I. ПЕТР ЗАИЧНЕВСКИЙ

 

В мае 1862 года, в Москве появилась нелегальная прокламация под названием «Молодая Россия», вызвав­шая большую тревогу в рядах не только правительства, но и русских либералов и даже выдающихся социалистов того времени. Прокламация «Молодая Россия» была из­дана от имени таинственного Центрального Революцион­ного Комитета, но такого Комитета тогда вовсе не су­ществовало. Ее автором был молодой революционер Петр Григорьевич Заичневский, и издана она была его кружком. В прокламации «Молодая Россия» было ска­зано:

«Россия вступает в революционный период своего существования. Проследите жизнь всех сословий, и вы увидите, что общество разделяется в настоящее время на две части, интересы которых диаметрально противопо­ложны и которые следовательно, стоят враждебно одна к другой. Снизу слышится глухой и затаенный ропот на­рода, угнетаемого и ограбляемого всеми, у кого в руках есть хоть доля власти, — народа, который грабят чинов­ники и помещики, грабит и царь... Сверху над народом стоит небольшая кучка людей довольных, счастливых... Между этими двумя партиями издавна идет спор — спор, {55} почти всегда кончавшийся не в пользу народа... Выход из этого гнетущего, страшного положения, губящего со­временного человека и на борьбу с которым тратятся его лучшие силы один — революция, революция кровавая и неумолимая, революция, которая должна изменить ради­кально все, без исключения, основы современного обще­ства и погубить сторонников нынешнего порядка. Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольется река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы. Мы пред­видим все это и все-таки приветствуем ее наступление; мы готовы жертвовать лично своими головами, только пришла бы поскорее она, давно желанная».

Дальше в прокламации «Молодая Россия» говори­лось:

«Мы требуем изменения современного деспотичес­кого правления в республиканский — федеративный со­юз областей, причем вся власть должна перейти в руки Национального собрания и Областных собраний. Наци­ональное собрание должно состоять из выборных от всех областей, и Областные — из представителей каждой об­ласти... Каждой области предоставляется право по боль­шинству голосов решить вопрос о том, желает ли она войти в состав федеративной республики или нет. Что касается Польши и Литвы, то они получают полную са­мостоятельность».

«Молодая Россия» считала, что царствующая дина­стия не только должна быть лишена власти, но и под­вергнуться поголовному истреблению. «Молодая Россия» писала:

«Скоро, скоро наступит день, когда мы распустим великое знамя будущего, знамя красное, и с громким кри­ком: «Да здравствует социальная и демократическая рес­публика России!»— двинемся на Зимний дворец истре­бить живущих там.

Может случиться, что дело кончится одним истреб­лением императорской фамилии, то есть какой-нибудь сотни, другой людей, но может случиться и что, вернее {56} — что вся императорская партия, как один человек, вста­нет за государя, потому что здесь будет итти вопрос о том, существовать ей самой или нет. В этом последнем случае с полной верою в себя, в свои силы, в сочувствие к нам народа, в славное будущее России, которой выпа­ло на долю первой осуществить великое дело социализма, мы издадим крик: «В топоры!» и тогда... тогда бейте императорскую партию не жалея, как не жалеет она нас теперь, бей на площадях, бей в домах, бей в тесных пе­реулках городов, бей на широких улицах столиц, бей по деревням и селам. Помни, что кто будет не с нами, тот будет против; кто против, тот наш враг, а врагов следует уничтожать всеми способами».

Автор «Молодой России» считал террор и диктатуру лучшим средством обеспечить окончательную победу революции. «Молодая Россия» писала:

«Мы изучили историю Запада, и это изучение не про­шло для нас даром: мы будем последовательнее не толь­ко жалких французских революционеров 1848 года, но и великих террористов 1792 года, мы не испугаемся, если увидим, что для ниспровержения современного порядка приходится пролить втрое больше крови, чем пролито французскими якобинцами в 90-ых годах восемнадцатого столетия... Мы твердо убеждены, что революционная пар­тия, которая станет во главе правительства, если только движение будет удачно, должна захватить диктатуру в свои руки и не останавливаться ни перед чем. Выборы в Национальное собрание должны происходить под влия­нием правительства, которое тотчас же позаботится, что­бы в состав его не вошли сторонники современного по­рядка (если только таковые останутся живы)».

Петр Заичневский — автор прокламации «Молодая Россия» был первым русским предшественником Ленина и большевики осуществили программу «Молодой Рос­сии». Авторитетнейший большевистский историк М. И. Покровский в статье «Корни большевизма в русской ис­тории» еще в 1922 г., когда жил Ленин, писал:

{57} «В прокламации «Молодой России» С ее заключитель­ным возгласом: «Да здравствует социальная и демократи­ческая республика русская!»... на нас глядит тот же большевизм, в шестидесятых годах еще более «утопический», чем в 1905 году. А прошло шестьдесят лет, и то, что предвидели авторы «Молодой России»...стало обычным жизненным явлением». («25 лет РКП/большевиков)», из­дательство «Октябрь», Тверь, 1923 г. стр. 23-24).

***

 

Петр Григорьевич Заичневский родился в 1842 г. в имении его родителей в Орловской губ. Он учился в Орловской гимназии, которую окончил с серебряной ме­далью в 1858 г., затем поступил на физико-математиче­ский факультет Московского университета. Еще в гимна­зии Заичневский начал интересоваться общественными вопросами. В университете он прочел некоторые сочи­нения Герцена и, встречая там слово «социализм», стал изучать произведения западно-европейских социалистов на французском языке — Прудона, Луи Блана, Пьера Леру, Огюста Бланки и других. Одновременно он усиленно изучал историю французских революций.

В университете Заичневский встретился с студентом, который не менее, чем он, интересовался социализмом. Это был Перикл Эммануилович Аргиропуло, который был старше его на три года. Отец Аргиропуло, статский советник, был грек, турецкий подданный, который в 1850 г. перешел в русское подданство. Молодой Аргиропуло в 1857 г. в Харькове окончил гимназию с золотой медалью и поступил на юридический факультет Московского уни­верситета. Здесь он, как и Заичневский, познакомился с произведениями Герцена и западно-европейских социали­стов и стал одним из первых пропагандистов социалисти­ческих идей среди московской учащейся молодежи. По свидетельству лиц, примыкавших к их кружку и хорошо знавших Заичневского и Аргиропуло, Заичневский в спо­рах был резок и прямолинеен. Аргиропуло, наоборот, {58} был мягок и деликатен. Если Аргиропуло страдал за всех угнетенных, то Заичневский ненавидел всех угнетателей. Одно только сближало этих совершенно противополож­ных людей, — это одинаковая преданность их идеалам социализма.

22 июля 1861 г. Аргиропуло по высочайшему пове­лению был арестован в Москве. В этот же день Заичнев­ский был арестован в Орле. Оба были немедленно от­правлены в Петербург. Им обоим вменялось в вину рас­пространение сочинений революционного содержания и продажа портретов Герцена, Огарева и других револю­ционных деятелей. На допросах Аргиропуло и Заичнев­ский отказались отвечать, от кого они получали для продажи эти портреты и сочинения революционного со­держания, которые они распространяли.

В течение всего времени, пока продолжалось рассле­дование их дела, Заичневский и его друзья находились в заключении. Условия заключения были до того мягки­ми, что к ним был свободный доступ всем желавшим по­видаться с ними. Бывший участник их кружка В. Н. Линд в своих воспоминаниях, напечатанных в 1911 г. в москов­ском журнале «Русская мысль», пишет: «Как это ни стран­но представить себе теперь, но место их заключения сделалось настоящим студенческим клубом. Посещать их позволялось, можно сказать, всем и во всякое время». А другая участница кружка Заичневского А. Можайская в своих воспоминаниях, напечатанных в 1909 г. в петер­бургском сборнике «О минувшем» пишет, что «маленькая одиночная камера Заичневского всегда была полна на­рода. Посещала Заичневского не только молодежь. Не раз мы заставали в его маленькой камере разодетых дам со шлейфами, приезжавших в каретах с ливрейными ла­кеями послушать Петра Григорьевича, как они сами за­являли. Они привозили ему цветы, фрукты, вино, кон­феты. Обычно время проходило в оживленных спорах».

Летом 1862 г. дело Заичневского и других слушалось в Сенате. Известный писатель, князь В. Ф. Одоевский, {59} будучи тогда сенатором, принимал участие в суде над Заичневским и его товарищами. 5 июля 1862 г. Одоев­ский в первый раз присутствовал в Сенате на заседании по делу студентов, и он записал в свой «Дневник»: «Что за полоумные мальчишки». На следующий день, однако, он занес в свой «Дневник» следующую запись:

«В Сенате. — Замечательная личность Петра Заичнев­ского, принадлежащего к так называемым исповедникам социализма, слово, которого значение весьма для них смутно, но за которое они, тем не менее, готовы итти в мученики и чего именно добивается Заичневский, ста­раясь не уменьшить, а преувеличить свои действия».

Сенат нашел Заичневского виновным в произнесении речей, направленных к ниспровержению существующего образа правления и против верховной власти, а также в распространении запрещенных сочинений и приговорил Заичневского к «лишению всех прав состояния и сослать в каторжные работы на заводы на два годы и 8 месяцев, а по прекращении сих работ, поселить в Сибири на­всегда».

Аргиропуло Сенат нашел виновным в распростране­нии запрещенных сочинений и в недонесении о произне­сении Заичневским в Подольске речи возмутительного содержания, и он был приговорен к «лишению некоторых прав и преимуществ и к заключению его в смирительный дом» на два с половиной года. Двух других товарищей их Сенат присудил к заключению в смирительном доме на три месяца. Двое других, привлеченных по тому же делу, были оправданы.

10 января 1863 г. Петра Заичневского на почтовых лошадях под конвоем двух жандармов отправили в Си­бирь, и лишь 18 апреля он был доставлен в Красноярск, где он был сдан в Устъ-Кут на завод для отбытия каторж­ных работ.

Прокламация «Молодая Россия» появилась в мае 1862 г. Кто были авторами этой прокламации, вызвав­шей страшную тревогу в рядах правительства и {60} возмущение либералов и многих социалистов, Правительству так и не удалось узнать. Представителям власти и в го­лову не могло придти, что автором «Молодой России», изданной от имени таинственного Центрального Рево­люционного Комитета, является студент Петр Заичневский, который уже год сидит под арестом. Через много лет сам Заичневский рассказал, что прокламация была написана им, проредактирована его товарищами по за­ключению и через часового была отправлена в Москву для напечатания.

 

Прокламация «Молодая Россия», призывавшая к ре­волюции, к беспощадному террору, к диктатуре и к унич­тожению не только всех членов династии Романовых, но и всех вообще противников революционной партии, была резко осуждена не только всей либеральной печатью то­го времени, но и Герценом, и даже Бакуниным, и еди­номышленниками Чернышевского. Знаменитый петербургский радикальный журнал «Отечественные записки» в ноябрьском номере от 1862 года писал:

«Никто не сомневается..., что неизвестный автор «Мо­лодой России» принес нашему правительству столько пользы, сколько не могло принести ему в совокупности усердие всей полиции. Они (реакционеры) владеют те­перь страшным пугалом... «Молодой Россией». У них те­перь каждый прогрессист — поклонник теории «Молодой России».

Герцен в своем лондонском «Колоколе» посвятил про­кламации «Молодая Россия» двестатьи: «Молодая и ста­рая Россия» и «Журналисты и террористы». В статье «Мо­лодая и старая Россия» Герцен 15июля 1862 года писал в»Колоколе»:

«Мы прочли ее раз, два, три раза... со многим очень несогласны. «Молодая Россия» нам кажется двойной ошибкой. Во-первых, она вовсе не русская, это одна из вариаций на тему западного социализма, метафизика {61} французской революции...

Вторая ошибка — ее неуместность. Ясно, что молодые люди, писавшее ее, больше жи­ли в мире товарищей и книг, чем в мире фактов... в ней нет внутренней сдержанности, которую даст или свой опыт, или строй организованной партии».

Во второй статье 15 августа 1862 года Герцен писал:

«Молодая Россия» думает, что мы потеряли веру в насильственные перевороты. Не веру в них мы потеряли, а любовь к ним... Насильственные перевороты бывают неизбежны; может, будут и у нас, это отчаянное средство ultima ratio народов, как и царей, на них надо быть готовым, но выкликать их в начале рабочего дня, не сде­лав ни одного усилия, не истощив никаких средств, оста­навливаться на них с предпочтением, нам кажется молодо и незрело, как нерасчетливо и вредно пугать ими... Террор революции с своей грозной обстановкой и эшафота­ми нравится юношам так, как террор сказок с своими чародеями и чудовищами нравится детям... Мы давно разлюбили обе чаши, полные крови, штатскую и воен­ную, и равно не хотим ни пить из черепа наших боевых врагов, ни видеть голову герцогини Ламоаль на пике. Какая бы кровь ни текла, где-нибудь текут слезы, и если иногда следует перешагнуть их, то без кровожадного глумления, а с печальным трепетным чувством страшно­го долга и трагической необходимости... Террор девяно­стых годов (18-гo столетия во Франции) имел в себе чистоту неведения, безусловную веру в правоту и успех, ко­торых последующие терроры не могут иметь. Он развил­ся, как тучи развиваются, и разразился, когда был слиш­ком переполнен электричеством. И при всем этом террор нанес революции страшнейший удар».

Приблизительно такого же мнения о прокламации «Молодая Россия» был и Михаил Бакунин. В своей бро­шюре «Народное дело. Романов, Пугачев или Пестель», вышедшей в свет в 1862 году, Бакунин писал:

«Прокламация «Молодая Россия» доказывает, что в некоторых молодых людях существует еще страшное {62} самообольщение и совершенное непонимание нашего кри­тического положения. Они кричат и решают, как будто за ними стоял целый народ. А народ-то еще по ту сторону пропасти, и не только вас слушать не хочет, но даже готов избить вас по первому мановению царя. Редакторов «Молодой России» я упрекаю в двух серьезных преступ­лениях. Во-первых, в безумном и в истинно-доктринер­ском пренебрежении к народу, а, во-вторых, в нецеремон­ном, бестактном и легкомысленном обращении с великим делом освобождения. Появление «Молодой России» при­чинило положительный вред общему делу, и виновниками вреда были люди, желавшие служить ему».

Прокламация «Молодая Россия» глубоко возмутила и расстроила также и Достоевского. На фоне пожаров, как раз в те дни охвативших Петербург, слова проклама­ции «Молодая Россия» прозвучали тогда для Достоев­ского зловеще, и он решил поговорить с Чернышевским. Позже, в «Дневнике писателя», Достоевский так писал об этой встрече:

«Я застал Николая Гавриловича совсем одного, даже прислуги не было дома, и он сам отворил мне дверь «Николай Гаврилович, что это такое?» — вынул я про­кламацию. Он взял ее как совсем не знакомую ему вещь и прочел.

«Неужели вы предполагаете, — сказал он, — что я солидарен с ними, и думаете, что я мог участвовать в составлении этой бумажки?»

— Именно не предполагал, — ответил я, — и даже считаю не нужным вас в том уверять. Но, во всяком случае, их надо остановить во что бы то ни стало. Ваше слово для них веско, и уж, конечно, они боятся вашего мнения.

— Я никого из них не знаю.

— Уверен и в этом. Но вовсе и не нужно их знать и говорить с ними лично. Вам стоит только вслух где-нибудь заявить ваше порицание, и это дойдет до них.

{63} — Может, и не произведет действия. Да и явления эти, как сторонние факты, неизбежны.

— И, однако, всем и всему вредят. Тут позвонил другой гость, не помню кто. Я уехал». Об этой встрече вспоминал в 1888 году и Н. Г. Чер­нышевский. По его рассказу, Достоевский просил его повлиять на поджигателей, так как допускал, что пожары в Петербурге вызваны революционерами. Можно пред­положить, что в беседе Ф. М. Достоевского и Н. Г. Чер­нышевского речь шла и о пожарах и о прокламациях.

Известный публицист Л. Ф. Пантелеев, член первого революционного общества «Земля и Воля», к которому примыкал Чернышевский, в своих воспоминаниях, опуб­ликованных еще задолго до революции, рассказывает, что по выходе «Молодой России» московский кружок, ее выпустивший, отправил к Чернышевскому со специ­альным посланным несколько экземпляров этой прокла­мации для распространения. Чернышевский отказался принять доставленные экземпляры и вообще сухо встре­тил посланного и решил выпустить прокламацию «К на­шим лучшим друзьям», в которой он имел в виду подвергнуть критике высказывания авторов «Молодой Рос­сии», но его скорый арест помешал ему выполнить его намерение. Гольц-Миллер, один из членов Центрального Революционного Комитета, от имени которого выпуще­на была прокламация, рассказывал, что Чернышевский прислал к ним в Москву видного революционного деяте­ля той эпохи, одного из основателей общества «Земля и Воля», писателя Слепцова, уговорить Комитет сгладить как-нибудь крайне неблагоприятное впечатление, произ­веденное «Молодой Россией».

 

 

Интересна дальнейшая судьба Петра Заичневского. Его ближайший друг и единомышленник Аргиропуло умер вскоре после освобождения его из «смирительного дома». Сам Заичневский прожил долгую жизнь и до {64} конца дней своих продолжал называть себя «якобинцем-бланкистом». Большим событием в каторжной жизни Заичневского было свидание его с Чернышевским. В 1864 г. Заичневский вышел на поселение в один из самых се­верных и отдаленных пунктов Иркутской губ. — в Витим. Там он прожил до 1869 г., когда ему дано было раз­решение вернуться в Европейскую Россию. Местом для жительства ему была назначена Пензенская губерния. В 1872 г. отец Заичневского возбудил ходатайство об от­даче ему сына на поруки с разрешением жить на родине, в Орле. 27 декабря 1872 г. по высочайшему повелению Заичневскому разрешено было, под личную ответствен­ность его отца, переехать в отцовское имение в Орлов­ской губ. с тем, чтобы и там он находился под полицей­ским надзором. Так как имение это находилось всего в 27 верстах от Орла, то Заичневский почти все время про­водил в Орле. В годы своего пребывания в Орле Заич­невский был центром, вокруг которого группировалась орловская революционно настроенная молодежь. К За­ичневскому в Орел приезжали за советами и указаниями даже молодые люди и из других городов.

По словам Ве­ры Фигнер, Заичневский «в течение ряда лет был магни­том, который привлекал учащуюся молодежь». Другой современник Заичневского, известный народнический пи­сатель Н. С. Русанов, впоследствии редактор загранично­го «Вестника Русской Революции», а потом один из редакторов петербургского журнала «Русское Богатство», в своих воспоминаниях («На родине», Москва, 1931г.) дает такую характеристику Заичневского 70 годов:

«Заичневский представлял собою яркую, цветную фигуру. Когда я познакомился с ним, то это был высо­кий, плотный, но не толстый, прекрасно сложенный муж­чина лет 35-40, могучую черную шевелюру которого и черную же окладистую бороду прорезали еще редкие, но все же заметные пряди седых волос. Под большим, широким лбом светились, и слегка иронией, очень вы­пуклые, страшно близорукие глаза, которые забавно {65} выглядывали немножковкось из-под густых бровей, когда он читал что-нибудь, совсем близко приставив книгу или газету к лицу... Заичневский был прирожденным орато­ром. Он не только складно говорил, но прекрасно управ­лял своим звучным баритоном, выходившим легко и сво­бодно из мощной груди. Когда он воодушевлялся — а с ним это случалось нередко — то его речь, может быть, немного напыщенная и не совсем по-русски торжествен­ная, приводила в волнение молодых слушателей, и даже те из нас, которые враждебно относились к якобинизму, оставались некоторое время под его влиянием».

Из орловской молодежи Заичневский образовал ряд кружков. Из его кружков вышло немало женщин, играв­ших потом видную роль в революционном движении. В рядах Исполнительного комитета партии «Народной Во­ли» были две бывшие ученицы Заичневского — Мария Оловейникова-Ошанина и Екатерина Дмитриевна Сергее­ва, жена Льва Тихомирова. Революционная деятельность Заичневского в Орле была обставлена очень конспира­тивно. Однако в августе 1877 г. он, по распоряжению министра внутренних дел, был выслан в г. Повенец, Олонецкой губернии. Жизнь в этом городке, с населением всего в 500 человек, была для Заичневского очень тяже­ла. Но и в этом захолустье он успел создать довольно большую библиотеку, которая сделалась центром не толь­ко ссыльных, но и местной интеллигентной молодежи. В конце 1880 г. Заичневскому разрешено было переехать в Кострому. Там он вскоре успел сгруппировать вокруг себя кружок революционно настроенной молодежи.

К деятельности «Земли и Воли» и «Народной Воли» Заич­невский относился отрицательно. Он по-прежнему про­должал считать, что задачей революционеров является организация заговора с целью захвата государственной власти и установления диктатуры.

Во второй половине 80 годов Заичневскому разреше­но было опять вернуться в Орел. Там он вновь ушел в революционную работу. Жандармы в своих донесениях {66} отмечали, что «Орел делается мало-помалу центром скоп­ления значительного числа неблагонадежных лиц» и что Заичневский по прибытии в Орел «тотчас же приобрел ввиду своего революционного прошлого особое влияние на молодежь». Заичневский не только организовал до­вольно значительный революционный кружок, но он тай­но от жандармов неоднократно ездил в Москву, Курск и Смоленск, чтобы наладить и там революционную рабо­ту. В марте 1889 г. Заичневский вновь был арестован. Около двух лет он просидел в тюрьме в ожидании приго­вора, после чего был отправлен в ссылку в Восточную Сибирь на 5 лет. Большую часть этого срока он прожил в Иркутске. Там он сотрудничал в газете «Восточное Обо­зрение». В конце 1895 г. истек срок ссылки, и он получил возможность вернуться в Европейскую Россию. Он посе­лился в Смоленске и там продолжал свою пропагандист­скую деятельность. 2 февраля 1896 г. он умер. Его бывшая последовательница М. П. Голубева, на руках которойонумер, в своих воспоминаниях о нем пишет:

«Заичневский жил и умер революционером, для не­го ничего, кроме революции, не существовало; даже в бреду, на смертном одре, он все спорил с Лавровым, кому-то все доказывал, что недалеко то время, когда челове­чество одной ногой шагнет в светлое царство социализ­ма». Сама Голубева потом примкнула к большевикам.

 

 

Советский историк Б. П. Козьмин в своей работе о Заичневском и «Молодой России» пишет: «Политические воззрения Заичневского и его товарищей, принимавших участие в составлении, печатании и распространении «Мо­лодой России», носили бланкистский характер. Огюст Бланки, как и Заичневский, представлял себе революцию, как захват государственной власти революционным мень­шинством при поддержке народных масс. Но Бланки не довольствовался этим; он проповедовал необходимость после захвата власти революционерами установление {67} диктатуры революционной партии. Задача этой диктатуры сводится к тому, чтобы, опираясь на аппарат государ­ственной власти, провести в жизнь свою программу со­циальных и политических преобразований. Точно так же смотрел на задачи революционной партии и Заичнев­ский». Точно так же, прибавим мы от себя, смотрел на задачи революционной партии и Ленин.

Б. Козьмин, в общем положительно относящийся к Заичневскому и его прокламации «Молодая Россия», все же вынужден признать, что Чернышевский не был сторон­ником заговорщицкой тактики, «принципы которой бы­ли развиты в прокламации Заичневского». Козьмин также признает, что «явные и тайные друзья «Молодой России», сколько бы их ни было, составляли все же меньшинство в рядах революционеров того времени. Большинство же было настроено отрицательно, а подчас даже враждебно к идеям и тактике этой прокламации».

Так же враждебно относилось большинство русских революционеров и социалистов, как и огромное боль­шинство всего народа после октябрьского переворота 1917 г., к идеям и тактике Ленина и его соратников, осу­ществивших программу «МолодойРоссии».