броситься в лес и побежать. Я не бежала, но только усилие воли удерживало меня от этого.

Я улавливала не только смерть. Была еще и эта теплая растущая энергия, которая принадлежала только ликантропам. Я знала, что чувствовала что-то в этом роде, когда Ричард держал меня за руку. Такое бывало раньше при полной луне, но никогда – если я была одна. Никогда я одна не шла сквозь мрак, стараясь дышать наперекор собственному бьющемуся сердцу и натиску чьей-то силы.

Я прошептала:

– Ричард, что ты сделал со мной? – Может, дело было в том, что я позвала его по имени, а может, достаточно было подумать о нем, но я внезапно почувствовала, что он сидит в автомобиле. Я уловила мгновенный образ Дэниела за рулем. Почувствовала запах его лосьона после бритья. Ощутила теплую твердость груди Ричарда. Я отдернулась и осталась одна, совершенно потрясенная. Если бы рядом не оказалось дерева, на которое можно было опереться, я бы упала на колени. Если этот момент слияния ударил Ричарда с той же силой, что и меня, я была рада, что не он вел машину.

– Анита, с тобой все хорошо? – Джейсон тронул меня за плечо. И сила потекла меж нами горячим, поднимающим волосы на коже порывом. Я повернулась к нему, ощущая, что я двигаюсь будто в замедленной съемке. Я не могла сделать вдох из-за всей энергии и ощущений, которые заполнили мой разум. Образы, вспышки, словно смотришь в стробоскопическом свете. Кровать, белые простыни, запах секса настолько недавнего, что казался жарким и мускусным. Мои руки на гладкой груди. Груди мужчины. Теплая, вихрящаяся сила, сила оборотней, сила зверя, наполнила мое тело, как мужчина подо мной. Резко, восхитительно, возбуждающе. Сила влилась в кончики моих пальцев, вытащила из них когти, как ножи из ножен. Зверь рванулся к гладкой коже моего тела, пытаясь выбраться на волю и пересилить меня. Но я удержала его, сжала свое тело вокруг него, и только моим рукам позволила превратиться в чудовищные. Когти полоснули по его гладкой груди. Кровь, достаточно горячая и свежая, чтобы я – мы ощутили ее вкус во рту.

Джейсон смотрел на меня с кровати, все еще прижатый моим телом, нашим телом, и кричал. Он хотел этого. Выбрал это. И все же – он кричал. Я чувствовала, как его плоть подалась под когтями. Жуткие руки ударили снова и снова, пока белые простыни не пропитались кровью, и он затих под нами без движения. Если он останется в живых, он будет одним из нас. Я помнила, что мне было все равно, выживет он или умрет, почти все равно. Только секс, боль, радость – вот что имело значение.

Когда я смогла снова почувствовать мое тело, мы с Джейсоном стояли на коленях в листве. Его руки все еще лежали у меня на плечах. Кто-то кричал, и это была я. Джейсон смотрел на меня с лицом, почти опустошенным от ужаса. Он разделил воспоминание, но это была не его память.

Это не было памятью Ричарда, или моей. Это была Райна. Она была мертва, но не забыта. Из-за нее я боялась мунина. Я была некромантом, соединенным с волками. Мунины любили меня. Мунин Райны любил меня больше всех остальных.

– В чем дело? – спросила Шерри. Она коснулась меня, и прикосновение снова открыло что-то внутри меня. Райна метнулась назад в мой разум с силой, которая заставила меня завопить. Но на этот раз я сопротивлялась. Сопротивлялась, потому что не хотела видеть Шерри так, как ее видела Райна. Джейсону было бы все равно. Шерри было бы все равно. А вот мне – нет.

Вспышка ощущений: влажная от пота кожа; руки с длинными, покрытыми лаком ногтями на моих грудях; эти серые глаза, смотрящие на меня; рот – приоткрытый, слабый; светлые волосы до плеч на подушке. Райна снова сверху.

Я закричала и отдернулась от них обоих. Образы исчезли, как будто выдернули вилку из розетки. Я поползла по листве на четвереньках, плотно закрыв глаза. Наконец я села, подтянув колени к груди, спрятав лицо в коленках. Я сжимала веки так напряженно, что начала видеть перед собой белые змейки.

Я слышала, как кто-то двигался по шелестящей листве. Я чувствовала, как они склонились надо мной.

– Не трогайте меня! – Это вышло почти еще одним воплем.

Я услышала, как он, кто бы это ни был, опустился на колени в сухую листву, потом прозвучал голос Джамиля.

– Не буду. Тебя все еще мучают воспоминания?

Он не спросил, вижу ли я воспоминания. Я сочла формулировку странной. Я покачала головой, не открывая глаз.

– Тогда все кончилось, Анита. Если мунин ушел, он не придет снова, пока его не вызовут.

– Я ее не вызывала. – Я медленно подняла лицо и открыла глаза. Летняя ночь, казалось, еще потемнела.

– Это опять была Райна? – спросил он.

– Да.

Он опустился на колени так близко, как мог, не дотрагиваясь до меня.

– Ты разделила воспоминания с Джейсоном и Шерри.

Я не поняла, был ли это вопрос или утверждение, но ответила:

– Да.

– Все было как наяву, – сказал Джейсон. Он сидел, прислонившись к дереву голой спиной.

Шерри прижимала руки к лицу. Она заговорила, пряча лицо:

– Я остригла волосы после той ночи, после того, что она сделала со мной. Одна ночь с ней – это была цена за разрешение не участвовать в одном из их порнофильмов.

Плача, она отняла руки от лица.

– Боже, я чувствую запах Райны. – Она терла и терла руками джинсы, будто дотронулась до чего-то мерзкого и пыталась это оттереть.

– Что это было, черт? – спросила я. – Райна приходила и раньше, но не так. Были проблески воспоминаний, но не полноформатное кино. Никогда ничего подобного.