Глава 19 Среда. Под водой

 

Время подходило к трем часам. Харри припарковался рядом с Фрогнербадом – теперь ему стало ясно, где собираются все те, кто еще остался в Осло. Перед билетными кассами выстроилась почти стометровая очередь. Пока распаренные тела шаг за шагом продвигались к живительной хлорированной влаге, он решил почитать «ВГ».

Новостей по делу о серийном убийце не было, однако газетчики все же нарыли материала на целых четыре страницы. Туманно-загадочные заголовки были обращены к тем, кто уже некоторое время следил за развитием событий. Появилось новое словосочетание – «дело о велокурьере-маньяке». Все было знакомо, полиция особо не отличалась от газетчиков, и Харри предположил, что утренние совещания редакции на Акерсгата как две капли воды похожи на утренние совещания следственной группы. Он увидел заявления все тех же свидетелей (которые в интервью вспомнили даже больше, чем на допросах), ознакомился с социологическими опросами (где люди говорили, что им страшно, жутко или жутко страшно), а также прочел мнение служб курьерской доставки, которые требовали компенсации, поскольку теперь велокурьеров никуда не пускали, работать стало невозможно, и вообще – полиция должна поймать этого типа. Догадок о связи «дела о велокурьере» с исчезновением Лисбет Барли больше не строили, теперь об этом говорили в полный голос, как об установленном факте. Под огромным заголовком «Заменяю сестру» красовалось фото Тойи Харанг и Вилли Барли перед Национальным театром. И подпись: «Энергичный продюсер не собирается менять планы».

Харри пробежал глазами текст статьи и остановился на словах Барли:

 

«The show must go on» – «представление продолжается». В нашей профессии это не просто легкомысленное заявление, но суровая правда, написанная кровью. Я знаю: что бы ни случилось, Лисбет с нами. И эта пьеса – знак уважения Лисбет, великой артистке, еще не раскрывшей своего таланта, но она обязательно его еще раскроет, я не могу поверить в обратное!

 

Наконец попав внутрь, Харри не сразу сообразил, куда идти. Последний раз он был во Фрогнербаде двадцать лет назад. Хотя, по правде говоря, ничего особенно не изменилось, разве что подновили фасады и добавили высокую синюю горку. А в остальном – тот же запах хлора, легкие мелкие капельки воды в воздухе над бассейнами, играющие маленькими радугами, шлепанье босых ног по асфальту, очередь дрожащих детей в мокрых плавках в тени перед киоском.

Ракель и Олега он нашел на газоне у бассейнов.

– Привет. – Губы Ракель улыбнулись, а глаз не было видно за большими солнечными очками «Гуччи».

Она была в желтом купальнике. Мало кто из женщин не устрашится надеть желтый купальник – Ракель была одной из них.

– Знаешь что? – спросил Олег, склонив голову набок и пытаясь вытрясти из уха воду. – Я прыгнул с «пятерки».

Харри сел рядом, на траву, хотя на большом пледе было достаточно места.

– У, врунище!

– А вот и нет! Прыгнул!

– С пяти метров? Да ты каскадер!

– А ты тоже прыгал с «пятерки», Харри?

– Спрашиваешь!

– А с «семерки»?

– Нда, было дело. Прыгал, и еще как!

Харри выразительно посмотрел на Ракель, но та наблюдала за сыном. Олег перестал трясти головой и спросил замирающим голосом:

– А с «десятки»?

Харри повернул голову к вышке, откуда доносился радостный визг и редкие мегафонные команды спасателей. «Десятка». Вышка казалась черно-белой буквой «Т» на фоне синего неба. Нет, в последний раз он был во Фрогнербаде не двадцать лет назад, а чуть позже. Одной летней ночью они с Кристиной перелезли через забор, залезли на вышку и легли рядом на самом верху. Так они и лежали под звездным небом. Лежали и разговаривали. Он тогда верил, что больше в жизни никого не полюбит.

– Нет, с «десятки» я не прыгал, – сказал он.

– Никогда? – В голосе Олега Харри услышал разочарование.

– Никогда. Только нырял – головой вниз.

– Нырял? – подпрыгнул Олег. – Так это же еще круче! А это все-все-все видели?

– Нет, это же было ночью. Вокруг совсем никого не было.

Олег вздохнул:

– А зачем тогда показывать, какой ты смелый, если тебя все равно никто не видит?..

– Я тоже иногда над этим задумываюсь.

Харри попытался поймать взгляд Ракель, но ее солнечные очки были слишком темными. Она собрала сумку и надела поверх купальника футболку и короткую джинсовую юбку.

– Но это труднее, – добавил он. – Когда ты один и никто тебя не видит.

– Спасибо, что согласился мне помочь, Харри, – поблагодарила Ракель. – Это очень мило с твоей стороны.

– Мне и самому приятно, так что можешь не торопиться. Я здесь буду, сколько тебе нужно.

– Сколько нужно дантисту, – поправила она. – Надеюсь, это будет недолго.

– И как вошел в воду? – не отставал Олег.

– Как обычно, – ответил Харри, продолжая смотреть на Ракель.

– К пяти вернусь, – сказала она. – Не меняйте место.

– Мы ничего менять не будем, – заверил Харри и тут же пожалел о сказанном. Не лучшее время для пафоса. Будут случаи и поудобнее.

Он проводил ее взглядом, думая о том, насколько трудно, наверное, записаться к стоматологу в сезон отпусков.

– Хочешь посмотреть, как я прыгаю с «пятерки»? – спросил Олег.

– А то! – ответил Харри, снимая футболку.

Олег посмотрел на него:

– Ты что, Харри, никогда не загораешь?

– Никогда.

Сначала пару раз прыгнул Олег. Потом Харри снял джинсы и поднялся на трамплин вместе с ним. Там он стал объяснять Олегу, как правильно прыгать. Некоторые в очереди неодобрительно косились на свободные семейные трусы Харри со звездами Евросоюза.

– В воздухе ты летишь горизонтально, – объяснял Харри на пальцах. – Выглядит неважнецки. Народ думает, что ты упадешь плашмя, но в последний момент… – сжал он большой и указательный пальцы, – ты группируешься и падаешь в воду одновременно руками и ногами.

Холе разбежался и прыгнул. Перед тем как он сгруппировался и вошел в воду, раздался свисток спасателя.

– Эй, я же сказал, что «пятерка» закрыта! – услышал Харри мегафон, едва появившись на поверхности.

Олег помахал ему с вышки, и Харри поднял вверх большой палец, показывая, что он понял. Вылез из воды, спустился по лестнице и очутился у иллюминатора, через который просматривался бассейн. Он водил пальцем по холодному запотевшему стеклу и смотрел на сине-зеленую водную массу. Вот у поверхности появились плавки и отчаянно работающие ноги, будто взбивающие облако на синем небосводе. Вспомнился «Андеруотер».

Появился Олег. В облаке пузырьков он замедлил движения, но вместо того, чтобы подняться вверх, поплыл вниз – к иллюминатору, у которого стоял Харри.

Они посмотрели друг на друга. Олег улыбался, размахивая руками. Его лицо казалось бледно-зеленым. Харри не слышал звуков, но видел, как двигаются его губы, как колышутся на голове волосы, сейчас больше всего похожие на водоросли. Назойливо стучались воспоминания, но Харри упрямо отгонял их прочь. Они смотрели друг на друга, находясь по разные стороны стекла, в ярких лучах солнца, в мире беззаботного шума и одновременно – полной тишины. Вдруг у Харри появилось тревожное предчувствие беды.

Правда, в следующую секунду оно его покинуло: Олег дернул ногами и поплыл вверх. Харри словно остался у пустого телеэкрана. Пустого запотевшего телеэкрана, на котором он начертил… Стоп! Теперь ясно, где он это видел!

– Олег! – крикнул он, взбегая по лестнице.

 

Вообще-то говоря, людьми Карл мало интересовался. За те двадцать лет, что он держал телемагазин на площади Карла Бернера, он ни разу не задался вопросом, кем, собственно, был его тезка, в честь которого назвали площадь. Неинтересен ему был и высокий полицейский, только что предъявивший удостоверение, и стоящий рядом мальчишка с мокрыми волосами. Да и до девушки, о которой полицейский говорил, – ее нашли в сортире у адвокатов из офисного здания напротив – ему дела не было. Единственной особой, в данный момент интересовавшей Карла, была девчонка на фотографии мужского журнала. Его очень занимало, сколько ей лет и правда ли, что она из Тёнсберга и любит загорать на балконе так, что ее могут видеть проходящие мимо мужчины.

– Я заходил в тот день, когда убили Барбару Свендсен, – сказал полицейский.

– Ну, раз вы говорите… – пожал плечами Карл.

– Видите этот выключенный телевизор у окна? – показал полицейский.

– «Филипс». – Карл отложил журнал в сторону. – Нравится? Пятьдесят герц. Плоский кинескоп. Объемное звучание. ТВ-текст. Может принимать радиопередачи. Стоит семь девятьсот, но вам я продам за пять девятьсот.

– Смотрите, кто-то начертил рисунок на пыльном экране!

– Хорошо, – вздохнул Карл. – Пять шестьсот.

– Да плевал я на телевизор! – повысил голос полицейский. – Я хочу знать, кто это сделал.

– С чего вдруг? – спросил Карл. – У меня до сих пор не было желания об этом докладывать.

Полицейский нагнулся над стойкой, и по цвету его лица Карл понял, что ответ ему не понравился.

– Послушайте! Мы ищем преступника. И у меня есть основания полагать, что он стоял здесь и водил пальцем по экрану. Вам ясно?

Карл молча кивнул.

– Отлично. А теперь, пожалуйста, напрягите память, – настойчиво посоветовал полицейский.

Звякнул колокольчик над дверью, в магазин вошла женщина с железным чемоданом. Полицейский обернулся к ней.

– «Филипс», – показал он.

Женщина кивнула, не говоря ни слова, села перед стеной экранов на корточки и открыла чемодан.

Карл смотрел на них, широко открыв глаза.

– Ну? – потребовал полицейский.

До Карла начало доходить, что это поважнее Лизы из Тёнсберга.

– Я не запоминаю каждого, кто сюда заходит, – запинаясь, сказал он.

Это означало, что он вообще никого не запоминает. Лица для него давно ничего не значили. Даже лицо Лизы он уже успел забыть.

– Каждого мне и не нужно, – медленно произнес полицейский. – Нужен только один. Тот самый. Кажется, за день к вам не так часто и заходят.

Карл послушно покачал головой.

– А по фотографии вы его узнаете?

– Не уверен. Я и вас-то не узнал, так что…

– Харри… – подал голос мальчишка.

– Но вы видели, как кто-то чертил по экрану?

– Харри…

Да, в тот день Карл обратил внимание на одного посетителя. Он вспомнил о нем в тот вечер, когда заходили из полиции и спрашивали про подозрительных людей. Дело в том, что тот посетитель ничего особенного не делал. Просто стоял и смотрел на экраны, что для телемагазина вполне естественно. Ну и что он должен был сказать? Что кто-то, чью внешность он не запомнил, стоял в магазине и казался подозрительным? И получить за это кучу неприятностей?

– Нет, – ответил Карл, – я не видел, чтобы кто-нибудь чертил по экрану.

Полицейский что-то пробормотал.

– Харри… – Мальчишка потянул полицейского за рукав. – Уже пять часов.

Полицейский замер и посмотрел на часы.

– Беата, – обратился он к женщине. – Нашла что-нибудь?

– Говорить пока рано, – обернулась она к нему. – Следов тут достаточно, но он чертил так, что сложно найти целый отпечаток пальца.

– Позвонишь.

Колокольчик звякнул снова. Карл и женщина с железным чемоданом остались одни.

Он придвинул было к себе Лизу из Тёнсберга, но передумал. Положил журнал на стол фотографией вниз и подошел к женщине из полиции. Та маленькой щеточкой аккуратно собирала с телевизора пыль. Теперь и он увидел начерченную на экране фигуру. Неудивительно, что она сохранилась до сих пор: Карл нечасто утруждал себя уборкой.

– Что обозначает этот символ? – спросил он.

– Не знаю, – откликнулась женщина. – Знаю только, как он называется.

– Как?

– Марин крест.