III. МИХАИЛ БАКУНИН И СЕРГЕЙ НЕЧАЕВ

 

Если Ленин свою теорию о грядущей русской рево­люции позаимствовал, главным образом, у Заичневского и Ткачева, то свой план организации строго централи­зованной партии и тактику партии он в значительной степени позаимствовал у Сергея Нечаева и отчасти у Бакунина.

Михаил Александрович Бакунин —сын тверского помещика родился в 1814 г., воспитывался в артиллерий­ском училище, произведен был в артиллерийские прапор­щики, но скоро вышел в отставку. В знаменитом москов­ском кружке Станкевича, в который входили Белинский, Грановский, Константин Аксаков, Бакунин познакомился с немецкой философией и в 1841 году уехал в Берлин для завершения своего философского образования. В Гер­мании он сошелся с немецкими радикалами. В 1843 году он уехал в Париж, затем в Швейцарию. В Париже он по­дружился с французскими и польскими революционера­ми и стал коммунистом (коммунистами тогда называли себя социалисты).

В своей речи 29 ноября 1847 года на международном банкете в Париже в годовщину польского восстания 1831 года, Бакунин сказал:

«Я знаю, в Европе вообще думают, что мы с нашим правительством составляем нераздельное целое, что мы чувствуем себя очень счастливыми, что система принуди­тельная внутри и наступательная вне, прекрасно выра­жают наш национальный дух. Все это неправда.

Нет, народ русский не чувствует себя счастливым!... Лишенные политических прав, мы не имеем даже той свободы натуральной, которой пользуются народы на­именее цивилизованные... Никакое свободное движение {73} нам не дозволено.

Нам почти запрещено жить, потому что всякая жизнь предполагает известную независимость, а мы только бездушные колеса в этой чудовищной маши­не притеснения и завоевания. Но предположите, что у машины есть душа, и, быть может, вы тогда составите себе понятие об огромности наших страданий».

За речь на польском банкете в Париже, Бакунин был выслан из Франции, куда вернулся после революции 1848 года. Оттуда Бакунин отправился в Германию, участво­вал на славянском съезде в Праге, затем руководил обо­роной Дрездена от прусских войск в мае 1849 года. Был там арестован и приговорен к смертной казни, но выдан был саксонским правительством Австрии, которая выдала его России. В Петербурге он был посажен в Петропавлов­скую крепость, где он просидел до 1857 года, а затем был сослан в Восточную Сибирь, откуда он через не­сколько лет бежал через Японию и Америку в Лондон, где его старые друзья Герцен и Огарев издавали «Ко­локол».

Герцен в своих знаменитых мемуарах «Былое и ду­мы» рассказывает, что как только Бакунин огляделся и учредился в Лондоне, то есть перезнакомился со всеми поляками и русскими, которые были налицо, он принялся за дело.

«К страсти проповедования, агитации, пожалуй, де­магогии, к беспрерывным усилиям учреждать, устраивать комплоты, переговоры, заводить сношения и придавать им огромное значение, — пишет Герцен, — у Бакунина прибавляется готовность первому иттина исполнение, готовность погибнуть, отвага принять все последствия».

Далее Герцен дает следующую замечательную харак­теристику Бакунина: «Это натура героическая, оставлен­ная историей не у дел. Он тратил свои силы иногда на вздор так, как лев тратит шаги в клетке, все думая, что выйдет из нее. Но он не ритор, боящийся исполнения своих слов или уклоняющийся от осуществления своих общих теорий».

{74} Теорий Бакунина Герцен, как известно, не разделял, что, однако, не мешало ему писать о нем: «Бакунин имел много недостатков, но недостатки его были мелки, а сильные качества крупны... В пятьдесят лет он был ре­шительно тот же кочующий студент с Маросейки, тот же бездомный богема, без заботы о завтрашнем дне, пренебрегая деньгами, бросая их, когда есть, занимая их без разбора направо и налево, когда их нет, с той простотой, с которой дети берут у родителей — без заботы об уплате, с той простотой, с которой он сам готов отдать всякому последние деньги, отделив от них, что следует на сигареты и чай. Его этот образ жизни не теснил; он родился быть великим бродягой, великим бездомником... В нем было что-то детское, беззлобное и простое, и это придавало ему необычайную прелесть и влекло к нему слабых и сильных, отталкивая одних чо­порных мещан».

По прибытии в Лондон Бакунин проповедовал ре­волюционный панславизмом выражал крайнюю ненависть к немцам, как к насадителям «казарменной культуры» в Европе.

В своей речи на «Конгрессе Лиги Мира и Свободы» в 1867 Бакунин сказал:

«Если мы в самом деле желаем мира между нациями, мы должны желать международной справедливости. Ста­ло быть каждый из нас должен возвыситься над узким мелким патриотизмом, для которого своя страна — центр мира, который свое величие полагает в том, чтобы быть страшным соседям. Мы должны поставить человеческую всемирную справедливость выше всех национальных ин­тересов.

Мы должны раз навсегда покинуть ложный прин­цип национальности, изобретенный в последнее время деспотиями Франции, России и Пруссии, для вернейшего подавления верховного принципа — свободы. Национальность не принцип; это законный факт, как индивидуаль­ность. Всякая национальность, большая или малая имеет несомненное право быть сама собой, жить по своей {75} собственной натуре. Это право есть лишь вывод из общего принципа свободы. Всякий, искренне желающий мира и международной справедливости, должен раз навсегда от­казаться от всего, что называется славой, могуществом, величием отечества, от всех экономических и тщеславных интересов национализма. Пора желать абсолютного цар­ства свободы внутренней и внешней».

Закончил он свою речь следующими словами: «Все­общий мир будет невозможен, пока существуют нынеш­ние централизованные государства. Мы должны, стало быть, желать их разложения, чтобы на развалинах этих единств, организованных сверху вниз деспотизмом и за­воеванием, могли развиться единства свободные, органи­зованные снизу вверх, свободной федерацией общин в провинцию, провинций в нацию, наций в Соединенные Штаты Европы».

Через год на «Конгрессе Лиги Мира и Свободы» в 1868 году Бакунин в своей речи сказал:

«Я желаю, чтобы Финляндия была свободна и имела полную возможность организоваться, как желает и со­единяться с кем захочет. Я говорю то же самое, совер­шенно искренне и относительно Балтийских провинций. Я прибавлю только маленькое замечание, которое мне кажется необходимым, потому что многие из немецких патриотов, республиканцев и социалистов имеют по-видимому две мерки, когда дело доходит до международ­ной справедливости — одну для них самих, а другую для всех остальных наций, так что нередко то, что им кажется справедливым и законным, когда оно касается герман­ской Империи, принимает в их же глазах вид отврати­тельного насилия, если совершается другой какой-нибудь державой».

Бакунин не раз высказывался за свободу Польши и даже, не ограничиваясь платоническим сочувствием по­лякам, сам принял участие в польском восстании 1863 го­да. Бакунин писал:

«Я требую только одного, чтобы всякому народу, {76} чтобы всякому племени, великому и малому, были вполне предоставлены возможность и право по воле, хочет он слиться с Россией или с Польшей, пусть сливается. Хочет быть самостоятельным членом польской или русской, или общеславянской федерации, пусть будет им. Наконец, хочет ли он вполне от всех отделиться и жить на осно­ваниях совсем отдельного государства, Бог с ним, пусть отделяется... Где народам жить привольнее,.туда они и пойдут».

Одно время Бакунин был другом Карла Маркса,нопотом сделался его резким противником. Он стал анар­хистом. Вступил в Международное товарищество рабо­чих (Интернационал) одним из основателей которого был Карл Маркс. Бакунин начал организовывать всюду свои анархические кружки с целью захвата руководства в Интернационале. Борьба между Марксом и Бакуниным закончилась исключением Бакунина из Интернационала в 1872 года.

Бакунин был первым революционером в Европе, ко­торый предостерегал против «диктатуры пролетариата», которую проповедовал Маркс и его последователи.

Вот что Бакунин об этом писал:

«Мнимое «народное государство» будет не что иное как деспотическое управление народных масс новой и немногочисленной аристократией действительных или мнимых ученых... опекунов и учителей, начальников ком­мунистической партии... Они сосредоточат бразды прав­ления в сильной руке... создадут единый Государствен­ный банк, сосредоточивающий в своих руках все торгово-промышленное, земледельческое и даже научное произ­водство, а массы, народ, они разделят на две армии: про­мышленную и землепашескую, под непосредственной ко­мандой государственных инженеров, которые составят новое привилегированное сословие».

Так, возражая Марксу, писал Бакунин о так назы­ваемой диктатуре пролетариата. На возражение марк­систов, что это руководящее меньшинство будет состоять {77} не из капиталистов и богатых землевладельцев, а из ра­бочих, Бакунин отвечал:

«Да, пожалуй, из бывших работников которые станут смотреть на весь чернорабочий мир с высоты государ­ственной: будут представлять уже не народ, а себя и свои притязания на управление народом».

И дальше Бакунин писал:

«Марксисты утешают мыслью, что эта диктатура бу­дет временной и короткой... Мы отвечаем: никакая дик­татура не может иметь другой цели, кроме увековечения себя, и она способна породить, воспитать в народе, сно­сящем ее, только рабство: свобода может быть создана только свободой, то есть вольною организациею рабочих масс снизу вверх...».

«Революция — писал Бакунин — перестает быть ре­волюцией, когда она действует деспотически и когда вместо того, чтобы вызвать в массах свободу, вызывает... реакцию».

В сентябре 1870 года во время франко-прусской вой­ны Бакунин писал: «Я уверен, что поражение и подчине­ние Франции и торжество Германии, порабощенной прус­саками, отбросит Европу в мрак и нищету, в рабство минувших веков. Я до того убежден в этом, что мне пред­ставляется, как священная обязанность для всякого, кто любит свободу, кто желает торжества человечности над зверством какой бы национальности он ни был — англи­чанин, испанец, поляк, русский и даже немец — обязан­ность принять участие в демократической борьбе фран­цузского народа против вторжения немецкого деспотиз­ма».

Бакунин вначале оказывал энергичное содействие знаменитому русскому фанатику-революционеру Сергею Нечаеву, не брезгавшему никакими средствами для до­стижения своей цели.

 

***

 

Сергей Нечаев родился в 1847-ом году в селе Иванове, Владимирской губернии. Он был сыном крепостного {78} крестьянина, который потом стал мещанином-ремеслен­ником. Сначала он учился в сельской школе, а потом сдал экзамен на звание учителя и, по приезде в Петер­бург, поступил вольнослушателем в университет. Ему был 21 год, когда он вступил в нелегальный революционный кружок. Одним из членов этого кружка был Петр Тка­чев. В конце 60-х годов Нечаевым, Ткачевым и другими членами кружка была создана революционная организа­ция под названием: «Комитет русской революционной партии». В «Программе революционных действий», вы­пущенной этим «Комитетом», говорилось, что целью ор­ганизации является уничтожение существующего строя, как основанного на эксплуатации и угнетении. Экономи­ческий переворот невозможен без политического. Един­ственный выход — это политическая «революция и истребление гнезда существующей власти».

Полиции очень скоро стало известно о деятельности Нечаева, и во избежание ареста, Нечаев бежал за границу, предвари­тельно распространив слух, что он арестован и заключен в Петропавловскую крепость. А затем из за границы он написал товарищам, что ему при отправке из Петропав­ловской крепости в Сибирь удалось бежать. Этим он хотел, во-первых, поднять свой революционный престиж среди студентов, надеть на себя корону героя и мученика, а, во-вторых, вызвать этим возмущение против прави­тельства. Нечаев собирался вскоре вернуться в Россию и стать там лидером революционного движения. Попав в эмиграцию, Нечаев стал искать поддержку у эмигран­тов-революционеров, имена которых были широко из­вестны в России и любимы молодежью.

Особенно Нечаев надеялся на помощь Михаила Бакунина, и он не ошибся в своем расчете. Бакунин, которому тогда было уже 56 лет, принял 22-летнего Нечаева с распростертыми объя­тиями и сразу подружился с ним. С большим воодушев­лением Бакунин выслушал живой рассказ Нечаева об его аресте и побеге. И еще больше Бакунин воодуше­вился, когда Нечаев поведал ему тайну, что он стоит во {79} главе большой революционной организации, которая послала его заграницу заручиться моральной поддерж­кой эмигрантов-революционеров, и в особенности его, Бакунина, которого они считают своим учителем.

Вся эта умелая ложь произвела на Бакунина сильное впечатление, и он сразу оказал Нечаеву свою, «мораль­ную поддержку», выдав ему мандат от «Русского отдела Всемирного революционного Альянса», за номером 2771. На мандате была печать «Альянса» и подпись Бакунина. Так Нечаев, глава несуществующей революционной ор­ганизации в России, получил от Бакунина мандат быть представителем «Всемирного революционного Альянса» который также существовал только на бумаге. Бакунин помог Нечаеву достать средства для издания брошюры, помог ему в выработке «Программы революционных дей­ствий» и в составлении «Катехизиса революционера». Че­рез несколько месяцев Нечаев, снабженный мандатом, выданным ему Бакуниным, и «Катехизисом революцио­нера», вернулся в Россию. «Катехизис революционера» состоял из 26 параграфов.

Первый параграф гласил:

«Революционер — человек обреченный: у него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, или даже имени. Все в нем поглощено единственным исключительным интересом, единой мыcлью, единой страстью — революцией».

Параграф четвертый «Катехизиса революционера» гласил:

«Революционер презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех ее побуждениях и прояв­лениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все то, что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно все то, что мешает ему».

Параграф седьмой гласил:

«Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторжен­ность и увлечение.

Она исключает даже личную ненависть {80} и мщение. Страсть революционера, став в нем обыден­ностью, ежеминутностью, должна соединиться с холод­ным расчетом. Всегда и везде он должен быть не то, к чему его побуждают влечения личные, а то, что предпи­сывает ему общий интерес революции».

Параграф двадцать третий гласил:

«Под революцией народною товарищество разумеет не регламентированное движение по западному класси­ческому образцу — движение, которое, всегда останав­ливаясь с уважением перед собственностью и перед тра­дициями общественных порядков так называемой циви­лизации и нравственности, до сих пор ограничивалось везде низвержением одной политической формы для за­мещения ее другой и стремилось создать так называемое революционное государство. Спасительной для народа может быть только та революция, которая уничтожит в корне всякую государственность и истребит все государ­ственные традиции, порядки и классы в России».

По возвращении на родину Нечаев поселился в Мо­скве и сразу же приступил к осуществлению своего пла­на: создания строго централизованной тайной револю­ционной организации, построенной на принципе стро­жайшей дисциплины и возглавляемой всесильным Центральным Комитетом из нескольких лиц. Члены Централь­ного Комитета должны быть диктаторами организации и обладать абсолютной властью. А остальные члены органи­зации слепо исполняют все постановления Центрального Комитета. Вожди должны крепко держать в своих руках всех членов организации и не останавливаться ни перед чем для достижения своей цели.

В России Нечаев везде выдавал себя за агента все­сильного Центрального Комитета. На самом деле все­сильный Центральный Комитет — это был он сам, других лидеров в ЦК не было. Но ему удалось создать ряд ре­волюционных кружков, которые были всецело подчине­ны его диктатуре. И если кто-нибудь из членов кружка не хотел выполнять какое либо из его распоряжений, {81} Нечаев грозил ему, что выдаст его Третьему Отделению, то есть царской Охране, указав на него как на опасного революционера. Для Нечаева все средства были хороши.

Он пользовался ложью, мистификацией и не останавливался даже перед убийством. Когда один член кружка, студент Иванов, не захотел слепо подчиниться Нечаеву, Нечаев организовал его убийство. Это повело к раскры­тию организации. Сам Нечаев успел бежать за границу, но другие участники убийства Иванова были арестованы, судимы и приговорены к каторжным работам на разные сроки. (Как известно, революционная организация Не­чаева и убийство Иванова послужили Достоевскому сю­жетом для его романа «Бесы»).

На этот раз в кругах русской революционной эми­грации в Швейцарии отнеслись к Нечаеву с крайним не­доверием, а когда стало известно об убийстве им Ивано­ва, то его прямо обвинили в провокации. В конце концов, и Бакунин порвал с ним.

Нечаев вскоре был арестован в Цюрихе и выдан швей­царским правительством русскому правительству с тем, чтобы его судили только как уголовного преступника (за убийство Иванова). В 1873 году Московский окружной суд приговорил Нечаева к 20 годам каторжных работ. Нечаев был посажен в Алексеевский равелин Петропав­ловской крепости, где умер около 1882 года.