Учебной и научной литературы 6 страница

Таким образом, к успеху в диалоге ведет успешный прогноз восприятия слушателем реплик говорящего, умение говорящего предугадать общий замысел интерпретации слушателя и страте­гию его восприятия. При этом восприятие тоже должно оценивать­ся как «поведенческий» акт. Пользуясь терминологией Л. Щербы, можно сказать, что в каждом конкретном случае моделирование «грамматики говорящего» — этапный момент в конструировании «грамматики слушающего», которая является определяющим фак­тором эффективности в разговоре.

Наиболее целостным рассмотрением диалога в «человеческом измерении» является теория речевого, поступка М. М. Бахтина и постановка проблемы «типических форм высказы­ваний, то есть речевых жанров». Ср.: «В каждую эпоху развития литературного языка задают тон определенные речевые жанры, притом не только вторичные (литературные, публицистические, научные), но и первичные (определенные типы устного диалога — салонного, фамильярного, кружкового, семейно-бытового, общест­венно-политического, философского и др.)» [6, 256]. М. М. Бахтину принадлежат такие важные с методологической точки зрения от­крытия, как категории «коммуникативная заинтересованность», «говорящий человек», «солидарность участников общения», «поиск согласия», «высшая инстанция ответного понимания», «активная роль Другого», «ритуальное речевое поведение», «игровая ситуация общения», «народная смеховая культура» и др. М. М. Бахтин уже в начале века назвал диалог (взаимодействие по крайней мере двух высказываний) реальной единицей языка-речи, конструктивной основой мысли [10, 137—138].

Попыткой обобщить условия успешного коммуникативного вза­имодействия является теория речевых актов (ТРА). Главное вни­мание в ТРА уделяется иллокуции — манифестации цели говоре­ния; в определении иллокуции самый существенный момент — рас­познавание коммуникативного намерения (по П. Грайсу); или «открытой интенции» (по Стросону) [21, 13—14]. Объектом исследований в TPА является акт речи, а не диалог. Создатели этой теории Дж. Остин, Дж. Р. Серль, П. Грайс, П. Р. Стросон предложили пере­чень правил использования языка, поставили вопрос об исчисле­нии речевых актов и о типологии коммуникативных неудач. Общий принцип говорящего и слушающего — принцип кооперации; язы­ковая компетенция слушающего заключается прежде всего в зна­нии им «разговорных максим» [15, 217]; с помощью этих максим говорящий стремится «обеспечить усвоение» [40, 130]. Однако без возможности контроля за результатом и учета хода диалога эти правила представляют собой лишь обобщение некоторых обязатель­ных элементов речи («будьте настолько информативны, насколько это необходимо»; «не говорите ничего такого, что бы вы считали не соответствующим истине»; «говорите понятно»; «говорите то, что от­носится к данной теме» — максима релевантности). ТРА не акценти­ровала тему интерпретации, хотя П. Грайс обратил внимание на су­ществование небуквальных значений выражений [15, 217—236].

Критики теории речевых актов отрицали возможность их ис­числения из-за абстрактности их схем, оторванности от реальных социальных условий, неучтенности многих параметров их возмож­ного употребления. Так, Д. Франк пришла к выводу, что интерпретативный процесс «никогда не может быть сведен к простому механическому применению правил; по своему характеру этот процесс ближе к конструированию правдоподобных гипотез, чем к логической де­дукции» [43, 372]. Дж. Серль, один из авторов ТРА, в конце своего исследовательского пути фактически повторяет положения теории речевой деятельности и когнитивной лингвистики: мышление довербально, «язык является логически производным от интенциональности. Наша способность соотнести себя с миром посредством интенциональных состояний — мнения, желания и др. — биологически более фундаментальна, чем наша вербальная способность. Следова­тельно, речь должна идти о проблеме объявления не интенциональности в терминах языка, а, наоборот, языка в терминах интенциональности» [35, 382].

Таким образом, успешность речевого общения зависит от же­лания участников в форме диалога выразить свои мнения, жела­ния, просьбы, сообщить что-либо и т. д.; от умения определить все личностные особенности коммуникантов, организовать в соответст­вии с этим свои реплики, содержащие информацию по определенному вопросу, выражающие мнение, побуждение к действию или вопрос в оптимальной при данных обстоятельствах форме, на до­стойном собеседников интеллектуальном уровне, в интересном ра­курсе. (Подробнее о способах организации речи см. § 6 и 7.)

§ 6. Причины коммуникативных неудач

Языковая данность «речевое общение» во "многом формирует­ся неязыковыми факторами и конструирует внеязыковые сущности: отношения, действие, состояние, эмоции, знания, убеждения и т. д. Поэтому и успешность речевого общения, и неудачи далеко не всегда зависят от выбора говорящими языковых форм.

Коммуникативные неудачи — это недостижение инициато­ром общения коммуникативной цели и, шире, прагматических устремлений, а также отсутствие взаимодействия, взаимопони­мания и согласия между участниками общения.

Линейное развертывание диалога (или полилога) обусловлено разнопорядковыми, но в то же время взаимосвязанными фактора­ми, лингвистическими и экстралингвистическими процессами. Поэ­тому поиск причин коммуникативных неудач должен вестись в раз­ных сферах: в социально-культурных стереотипах коммуникантов, в их фоновых знаниях, в различиях коммуникативной компетенции, в психологии пола, возраста, личности. Кроме того, естествен­но, негативное влияние на исход речевого общения могут оказы­вать дистантность участников, присутствие посторонних лиц, об­щение через записки, письма, пейджер, по телефону. Большую роль играют все особенности развития речевой ситуации, вплоть до со­стояния коммуникантов и их настроения.

Кажущаяся аморфность, неосязаемость слагаемых речевого общения тем не менее позволяет выделить следующие неблагопри­ятные факторы, приводящие к коммуникативной неудаче.

1. Чуждая коммуникативная среда сводит усилия участников общения на нет, так как в такой среде царит дисгармония, отсутствует настроенность собеседников на феноме­нальный внутренний мир друг друга. В диалоговом общении при посторонних лицах собеседники чувствуют дискомфорт, мешающий им осознать себя в данной ситуации и определить тональность своего речевого поведения. Малая степень знакомства может усугубить дискомфортность и затруднит поиски «общего языка». В такой не­благоприятной ситуации может оказаться студент, пришедший в гости к своему сокурснику в общежитие; подруга, навестившая по­другу на ее работе. Вне зависимости от коммуникативного намере­ния затруднено социальное взаимодействие, невозможна в полной мере «подача себя» в том или ином свойстве. Положение может ос­ложняться отвлекающими моментами: вмешательством третьих лиц, вынужденными паузами, отвлечением от разговора по разным об­стоятельствам. При полилоге в чуждой коммуникативной среде не­возможно добиться согласия в беседе на любые темы из-за социаль­ных, психологических различий, разницы в образовании, понимании нравственных норм, из-за разных интересов, мнений, оценок, зна­ний собеседников.

Неполный речевой контакт (даже при заинтересованности в общении) может проявляться в низком темпе обмена репликами, высказываниях невпопад, неуместных шутках и эмоциональных реакциях (например, в иронии вместо сочувствия), неправильной интерпретации и в целом в «диссонансном» обмене репликами.

2. Серьезным основанием для отчуждения участников разго­вора может быть нарушение паритетности общения. В данном случае также имеет место нарушение правила со­лидарности, кооперации собеседников. Это проявляется в домини­ровании одного из участников разговора: начиная с инициальной реплики один и тот же человек выбирает тему разговора, задает вопросы, перебивает собеседника, не дожидаясь сигналов воспри­ятия и правильной интерпретации сказанного, превращая таким образом диалог в монолог. При этом определяющую роль играют такие факторы, как психологические черты участников общения, социальный статус, эмоциональные отношения, культурные навы­ки. Ср. роль частицы что в вопросе: Ты, что, с нами пойдешь?

3. Коммуникативные замыслы собеседников не будут осущест­влены, не возникнет согласие, если живое речевое общение будет pитуализовано. В ритуализованной реплике все прагмати­ческие характеристики речи (кто — кому — что — почему — за­чем) нивелируются: нарушается правило искреннего доброжела­тельного отношения к собеседнику, т. е. этические нормы, а также имеет место употребление «набора слов» к случаю. Говорящий не проверяет «ценность» своего высказывания по вниманию слушате­ля, его соучастию в разговоре, в создании содержательной канвы общения [28, 39]. Конструкции-клише типа Это мы уже проходи­ли, расхожие суждения, безапелляционные высказывания — все это сужает сферу возможного употребления слов, практически ог­раничивая ее шаблонными выражениями, в которых нет динамики чувства-мысли. В ритуализованных высказываниях (и диалогах в целом) нарушена живая нить разговора — связь говорящего и слу­шающего: «я говорю», «тебе говорю»; адресат лишен возможности слышать открыто выраженную аргументацию, а говорящий скры­вает свое мнение под «известным» мнением «всех».

4. Причиной нарушения контакта с собеседником и прекраще­ния разговора может быть неуместное замечание в адрес слушателя по поводу его действий, личностных качеств, ко­торое может быть истолковано как недоброжелательное отношение говорящего (нарушение правила кооперации, солидарности, реле­вантности). Ср. широкое понимание неуместности у Цицерона: «Кто не считается с обстоятельствами, кто не в меру болтлив, кто хвас­тлив, кто не считается ни с достоинством, ни с интересами собесед­ников и вообще кто несуразен и назойлив, про того говорят, что он «неуместен» [44, 229]. Существуют разные приемы введения в текст диалога замечания «не по делу». Ср. гиперболу: «Петрушка, вечно ты с обновкой, С разодранным локтем» [Грибоедов]; (разговор с ребенком) — Не бери в рот грязь всякую! — Это не всякая, это куколкин чайник; ср. пример Т. М. Николаевой: Вы ведь все­гда интересуетесь, сколько кому лет — (говорится лицу, всего однажды задавшему подобный вопрос) [32, 161].

Неуместность может быть.вызвана неспособностью говоряще­го уловить настроение собеседника, определить ход его мысли. Это характерно для разговоров между малознакомыми людьми. В ини­циальной реплике нередки случаи употребления личных и указа­тельных местоимений в расчете на то, что слушатель знает, о чем идет речь; например: Они всегда так после курсов (попутчик свое­му соседу в автобусе). — Кто? — Водители, говорю, неопытные. Дергает с места, поворот не отработан. — А... Ясно, что ход мыс­лей слушателя был не такой, как у инициатора разговора. Отсюда — непонимание. Такая речь социально маркирована; кроме того, это характерно для женской речи.

Несовпадение социокультурных особенностей участников общения также может повлечь за собой неуместные фразы, приводя­щие к коммуникативному провалу. Ср. юмористический финал диа­лога, приведенного в статье Н. Н. Трошиной: «Коммерсант Майсль приезжает из Черновцов в Вену. Вечером он хочет пойти в Бургтеатр. Он спрашивает в кассе театра: «Ну что у вас сегодня на сце­не?» — «Как вам будет угодно». — «Отлично! Пусть будет «Короле­ва чардаша» [41, 89]. Если читатель знает, что Бургтеатр — это драматический театр и что «Как вам будет угодно» — пьеса Шекс­пира, то коммуникативная неудача коммерсанта будет очевидна.

5. Непонимание и недостижение собеседниками согласия может быть вызвано целым рядом обстоятельств, когда коммуника­тивные ожидания слушателя не оправдываются. И если устране­ние причин неудачного общения, лежащих в сфере социокультур­ных стереотипов, фона знаний, психологических пристрастий (при­ятие / неприятие действий или черт характера собеседника), в прин­ципе невозможно, то непонимание, вызванное низким уровнем языковой компетенции, преодолимо. Ср. диалог в трамвае между мате­рью и дочерью, приехавшими в Москву из пригорода. Дочь: Даже хорошо, что я не поступила в техникум в Москве, а то бы каж­дый денъ ездила туда-сюда. — Мать: А вечером приезжала бы на бровях. — Дочь: Почему на бровях? — Мать: Ну уставала бы очень. — Дочь: А почему «на бровях»-too? — Мать: Так говорят... (не знает, как объяснить). Мать не знает значения выражения «на бровях» — «(прийти, дойти, приползти) (прост.) — о пьяном: с тру­дом, еле-еле добраться» [Ожегов С., Шведова Н., 1992. С. 58], поэто­му употребляет выражение не к месту; дочери кажется, что она вообще никогда не слышала этого выражения. Здесь налицо типич­ный случай невысокой степени владения языком: употребление ус­тойчивых выражений не к Meet у, незнание точного значения слова. Другой тип ошибочного понимания или непонимания связан с неясностью для слушателя слов с абстрактным значением или слов-терминов, соответствующих специальным областям зна­ний. Так, например, в ходе полилога (три участника разговора, кол­леги, двое с университетским образованием) один из собеседников взглянул на часы и начал прощаться: «Мне с вами хорошо... Однако время не время, мне еще сегодня нужно заехать в одно место по делу... «Мы встретимся снова!» (строчка из популярной песни). — 2-й уч.: Танюш, не исчезай. — Куда я денусь, мы софеноменальны — 3-й уч.: Чего, чего? Софеноменальны? Не понял...» Слово софеноменалъны оказалось своего рода лакмусовой бумагой для определения мира знаний третьего участника полилога.

Дискомфорт общения, неправильная интерпретация и отчуж­дение возникают в случае неправильной линейной организации вы­сказывания. Синтаксические ошибки в согласовании, нанизывание падежей, усеченные предложения, недоговоренность, перескакива­ние с одной темы на другую, пусть и близкую, — все это вызывает напряженность внимания и неосуществление коммуникативных ожи­даний слушающего. Ситуация усугубляется быстрым темпом речи, паузами обдумывания (запинками). Если при этом говорящий ин­формирует слушателя по теме, известной ему, то слушателю при­ходится проделывать большую «работу» 'по домысливанию общей картины, а если тема сообщения неизвестна адресату, то говоря­щий рискует оказаться непонятым. Иллюстрацией подобных ком­муникативных неудач может служить диалог между двумя школь­никами, когда один из них рассказывает приятелю о своих впечат­лениях по поводу увиденного вчера боевика. А.: Он как жахнет его... Ну я вообще... — Б.: Кто? Кого? — А.: Ну этот, который внача­ле... — Б.: А тот? — А.: А что тот? Тот больше не лез...

В обыденной речи неполнота высказываний и их контамина­ция (наложение) «расшифровывается» с помощью интонационного рисунка реплики и сопутствующих обстоятельств. Однако не сле­дует забывать, что языковое осмысление одних и тех же событий и фактов у разных людей различно, индивидуальна и манера речевого «сжатия», эллиптирования, поэтому попытки слушателя извлечь смысл из услышанной фразы могут быть на­прасными. Ср. приведенный в повести И. Грековой «Кафедра» диа­лог Дарьи Степановны (домработницы) с профессором Николаем Николаевичем (Энэн): «Особое своеобразие речи Дарьи Степанов­ны придавали провалы и зияния, от которых многие фразы стано­вились каким-то ребусом... Собеседник — не дурак же он! — сам должен был понимать, о чем речь. В эту априорную осведомлен­ность каждого о ходе ее мыслей она верила свято-Больше всего любила передачу «Человек и закон». Невнима­ния профессора к этому зрелищу понять не могла, осуждала:

— Все с книжками да с книжками, вот и прозевали. Про шпа­ну шестнадцать тридцать. Жене восемь лет, наточил ножик — раз! Ее в реанимацию, три часа, умерла.

— Восемь лет жене? — с ужасом спрашивал Энэн.

— Все вы понимаете, слушать не хотите. Не жене, а ему во­семь лет. Мало. Я бы больше дала.» [Цит. по 47, 68].

К коммуникативной дисгармонии и непониманию может при­вести различие схем поведения участников диалога, что находит отражение в несвязности (фрагментарности) частей диалога, в не­реализованной коммуникативной валентности реплик, неоправдан­ных паузах.

§ 7. Коммуникативные цели, речевые стратегии, тактики и приемы

Речевое общение, будучи особым видом целенаправленного человеческого поведения, требует анализа таких типов речевого общения, которые могут рассматриваться как образцовые в аспек­те культуры речи.

l. Мы предлагаем следующую классификацию типов речевого общения. По коммуникативной установке все речевые акты делят­ся на два больших разряда: информативные и интерпретативные.

По модальной характеристике информативные диалоги вклю­чают собственно информативные (или сообщения), дискутивные жанры и «предписывающие» виды общения. Инициальные репли­ки и роль лидера в разговоре предопределяют следующий этап типологизации диалогов (см. § 8). Интерпретативные диалоги мож­но разделить на следующие классы: целенаправленные и ненаправ­ленные. Целенаправленные по модальной характеристике, в свою очередь, делятся на диалоги, формирующие оценочную модельность (например, беседы типа: А миг этот ситчик правится: он в спальне будет прекрасно смотреться), и диалоги, формирующие модаль­ность другого типа (ср. например, ссоры, претензии, примирения). Ненаправленные диалоги различаются по тому, какой аспект лич­ности реализуется в разговоре: Я-интеллектуальное, Я-эмоциональ­ное, Я-эстетическое [3, 55].

2. Речевые стратегии выявляются на основе анализа хода диалогового взаимодействия на протяжении всего разговора. Мельчайшая единица исследования — диалоговый «шаг» — фрагмент диалога, характеризующийся смысловой исчер­панностью. Число таких «шагов» в диалоге может быть различным в зависимости от темы, отношений между участниками общения и от всех прагматических факторов.

Как правило, стратегию определяет макроинтенция одного (или всех) участника диалога, обусловленная социальными и психологи­ческими ситуациями. Стратегия связана с поисками общего языка и выработкой основ диалогического сотрудничества: это выбор то­нальности общения, выбор языкового способа представления ре­ального положения дел. Выработка стратегии осуществляется всегда под влиянием требований стилистической нормы.

Речевые стратегии соединяют в диалоге элементы игры и риту­ального речевого поведения (традиционные реплики, паузы, пого­ворки и «дежурные» топики, например о здоровье, о погоде). Игра — это также повторяющаяся модель речевого поведения в рамках стилистической нормы, она может быть сугубо стереотипной или представлять собой отступление от стереотипа поведения (ломка сте­реотипа). Так, например ирония-отрицание в бытовом диалоге пред­ставляет собой нетривиальную реплику: (разговор двух знакомых, которые давно не виделись): А. — Привет, Мариночка! — Б. — При­вет, лапуля! — А. — Давно не виделись... Ну, как Валя, Димочка? — Б. — У нас все по-старому. Растем понемножку. Как ты? — А. — А у нас — как везде... Сама понимаешь... — Б. — А так по виду вроде, ты процветаешь... — А. — Ага, процветаю цветочка­ми на блузке.

По отношению участников диалога к такому принципу органи­зации речевого общения, как солидарность, или кооперация, рече­вые стратегии можно разделить на кооперативные и некооперативные.

К кооперативным стратегиям относятся разные типы информа­тивных и интерпретативных диалогов; например, сообщение инфор­мации (инициатор—активный участник диалога); выяснение истин­ного положения вещей (спор, обмен мнениями по какому-либо во­просу; активны все участники); диалоги с ожиданием ответной реп­лики инициатором диалога и «диалоги», исключающие ответные реп­лики (к первому разряду относятся просьба, совет, убеждение, увещевания; ко второму — требование, приказ, рекомендация). Точную характеристику виду диалога дают глаголы, прямо выявляющие цель речи инициатора, — прошу, советую, умоляю, требую и т. д.; выра­жения благодарности, признания, в любви, извинения, выражение сочувствия, симпатии, дружеских чувств, комплименты.

К некооперативным стратегиям относятся Диалоги, в основе которых лежит нарушение правил речевого общения — доброже­лательного сотрудничества, искренности, соблюдения «кодекса» доверия, например: конфликты, ссоры, перебранки, претензии, уг­розы, проявление агрессии, злобы, ирония, лукавство, ложь, укло­нение от ответа.

Речевые стратегии намечают общее развитие диалога, которое полностью выявляется только в заключительных репликах, потому что, напоминаем, правил «управления» разговором нет и любой параметр прагматических характеристик речевого общения может оказать существенное влияние на результат диалога. Кроме того, выбранные рамки стилистики общения диктуют «сюжетные пово­роты» разговора и способы выражения. Ср. образное выражение семиолога Р. Барта: «...в каждом знаке дремлет одно и то же чудо­вище, имя которому — стереотип: я способен заговорить лишь в том случае, если начинаю подбирать то, что рассеяно в самом языке».

3. Речевые тактики выполняют функцию способов осуществления стратегии речи: они формируют части диалога, груп­пируя и чередуя модальные оттенки разговора (оценки, мнения, досаду, радость и т. п.). Так, например', в стратегии отказа в выпол­нении просьбы может быть тактика: а) выдать себя за некомпе­тентного человека (не способного к выполнению этой просьбы); б) сос­латься на невозможность выполнения просьбы в данное время (на занятость); в) иронии; г) отказа без мотивировки; д) уклониться от ответа, не обещать ничего определенного; е) дать ясно понять, что не желает выполнять просьбу. Все эти тактики основаны на некооперативной стратегии речевого поведения участника общения. Вне зависимости от выбранных способов выражения согласие достигнуто не будет, инициатора общения ждет коммуникативная неудача. Ср. один из вариантов такого диалога: (телефонный разговор) А. — Оля, здравствуй! —Б. — Здравствуй, Люда! — А. — Я хотела с тобой поговорить, когда забирала Андрея из сада, по, говорят, тебя не было. Кто Алешу забирал? — Б.—Игорь сегодня рано освободился и рано его взял из сада, сразу после полдника. А что? — А. — Нина Ивановна попросила меня сколотить «бригаду» — там в спальне надо обои переклеить. Пойдем в субботу? — Б. — Нет, Люд, не пойду. Во-первых, я никогда в жизни этим не занималась, я не умею клеить обои. Во-вторых, в субботу я работаю. А потом, что там стряслось, что надо переклеивать? Протечка? — А. — Да нет, не протечка, просто надо обновить. — Б. — Я пас. Созда­вайте «бригаду» без меня. Я и так целый месяц «работала на благо общества»: шила куклам платья, пальто, шапки. — А. — Ну, лад­но... Ире сейчас позвоню. До встречи. — Б. — Пока.

Особого рода речевые тактики нужны для установления кон­такта между говорящими (фатическое общение). Они основаны на кооперативных стратегиях и используют большой диапазон тактик для поддержания коммуникативной заинтересованности собесед­ников, активизации внимания и пробуждения интереса к теме раз­говора и участникам общения. При этом создается атмосфера разговора, где каждое высказывание имеет особый обертон смысла, часто используются слова-символы и клишированные конструкции. Так, например, в полилоге фатического общения с ненаправленными стратегиями (неопределенными стратегиями) может использоваться тактика привлечения внимания к себе (ср. речевой прием введения, такой тактики «А я...», «А у нас...»; ср. детское сти­хотворение С. Михалкова «А у нас в квартире газ. А у вас?..;»); например, в разговоре о способах приготовления дрожжевого теста между случайными собеседниками-попутчиками в электричке: «А я обычно кислое тесто ставлю так...». В таких репликах содержится и заявка на коммуникативное лидерство.

В спонтанно возникающих беседах, имеющих только конативные цели (установление речевого контакта), часто повторяются одни и те же тактики, например, предложение общеинтересной темы (мода, политика, воспитание детей, погода и т. п.), тактика привле­чения внимания и вовлечения в разговор многих собеседников, тактика эпатирования собеседников через отрицание привычных схем поведения или отрицание ценностных ориентиров в данном микро­социуме, направленная на укрепление, роли лидера.

Тактики осуществления определенной стратегии речи несут на себе печать национальной психологии. Это убедительно показа­но Е. М. Верещагиным, Р. Ратмайром, Т. Ройтером [9] на примере анализа речевых тактик «призыва к откровенности». Так, в рус­ской культуре преобладают прямые призывы к откровенности без разного рода частиц, смягчающих эти призывы. Кроме того, ссылка на нравственные нормы, апелляции к высшему нравственному им­перативу (к божеству, идеологическим ценностям) характерны для русской культуры, в то время как в немецкой культуре они встре­чаются чаще всего в общении с детьми. Ср., например, реплики, реализующие эту тактику: Где же твоя совесть?; С друзьями надо быть откровенным; Если ты мне не доверяешь, то лучше и не говорить вовсе; Разве это честно? А еще считаешь себя порядоч­ным человеком!

В направленных диалогах, информативной стратегии или стратегии побуждения к действию, обмена мнениями по ряду вопросов с целью принятия решений широко используются тактики неявно­го выражения смысла, неявного способа информирования, неожи­данной смены темы.

4. Приемы речевого воплощения стратегий и тактик могут быть разделены на тривиальные способы выражения смысла инетривиальные. Тривиальные способы — это сложившиеся в языковой системе стереотипы выражения: в за­данном стилистическом ключе организуются ансамбли разноуровневых средств. При этом в тесном взаимодействии выступают лек­сические элементы и синтаксические конструкции, исторически сло­жившиеся соответствия порядка слов и моделей предложений, типы инверсий. Таким образом выявляется предназначенность единиц разного уровня для их употребления в составе единиц более высо­кого уровня, роль всех единиц в формировании смысла реплики. Так, например, правила выделения наиболее значимого компонен­та содержания высказывания позволяют говорящему по-разному представлять одну и ту же реальную картину (см. выше — § 5): Волна захлестнула лодку; Лодку захлестнуло волной; Лодку за­хлестнуло. Исторически сложившиеся способы выражения обусло­вили линейную организацию предложений.

Приемом вариативного представления реальных ситуаций явля­ется коммуникативная синонимия фрагментов предложений, напри­мер: Она купила туфли с замшевыми бантами, стянутыми пряж­ками и Она купила туфли с бантами и пряжками [27, 84—85].

Приемы выражения ролевых отношений в диалоге также стереотипизированы: варианты выражения извинения, просьбы сви­детельствуют о кооперативных и некооперативных стратегиях. Так, этическая традиция предписывает при выражении просьбы употребление не косвенного, а прямого речевого акта — Извините (а не Извиняюсь) — с использованием формы повелительного наклоне­ния. Просьба-предложение, наоборот, имеет предпочтительную фор­му выражения — косвенный речевой акт, например: Вы не спус­титесь со мной?; Вы не могли бы спуститься со мной?

Существуют неявные способы выражения смысла высказывания, точки зрения говорящего. Они опираются на известные факты, об­щепринятые оценки или мнения говорящего, ср.: Он все-таки пригнел на репетицию. Мнение говорящего — «не должен был прихо­дить». При его невнимательности немудрено наделать столько ошибок (известно, что он невнимателен). Эффективный прием «внедре­ния» в сознание адресата своего мнения — употребление определений с «непрозрачной» семантикой, представляющих собой небесспорное мнение; ср., например, подпись под фотографией в журнале «Бурда моден»: Это шикарное платье будет всегда иметь успех.

Средством выражения кооперативной стратегии являются раз­ные способы оценки собственной речи: вводные слова, кавычки в письмах и записках, слова, обозначающие собственное содержание, например (разговор двух знакомых): А. — Вчера сережку потеря­ла. Жалко... Помнишь, эти, с александритом? — Б. — Где же тебя так трепали? Извини, в какую толкучку, я хо­тела сказать, ты попала? Задела шапкой? Воротником? Здесь говорящий в ходе ответной реплики прогнози­рует реакцию адресата, пытается выразиться мягче, деликатней, осознав неуместность первоначального варианта. Ср. также: А. (про­должает рассказывать) — Она его выставила, «и он послушно в путь поте к», — Пушкина вспомнила — иначе не скажешь! Ср. сознательную «ритуализацию» фразы, использование мертвой, застывшей фразы, показывающей иронию говорящего (поиск такой же оценки у адресата): — Ну, конечно выполним и перевыполним, сохраним и умножим... А какой итог?

Важный прием осуществления целого ряда тактик при коопе­ративной и некооперативной стратегии — _м о л ч а ни е. Молчание может быть эквивалентом реплики-утверждения, обещания, просьбы, согласия, ожидания, запинки, оценки. Демонстративное молчание может иметь аффективную природу и преследовать цель прекратить разговор. «Многозначительное» молчание может выра­жать тактику определения ролей в разговоре или социально-роле­вых отношений. Функция молчания в структуре диалога очевидна из речевой ситуации. Замечательное явление — фоновое молчание, согласия, которое выражает атмосферу солидарности в общении и согласия между собеседниками. Ср.: Когда люди сочувственно встречаются в исчезающих оттенках, они могут молчать о многом и оче­видно, что они согласны в ярких цветах и густых тенях (А. И. Гер­цен. Былое и думы).

Главное и специфическое средство построения речевого обще­ния и реализации тактических задач — регулятивные элементы, принадлежащие к разным уровням языковой системы, объединен­ные общей функцией динамичной организации речевого взаимо­действия, например: неправда ли?

А. А. Романов называет эти элементы коммуникативными сиг­налами, средствами диалогической регуляции [38], предлагает клас­сификацию их в зависимости от целей общения и согласованности / несогласованности участников общения (при отсутствии коммуни­кативной заинтересованности одного из участников сдерживается и нейтрализуется стратегическая инициатива другого участника). Традиционное представление коммуникативного взаимодействия было бы неполно без разного рода регулятивных действий-реплик, которые и определяют «вектор» речевого общения. Регулятивные элементы имеют свою иерархию и строго дифференцируются в за­висимости от социальных и психологических ролей говорящих. К регулятивам относятся вводные слова и предложения, междоме­тия, вопросы, переспросы, слова-предложения да и нет, коммента­рий, оценочные суждения. В целом все показывают активность учас­тия в разговоре, направляют речевое общение. Ср. реплики-под­хваты: А. — Мы сейчас выясним, устроим обсуждение... — Б. — Научную конференцию; А. —Есть охота. Чайку бы... — Б. —Да... «Народ от праздности завел привычку трескать», как сказал Гоголь; реплики-вопросы: А. — Иду и что я вижу? Уже заседают; А.. — Ну плов, значит... Сначала масло, растительное, конечно, я люблю кукурузное. Потом морковь, потом лук... А вы?; реплика-рефлексия (самоконтроль): А. (детям) — Ну идите, еще поиграйте с Дашей. Ой, что я говорю? Уже обедать пора; А. — Прочти еще раз, если интересно. Или не надо?