ГЛАВА 25. Миц долго провозилась с ошейником, пытаясь как-нибудь выскользнуть из него или стащить его лапами

Миц долго провозилась с ошейником, пытаясь как-нибудь выскользнуть из него или стащить его лапами. Все усилия остались тщетными. Ошейник сидел плотно, и наконец лисичка сдалась, решив — будь что будет. Ведь если ей даже удастся изловчиться и снять ошейник, человек с меховой мордой немедленно наденет его опять.

В сумерках человек вышел из дома с какой-то маленькой коробочкой, из которой торчал металлический прут. Он принялся играть с этой штукой, не сводя при этом глаз со своей пленницы, и Миц догадалась — вот оно, то самое загадочное устройство, о котором говорила Бетси. Устройство, которое связано с ошейником и будет следить теперь за каждым ее шагом.

Когда человек закончил забавляться со своей игрушкой, из дома вышла самка, и они вместе направились к ручью. Вскоре до Миц донесся плеск воды — скорее всего то резвился Стиганд со своим семейством. Теперь люди «наблюдают» за выдрами, догадалась лисичка. Надо же, как эти двое любят соваться в жизнь диких зверей. Натешившись зрелищем играющих выдр, парочка принялась собирать упавшие фрукты в саду, пропитанном сладкими, терпкими запахами. Запасай приносит изобилие, земля дышит теплом и покоем, вечерами на небесах полыхают багряные закаты. Даже юная лисичка, попавшая в опасную переделку, не могла не восхититься той щедростью, с какой природа украшает мир осенью. Сквозь прутья клетки она любовалась спелыми, налитыми соком грушами, румяными яблоками, под тяжестью которых гнулись ветви. Но вскоре голод вывел Миц из созерцательного настроения.

Люди словно почувствовали, что лисичка проголодалась, принесли ей миску с едой. Бетси вновь позволили приблизиться к клетке. Пока Миц ела, собака развлекала ее беседой.

— Он отпустит тебя прямо сейчас, — первым делом сообщила она.

От неожиданности Миц даже растерялась:

— Я не представляю, где я, куда меня завезли. Наверняка это очень далеко от моего дома. Как же я найду дорогу назад?

Бетси покачала своей тяжелой головой и задумчиво поскребла ухо.

— Не сомневаюсь, хозяин обо всем подумал. Не бросит тебя на произвол судьбы Отвезет на то место, где поймал, вот и все.

— Что? Назад в человеческий дом?

— Нет, это вряд ли. Тамошние хозяева, ясное дело, позвали моего, потому что ты им мешала. Они хотели, чтобы он тебя забрал. Думаю, он выпустит тебя где-нибудь поблизости от того дома. Так он делал раньше.

Когда стемнело, человек принес маленькую клетку, в которой привез Миц, и, ласково уговаривая лисичку, стал подталкивать ее к дверке. Но пленница сопротивлялась. Хотя она решила положиться на милость человека, ей вовсе не хотелось вновь быть запертой в тесноте. При одной мысли об этом сердце ее замирало, и она еле сдерживалась, чтобы не заскулить. Но в конце концов Миц поддалась на уговоры, согласилась войти в крошечную клетку и, призвав на помощь все свое самообладание, свернулась клубочком на полу. Человек-самец понес клетку к машине, а самка, благоухающая полевыми цветами, шла рядом и, просунув руку сквозь прутья, поглаживала Миц по спине. Однако садиться в машину самка не стала, зато Бетси вскарабкалась на переднее сиденье рядом с хозяином и сразу уставилась в окно, в точности так, как это делают люди.

Стоило машине тронуться, в животе у лисички противно засосало.

— Разве ты не боишься ездить? — спросила она у собаки.

— Нисколечко, — ответила та. — Чего тут бояться? Если бы ты со щенячьего возраста привыкла кататься, тебе бы тоже это нравилось. По-моему, езда очень бодрит и оживляет.

— Оживляет, это верно, — пробурчала лисичка. — Мой желудок до того оживился, что, по-моему, хочет выскочить наружу. А ты уверена, что так мчаться не опасно?

— Какое там не опасно! Хуже водителя, чем хозяин, и не сыщешь. Но нам волноваться нечего. Если попадем в аварию, то, поверь, даже испугаться толком не успеем. Он гонит как бешеный. Врежемся во что-нибудь и мигом превратимся в... забыла, как вы, лисы, называете падаль? Ах да, х а н ы р ы. Превратимся в х а н ы р о в, распластанных на шоссе. А больно не будет, это я тебе обещаю. Так что не нервничай, расслабься и получай удовольствие. Пользуйся моментом. Вряд ли тебе еще когда-нибудь доведется покататься в машине.

— Вот это радует. Надеюсь, ты не ошибаешься, — угрюмо пробормотала оцепеневшая от страха Миц.

За окнами проносились всполохи света. Лисичка, сжавшись в клетке, не поднимала головы. Но вот пытка кончилась, земля прекратила качаться. Человек вытащил клетку из машины, и лисичка увидела — они очутились на той самой улице, где на нее упала громадная тень риджбека. При мысли, что пес-убийца бродит где-то поблизости, она содрогалась.

— По улицам разгуливает здоровенный пес, — сообщила она Бетси. — Зовут его Сейбр. Он охотник и лютой ненавистью ненавидит всех лис. Если он меня поймает, мне конец.

— Не бойся. Мы с хозяином пойдем вслед за тобой. Я не дам тебя в обиду этому грубияну.

— Неужели ты будешь защищать меня? Вступишься за меня перед собакой, такой же, как ты?

— Такой же, как я? Будь добра, обойдись без оскорблений. Знаю я этого Сейбра. Пес из усадьбы. Все собаки, у которых кой-что есть в голове, его презирают. Надутый нахал. Вообразил, что все должны перед ним преклоняться. Ничего, пусть он мне только подвернется. Я с удовольствием задам ему хорошую трепку.

В этом Миц очень и очень сомневалась. Но все же известие о том, что Бетси пойдет за ней вслед, прибавило лисичке бодрости, человек что-то пролаял.

— Приказал мне замолчать, — сообщила Миц собака. — Надо его слушаться, и все будет в порядке, — прибавила она.

Человек тем временем открыл дверцу клетки, и Миц бросилась прочь. Разок она обернулась и убедилась, что хозяин с собакой действительно следуют за ней, хотя и на почтительном расстоянии. Всякий раз, прежде чем свернуть за угол, лисичка останавливалась и с опаской всматривалась в блики света, которые бросали уличные фонари. Вдруг за углом притаился кровожадный враг? Вдруг неумолимые челюсти сожмут ее горло?

Миц выбрала кратчайший путь к родной свалке и добралась до дома без приключений, хотя сердце ее бешено колотилось. Прежде чем юркнуть в дыру в заборе, она опять обернулась. Вдалеке виднелись человек и собака, два темных силуэта в ночи. Лисичка издала прощальный клич, проскользнула между грудами металла и вскоре оказалась перед своей норой-машиной.

Проделав все ритуалы, которым учила ее мать, Миц пролезла внутрь.

О-ха и Камио были дома. Оба, разумеется, почуяли запах дочери задолго до того, как увидели ее воочию. Лисичка с удивлением заметила, что глаза родителей сияют от счастья. О-ха бросилась к дочери и облизала с таким неистовством, словно хотела надолго избавить от необходимости умываться.

— Так вы скучали обо мне? — спросила Миц.

— Еще бы нет! — воскликнул Камио. — А что мы, по-твоему, должны были делать? Радоваться, что у нас дочь пропала?

Миц покачала головой:

— Ну не знаю. Я думала... Когда я была маленькая, вы оба меня любили, но теперь...

— А что теперь? — перебила ее О-ха. — Ты всегда будешь нашей дочерью. Расскажи лучше, где ты пропадала.

Миц выложила родителям свою невероятную историю. Когда она закончила, оба слушателя некоторое время потрясенно молчали.

— Говоришь, люди выпустили тебя, — первым обрел дар речи Камио. — Ушам своим не верю. Никогда раньше о таком не слыхал.

— Но я же здесь, — пустила в ход самое веское доказательство Миц.

— Неужели тебе всю жизнь придется носить этот рабский ошейник? — вздохнула О-ха. — Может, попробуем его сгрызть?

— Пока не надо. Еще несколько часов назад я бы прыгала от радости, если бы освободилась от этой штуки. А теперь думаю, стоит немного потерпеть, — возразила Миц. — Так просила Бетси, и я обещала... Вреда нам от него не будет, это точно. О, знали бы вы, какая она замечательная, эта собака Бетси. Сказала: если Сейбр только посмеет ко мне приблизиться, она ему задаст.

— Это уж чересчур, — заметил Камио. — Ты, случаем, не заливаешь?

— Вру? Я? Вот еще! — возмутилась Миц. Но по тому, как переглянулись родители, лисичка поняла, что им трудно ей поверить. Что ж, решила Миц, пусть остаются при своем мнении, она-то знает, что говорит чистую правду.

Как только радость встречи немного улеглась, лисичка ощутила, что в воздухе норы витают напряжение и страх.

— Что, Сейбр все еще на свободе? — спросила она.

Камио кивнул:

— Похоже на то. Нам всем лучше пока не высовывать со свалки носа. Здесь поблизости у нас есть несколько кладовых, так что голодать не придется. С водой труднее. Но если чутье меня не обманывает, скоро будет дождь. Все бы ничего, пережить можно, вот только твой брат А-сак нас тревожит. С тех пор как вы оба ушли искать норы, о нем ни слуху ни духу. На то, что он тоже попал в гости к добрым людям и собакам, надежды мало. Если сегодня-завтра он не вернется, боюсь, с ним случилась беда.

Лисы улеглись и затихли в ожидании. Через некоторое время они услышали, как по металлической крыше машины застучали дождевые капли, и вскоре стук перерос в мощный, ровный шум, словно небеса разверзлись и оттуда хлынули потоки воды. Вокруг машины забурлили мутные ручьи. Несмотря на ливень, Камио вылез наружу, добрался до кладовой и принес немного еды, которую все трое уничтожили в молчании.

Ближе к рассвету дождь прекратился. Влажная земля пахла плесенью. Лисы оставались в норе, коротая время в разговорах.

Камио и О-ха вновь принялись рассуждать о новой норе. Лисы, за исключением ш а л о п у т о в, очень привыкают к своим владениям и чрезвычайно редко покидают их, но сменить жилище — другое дело. Достаточно малейшего подозрения, что убежище их стало небезопасным, и они покидают нору, тем более отыскать другую обычно не представляет трудности. Лисы легки на подъем, потому что с домом их мало что связывает. У них нет привычки наживать добро, и норы их обрастают разве что объедками да грязью. Они не устраивают даже подстилок, и, в сущности, дом для них лишь укромное местечко, где они отдыхают и прячутся от врагов.

О-ха и Камио долго решали, куда бы им переселиться, и Миц они тоже советовали то одно, то другое место для ее будущей норы. В пору, когда дует Запасай, во многих лисьих семьях происходят подобные разговоры: родители, вслед за повзрослевшими детенышами, стремятся подыскать себе новое жилище. Камио по-прежнему всячески превозносил железнодорожную насыпь.

— Мы поселимся там первыми, это ясно. Пометим все вокруг, и никто к нам не сунется. А у тебя, — повернулся он к Миц, — будет наконец собственная нора. Помню, когда ты была крошечным пушистым комочком с тоненьким хвостишкой...

— Ох, Камио, — поморщилась Миц. — Не надо воспоминаний.

Но Камио пропустил слова дочери мимо ушей.

— Помню, вы частенько играли с обглоданной костью — ты и А-кам. А-сак, даже совсем сосунком, не слишком увлекался играми. А я смотрел на вас и думал: неужели я был таким же? Неужели так же забавлялся со всякой ерундой?

— А то как же, — вставила О-ха. — Мы все были детенышами и любили играть.

— Смотрел я, бывало, как вы гоняетесь за жуками или за обрывками бумаги, которые принес ветер, — продолжал Камио. — Или как охотитесь друг на друга, прячетесь за кучами хлама. Иногда, помню, и мне доставалось. Да, думал я, до чего умненькие, до чего смышленые у меня детеныши, просто чудо. И чуть не лопался от гордости. Сейчас, конечно, я тоже горжусь вами, но вы уже не детеныши, вы взрослые лисы.

— Неужели ты гордился нами? — недоверчиво спросила Миц. — И О-ха тоже гордилась? Вот уж никогда бы не подумала. Вы так часто нас распекали и бранили.

— Может, я порой и казался излишне строгим, но ведь надо было научить вас уму-разуму. А что до матери, она, по-моему, баловала вас напропалую. Позволяла вытворять все, что угодно. Помню, соски ее кровоточили, потому что вы, малышня, без устали теребили их. Но она ни капли на вас не сердилась. И вечно вы просили есть. Такие ненасытные крохи, ну, сейчас это все позади — вы все умеете охотиться, и уже не за материнским хвостом, а за настоящей добычей. Можете сами себя прокормить.

— Ты, Камио, говоришь как древний старикан, — заметила О-ха. — Я, к счастью, еще не чувствую себя старухой.

— Хотел бы я знать, почему это я старикан? — обиделся Камио. — Разве отец семейства не имеет права предаться воспоминаниям? Какой смысл хранить память о былых днях, если о них и поговорить нельзя.

— А разве ты предаешься воспоминаниям? — возразила Миц. — Ты же все придумываешь. Конечно, правда в твоих словах тоже есть, но ты обожаешь все приукрашивать. Помнишь, ты рассказывал нам о драке с А-магиром. Говорил, то была битва не на жизнь, а на смерть. Вы, мол, сражались из-за О-ха, и наградой победителю служило право обладать нашей матерью. О-ха потом тоже об этом рассказывала. Похоже, на самом деле все было не так впечатляюще.

О-ха пристально взглянула на Камио, и лис, смущенно потупившись, заерзал на месте.

— Наверное, О-ха была точнее. Но подумай сама — что проку в воспоминаниях, если ты не можешь превратить их в занятную историю? — быстро нашелся Камио. — Помнить — дело не хитрое. А вот рассказать то, что с тобой было, так чтобы всем стало интересно, — это дано не всякому. Вот, к примеру, помню времена, когда мы с твоей матерью...

Так миновала ночь — лисы тревожно прислушивались, надеясь, что никто не нарушит тишины этих глухих часов. Все трое знали: пока риджбек на свободе, их жизнь в опасности. Несомненно, пес-убийца вырвался для того, чтобы разделаться с О-ха и ее семьей. При малейшем шуме лисы вздрагивали и настораживались. Если Сейбр окажется поблизости от свалки — а скитаясь по городу, он рано или поздно обязательно забредет сюда, — он учует О-ха, и тогда им не спастись.

Поутру О-ха покинула свалку, чтобы немного оглядеться вокруг. Она соблюдала осторожность и не отходила далеко от дыры в заборе. Лисица втянула носом воздух, но ей не удалось определить, ощущается ли в дуновении ветра запах Сейбра. О-ха слишком долго просидела на свалке безвылазно, и в ноздрях у нее застоялся запах ржавого металла, от которого невозможно было избавиться сразу. Запаха своего сына-альбиноса лисица тоже не почуяла.

Она понуро вернулась к своим.

— Еще денек подождем здесь, — сказала она Камио. — Думаю, сегодня люди наверняка поймают Сейбра. Не позволят они ему вечно рыскать по улицам, нагонять страх на весь город. А потом пойдем искать А-сака. Кто знает, далеко он отсюда или нет. Во всяком случае, я должна сама убедиться, что мой сын в безопасности. Иначе мне не будет покоя.

— Так и сделаем, — согласился Камио. — Разумнее не придумаешь.

Вскоре выяснилось, что лисы не зря готовились в ближайшие дни покинуть свалку. Утром там появилась какая-то машина, которая резала обломки на аккуратные куски. Двор наполнился оглушительным лязгом и скрежетом металла. Груды хлама таяли на глазах, и лисы боялись, что машина доберется до их жилища уже через пару часов.

Шум поначалу казался им невыносимым, но постепенно они к нему притерпелись, а к полудню стало ясно, что чудище пожирает железный хлам медленнее, чем они думали. В запасе у них еще оставалось немного времени.

Солнце припекало все сильнее, лужи высохли, от земли и от влажного металла исходил пар. Лисы, чтобы разогнать тоску, принялись тщательно облизывать друг друга, — неряхи во всем, что касается жилища, они очень пекутся о собственной чистоте. Но время тянулось томительно медленно.