(Алины стихи — Москва, весна 1920 г.)
* * * Я эту книгу поручаю ветруИ встречным журавлям.Давным-давно — перекричать разлуку — Я голос сорвала. Я эту книгу, как бутылку в волны,Кидаю в вихрь войн.Пусть странствует она — свечой под праздникВот так: из длани в длань. О ветер, ветер, верный мой свидетель,До милых донеси,Что еженощно я во сне свершаюПуть — с Севера на Юг. Москва, февраль 1920
БЛОКУ Как слабый луч сквозь черный морок адов — Так голос твой под рокот рвущихся снарядов [*]. И вот, в громах, как некий серафим,Оповещает голосом глухим — Откуда-то из древних утр туманных — Как нас любил, слепых и безымянных, За синий плащ, за вероломства — грех...И как — вернее всех — ту, глубже всех В ночь канувшую — на дела лихие!И как не разлюбил тебя, Россия! И вдоль виска — потерянным перстом — Все водит, водит... И еще о том, Какие дни нас ждут, как Бог обманет,Как станешь солнце звать — и как не встанет... Так, узником с собой наедине,(Или ребенок говорит во сне?) Предстало нам — всей площади широкой! — Святое сердце Александра Блока.
Апрель 1920 [*] Достоверно: под звуки взрывов с Ходынки и стекольный дождь, под к-ым шли — он на эстраду, мы — в зал. Но, помимо этой достоверности — под рокот рвущихся снарядов Революции. — М.Ц. EX — CI-DEVANT [*](отзвук Стаховича) Хоть сто мозолей — трех веков не скроешь!Рук не исправишь — топором рубя!О, откровеннейшее из сокровищ:Порода! — узнаю Тебя, Как ни коптись над ржавой сковородкой — Всё вкруг тебя твоих Версалей — тишь.Нет, самою косой косовороткойТы шеи не укоротишь. Над снежным валом иль над трубной сажейДугой согбен, все ж — гордая спина!Не окриком, — все той же барской блажьюТебе работа задана. Выменивай по нищему АрбатуДрянную сельдь на пачку папирос — Все равенство нарушит — нос горбатый:Ты — горбонос, а он — курнос. Но если вдруг, утомлено получкой,Тебе дитя цветок протянет — в дань,Ты так же поцелуешь эту ручку,Как некогда — Царицы длань. Июль 1920 [*] Здесь: бывшему из бывших (фр.).
ПЕТРУ Вся жизнь твоя — в едином крике:— На дедов — за сынов!Нет, Государь Распровеликий,Распорядитель снов, Не на своих сынов работал, — Бесам на торжество! — Царь-Плотник, не стирая потаС обличья своего. Не ты б — все по сугробам санкиТащил бы мужичок.Не гнил бы там на полустанкеПоследний твой внучок. [*] Не ладил бы, лба не подъемля,Ребячьих кораблёв — Вся Русь твоя святая в землюНе шла бы без гробов. Ты под котел кипящий этот — Сам подложил углей!Родоначальник — ты — Советов,Ревнитель Ассамблей! Родоначальник — ты — развалин,Тобой — скиты горят!Твоею же рукой проваленТвой баснословный град... Соль высолил, измылил мыльце — Ты, Государь-кустарь!Державного однофамильцаКровь на тебе, бунтарь! Но нет! Конец твоим затеям!У брата есть — сестра... — На Интернацьонал — за терем!За Софью — на Петра!
Август 1920 [*] В Москве тогда думали, что Царь расстрелян на каком- то уральском полустанке. — М.Ц. * * * Есть в стане моем — офицерская прямость,Есть в ребрах моих — офицерская честь.На всякую муку иду не упрямясь:Терпенье солдатское есть! Как будто когда-то прикладом и стальюМне выправили этот шаг.Недаром, недаром черкесская тальяИ тесный ремённый кушак. А зорю заслышу — Отец ты мой родный! — Хоть райские — штурмом — врата!Как будто нарочно для сумки походной — Раскинутых плеч широта. Всё может — какой инвалид ошалелыйНад люлькой мне песенку спел...И что-то от этого дня — уцелело:Я слово беру — на прицел! И так мое сердце над Рэ-сэ-фэ-сэромСкрежещет — корми-не корми! — Как будто сама я была офицеромВ Октябрьские смертные дни.
Сентябрь 1920 (NB! Эти стихи в Москве назывались “про красного офицера”, и я полтора года с неизменным громким успехом читала их на каждом выступлении по неизменному вызову курсантов.) * * * Об ушедших — отошедших — В горний лагерь перешедших,В белый стан тот журавлиный — Голубиный — лебединый — О тебе, моя высь,Говорю, — отзовись! О младых дубовых рощах,В небо росших — и не взросших,Об упавших и не вставших, — В вечность перекочевавших, — О тебе, наша Честь,Воздыхаю — дай весть! Каждый вечер, каждый вечерРуки вам тяну навстречу.Там, в просторах голубиных — Сколько у меня любимых! Я на красной РусиЗажилась — вознеси!
Октябрь 1920 (ВЗЯТИЕ КРЫМА) И страшные мне снятся сны:Телега красная,За ней — согбенные — моей страныИдут сыны. Золокудрого воздевРебенка — материВопят. На папертиНа стягПурпуровый маша рукой беспалой,Вопит калека, тряпкой алойГорит безногого костыль,И красная — до неба — пыль. Колеса ржавые скрипят.Конь пляшет, взбешенный.Все окна флагами кипят:Одно — завешено.
Ноябрь 1920 * * * Буду выспрашивать воды широкого Дона,Буду выспрашивать волны турецкого моря,Смуглое солнце, что в каждом бою им светило,Гулкие выси, где ворон, насытившись, дремлет. Скажет мне Дон: — Не видал я таких загорелых!Скажет мне море: — Всех слез моих плакать — не хватит!Солнце в ладони уйдет, и прокаркает ворон:Трижды сто лет живу — кости не видел белее! Я журавлем полечу по казачьим станицам:Плачут! — дорожную пыль допрошу: провожает!Машет ковыль-трава вслед, распушила султаны.Красен, ох, красен кизиль на горбу Перекопа! Всех допрошу: тех, кто с миром в ту лютую поруВ люльке мотались.Череп в камнях — и тому не уйти от допросу:Белый поход, ты нашел своего летописца.
Ноябрь 1920 * * * Ox, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!То шатаясь причитает в поле — Русь.Помогите — на ногах нетверда!Затуманила меня кровь-руда! И справа и слеваКровавые зевы,И каждая рана:— Мама! И только и этоИ внятно мне, пьяной,Из чрева — ив чрево:— Мама! Все рядком лежат — Не развесть межой.Поглядеть: солдат.Где свой, где чужой? Белый был — красным стал:Кровь обагрила.Красным был — белый стал:Смерть побелила. — Кто ты? — белый? — не пойму! — привстань!Аль у красных пропадал? — Ря — азань. И справа и слеваИ сзади и прямоИ красный и белый:— Мама! Без воли — без гнева — Протяжно — упрямо — До самого неба:— Мама!
Декабрь 1920 ПЛАЧ ЯРОСЛАВНЫ Вопль стародавний,Плач Ярославны — Слышите?С башенной вышечкиНеперерывныйВопль — неизбывный: — Игорь мой! КнязьИгорь мой! КнязьИгорь! Ворон, не сглазьГлаз моих — пустьПлачут! Солнце, мечиСтрелы в них — пустьСлепнут! Кончена Русь!Игорь мой! Русь!Игорь! --------------------------------- Лжет летописец, что Игорь опять в дом свойСолнцем взошел — обманул нас Баян льстивый.Знаешь конец? Там, где Дон и Донец — плещут,Пал меж знамен Игорь на сон — вечный. Белое тело его — ворон клевал.Белое дело его — ветер сказал. Подымайся, ветер, по оврагам,Подымайся, ветер, по равнинам,Торопись, ветрило-вихрь-бродяга,Над тем Доном, белым Доном лебединым! Долетай до городской до стенки,С коей по миру несется плач надгробный.Не гляди, что подгибаются коленки,Что тускнеет ее лик солнцеподобный... — Ветер, ветер!— Княгиня, весть!Князь твой мертвый лежит — За честь! --------------------------------- Вопль стародавний,Плач Ярославны — Слышите?Вопль ее — ярый,Плач ее, плач — Плавный: — Кто мне заздравную чаруИз рук — выбил?Старой не быть мне,Под камешком гнить,Игорь! Дёрном-глиной заткните ротАлый мой — нонче ж.Кончен Белый поход.
5 января 1921 * * * С Новым Годом, Лебединый стан!Славные обломки!С Новым Годом — по чужим местамВоины с котомкой! С пеной у рта пляшет, не догнав,Красная погоня!С Новым Годом — битая — в бегахРодина с ладонью! Приклонись к земле — и вся земляПеснею заздравной.Это, Игорь, — Русь через моряПлачет Ярославной. Томным стоном утомляет грусть:— Брат мой! — Князь мой! — Сын мой!— С Новым Годом, молодая РусьЗа морем за синим!
Москва, 13 января 1921 г.
