Часть 1 ЗОНА ЛЮБИТ ТЕБЯ 7 страница

— Собираемся, друзья-учёные. Всё, абздольц. Аналитик, вызывай «вертушку», пора до хаты. — Я добил запас «слезы контролёра».

— Всё так плохо? — Проф оторвался от окуляра какого-то прибора, похожего на чёрную трубу на треноге, но тут увидел мой взгляд и без слов начал собирать разложенные на куске брезента научные штуковины. — Но ничего… успели многое, думаю, этого хватит. Главное, эллипсоид добыли…

— Зомби тебя узнал? — Аналитик удивлённо поднял брови. — Я слышал, что он…

— Помолчите, пожалуйста. — Хип дёрнула Аналитика за рукав. — Потом, ясно?

— Стажёр… ведёшь до цистерны.

— Сделаем.

В себя я пришёл уже в кабине вертолёта.

 

Со мной ничего не случилось. Ни через день, ни через неделю, но каждую ночь мне снились мёртвый Фугас, воющий в небо, сгоревшая электричка, визг Рэй и испуганные глаза Хип. В Зону пока не тянуло, и я сомневался, что решусь на ещё одну ходку. Девятый день я сидел у окна и наблюдал, как появляются на стекле мелкие бисеринки холодного дождя, сливаясь постепенно в крупные капли, лениво ползущие вниз. Ничего не хотелось делать, мысли исчезли, был только дождь, мерно сыплющийся с тёмно-серого неба.

Скрипнула входная дверь, Хип, сбросив жёлтый дождевик, танцующим шагом подбежала ко мне и хлопнула на подоконник большой конверт.

— Вот, сталкер. Зотов лично выписал семь тысяч баков, прямо на проходной и вручил. Много накопали «ботаники» с той ходки, вроде разобрались даже с поведением зомби. «Плоское мясо» оказалось такой штукой, что весь НИИ на уши встал. В Баре только про тебя и говорят.

— Ага. Спёкся, мол, Лунь.

— Да не! Ништяк, не говорили такого, не парься. Барин обижается, что не заходишь. Вот, просил передать. — Рядом с конвертом нарисовалась бутыль с зельем. — Рэй с Аналитиком в гости хотят зайти, очень ты им понравился. Приколись, они жениться собираются. Везёт…

Хип почему-то вздохнула.

— Как там… проверили?

— Ну да. — Хип поёжилась. — Пусто, и гроб изнутри словно обожжён оказался. Слушай, хватит тебе уже зарубаться по этому поводу, забудь. Зомби болтают фигню всякую, а с Фугасом просто совпадение вышло. Плюнь и разотри. А с «мясом» этим до сих пор разобраться не могут — вроде как живое оно и одновременно нет… короче, Проф сказал, что ровно половина мышей дохнет на нём, а половина полностью выздоравливает, даже хвосты отрезанные заново вырастают. Ну а те, что сдохли, не гниют вообще, как резиновые становятся. Это хорошо, что мы тогда его руками не взяли, Лунь… Лунь!

— А? — Я отвлёкся от созерцания дождя.

— Ты слушаешь меня вообще?

— Ну…

— Ты уже неделю тут сидишь и в окно смотришь, — тихо сказала Хип. — Может, к доктору тебе надо? Сдвинешься ты от этих мыслей, Лунь.

— Я сдвинулся в тот день, когда надумал в первую ходку пойти. — Я усмехнулся. — А к врачам не надо. Это не лечится. Вот что, стажёр… нужно нам с тобой с Зоной завязывать. Чужая она для нас, Зона эта, там только мертвяки да кровососы жить могут, не для людей она.

— Как же так, Лунь? Почему? Мы больше туда не пойдём, да? И я не буду сталкером?

— Далось тебе это сталкерство, — зло оборвал я. — Что в нём хорошего? Со смертью играть каждый день краплёными картами? Козыри, девочка, в такой игре редко перепадают. И чего ради? Бабок заработать? Да провались они пропадом, грязь эта. Нервы пощекотать? Хватит, нащекотал уже по самое не балуйся! Пойми, там смерть на каждом шагу, за каждым углом, тошнит уже от неё.

— Но ты же в Зоне…

— Да, шестой год. Поверь, этого времени мне с избытком хватило, чтоб понять, что там ни хрена не Диснейленд, как ты, наверное, возомнила.

— Ты за меня боишься, да, Лунь?

Я осёкся. Чёрт, неужели это так заметно…

— Да. Боюсь. Не хочу, чтоб ты была сталкером.

— Не знаю, Лунь. — Хип пристально посмотрела мне в глаза. — Сдаётся мне, что тебя уже тянет в Зону. Как сказал Барин, сталкер — это навсегда. Для меня тоже.

— Ну, тогда ищи себе другого учителя. Сгорел Лунь, всё, кранты.

— Как скажешь. — Хип пожала плечами и едва заметно улыбнулась.

— Решение окончательное! — Я стукнул ладонью по подоконнику. Всё, хватит, надоело, увольняюсь по собственному желанию, выходное пособие в бухгалтерии и запись в трудовой книжке. Я поднялся и пошёл перебрать оборудование. Что-то можно было продать Барину, что-то оставить стажёру на будущее, отговорить её, судя по всему, уже не выйдет. Сняв со стены «Сайгу», я провёл пальцами по чёрному покрытию приклада, щёлкнул затвором. Состояние отличное, только на цевье глубокая царапина от зубов прыгуна и серое пятнышко — капнуло соком «смерть-ягоды» в Тёмной Долине… невольно вспомнил, как отстреливался в Припяти сначала от группы «Монолита», а потом от королевской плоти, привлечённой грохотом выстрелов. Как вычищал оружие от жидкой коричневой тины — ввалился на болоте в трясину, и вытащила меня тогда «Сайга», точнее, ружейный ремень, наброшенный на корягу. Вздохнув, я убрал оружие в чехол и взялся за «Кольчугу». Потом долго сидел, раскладывая на столе приборы, патроны, кое-какие полезные артефакты. Потом просто сидел, глядя в стену.

А ещё через день топал в компании Хип к Агропрому. Подвалы ПРУ не были обследованы, а я, если не изменяет память, подписался на это задание. Оставлять долги перед уходом не хотелось.

Потом было две ходки в Тёмную Долину. Само собой, последние.

Потом ещё одна в Красный Лес, тяжёлая, опасная, но удачная — добыли «морозный кристалл» и две штуки «гремучего стекла».

Потом… в общем, год пролетел незаметно.

 

— Что-то рано вы сегодня. — Барин сосредоточенно протирал стойку. — Неужто ночью возвращались?

— Пересидели в схроне. — Я сбросил рюкзак и взобрался на вращающийся табурет. — Приёмка товара работает?

— Круглосуточно. — Бармен поставил на стол два стакана: «отвёртка» со свежим апельсиновым соком для Хип и сто пятьдесят чистой для меня. — Это за счёт заведения.

— Праздник? — Я глотнул спиртного, жалея, что у этих куцых табуреточек нет спинки — откинуться бы да расслабленно так вздохнуть, потягивая напиток. Нет, не нравятся мне эти табуретки, смех один. Седлушка в две ладони, и крутится, сатана, в разные стороны, и чтоб взобраться на неё, определённая сноровка нужна.

— Да, Лунь, хорошо тебе тогда мозги отшибло. — Барин покачал головой.

— День рождения у тебя, сталкер, — усмехнулась Хип. — Паспорт иногда почитывай, интересная книжка.

— Зотов вчера заходил, записку тебе оставил. — Барин положил на стойку вчетверо сложенный листок бумаги. — Просил передать, что деньги Дохода отправлены. Но там мало что-то, тыщи две всего.

— Да, не густо… — Я положил листок в карман. — Новости есть?

— Бог милостив, нет. — Бармен вторично наполнил мой стакан. — Все, тьфу три раза, живы. Комиссия какая-то через день в воинскую часть приезжает, так что там пока не крутись. Кося намедни со Свалки «щётку» припёр, я сам удивился. Двое новичков прибыли, их «Долг» завербовал. Да, ещё одна группа «зелени» на Агропром ломанулась, всё надеются второй шмат «мяса» достать. Слыхал я, премия за год до десяти кусков в импортной валюте поднялась. Толку-то…

— Знал бы, что такой дефицит, я бы у зомби ещё парочку выцыганил да придержал до поры, — вздохнул я. — Завались «мяса» там было, вопрос, куда потом делось и где зомби его доставали.

— Спроси ещё зачем. — Барин хмыкнул. — Но слухи гуляют разные. Лихо сказал, что после зомбовских стройотрядов на Агропроме кикимор стало — хоть локтями распихивай. Ночью теперь там нельзя, и в подвалы лучше вообще не соваться. Вымер Агропром начисто, ни собак, ни кабанов, даже бюреры исчезли, одни кости валяются.

— Интересно, откуда у Лиха такая информация? Если он кикимор встретил, то как от них смотался?

— Говорит, днём видел. В Институт зашёл, а они, под лестницей стоят, дёргаются. Ну, Лихо со второго этажа окно вынес и стрекача, пока не стемнело. Давно, говорит, так не бегал, даже рюкзак бросил. Хрен его знает, трепач он известный, я и не поверил поначалу. После него Гопстоп к коллекторам лазил, но вниз не спускался, вдоль забора шуровал. Намыл хабара немного и на Росток подался. Тоже бает, что живности никакой не встретил, хотя раньше мутантов там было хоть ж… — Барин покосился на Хип. — Короче, хоть одним местом ешь. Этим же местом чую, Лунь, что гробанутся там зелёные. Как есть гробанутся. Дебилы, блин. Ну, давайте, что принесли.

— Я справлюсь. — Хип забрала у меня контейнеры и улыбнулась. — Топай домой, Лунь. Я подарок тебе пока приготовлю на день рождения.

Хип неожиданно прижалась ко мне всем телом, потом долго держала руку.

— Ну, давай иди, а то сюрприза не будет. Но всё будет классно, Лунь, обещаю. Всё, как ты хотел.

Должны были насторожить меня эти слова.

Хип не вернулась к обеду. К двум часам пополудни я уже начал немного беспокоиться: Хип не имела привычки засиживаться в Баре, а магазинов на весь городок было всего два, и вряд ли она столько времени выбирала подарок. К половине четвёртого я не выдержал и пошёл в Бар.

— Ушла почти сразу, как сдала хабар. — Барин пожал плечами. — С каким-то «ботаником», он её тут дожидался.

Нехорошее ощущение усилилось. Подарок, значит?

— Да, закупила патронов к «Сайге», консервов, фильтров. Опять собираетесь куда?

— Нет, — выдохнул я. Ёкарный бабай, что же ты, Хип, вытворяешь. Оставалась слабая надежда, что я ошибаюсь. Нет, не может этого быть, не должно так, нет…

Не помня себя, я рванул к пропускнику.

— Слышь, боец, выходил сегодня кто в Зону? — атаковал я с ходу срочника, скучающего у гермодвери.

— Ну, было двое. Сталкеры.

— Девка была?

— Не. Мужики. — Солдат кивнул на дверь.

— Будет девка — не пускай. — Я облегчённо выдохнул. Не ушла. Чёрт, не ушла… ф-фууу…

Запоздало вспомнил про ПМК, нащёлкал номер Хип. Дурачина, надо было сразу так сделать, а то развёл панику. «Жжжк… жжжк… жжжк», — в широком боковом кармане «Кольчуги». Что за фигня? Почему?

Потом я долго, не понимая, смотрел на два ПМК. Один свой, другой Хип.

— Ещё «вертушка» ушла в Зону часа два назад. Мне Колян говорил, что вроде сталкерша там была, ничё так, симпатичная. На Агропром подались. Спроси на базе, они в курсе должны быть.

 

— Бояринов?

— Чем могу быть полезен? — Невысокий сутулый «ботаник» открыл дверь и подслеповато уставился на меня сквозь толстые стёкла очков. — Игорь Станиславович, кстати.

— Что же ты, Игорь Станиславович, сука, делаешь, а? Мразь ты… гнида… — Слова давались мне тяжело, но ненависти, тупой, холодной ненависти, что была минуту назад, я уже не чувствовал, остались только усталость и горечь.

— П-позвольте…

— Девочка… она же просто девочка, тварь ты, мясник очкастый, зачем ты её ТУДА отправил, а? Сердце есть у тебя, паскуда?

— Так я ведь… п-позвольте…

— Что тебе позволить, упырь? Чтоб ты дальше людской кровью диссертации свои кропал? — Я ухватил «ботаника» за ворот.

— А кто тебя заставлял её в Зону таскать? — тихо, но твёрдо спросил физик Бояринов, отведя взгляд в сторону. — Не для того ли ты готовил её, сталкер? Ты ведь не только своей шкурой рисковал, ты и девочку эту к смерти в гости водил. Так кто из нас упырь, сталкер Лунь? Ты, уголовник, довёл её до жизни такой, а теперь пришёл и начал истерику разводить. Наигрался в Зону, денег заработал и свалить решил, знаю я, зачем стажёров берут…

Я разжал пальцы, выпустив свитер учёного. Он поправил воротник и даже не с презрением, а с каким-то интересом посмотрел на меня, как смотрят обычно на мелкого уродца Зоны, выкинувшего какой-нибудь любопытный номер.

— По крайней мере я отправил её на Агропром знакомым ей маршрутом, — добавил он. — Не я, так кто-нибудь другой… в Припять, например. Или к Янтарю. До свидания, сталкер.

Дома я рассовал по карманам патроны, наскоро собрал рюкзак, да так и оставил его на полу. Что толку? До Агропрома всего тридцать километров, пустяк вроде бы, но в Зоне прямых дорог не бывает, между мной и Хип Криволесье и Коржинские поля, там никто не выживет, нельзя там выжить, а в обход идти неделю. От осознания собственного бессилия захотелось выть, но я сдержался, только до крови рассадил кулак о стену. Откуда она узнала? «Всё будет, Лунь», — вспомнил. Вспомнил, как сидел в «тине» и лакал спиртное, а Барин что-то шептал на ухо моему стажёру. Вот спасибо, благодетель, едрёнать, кто тебя за язык тянул…

Бояринов отправил её на Агропром. Знакомым маршрутом, зараза, отправил, добряк, чума на него. Там же кикиморы каждую ночь, там же «тихая смерть» на западе и «злой морок» в зданиях старого института, а в бывшей лесополосе за радиоактивными холмами «мертвоцвет» переливается, гадина… Хип, зачем ты так?..

А ведь прав «ботаник». Скотина я, только о себе всегда думал, под себя грёб, и не доходило до меня, что в каждой ходке, каждой вылазке в Зону не я один жизнью своей никчёмной рисковал. Рядом всегда она, Хип, а вокруг «жарки», «выворотни», «статики», кровососы, «мясорубки», цезий, мутанты и прочая дрянь… сколько раз могли гробануться? Десять? Двадцать? И зачем? Приручил, гадёныш, девчонку, куклу нашёл себе, дурак, игрался в сталкеров, в Зону её таскал. А ведь живая она, живая, и жить ей надо долго, хорошо жить, без этой гадости, подальше от смерти. Надо было сразу её от Зоны оградить, дурак ты безмозглый, в первый же день переговорить с Барином и отправить за Периметр, денег дать или здесь, в городке пристроить. Я вспомнил, как два года назад наткнулся на кровососов в подвале припятской многоэтажки. Три крошечных детёныша и самка, а в магазине «Сайги» пять зарядов вязаной картечи. Мать замерла в пяти шагах от меня, но не нападала, а жалобно дребезжала, вытянув четырёхпалые руки и подняв щупальца. Кошмарная тварь, способная в секунду разорвать меня вместе с «Кольчугой» на пару-тройку Луней, не отрываясь, смотрела на свой выводок и на ружьё, направленное на детёныша, а те возились и пищали в груде прелых мешков. И надо мне было сначала грохнуть мамашу, а потом раздавить каблуком черепа мелких, ещё слепых детёнышей, уничтожить всех до одного. Не смог я выстрелить, хотя понимал, прекрасно понимал, что вырастет из этих розовато-коричневых комочков и что ждёт сталкера, повстречавшего взрослого кровососа на узкой тропинке. Стыдно потом было так, что никому в этом слюнтяйстве до сих пор не признался. Не головой ты думаешь, сталкер Лунь, а каким-то совершенно другим местом. Из этого же бездумного слюнтяйства и девчонку загубил. Ещё на что-то надеешься, что выйдет, что справится… какая может быть надежда? Нет надежды за Периметром, а в Зоне и подавно, а всё равно надеешься, дурак…

А ведь дала мне судьба подарок, редкий, драгоценный дар. Был ты всю жизнь одинок и никому на фиг не нужен, разве что «ботаникам» в качестве живого робота в Зону ходить. Хип вот встретил, одна была радость в жизни, один просвет в бесконечных тучах, в дерьме этом, в Зоне. Она тебе верила, Лунь, согревала постель ночами, старалась сделать так, чтоб тебе хорошо было, из «тины» вытаскивала, о себе не думала… а ты? Много ты ей добрых слов сказал? Часто спрашивал, хорошо ли ей, что у неё в душе делается?

Горчайший ком задавил горло. Ну почему вот так всегда, задним умом понимаешь, что надо было сделать, чтоб не допустить беды, чтоб не потерять то, что раньше не умел ценить?

На компьютере просмотрел задания. На Агропром были, но только через неделю. Набрал адрес Снопа, но тот оказался заблокирован. Никак мне до Хип не добраться. Разве что… да, говорил Барин о группе новичков, точно, говорил. Можно выйти на связь через него, а там за деньгами я не постою, только нашли бы и постарались вернуть.

— Это, Лунь… короче, гробанулись они ещё на подходах. — Барин пощёлкал клавиатурой, вздохнул. — Через ПМК детекторы передали, что влетела вся «зелень» в «давилку». Ума не приложу, как это вообще возможно — аномалия заметная, яркая. Головой они там, что ли, повредились?

— Слушай, Барин, а сколько стоит вертолёт в Зону отправить?

Барин посмотрел на меня со странным выражением.

— Ты что, сталкер? Забудь даже думать… в другое время, может быть, и попробовал бы договориться, и то с сомнительным успехом. Сейчас это вообще дохлый номер — инспекции понаехали, чума на них. И не хорони ты её, понял? Она год с тобой ходила, Лунь, чему-нибудь, да научилась, а насчёт Агропрома брешут, наверное, успокойся ты.

Держаться я уже не мог и, попрощавшись с Барином, вышел на улицу. С неба сыпал обложной дождь, и хотелось думать, что это дождевая вода течёт по лицу, только вода. Сталкеры не плачут.

Хип не вернулась на следующий день. Не вернулась она и на вторые сутки. И на третьи. Вертолёт, который должен был забрать её у той самой приметной цистерны, взял одни только самописцы и напрасно прождал Хип несколько часов. Пилоты, сволочи, наотрез отказались принять меня на борт без разрешения «ботаников». К исходу четвёртого дня я надрался в Баре и что-то там натворил, не помню, что именно, но ссадины на костяшках пальцев и обширный фонарь под правым глазом, а также два сломанных стола указывали на то, что в заведении велись боевые действия. Плевать. Окружающий мир потерял цвета, словно перед Выбросом, горло давило в невидимых тисках, и особенно невыносимо было возвращаться в пустую, холодную квартиру и лежать на пустой, холодной кровати, разглядывая одну и ту же трещинку в побелке.

Зажужжал ПМК, я пролистал сообщение. «Привет, сталкер. Слышал я, что случилось. Вертолёт к Янтарю направляется через пару часов, по пути выкинет тебя на Агропроме, я договорился. Поспеши, ждать не будут. Проф». Спасибо, профессор. Схватив рюкзак, я покидал в него консервы, аптечки, патроны, кинул на плечо «Сайгу», сгрёб в охапку «Кольчугу» и рванул из дома. Как же я сразу не допёр, что жива Хип, ждёт меня там, может, ранена или прячется от кикимор в старом схроне. А я сижу здесь, мерзавец, в потолок пялюсь. Бегом, бегом…

— Далеко собрался, сталкер? — Окликнул меня странно знакомый голос, когда я выбежал из подъезда и устремился к НИИ.

Я обернулся.

У крыльца стояла Хип. В обожжённой, грязной «Кольчуге», исхудавшая, бледная, с забинтованной рукой. Живая.

— С днём рождения, Лунь. — Хип протянула мне мятую файловую папку с паспортным бланком. — Подарок тебе.

— Пойдём домой, родная. — Я посмотрел в небо, удивительно чистое, синее, какого давно уже не видел в Зоне, и растворился в нём от захлестнувшего душу счастья.

* * *

— Такие дела. Великий был сталкер. — Лихо опрокинул в себя стопку перцовки. — Жаль. Всё Зона, гадина, она довела.

— Девчонку жалко. Привыкла она к нему, до сих пор убивается. Сбрендил-то он всего за день до её возвращения, — добавил Фреон. — Отчего так, дружище, настоящие люди страдают, а всякая погань, — сталкер неприязненно покосился на Саранчу, — живёт и здравствует.

— Что врачи говорят?

— Не узнаёт никого, бормочет что-то и счастливо так улыбается, — вздохнул Лихо. — Радостно ему, глаза так и горят… всё что-то про Зону, Фугаса, земля ему пухом, а чаще с Хип разговаривает, по ночам особенно. Совсем плох.

— Я к нему в больничку заходил… фруктов там, и прочего передать. — Барин задумчиво покусал ус. — Узнал он меня, мужики.

— И чё сказал?

Барин невесело усмехнулся:

— Любит, говорит, тебя Зона, Барин. К чему бы это, а?

Часть 2
ЗВЕЗДА «ПОЛЫНЬ»

Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде «Полынь»; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки.

Апокалипсис Иоанна

Зоны больше не было.

Не было смерти. Остались только мы. Я и Хип. А там, где раньше была выжженная трава, где росли изуродованные радиацией деревья, где от воды поднимался ядовитый туман, и бродили чудовища Зоны, теперь раскинулся чудный, прекрасный сад…

Тёплый, сухой ветер блуждал в кронах стройных зелёных деревьев, сверкали быстрые, как вздох, прохладные ливни, нежное эхо отзывалось шуму падающей с неба чистой, вкусной воды. Мы любили сидеть на веранде, пережидая краткую непогоду под шиферной крышей, чтобы потом, огласив окрестности ликующим воплем, бежать к лесному озеру или, выпив настоянного на дикой мяте чая, неспешно прогуляться в тени старых аллей, послушать шёпот вековых деревьев.

Прошлое забывалось, как дурной, неприятный сон, остатки кошмара выветривались из памяти. Я уже не верил в то, что Зона существовала. Она ещё снилась мне иногда, и я боролся с ней, изгонял её из своей памяти. Зона уходила…

Но сны оставались. Они отравляли то счастье, которое я нашёл в тот день, когда Хип вернулась, когда исчезла в небе вечная хмарь и растворились в небытии серые дома, аномалии, монстры. Поэтому я был осторожен. Я сдерживал свои эмоции — крик радости, любое резкое движение и даже просто громко сказанное слово, и мир снова становился серым, невзрачным, а воздух — прогорклым. С лица Хип исчезала улыбка, и я видел её не в привычном ситцевом платье, а в сталкерском комбинезоне, и счастье в её глазах сменялось горечью и усталостью. Дом, наш чудесный маленький домик, становился чужим, и вместо соснового бора и реки я видел за слепым окном бесконечное туманное болото.

— Он очнулся, Доктор…

— Это временно, девочка… боюсь, всё слишком серьёзно…

Я ненавидел Доктора. Это он вызывал жуткое, бледное существо с деформированной рукой, которое вырывало, выцарапывало меня из обретённого рая, проклятый монстр держал меня, не давая вернуться. Доктор и эта тварь всегда приходили вместе, и каждый раз кошмары становились всё более реалистичными и продолжительными. Подробными. Эти двое отбирали у меня мой радостный, солнечный мир.

Так случилось и на этот раз. Только что я лежал на густой траве лесного пригорка, жмурясь от солнечных лучей, и вот трава уже вовсе и не трава, а смятое одеяло, а вместо солнца в глаза светит маломощная лампа. Проклятье… опять…

— Убью… твари…

— Вот это лишнее, Лунь. — Доктор покачал головой. — Но определённый прогресс уже есть. Меня видишь?

Я не ответил, но Доктор удовлетворённо кивнул.

— Видит. Поговори с ним, Хип. Думается мне, вытащим мы твоего Луня.

Хип… они и тебя мучают. Какие глубокие тени под глазами, а сами глаза красные, плакала, наверно… значит, не одного меня посещают кошмары. Странно только, почему она не смотрит на белокожего, тощего монстра, сгорбившегося возле моей кровати, монстра с таким жутким, сверлящим взглядом единственного чёрного глаза.

— Прости меня, сталкер. Если бы я знала, что так всё обернётся…

— Ничего, прорвёмся, стажёр. — Я криво улыбнулся. Какой реальный, осязаемый кошмар. Хип улыбнулась в ответ такой знакомой, усталой улыбкой. Я сжал ладонь девушки и закрыл глаза. Мне нужно было уснуть, чтобы проснуться уже там… но я просто уснул.

 

— Ты точно в курсе, куда идти? Слушай, если бы я знала, что эта твоя Зона такая гадость…

— Ага. Лучше по вокзалам шариться и на гармошке играть. Не, Хип, ты как хочешь, а я дальше пойду. Вот, вроде по карте всё правильно, холм, водонапорная… километра два осталось до базы.

Хип? Да, она… и ещё какая-то деваха. Странно. Я попытался окликнуть их, но ничего не получилось. Логично. Это ведь просто фильм… а я-то дурень! Должно быть, кинооператор сейчас смеётся там, в своей каморке, над чудаком-зрителем, сидящим посреди Зоны и болтающим с экранными персонажами. Я обернулся. Никого. Кинотеатр в Припяти пуст и заброшен, рассыпаются гнилые сиденья, в прореху крыши смотрят звёзды, черным-черно в окошке «кинщика», там уже давно нет ничего, кроме плесени и отсыревшего мебельного хлама…

— «Свобода» — это круто, Хип… — продолжала тем временем невысокая, щуплая девушка в жёлтой болоньевой куртке и с такими же жёлтыми, как лимон, крашеными волосами. — Ни ментов, ни уродов всяких… Воля! Никто над душой не стоит… Город-сказка, город-мечта, попадая в его сети… тата-тара-татата…

— Да. Супер. — Хип поморщилась. — Слышь, Килька, а вдруг придём, а там твоего кекса нет и не было вообще? Во ништяк будет! Типа: «Привет, чуваки! Вы такого Колю Пегаса не знаете? Нет? Вот блин… ну, тогда ариведерчи. Пойдём мы».

— Да чё ты на измену подсела? Зануда… — Экран погас, я услышал, как защёлкал кинопроектор — наверное, порвалась плёнка, но невидимая Килька продолжала: — Говорю тебе… ой, ма… мама… МАМОЧКА!!!

И страшный, истошный крик, внезапно оборвавшийся на самой высокой ноте, а потом глухой хруст и звук разрядившейся «воронки»…

 

Какой плохой, жуткий фильм… зачем вообще такое снимают? Дурак режиссёр, встретил бы, лично морду набил. Нельзя про такое кино снимать. Хорошо, что плёнку оборвало, не хочу смотреть, насмотрелся так, что на всю жизнь хватит. Насточертели уже эти боевики да ужастики, покажите доброе что-нибудь! Экран загорелся снова. Вот это другое дело. Здорово снято, не просто вижу, а как будто даже и чувствую героев…

 

Ага… Бар. Только темно очень, вроде и лампы светят, а по углам всё равно глубокие тени. Пусто, только Барин скучает у отдраенной до блеска стойки, ожидая посетителей и от нечего делать листая старый журнал в поисках кроссворда. «Мёртвое» время с шести утра где-то до половины восьмого: кто ещё дрыхнет после вчерашнего, кто в схроне сидит, ожидая поздний весенний рассвет, кто-то только собирается в Зону, и не до Бара ему… Барин вздохнул. Заведение по причине «мёртвого» часа было ещё закрыто, но сегодня не спалось, мешало непонятное, тоскливое чувство, не скука даже, а какая-то маета, неуют, что ли… на простыню словно насыпали крошек, побаливала голова, настроение — оторви и выбрось. Помучившись до половины четвёртого и так и не заснув, Барин сварганил чашку крепчайшего кофе, плеснул в неё немного коньяка и уселся за кроссворды. Потом, не открывая Бар, врубил «иллюминацию» — авось занесёт кого на огонёк, всё не так скучно, — и начал попивать кофей. Постучатся, если свои…

Расчёт оправдался. В дверь негромко постучали, и вскоре у барной стойки усаживался на табурет Грызун, сталкер, ещё недавно числившийся в «зелёных». Молодой, но уже заросший до самых глаз редкой рыжей бородой, из которой торчали узкий нос и вечно оттопыренная верхняя губа. По этой причине собеседник Грызуна всегда мог видеть пару резцов, широких, квадратных, пожелтевших от постоянного курения и напоминающих картинку из учебника по зоологии. С именем Грызуна сталкеры определились сразу, в тот же день, как только новичок первый раз перешагнул порог Бара.

— Здорово, бездельник. — Барин закрыл журнал, кивнул в сторону «батареи» бутылок. — Будешь чего? Ах, я и забыл, что ты у нас трезвенник-язвенник.

— Не люблю я это дело… — вздохнул Грызун. — Пьянка есть добровольное упражнение в безумии. Если и выпивать, то поменьше и пореже. И только если нужда в этом есть.

— Ты б лучше курить бросил, чудик. И вообще у меня здесь не пьют, а лечатся.

— М-да… знаешь, Барин, если уж лечиться, то как у тебя насчёт перцовки? По ходу, просквозило меня конкретно. Всю ночь на кране в кабинке просидел, семь ветров, блин, и дождь этот долбаный. Заболел я, походу.

— Ну, ты талант. — Барин покрутил пальцем у виска. — Какого демона ты вообще туда полез? Подвала подходящего не было? А ежели Выброс? Не, Грызун, не хочу каркать, но нарвёшся ты как-нибудь в Зоне… экстремал хренов. Белкой тебя надо было назвать.

— Наверху оно безопаснее. Тварь никакая не залезет.

— Насчёт тварей это ты зря. Контролёру и лезть не надо, сам как миленький к нему спустишься, да и полтергейсты в последнее время расплодились. Лысого помнишь? Так вот, его именно на верхотуре и схарчили, тоже небось думал, что «наверху оно безопаснее».

Барин покачал головой, вздохнул и достал из шкафчика бутылку «Особой с перцем», налил половину стакана. Грызун долго смотрел на выпивку, видимо, собираясь с силами, затем судорожно выдохнул и выпил в два больших глотка. После чего скривился и начал быстро щёлкать пальцами. Барин понял и пододвинул тарелку с маринованными огурцами.

— Ох… зар-раза…

— Привыкай, Грызун. Здесь как? Не пил — начнёшь… не курил — закуришь… в штаны не клал — будешь…

— Да ну тебя в баню, товарищ. — Грызун отдышался и жестом попросил повторить. — Шуточки у вас… лучше глянь, что я на Дикой нарыл. Такой штуки нигде больше нет, зуб даю. Артефакт.

И Грызун поставил на барную стойку стакан. Обычный советский «граненец» со странными серыми росчерками на боках и присохшей грязью на дне.

— Ты бы мне лучше пару тарелок припёр. — Барин скептически хмыкнул. — Побили недавно несколько штук, а купить руки не доходят. И что в нём такого интересного?

— Побили, говоришь? Ну, этот стаканчик уж точно не раскокают. Пятнышки видишь? Это я по нему дробью садил. Свинец на стенках остался.

— Чем больше я с тобой общаюсь, Грызун, — Барин взял стакан, повертел в руках, — тем больше убеждаюсь, что ты раздолбай. Редкостный. Ты ствол с собой таскаешь, чтоб патроны жечь? Денег много?

— Да не… это я в порядке эксперимента. Вначале-то я его ботинком вдарил, мимоходом, так, слегонца. Ну, он не разбился, я тогда об стену его. Ё-макля, целый! А с дробовика уже потом. Звенит только, и хоть бы трещинка.

— Где нашёл?

— На Дикой, говорю же… в столовке заводской бывшей. Точнее, не в самой столовой, в зал не совался, ну его на фиг, там на полу лохмотья какие-то чёрные и воняет зверски, в общем, стрёмное местечко. Я его… это… на кухне взял. Через окно залез, мерцало там за котлами, думал, арт какой-нибудь, оказалось, просто «свет-плесень». Разрослась, зараза, что твой куст, так и сияет, а рядом стакан этот валяется. Ну… дальше знаешь.