Глава 23 Пятница. Число человека

 

Откровения приходили в голову Харри странным образом. Словно маленькие ледяные капельки, они капали откуда-то сверху. Иногда, конечно, он поднимал голову и, проследив полет капли, отыскивал причинно-следственные связи, но в этот раз откровение было иного толка. Как будто он получил его в дар или даже украл, подслушав шепот ангелов или такую музыку, которая доступна только гениям вроде Дюка Эллингтона, когда услышанный во сне отрывок звучит так явственно, что нужно только сесть за пианино и сыграть его.

Именно это Харри и собирался сделать. Концерт был назначен в кабинете на час дня, и оставалось достаточно времени, чтобы подобрать завершающую часть кода. Но для этого требовалась путеводная звезда. И звездная карта.

По пути в кабинет он заглянул в канцелярскую лавку и обзавелся линейкой, транспортиром, самым тонким пером, какое там нашлось, и парой слайдов. В кабинете он сразу взялся за дело. Достал из ящика большую карту Осло. Подклеил ее, разгладил и снова водрузил на стену. Затем начертил на слайде окружность, разделил ее на пять секторов – ровно по 72 градуса каждый – и без отрыва руки по линейке соединил между собой дальние точки. Когда рисунок был готов, он поднял его на просвет. Пентаграмма.

Проектора в их зале для совещаний не оказалось, и Харри отправился в зал отдела по борьбе с ограблениями, где начальник отдела Иварссон, против воли собрав оставшихся на работе в июле сотрудников, читал им лекцию на общую тему: «Как я стал таким замечательным».

– Очень надо, – сообщил Харри, выдернул проектор из розетки и уволок его из зала под удивленное хлопанье глаз Иварссона.

Вернувшись в кабинет, Харри вставил слайд в проектор, направил прямоугольник света на карту и выключил верхнюю лампу. Некоторое время он, пыхтя, возился в темном кабинете, поправляя слайд, настраивая дальность проектора и пытаясь правильно сфокусировать черную тень от звезды.

Получилось. Он посмотрел на карту, обвел два дома кругами и сделал два телефонных звонка.

Теперь он был готов.

В начале второго Бьярне Мёллер, Беата Лённ, Том Волер и Столе Эуне тихонько сидели в тесном кабинете Харри и Халворсена. Стульев, разумеется, не хватило – пришлось одалживать у соседей. Сам Харри примостился на краешке письменного стола.

– Вот код, – сообщил он. – Очень простой. Общее в преступлениях надо было отыскать уже давно. Убийца сообщал об этом чуть ли не открытым текстом. Это – цифра.

Все посмотрели на него.

– Пять, – объявил Харри.

– Пять?

– Да, цифра пять. – Он обвел взглядом четыре непонимающих лица.

И тут случилось то, что иногда (а в последнее время – все чаще) случалось с ним после долгих попоек. Без всякого предупреждения земля пропала из-под ног – ему показалось, он падает. Действительность вывернулась наизнанку. В одно мгновение исчезли четверо коллег в его кабинете, пропало дело об убийствах, не стало жаркого летнего дня в Осло. Словно никогда не существовало людей по имени Ракель и Олег. Потом действительность вернулась. Но Харри знал, что за таким припадком паники могут следовать и другие и висит он на кончиках пальцев над бездной.

Он поднял кружку кофе и медленно отпил из нее, постепенно приходя в себя. Как только кружка стукнется о стол, пора возвращаться в реальность, решил Харри. Он поставил ее обратно. Донышко легонько стукнуло.

– Первый вопрос, – сказал он. – Убийца помечает все жертвы бриллиантами. Сколько у них углов?

– Пять, – ответил Мёллер.

– Второй вопрос. У каждой жертвы он отрезает по пальцу с левой руки. Сколько пальцев на одной руке? Третий вопрос. Убийство и исчезновение произошли друг за другом в течение трех недель: соответственно в пятницу, среду и понедельник. Сколько дней в каждом промежутке?

На секунду стало тихо.

– Пять, – ответил Волер.

– А время убийства?

Эуне откашлялся:

– Около пяти.

– Пятый и последний вопрос. Кажется, что адреса жертв выбраны случайно, но одно их объединяет. Что, Беата?

Та зажмурилась:

– Пять?

Харри поймал четыре пустых взгляда.

– Черт… – Беата осеклась и покраснела. – Извините, я хотела сказать: пятый этаж. Все жертвы находились на пятом этаже.

– Именно.

Харри направился к выключателю. Лица остальных просветлели.

– Пять! – Мёллер выплюнул это слово, будто оно жгло ему язык.

Когда Харри выключил свет, в кабинете стало совершенно темно, и только по голосу собравшиеся определяли, куда он двигается.

– Число пять используется во многих ритуалах. В черной магии, ведовских обрядах, сатанизме. Но это же число почитается и мировыми религиями. Пять ран, нанесенных Христу. Пять столпов. Пять намазов в исламе. В некоторых письменных источниках пять называют «числом человека», поскольку у нас пять чувств и пять периодов в жизни.

Щелчок – и внезапно перед ними во тьме материализовалось светящееся бледное лицо с глубокими темными глазницами и пятиконечной звездой во лбу. Лицо тихо просопело:

– Прошу прощения… – Харри покрутил лампу проектора и направил ее со своего лица на белую стену. – Перед вами пентаграмма, или «марин крест», который мы видели рядом с Камиллой Луен и Барбарой Свендсен. Фигура основана на золотом сечении. Как, говорите, его рассчитали, Эуне?

– Понятия не имею, – фыркнул психолог. – Ненавижу точные науки.

– Я тоже, – сказал Харри. – Я нарисовал ее с помощью транспортира – нам этого достаточно.

– Нам достаточно? – переспросил недоумевающий Мёллер.

– До сих пор я демонстрировал только совпадение чисел, что можно списать на случайность. А теперь – доказательство, что это не случайность.

Харри повернул проектор так, что яркий четырехугольник со звездой оказался на карте. Он еще настраивал яркость, а его слушатели уже в волнении затаили дыхание.

– Три места преступления расположены по окружности, центр которой совпадает с центром Осло, – продолжил он. – Кроме того, друг от друга они расположены через семьдесят два градуса. Как видно на этой схеме, места преступления находятся…

–…на концах звезды, – прошептала Беата.

– Господи! – вскрикнул потрясенный Мёллер. – Хочешь сказать, он дал нам…

– Да, путеводную звезду, – закончил Харри. – Код, который говорит нам о пяти убийствах, три из которых уже совершены, а два – еще нет. И по коду они произойдут здесь и здесь. – Харри указал на дома, обведенные на карте кружками.

– И мы знаем когда, – сказал Том Волер.

Харри кивнул.

– Господи! – вновь воскликнул Мёллер. – Пять дней между убийствами, это значит…

– В субботу, – подсказала Беата.

– Завтра, – добавил Эуне.

– Господи! – в третий раз произнес Мёллер. Обращение прозвучало очень искренне.

 

Рассказ Харри продолжался, иногда прерываясь тревожными голосами остальных. Тем временем солнце чертило в бледном небе высокую летнюю параболу над сонными белыми парусами, которые делали нерешительные попытки вернуться домой. Взмывший в воздух пластиковый пакет из «Рими» проплывал над клубком змеящихся улиц Бьёрвика. На стройплощадке, на месте будущей Оперы, скрючившись, словно гепард над добычей, работал паренек. Он уже заработал мозоли и теперь зарабатывал что-нибудь пострашней. Надо поторопиться, пока не подоспели гиены.

– Погоди, – сказал Том Волер. – Откуда убийце было знать, что Лисбет Барли живет на пятом этаже, если он поджидал ее на улице?

– Не на улице, – поправила его Беата, – а на лестнице. По словам Барли, входная дверь в доме закрывается плохо. Мы проверили – все верно. Он смотрел на лифт: кто спускается с пятого. А если слышал шаги, прятался на лестнице в подвал.

– Отлично, Беата, – похвалил Харри. – Дальше?

– Он вышел за ней на улицу и… Нет, слишком большой риск. Он остановил ее, когда она выходила из лифта. Усыпил хлороформом.

– Нет, – отрезал Волер. – Так тоже рискованно. В таком случае ему пришлось бы вынести ее в припаркованный прямо перед домом автомобиль, и, если бы их кто-нибудь увидел, наверняка запомнил бы марку и номер.

– Никакого хлороформа, – рассудил Мёллер. – И автомобиль стоял поодаль. Он угрожал ей пистолетом и заставил идти перед собой, а на улице держал оружие в кармане.

– Так или иначе, жертвы выбраны случайно, – сказал Харри. – Ключ в месте преступления. Если бы на лифте вместо Лисбет Барли с пятого этажа спустился ее муж, жертвой стал бы он.

– Если все так, как вы говорите, становится ясно, почему на жертвах нет следов полового насилия, – заметил Эуне. – Раз убийца…

– Преступник.

–…преступник не выбирает жертв, значит, то, что все они молодые женщины, – чистая случайность. В таком случае жертвы не выступают в качестве сексуальных мишеней. Он получает удовлетворение от самого убийства.

– А женский туалет? – спросила Беата. – В тот раз выбор не был случайным. Не естественней ли для мужчины зайти в мужскую уборную, если уж пол жертвы его не интересует? Тогда он не вызвал бы удивления тех, кто увидел бы его на пути туда или обратно.

– Возможно, – согласился Харри. – Но если он готовился так основательно, как мы полагаем, то, очевидно, знал, что мужчин в адвокатской конторе больше, чем женщин. Понимаешь?

Беата часто заморгала.

– Отличный ход мыслей, Харри, – сказал Волер. – В женском туалете попросту меньше риск, что ему и жертве кто-нибудь помешает во время ритуала.

На часах было восемь минут третьего. Наконец в разговор вклинился Мёллер:

– Хорошо, ребята, хватит о мертвых. Давайте-ка теперь поговорим о тех, кто еще жив.

 

Солнце достигло вершины параболы и теперь катилось вниз, удлиняя тени в пустом дворе школы в Тёйен, где тишину нарушали только удары футбольного мяча о кирпичную стенку. Воздух в кабинете Харри превратился в сироп-ассорти из человеческого пота.

Луч справа от того, что заканчивался на площади Карла Бернера, указывал на Эншёвейен в районе Кампен. Харри объяснил, что здание, на которое приходится вершина луча, было построено в 1912 году, это была больница для туберкулезных больных – «чахоточный дом» его называли, – а позже его приспособили под общежитие: сначала для студентов кулинарного колледжа, через какое-то время для студентов медицинского колледжа, а сейчас – просто для студентов.

Вершина последнего луча попадала на узор из черных параллельных линий.

– Это ведь Центральный вокзал? – удивился Мёллер. – Ведь там никто не живет!

– Вы уверены? – Харри ткнул в маленький четырехугольник на карте.

– Наверное, депо…

– Нет, все верно, – сказал Волер. – Там действительно дом. Вы разве не замечали его, когда ездили на поезде? Такой странный кирпичный дом, даже с садом…

– Ты имеешь в виду виллу Валле, – догадался Эуне. – Дом станционного смотрителя. Да, я знаю. Думаю, там сейчас офисное здание.

Харри покачал головой и сказал, что он проверил, по этому адресу зарегистрирован один жилец – Олауг Сивертсен, пенсионерка.

– Но ни в общежитии, ни в этом доме пятого этажа нет, – заметил Харри.

– Вы думаете, это его остановит? – спросил Волер, обращаясь к Эуне.

Тот пожал плечами:

– Не думаю. Впрочем, рассматривая детали поведения на уровне индивида, мы ступаем на зыбкую почву догадок.

– Ну что ж, – сказал Волер, – будем исходить из того, что завтра он появится в общежитии. И лучше всего нам встретить его во всеоружии. Согласны?

Все за столом кивнули.

– Отлично, – продолжал он. – Я немедленно звоню Сиверту Фалькейду из отряда быстрого реагирования и начинаю прорабатывать подробности.

Харри увидел в его глазах огонек азарта. Он узнавал Тома Волера. Деятельность. Хватка. Самозабвение. Это и есть соль полицейской работы.

– Тогда мы с Беатой отправляемся на Швейгордс-гате, может быть, застанем хозяйку.

– Будьте осторожны, – повысил голос Мёллер, стараясь заглушить шарканье стульев. – Нельзя допустить утечки информации. Помните, что сказал Эуне: эти ребята любят крутиться возле следствия.

Солнце садилось. Столбик термометра поднимался.