Часть 1 ЗОНА ЛЮБИТ ТЕБЯ 4 страница

Дома равнодушно пялились на меня чёрными глазницами оконных проёмов и бельмами целых стёкол. Мне казалось, что в этих мёртвых взглядах брошенного жилья сквозит застарелая и уже пережитая обида. «Бросили нас, бросили… даже не закрыли нам глаза досками на прощание. И мы умерли здесь, но мы всё ещё помним… нам ещё снится…». Впереди, на старом асфальте тёмное пятно. Лучше обойти стороной. Может, неизвестная аномалия, может, просто наследил прошлый Выброс. Тут как у грибника: не знаешь, что за гриб, не бери. Не знаешь, почему пятно, не суйся. Всё, полдела сделано. Вот он, старый Коржинский пруд.

Антрацитовое блестящее зеркало вместо воды, и отражаются в нём облака с провалами чистого неба, хотя над головой равномерно серая хмарь. Словно озеро свежей нефти, идеально гладкое, ни единой пылинки на нём, ни листка с наклонившихся над прудом больных тополей. Просили «ботаники» зачерпнуть этой водички, любопытно им, да я хоть и сталкер, но пока ещё не убеждённый самоубийца. Твердит инстинкт «нельзя», значит, нельзя. Пускай на расстоянии изучают. Благо, приборы подходящие имеются. Я вытащил из рюкзака два пластиковых пенала, по шесть «дартсов» каждый, раскрыл. «Дартс» представлял собой почти точную копию дротика, которыми из спортивного интереса или безделья кидаются в прибитую на дверь мишень. Только эти были больше, тяжелее и с начинкой по последнему слову науки и техники. Датчики химического состава, электромагнитных полей, тензоры и ещё с десяток таких, что и не выговоришь, располагались только в игле. В корпус встроена крошечная видеокамера и опять датчики. Оперение состоит из гибких солнечных батарей и там же спутниковый маячок. И название хорошее — «Сталкер МУН310». И всё это чудо следовало, размахнувшись, швырнуть подальше, по навесной, чтобы дротик по возможности воткнулся в землю вертикально и давал чёткий сигнал. Обходя пруд на почтительном расстоянии, я не запорол ни одного броска — все «дартсы» воткнулись как надо. Последний, двенадцатый «дартс» я поставил на экспресс-анализ, законнектил напрямую к ПМК и бросил в пруд. Прибор погиб в секунду, нырнув без всплеска и оставив быстро затухающие колечки волн, но успел передать на компьютер необходимую информацию. Героическая смерть во благо науки. Я вздохнул. Точно, что ни говори, назвали прибор «Сталкером». Пластиковые упаковки назад в рюкзак, удобные вещицы под какую-нибудь мелочь, крепкие, защёлка надёжная, в общем, в хозяйстве сгодятся. Теперь назад.

Я уже направился по своим следам, нарушая правило сталкеров не возвращаться той же дорогой, которой приходил. Знаю, плохо это, но искать другой путь из деревни значило сильно понизить свои шансы. Такой роскоши я себе позволить не мог.

Завибрировал ПМК. Сообщение от Хип: «Красный огонёк на сканере. Пищит». Не понял. Неужели Выброс? Или стажёр самодеятельностью занимается? Хочется в это верить. Однако же ходу надо прибавить, времени может остаться всего ничего.

Хип не соврала. Уже под мостом я почувствовал признаки назревающего локального Выброса. Дальние звуки стали чётче, краски немного поблёкли, плеск воды под брёвнами приобрёл странные, какие-то липкие ноты. Быстрей. Проклятие, впереди ещё куча «электрики», её на скорости не проскочишь…

Прошёл. Теперь бегом на насыпь дороги, затем к «палестинке», где оставил Хип. На ходу рявкнул в обрадованные глаза стажёра «За мной! Быстро!» и, не останавливаясь, по чистой тропе. Сзади слышался лёгкий топот. Хип не отставала. Выброс буквально наступал на пятки, небо мрачнело на глазах. Везёт, как утопленникам. По прогнозам «ботаников» раньше, чем через три недели, в этом районе Выброса не ожидалось. Вот только бывают, кроме «запланированных», ещё и вот такие, внезапные «рояль-капуты». Кому, как не тебе, Лунь, это знать.

 

Мы успели. Выброс накрыл через считанные минуты после того, как я закрыл люк схрона. Противный сверлящий писк в ушах набрал силу, когда мы уже лежали на дне колодца, свернувшись калачиком и хлюпая сочащейся из носов кровью. Глаза во время Выброса лучше не открывать даже в убежище, а то потом будут фосфены или кратковременная флэш-слепота, имеющая дурную особенность проявляться в самое неподходящее время. Писк прекратился внезапно, и тут же скрутило желудок, а сверху накатил низкий, почти на инфразвуке, тяжёлый гул.

— Дыши! — прохрипел я. — Быстро и глубоко. Глаза закрой.

Сейчас будет пик. Как же я не любил этот момент…

Кратковременная потеря сознания. Потом сильная тошнота и хинный привкус во рту, слабость во всём теле. Кажется, что схрон подхватило ветром, и он летит, кувыркаясь, высоко над землёй, вызывая сильнейшие приступы морской болезни. Интересно, что в таком случае чувствует человек, которого Выброс застал на открытой местности? Сразу перед тем, как умереть или сойти с ума?

Пси-импульс Выброса вне убежища ещё можно пережить. А вот следующий за ним ливень странных излучений с потемневшего неба уже нет. Хорошо, что чугунный люк и бетон колодца неплохо экранируют, только слышно, как с негромким «шшшшш» проносятся сверху волны смерти и перекатываются в багровых тучах тяжёлые жернова ленивого, но не умолкающего ни на секунду грома. Выброс пошёл на убыль, но подниматься ещё рано, на очереди инфразвуковая волна. Каждый переносил её по-своему. У кого-то начиналась истерика. Кто-то хохотал и пел сумасшедшим голосом или в животном ужасе метался по убежищу. Я «держал» её сравнительно легко — что-то вроде сильного озноба, такого, что зуб на зуб не попадал, в сочетании с головной болью. А вот Хип взвыла и рванулась к выходу. На секунду увидел безумные глаза, получил укус в руку, но всё же подмял под себя бьющееся тельце. Ничего, сейчас пройдёт… всё, стихла.

— Вот это, стажёр, называется Выброс. Он же на профессиональном жаргоне «рояль-капут». — Я перекатился на спину и раскинул руки. Ну и голосок у меня. — Состоит из трёх частей, как комплексный обед. На первое подают «тошниловку». Кровь из носа, писк в ушах и морская болезнь. От неё страдают все даже в схронах. Второе блюдо — «смертный дождь». Если попал под него и убежища поблизости нет, то кранты. На десерт инфразвук, он же «шиза», потому как на время крышу сносит.

— Знаю, проходили уже пару раз, — простонала Хип, вытерев нос и с удивлением наблюдая кровь на ладони. — Но так сильно не колбасило. О-о, башка… почему здесь такая мощная хрень?

— А потому, что рвануло в Коржино. Как раз над тем прудом, к которому я ходил. Мы сейчас почти в эпицентре, стажёр.

— Я боялась…

— «Рояль-капут» не подарок, — согласился я.

— Боялась, ты не вернёшься, — договорила Хип.

— Думала, брошу?

— Да… — призналась Хип. — И когда странные крики из деревни слышала, на песню похоже. А потом выстрел. Один. И тихо. Вот и думай, что хочешь. — Судя по звукам, Хип начала негромко хныкать.

— Отставить нюни, стажёр. — Я с трудом принял сидячее положение. — И сейчас, и на будущее. А если без них никак, то разрешаю реветь только когда домой придём. Вот коробочка тебе. — Я передал Хип упаковку от «дартсов».

— Зачем? — всхлипнула она.

— Пока в Зоне, будешь туда нюни складывать. Если не хватит, ещё одну дам. Дома откроешь потом, и вперёд, сразу за всю ходку. Или «ботаникам» продай как артефакты.

— Не смешно. — Хип, судя по голосу, всё же улыбнулась. Темно, не видно.

— А бросать я тебя не собирался, — серьёзно добавил я. — В Зоне распоследнее дело напарника оставить. Запомни, стажёр.

Завибрировал ПМК. Сообщение. Ну что ж, почитаем, хоть и расплывается всё в глазах после Выброса.

«Ты живой, Лунь?» Гюльчатай. Надо же, беспокоится.

«Скорее да, чем нет», — написал я стилом на экране. ПМК отформатировал письменный текст в печатный и сразу отправил ответ. Помнится, прошлая модель такими талантами не обладала.

«Класс!!! Молодчина, сталкер. Конверт уже дожидается своего героя. Ждём».

И тут же: «Внимание всем! В квадратах DA-DH индексы 32–66 возможен локальный Выброс!»

Я усмехнулся. Ай, молодцы, «ботаники». Оперативно среагировали, ничего не скажешь. Потом улыбался я уже механически: это сообщение запаздывало. Почти на пять часов.

— Хип, дай-ка твой кирпич почитать.

На её допотопном коммуникаторе всё было в порядке. Отправлено из НИИ — принято в ту же секунду. И ещё одно, полученное совсем недавно: «Внимание всем! Опасность Выброса в указанных координатах подтверждена!» И время. Точное время на моём ПМК, когда в чёрный пруд нырнул «дартс». У меня возникло нехорошее предчувствие.

«Здоров будь, Сноп. Слушай, проверь, кто блокировал сигнал на мой компьютер. Найдёшь мерзавца — за мной магарыч».

Отправил на адрес, не числящийся в списках НИИ. Сноп давно и очень успешно работал с локальной сетью Зоны, чем и зарабатывал на жизнь. Себя он называл странным словечком «хакер». Снопа уважали рядовые сталкеры и безуспешно ловили службы НИИ. Мало того, его никто не видел в глаза, а деньги за выполненную работу следовало передавать через третьи руки.

Ответ пришёл не скоро.

«Извиняй, Лунь. Сигнал действительно блокировался, но данных, кто это делал, уже нет. Одно могу сказать точно — блокировали с НИИ, и девяносто из ста, что это делал тот, кто отправлял тебе последнее перед моим сообщение. Гонорара не нужно. Это же какой паскудой надо быть, а?»

Мозаика сложилась. Ещё никто и никогда не устанавливал приборы в точке Выброса непосредственно перед оным. Данные с раскиданных мной дартсов, а особенно того, что нырнул в пруд, были необычайно ценны для науки. Настолько ценны, что мог бы и гробануться сталкер, оказавшийся в нужном месте и в нужное время. И этим сталкером был я. А учёным, занимающимся физикой Выброса, была Гюльчатай, и от того, успею ли я к пруду в нужный момент, возможно, зависела судьба её диссертации. А вот успею ли обратно, это уже другой и неинтересный «ботаникам» вопрос.

На душе стало паскудно. Никаких обид, на обиженных воду возят, просто…

«А что ты хотел, сталкер Лунь? Неужели ты всерьёз думал, что твоя жизнь для „ботаников“ имеет какую-то ценность? Для них ты „смертник“, „уголовный элемент“, „радиоактивное мясо“ и нужен постольку, поскольку являешься поставщиком материала для исследований. Но чтобы Гюльчатай? Сказочный восточный цветок с ослепительной улыбкой, очаровательная Светлана Григорьевна, спасибо тебе за науку. Век живи, век учись. Всё равно дураком помрёшь. Тьфу, тьфу, блин…»

— Эй, Лунь… — За рукав слегка потеребили. — Ты чё затих? Случилось чего?

— Да нет… философствую на предмет человеческой натуры.

— A-а. Ясно.

— И что именно ясно?

— Да так… дерьма в человеке много, Лунь. Хорошие люди мне редко встречались.

— И какое дерьмо самое хреновое в гомо сапиенсах?

— Равнодушие, — уверенно заявила Хип. — Хуже равнодушия нет. Веришь, отчима ненавидела, а ещё больше тошнило от соседей по лестничной клетке. Сижу на лестнице, сопли кровавые утираю после его кулаков, а мимо поднимаются с авоськами, морды каменные, не замечают. Или остановятся: «Кто тебя так, девочка? Может, надо чего?», а у самих скука в глазах, и уже жалеют, что спросили. Зато потом скажут себе: «А всё-таки я хороший человек. Помочь вот хотел», — и будут гордиться до пенсии. — Хип немного помолчала. — И в электричках насмотрелась на эти хари. Гармошку на плечо, через тамбуры протискиваешься и молишься, чтоб одноклассника какого не встретить и чтоб предкам на водяру сразу дня на три наиграть. Идёшь, песенку горланишь, от контролёров прячешься…

— Контролёров?!

— Ну да… э, Лунь, не зоновских, а обычных, что билеты проверяют. Да, такие тоже есть… ну и сунут кто червонец, кто мелочи из кармана насыплет. Во жизнь была! И везде те же морды, морды, и веришь, абсолютно всем по барабану. Знаешь, Лунь? Я вот тебе скажу, только ты никому потом, ладно? Я в Зону бежала не просто по дурости. Я, короче, отчима своего зарезала. Мать где-то пьяная в тот день валялась и домой не пришла, а этот козёл дома сидел, ну, он меня и отмудохал до потери пульса. А потом на кровать потащил.

Хип молчала долго. Дыхание её срывалось.

— В общем, я его бутылкой по дороге в спальню и огрела. А потом ещё раз «розочкой». Когда очухалась, отчим уже не дышал, и всё красное вокруг. Вот. Рассказала.

— Не повезло тебе с роднёй.

— Мягко сказано, — согласилась Хип. И подползла поближе, положив голову мне на плечо. — Скоро Выброс кончится, Лунь?

— Уже. Но вылезать рано. — Я отщёлкнул магазин «Сайги» и сменил дробовые патроны на вязаную картечь. Ещё три запасных магазина рассовал в карманы «разгрузки». Затеплил огонёк «светляка». — Слушай, стажёр. Это ПП-2000. В нём двадцать патронов…

Короткий инструктаж, на что нажимать, как целиться, как вставлять новый магазин.

— На меня ни в коем случае ствол не направлять. Стреляй только с близкого расстояния и только по команде. Если увидишь что сама, говори «сзади», «слева», «справа» быстро и чётко. И не отставай. Идёшь не по следам, а на полкорпуса вправо.

Я прислушался. Дождь. Как, впрочем, и всегда после Выброса. Интересно, накидало ли на тропе новых аномалий? Скорее всего да. Эх, переждать бы в схроне до завтра, чтобы без спешки проверить дорогу, но нельзя, чёрт возьми. Был Выброс. Значит, будут бюреры. Они всегда выходят из своих нор собрать урожай не успевших спрятаться сталкеров или слепых собак и заодно проверить убежища на предмет прячущегося там мяса. Нас то есть. Я уже представлял, как срежет запорный прут петлями люка, а сам он, отброшенный на десятки метров, зазвенит по асфальту. И сунется к нам широкая, словно размазанная по стеклу белая харя, невидимые, но могучие руки телекинеза вырвут оружие, а кусок стального прутка прошьёт насквозь твоё тело. Кушать подано, господин бюрер.

Я взглянул на часы. Да, скоро стемнеет. Больше ждать нельзя.

Откинув люк, я быстро выбрался наружу и пробежал прицелом помрачневший пейзаж. Никого. Вроде бы.

— Быстрее, Хип! — Я ногой подтолкнул люк, и тот лязгнул, встав на место. — Идём.

Ствол в правую руку. Гайки в левую. До «стеклореза» всё оказалось чисто. После на пятьдесят метров тоже. Потом пошли новые аномалии. «Круговерть» справа, ещё две слева. И впереди штук пять. Хорошо, мелкие, можно обогнуть, но сколько их здесь, целый, блин, выводок, и одна, кажется, блуждает. Только бы не «молотилка». Хоть бы не это.

Или мой запас везения не кончился, или Хип отсыпала немного взаймы, но ни в одну «круговерть» мы не вляпались. А в «молотилку», оказавшуюся впереди буквально в пяти шагах, с разгона влетел слепой пёс.

Короткий взвизг, и скрученное предельным напряжением мышц тело выкатилось прямо к ногам. Готов. Уже мёртвый пёс трещал сухожилиями, влажно хлюпали под шкурой дёргающиеся мускулы. А вот и стая.

Полтора десятка слепых собак замерли возле «молотилки», похожей сейчас на холм воздушного сиреневого пуха.

— Сзади… и слева, — доложила Хип.

Понятно, берут в кольцо, но не бросаются — кругом аномалии. Разномастные собаки, крупные, с хорошего сенбернара, и мелкие «таксы», голые и мохнатые, кружили в хороводе, не решаясь подойти ближе. Одна, похожая на обритую лишаём борзую, привстала на задние лапы и, крутя головой с пустыми ямками глазниц, начала ловить запах. Сухо щёлкали узкие челюсти, падали хлопья слюны, но пёс чуял аномалию между ним и добычей и злился от невозможности броситься в атаку.

От заряда вязаной картечи голова и обе длинные костлявые лапы красиво разлетелись в разные стороны. Ещё один выстрел превратил в суповой набор мохнатого пса с тяжёлой, словно обрубленной головой и редуцированной передней лапой.

— Одиночными, Хип. По головам.

Сухо захлопало. Одна собака зашлась в скрежещущем визге. Потом заорала вторая. Девять миллиметров не совсем то, что надо, конечно, но пули экспансивные, пары попаданий должно хватить.

Несмотря на потери, собаки продолжали кружить, пробегая вихляющейся рысью, высоко подбрасывая зады непропорционально длинными лапами. Одна вообще скакала на задних, изогнувшись знаком вопроса и кивая при каждом прыжке гладким лысым черепом, так как передних лап просто не было, ещё одна елозила по земле высохшим задом, и от неё несло тяжёлой гангренозной вонью. На место погибших вылезали новые, а патроны должны были рано или поздно кончиться. Именно этого и добивался невидимый пока припятский пёс, руководивший всем цирком Сатаны, именно он заставлял собак молча лязгать челюстями, что давило на психику больше, чем лай или рык.

— Хип… падай и кричи, как будто тебе очень больно, — прошептал я в паузе между выстрелами. — Ты тяжело ранена и беззащитна. У тебя нет оружия. И очень, очень больно и страшно. Ни о чём другом не думай.

— Поняла.

Хип медленно осела на землю и жалобно закричала, схватившись за ногу. Я расстрелял остаток магазина и вставил запасной, с «вязанкой». Но на самом деле патронов у меня не осталось. «Сайга» лишь бесполезная палка. Жить мне минуты две. Я позволил горячке боя заполнить сознание, добавил ноток отчаяния и злобы, сдобрил приправой страха и безысходности. Всё, конец…

И припятский пёс купился. Из развалин зерносушилки показалась чёрная голова с круглыми, как у гиены, ушами, грива жёстких волос на мощной груди, крепкие лапы. Тварь почти без опаски приближалась ко мне, а я, задыхаясь от страха, ждал смерти.

Хитёр ты и опасен, припятский пёс, способный читать чужие мысли и управлять войском мутировавших собак. Но куда тебе до двуногого примата, самой подлой и хитрой твари в Зоне? Дёрнулся ты, почуяв подвох, рявкнул от страха за секунду до того, как «бесполезная палка» выплюнула девять свинцовых горошин, и даже успел немного сместить прицел. Большая часть картечи ушла мимо, но то, что осталось, ударило в подставленный при бегстве бок, разрубив почти пополам. Прежде чем умереть, пси-собака бросила в нас стаю слепых псов, надеясь хоть так достать своего убийцу. Аномалии сильно проредили нападавших, а остальные, встретив кинжальный огонь, ретировались с жалобным лаем и визгом, сразу превратившись в обычную стаю глуповатых хищников.

Припятский пёс, несмотря на страшную рану, был ещё жив. Широко открыв пасть с желтоватыми клинками зубов, он часто и хрипло дышал, вывалив коричневый язык и вздрагивая всем телом. Налитый кровью глаз открылся и несколько секунд почти равнодушно следил за мной. Затем дыхание прекратилось, вытянулись, мелко дрожа, лапы, и глаза остекленели. Готов. Я вытащил из ножен кривой «обсидиан» и несколькими взмахами отделил лобастую голову, вслед за которой в пакет отправился пышный чёрный хвост твари. Голова — ценный объект для биологов, не первый год изучающих необычайно развитый мозг, хвосты охотно покупает Барин. Ещё пятьсот монет в копилку. Обернувшись напоследок, я увидел, как слепые собаки опасливо нюхают останки своего вожака и делят трупы погибших. Сзади уже доносились сочный хруст костей и грызня голодных псов.

Хип, бледная как полотно, сжимала оружие в обеих руках и потемневшими глазами смотрела вперёд. Она шла молча, отрешённо, и я не делал замечаний за мелкие нарушения. Пускай переварит. Лихо ей сейчас, знаем, проходили. Вырвало Хип только через пару часов, когда мы уже подходили к нейтральной полосе Периметра. Надо же, сколько держалась…

— Привыкай. — Я дождался, пока Хип отплюется и подавит спазмы уже пустого желудка. — Здесь бывает и похуже. Это Зона, стажёр. Ну, не передумала в сталкеры идти?

— Х-хы-ык… тьфу… не, классно всё… ы-ыыык-хааа…

— Оно и видно. В общем, с первой ходкой тебя, сталкер Хип.

— С-спасибо… ыык… ох, блин.

Граница Зоны. Не знаю, действительно ли я чувствовал её, или это было всего лишь воображение, но стоило пересечь невидимую полосу, как внутри словно развязывался тугой узел, а в голову слегка ударяла странная и приятная одурь. Только что под ногами шелестел бурый войлок с сухими ломкими стеблями чернобыльника и пробивающимися из земли «папоротниками» цвета старой крови, и вот уже весело горят синие цветки цикория, трава хоть и пыльная, но зелёная, живая, и брызгают из неё кузнечики, треща слюдяными крыльями.

— Благодарю, Зона-матушка, за то, что одарила, и за то, что выпустила. — Я обернулся, стянул с головы капюшон. — Если что не так, обиды не держи, не по злобе мы, а по глупости.

Я исполнял странный, почти языческий ритуал благодарения Зоны, как и большинство одиночек, и не чувствовал в этом никакого мракобесия. Мне казалось, Зона могла слышать нас, искренне сказанные слова оставались незримо висеть в воздухе. Достав из рюкзака остатки провизии, я аккуратно положил на границу бурой и зелёной травы пару кусков сахара, галету и несколько предварительно сломанных сигарет. Рядом лежали десятки таких же приношений — некоторые совсем свежие, другие уже едва угадываются.

Из глубины Зоны донёсся далёкий хриплый рёв, а в лицо повеяло прелым ветерком. Ответила.

Нейтралка… почти полкилометра «чистой» земли перед ажурными спиралями «егозы», в пять рядов поднимающихся над двойными бетонными стенками забора, усиленного сварной решёткой. Через каждые сто метров стены вышка с «Кордом» на турели, часто в паре с короткой трубой автоматического сорокамиллиметрового гранатомёта. В бронированной будке наверху два этажа — на втором дуговой прожектор и счетверённая «сорока» из ПКМов. Дальнобойные сканеры, засекающие движение за километр. Два бойца, сменяющиеся через шесть часов. Внизу — приземистые бронеколпаки с ЗУшками на вращающихся башнях. А ведь помнится, начиналось всё с блокпостов, сложенных из того, что под руку попадётся, и пяти-шести солдат с «Калашниковыми» возле полосатого шлагбаума. Ну, пока гром не грянет…

Деревянный столбик, окрашенный в чёрно-белую полоску. На нём камера и небольшой динамик. Я подошёл поближе, динамик захрипел, защёлкал. Нас с Хип, понятное дело, давно уже засекли.

— Пропуск… — гнусаво заворчало в динамике. Я достал книжечку из кармана и сунул в камеру. Дурость одна эти пропуска, пережиток старины — компьютер на посту давно уже определил, кто именно стоит перед камерой.

Пошипело, щёлкнуло.

— Хшшш. Тк. Рядом кто?

— Стажёр Хип.

— Шшшшшфффпроходите. Кхххх. Тк.

— Пойдём, Хип. Нас ждёт благодарность человечества, горячий чай и кулинарные изыски Барина.

— В одном месте я видела эту благодарность… — буркнула Хип. — Но от прочего не откажусь.

Мы уже подходили к бронированным воротам с маленькой овальной дверцей в железобетонной стене, когда над головой коротко гавкнул гранатомёт, а за спиной раскатисто долбануло. Собачки, ясен перец, дожрав своих павших соратников, решили последовать за нами, чтобы продолжить банкет. Продолжили. Ох и вонять же там будет через недельку: шариковая граната шансов выжить обычно не оставляет, а падальщики очень неохотно посещают приграничье Зоны. Овальная дверь приветливо распахнулась, пропуская в «вошебойку», где нас основательно продули мощным воздушным потоком, попрыскали обеззараживающими растворами и облучили ультрафиолетом. Приятного было мало, но я любил эту процедуру: она означала, что ходка удачная хотя бы потому, что вернулся живой, с полным комплектом рук, ног, глаз и прочих органов, психически почти нормальный да ещё и с каким-нибудь хабаром в рюкзаке. Обожаю это ощущение.

— Сталкер Лунь? — Молодой солдатик встретил на выходе из «вошебойки».

— Да, это он, — кивнул я.

Солдат вытянулся и вроде даже хотел козырнуть, но вовремя вспомнил, что сталкерам отдавать честь не положено по уставу. В глазах светилось любопытство и почти суеверный страх — как же, и на вышке-то жуть берёт от одного вида Зоны, а этот по ней сам ходит сутками. Сталкер…

— Светлана Григорьевна просила сразу, как придёте, зайти в Бар. Она вас там ждёт.

— Спасибо, боец. Уже знаю.

Солдат помялся.

— А… вы что, и правда оттуда? — почему-то шёпотом спросил он, забавно хлопнув глазами.

— Все люди оттуда, — заметил я философски.

— И… как там?

— Не знаю. Внутриутробное развитие в памяти как-то не откладывается.

— Гы-ы. — До служивого дошло. — Я про Зону.

— Какую Зону? Туда ходить, как ты знаешь, строго запрещено. Не состоял, не был, не привлекался.

— Да ладно… сейчас только оттуда пришёл. Что я, не видел?

— Почудилось, солдат. Ну а если честно, то и в Зоне жить можно. Хотя я бы тебе лично не советовал. И никому другому.

— Понятно.

Ишь, лыбится, понятно ему…

— Чуть не навернулись от Выброса. Отстреливались от мутантов. Были в мёртвой деревне. Аномалии, монстры, смерть. В общем, обычный, хороший день. — Хип зевнула.

Ишь ты. Ни дать ни взять крутой сталкер.

— Напарник. — Я решил не уязвлять самолюбие девушки, называя её стажёром. — Ни к чему рассказывать подробности. До свидания, солдат.

— Рядовой Кондратьев. — Солдат всё же козырнул и расплылся в широкой улыбке. Теперь и мёртвая деревня, и аномалии обязательно вспомнятся на гражданке, как и личное знакомство со сталкерами, которых рядовой Кондратьев выручил однажды из лап кровожадных тварей где-нибудь под Припятью.

Выйдя из пропускника, я направился сразу к Бару. Гюльчатай я заметил издалека — она стояла под вывеской, которую Барин недавно украсил «дюралайтом», и по её лицу бегали синие и красные сполохи. Увидев меня, она потушила сигарету и зашла в дверь Бара.

— Подожди пока здесь, — попросил я Хип и завернул в подсобку Барина.

Светлана Григорьевна сидела за столом, на котором лежал большой, пухлый конверт.

— Здравствуй, Лунь. Ты не представляешь, как я тебе благодарна. — Улыбка, от которой вполне могли растаять все ледники Антарктиды. — Ты очень вовремя попал к пруду, молодец. Здесь вознаграждение.

— Благодарю за щедрость. — Я тоже расплылся в улыбке и сгрёб конверт. Да, «котлетка» в нём лежала приличная.

— Данные, что мы получили, сногсшибательные! Правда, семь «дартсов» загнулись, но остальные… остальные блестяще подтвердили мою теорию обратной индукции темпоральных полей! Весь Выброс по полочкам, от начала и до завершения! Профессор. Лунь, я скоро профессор!

— Сердечные поздравления. — Я пожал протянутую руку. — А теперь послушай меня, дрянь. Если ты ещё раз блокируешь мой канал или чей-нибудь ещё, весь ваш НИИ будет знать, что из-за одной нечистоплотной гадины работа Института остановилась. И отдельное спасибо тебе скажут солдаты и лаборанты, которых погонят в Зону за материалом.

Улыбка на лице Гюльчатай стала фарфоровой. Я заметил, как побледнела её смуглая кожа.

— Да, чуть не забыл. — Я положил на стол редкий «самоцвет-искровик». — Подарок тебе нёс из Зоны. Надеюсь, понравится. На память, так сказать, от Луня. Бывай, профессор Михайлова.

Гюльчатай молчала, стараясь не встречаться со мной взглядом. Значит, в курсе кошка, чьё мясо съела. Ну что ж, молчи. Не оборачиваясь, я вышел и плотно прикрыл за собой дверь подсобки Барина. С глаз долой — из сердца вон. Да и на что ты надеялся, сталкер, мясо радиоактивное? Давно нужно было купить у Барина машинку губозакатывательную и применять почаще, тогда бы не было сейчас так паскудно на сердце. Хорошо хоть, что быстро отпускает, и уже стираются из души файлы с пометкой «Гюльчатай».

— Это кто ещё? — холодно спросила Хип, пытливо заглядывая мне в глаза.

— Местный мутант.

— Шутишь?

— Вовсе нет. Почему тебя это волнует, стажёр?

— Волнует, и всё тут. — Хип немного повысила голос, в котором появились незнакомые раньше нотки. — Что, так трудно сказать?

— Человек, которому я раньше доверял и который мне раньше очень нравился. Профессор Светлана Григорьевна Михайлова. Ответ устраивает?

— Почти, — буркнула Хип. — А что значит — нравился? В смысле, встречались?

Нет, ну положительно невозможно разговаривать.

— Нет, не встречались. Стажёр, я что-то не пойму вашей заинтересованности в допросе несчастного, уставшего сталкера. Но подозреваю ревность.

Хип презрительно фыркнула.

— Размечтался…

— Выговор с занесением за хамство начальнику. Наряд вне очереди: будешь сегодня картошку чистить.

— Есть картошку чистить, — вздохнула Хип.

— Сначала чистить, потом есть. Слушай дальше. Сейчас мы пойдём в Бар. Это вроде посвящения в сталкеры. Предупреждаю, народ там грубый, прямой, но, как правило, честный. Видом прекрасного пола в комбезе и с хабаром в рюкзаке не избалованный, так что реакция будет та ещё. Ржать начнут обязательно, советую не злиться, держаться с достоинством. Кто полезет руками, сразу бей в лыч, я помогу. Инструктаж закончен.

Как я и ожидал, реакция посетителей Бара была бурной. Не сразу, правда: несколько секунд висела такая тишина, что было слышно, как тренькает на потолке мигающая лампа дневного света.

— Глянь, мужики, какой артефакт Лунь в Зоне надыбал, — тихо сказал кто-то.

— Ни хрена, — не согласился ещё один посетитель. — Он к Монолиту смотался и желание загадал. Истинное.

Густой гогот десятка сталкеров заглушил бы даже рев раненого псевдогиганта.

— Это мой стажёр, — громко сказал я, когда народ отсмеялся. — Звать Хип.

Я осмотрел всю компанию. Бар сегодня не мог похвастать большим количеством посетителей. Сталкеры либо отсиживались в схронах, либо, предупреждённые о Выбросе, отсыпались впрок или готовили снаряжение. Но те, что были… вон, у самой стойки, потягивает прозрачное Фреон, молчаливый, хмурый завсегдатай Зоны. О ходках своих он никогда не рассказывал, но доподлинно было известно, что он первый и пока единственный сталкер, которому удалось уйти от кикимор в коллекторах Агропрома. Рядом развалился на пластиковом стуле Викинг, медлительный, что плохо, и совершенно бесстрашный, что ещё хуже, но везучий прибалт, притащивший в прошлом году «ледяное пламя» из самого жерла «тихой смерти», куда, по здравому рассуждению, никто другой бы не сунулся. В уголке четвёрка строгих, по-военному подтянутых долговцев, отдыхающих после рейда, лечатся из гранёных стаканов и негромко беседуют «за жизнь». Посматривают на Хип, улыбаются. Знали бы вы, ребята, кем она была денёк назад, наверное, так не улыбались бы. Один «долг» махнул мне рукой, узнал: Веня Карбид, из отряда, с которым я прокладывал тропу после прошлого Выброса.