Живой мертвец.

Для сердец, чья боль безмерна,
Этот край-целитель верный.
Здесь, в пустыне тьмы и хлада
Здесь, о, здесь их Эльдорадо!
Но светлой тайны до сих пор
Еще ничей не видел взор.
Совершая путь тяжелый,
Странник держит очи долу -
Есть повеленье: человек
Идет, не поднимая век.
И только в дымчатые стекла
Увидеть можно отсвет блеклый.
Я за демонами следом,
Тем путем, что им лишь ведом,
Где, воссев на черный трон,
Идол Ночь вершит закон.

 

Я не сплю без снотворного. Мой организм не хочет засыпать, боясь, что мне приснятся очередные кошмары. Обычно, из-за таблеток я сплю крепко и не вижу никаких сновидений, но иногда они всё-таки приходят ко мне и вновь в форме кошмаров захватывают меня. Но я знаю, что в каждом моём сне есть доля правда. Это будто бы отголоски прошлого, которые пытаются заставить меня вспомнить обо всем. Но вот хочу ли я вспоминать?

— Сейчас или никогда, — вновь вспыхивает передо мной картина.

Тут темно, холодно, и я чувствую, как босые ноги касаются бетонного пола. А потом, как всегда, я только бегу и бегу, но мою руку кто-то крепко сжимает. Противный звук, красный свет, падение.

— Чени, — тихий, едва уловимый голос. Нет. Не могу.

Резко открываю глаза, на секунду оторвав голову от подушки. Быстро дышу, чувствуя тяжёлые стуки сердца в груди. И только когда мои глаза окончательно привыкают к мраку, я вижу напротив себя два разноцветных глаза, которые будто светятся в темноте. Испугавшись, кричу от неожиданности, боясь, что на мой крик сбегутся все санитары. Только теперь ощущаю тягость его тела, придавившего меня к кровати.

— Совсем сдурел что ли, недомерок! — пищу я, отталкивая его от себя. Но вот только зря.

Перехватывая мои руки, он вновь возвращается в уже до боли знакомую позицию. Пепельные волосы немного прикрывают чуть ли не светящиеся глаза, губы приоткрыты, на руках чувствуются набухшие от напряжения вены.

— Чени, — шепчет он, прикасаясь губами к моей шее и щекоча волосами кожу.

— Чего?! — кричу я, пытаясь выползти из-под него.

— Почему же ты не появляешься? — повторяет он, поднимаясь языком к моему уху. — Это же я, Рэн, — я напрягаюсь и задерживаю дыхание, округлив испуганные глаза.

— Да кто такой этот Чени? — не выдерживаю я, снова переходя на крик.

Парень отстраняется, пару секунд бегая по мне изучающим взглядом. Затем он снова опускает голову настолько, что серебряные волосы отдают мрачную тень на все его лицо.

— Ты ничего не помнишь? — ровно спрашивает он.

— Нет, — сглатываю я.

— Почему? — новенький все так же спокоен. И это пугает.

— Я выпал из окна четвёртого этажа. Отделался травмой головы. С того момента ничего не помню, — объяснил я, отвернув голову и прикрыв глаза.

— Самоубийца?

— Нет! — запротестовал я. — Не знаю, — дело в том, что я до сих пор не верю в то, что просто так выпрыгнул из окна. Должны же были быть причины! Но именно такие мои доводы, да и сам факт того, что я выпрыгнул из окна, обеспечили моё присутствие в этом питомнике для душевнобольных.

— Значит, ты... — новенький сглотнул, — ты убил его?! — он припал ко мне, схватив за ворот спальной рубашки и засверкав глазами. Не выдержав, я закричал и столкнул парня с себя, обеспечив ему хороший удар головой об пол.

Тяжело дыша, я уселся на кровать, упершись спиной о стену. Парень медленно поднялся с земли, потирая свой затылок. Развернувшись ко мне, он немного пошатнулся, но, взяв себя в руки, остановился.

— Что он говорил тебе? — нахмурился новенький.

— То есть ты? — я выгнул бровь. Как это понимать?

— Да не я, идиот, — огрызнулся парень, — я про Рэна.

Так, все, теперь точно: я совершенно ничего не понимаю, и, кажется, Джастин осознал это по моему выражению лица.

— Прекрати прикрываться неким Рэном! — снова психую я. — Ты только что приставал ко мне, да ещё и снова звал этого Чени!

— Я не приставал к тебе, — прошипел Бибер, подойдя ближе, — я же говорю, это был Рэн. А я тебя ненавижу.

Непонимающе выгнув брови, я улегся на кровать, повернувшись лицом к стене, и накрылся одеялом с головой. Лучше сделать вид, что этого не было. Просто сделать вид. Я сплю. Все ещё сплю.

Послышались глухие шаги, а затем и шелест накрахмаленного постельного белья. Джастин тоже лег.

 

Сам факт того, что сегодня суббота, не делало утро никаким особенным. Идя по коридору после завтрака в виде каши и кусочка хлеба, я услышал знакомые голоса. По графику у меня сейчас свободное время, поэтому спешить мне было некуда. Спрятавшись за угол, я стал слушать.

— Я не злюсь на вас, — новенький?

— Я просто хочу знать, что все в порядке, — а это, кажется, Ариша.

— Послушай, я давно вас простил, ладно? Я просто не злюсь и все понимаю. Так было нужно, — его голос немного притих, — к тому же, я хочу забыть прошлое. Тебе не о чем беспокоиться.

— Я верю тебе.

Шаги приближались ко мне, поэтому я, не теряя времени, быстро шмыгнул к дальнему углу, убегая в гостиную. Там было достаточно людей: кто наслаждался просмотром телевизора, кто сидел на диване, а кто и просто был погружен в собственные мысли, опустив опустошенные глаза к полу. Среди всех них, я заметил Лео, который относился к последней категории.

— Привет, — я присел рядом с ним. — Не видел тебя на завтраке.

— Потому что я там и не был, — ответил Лео, даже не подняв на меня свои голубые глаза.

— Но тогда где ты... — улыбка, которую я сохранял до этого момента, исчезла.

Злостно нахмурившись, я перехватил его руку, закатав длинный рукав свитера и прикрыв нас от окружающих своей спиной. На руке парня, полностью усыпанной порезами, поблескивала алая кровь, которая в некоторых местах даже размазалась. Сам Лео даже сейчас не поднял глаза, а лишь беспристрастно смотрел в пол, закрывшись волосами.

— Ты... Снова... — прошептал я, закатав обратно его рукав.

— Не бойся, они не увидят, — голос его был еле слышным.

— Ты идиот, Лео! — зашипел я. — Я волнуюсь даже не о том, увидят они или нет. Я волнуюсь о тебе. Знаешь что? В следующий раз, когда снова решишь резать себя, представь вместо своей руки мою, — я почувствовал, как он вздрогнул.

Встав с места, я схватил его за руку и потащил в туалет. К моему счастью, ребятам было глубоко наплевать на наши дела, а по дороге мы никого не встретили. Зайдя внутрь, я одним рывком довел блондина до раковины, где тут же принялся помогать отмывать ему руку.

— Кровь все ещё идёт, — произнёс я, — Нужно обработать раны и заклеить их пластырем.

Со стороны парня послышался тихий, но весьма ощутимый всхлип. Я замер. Грудь Лео содрогалась от подступающих рыданий. Он прислонился спиной к холодной стене. Продолжая держать его руку, я своей свободной дотронулся до его лица, где приподнял светлые волосы с его глаз, увидев как цвет лазурного неба сменился на блеклый, почти серый оттенок.

— Я боялся стать таким, как они, — начал парень, всё-таки не сдержав слёзы в себе, — таким безжизненным, чуть ли не мертвым. Я хотел ощутить боль, почувствовать, что живой. Как ты.

Его рыдания эхом отдавались по помещению, ударяясь о белоснежный кафель пола и стен. Сжимая его руку из которой все ещё сочилась кровь, я крепко обнял его, почувствовав, как другой своей он сжимает мою футболку, утыкаясь заплаканным лицом в моё плечо. И я его понимаю.

Страшнее всего — чувствовать себя мертвым, являясь живым.

Грань.

— Отдай мне лезвие, Лео, — тихо и осторожно прошептал я, будто бы боясь спугнуть его.

Отстранившись, парень присел на корточки и вытащил из подошвы кроссовок тонкое лезвие. Я охнул. Так вот, где он его хранит. Хотя, с другой стороны... Чертов идиот, ему повезло, если он не занёс инфекцию этим грязным лезвием!

Я выхватил его из рук Лео и зло взглянул на друга. Но долго я так не продержался: взгляд тут же смягчился и я погладил блондина по волосам. Опустив голову, я посмотрел на острие в своих руках, сжав его пальцами обеих рук.

— А ты видел, что учудил тот... — я совсем не ожидал кого-то прямо сейчас. Санитар так и не закончил свою фразу, потому как испуганно попятился на меня, а вернее, на лезвие, которое я сжимал в руках.

Чёрт.

— Эй, ты! Не двигаться! — они тут же кинулись ко мне, заломив мне руки и выхватив острие. — Что это вы тут делаете?

— Он не виноват! Это... — но закончить Лео я не позволил.

— Простите, — перебил его я. — Если бы не Лео, я бы уже давно нанес себе вред.

— Но...

— Парень, лучше тебе пойти в свою комнату, — обратились к блондину санитары.

— Да, Лео, — кивнул я, легко улыбнувшись, — Уходи.

Меня вывели из туалета и поволокли по коридору. Я ещё никогда не получал наказания, поэтому и представить не мог, что оно собой представляет. Люди, которые повстречались нам на пути, даже не удивились и не придали этому большого значения: они уже давно привыкли. Но даже тут не обошлось без Бибера. Пепельные волосы, как всегда, прикрывали разноцветные глаза, руки были засунуты в карманы, а сам он, опираясь спиной о стену, омрачнял меня своей аурой. Мне почему-то не хотелось, чтобы он видел меня в этот момент.

— Кто тут у нас? — раздался голос, на который я непонимающе поднял голову. Так значит, это тут все отбывают свои наказания? — Оставьте нас.

Я удивленно выгнул брови, когда санитары отпустили мои руки и вышли из кабинета, хлопнув дверью. Оставшись на своём месте, я принялся оглядываться по сторонам, даже слегка приоткрыв губы от интереса.

Ничего необычного или примечательного: старый деревянный стол, стоящий посредине комнаты, кушетка в углу, комод и парочка стульев. А я уже ожидал чего-то, вроде комнаты пыток.

— За все время твоего нахождения тут, ты ещё ни разу не был наказан. Верно, Джонни? — человек, сидящий на стуле за столом, наконец-то обернулся ко мне лицом. Только теперь я смог увидеть его.

Светлые волосы, короткая стрижка, гладковыбритая щетина. Из того, что я мог разглядеть, на нем была лишь лазурного цвета рубашка в мелкую полоску и пиджак цвета хаки. Приговор: полное отсутствие вкуса.

— Верно, — кивнул я.

— Так что же произошло сейчас? — мужчина избавился от своей улыбки и прислонился губами к собранным в домик рукам.

— Меня застукали с лезвием в руках, — уверенно ответил я.

— Насколько я знаю, ты попал сюда из-за попытки самоубийства, — хмыкнул он.

— Д-да, — я сжал руки в кулаки. Я не самоубийца! Просто ничего не помню, чтобы это опровергнуть.

— Так значит, ты снова хотел предпринять попытку покончить собой? — его глаза, цвета стали, со злостью сверкнули.

— Я не...

— В таком случае, у меня действительно связаны руки. Придётся тебя наказать, — мужчина приподнялся из-за стола и направился ко мне. — Снимай футболку и ложись животом на кушетку.

Я сглотнул. Медленно кивнув, я выполнил его приказ, почувствовав, как кожа касается холодной поверхности. Мои руки мужчина вытянул вперёд, а потом я услышал щелчок наручников. Даже не так: это было похоже на кандалы. Теперь я ощутил волну страха, прокатившуюся по всему телу и вызвавшую непроизвольную дрожь в коленках. Немного подняв голову, я увидел, как он подошёл к комоду, вытаскивая из него... Кнут?

Лоб покрылся испаринами, руки вновь сжались в кулаки. Главное не бояться. Я все выдержу. Только не бояться.

— Будешь ли ты ещё раз совершать подобное? — спрашивает он.

Удар.

Слишком неожиданно. Отрываю голову от кушетки и кричу во весь голос, чувствуя, как кожа на спине печет так, будто к ней приставили раскаленное железо.

— Не буду, — тихо мычу я.

— Самоубийство — это плохо?

Удар.

Все конечности сами по себе дрыгаются, и от этого наручники только пуще впиваются в кожу на руках. Слёзы без предупреждения хлещут из моих глаз, щеки краснеют, а зубы до крови впиваются в нижнюю губу.

— Плохо.

— Лезвие — это плохо?

Удар.

Чувствуется терпкий запах крови, а спина и вовсе жжёт так, словно с меня сорвали кожу. Я задыхаюсь от боли, слез и рыданий.

— Плохо.

— Непослушание — это плохо?

Удар.

Ну все. Не могу больше. Нельзя. Терять сознание нельзя. Терпи.

— Плохо.

— Вот так, — после этого, удара не последовало.

Я обессиленно уронил голову на кушетку, все ещё содрогаясь от полученных травм и неимоверной боли. Слёзы продолжали течь по моим щекам, а рыдания вырываться из моих уст. Мужчина отстегнул мои руки, после того, как закинул кнут обратно в ящик комода.

— Теперь ты обещаешь слушаться? — улыбнулся он, словно только что чай со мной пил. Ответить ему у меня сил не было.

Он вновь позвал санитаров, которые помогли мне встать на ноги, вручил футболку, дав совет, чтобы я её пока не надевал, ибо она будет раздражать чувствительные раны, и выпроводил меня из своего кабинета.

На этот раз, когда они вели меня по знакомыми коридорами, по сторонам я не оглядывался.

У меня просто не было сил.

В комнате я оказался в полном одиночестве. Я сел на кровать, боясь пошевелиться, откинул в сторону футболку и просто замер, пялясь в одну точку. Теперь я будто бы понимал, какого это — не иметь чувств. Не иметь совершенно ничего внутри себя.

Я впервые чувствовал, как блекли мои изумрудные глаза; как медленно из меня выходила жизнь вместе с болью. Я становился тем, кем так боялся стать. Вот как это влияло на людей.

Своими методами врачи не отучали пациентов от плохих вещей, а скорее наоборот, стирали и без того тонкую грань между желанием жить и полным равнодушием к смерти.

Тишина оборвалась противным скрипом двери, а затем и её тихим хлопком. Я не повёл и бровью. Все сидел и пялился в стену, наполовину опустив веки. Послышались шаги. Сначала вошедший подошёл к кровати, наверняка, оглядывая мою спину, а потом перед моим взором оказался знакомый силуэт, а когда тот присел, то я и вовсе узнал в этих пепельных волосах и разноцветных глазах своего соседа. Он, обхватив руками свои колени, смотрел на меня понимающим, но хмурым взглядом. Нет, я ошибся.

Это в этот раз мне больше всего хотелось, чтобы он меня не видел.

А мы все сидели и молчали. Я, словно тряпичная кукла или лишённый чувств робот, и он, с сомкнутыми губами и прикрывающими глаза пепельными волосами. И я не знал, зачем он сейчас сидит рядом со мной и смотрит. Не знал, что он сейчас чувствует: сочувствие, горечь, злость, радость. Или, может, ему и вовсе наплевать?

— Это Рэн? — вдруг шепчу я, все так же не отрывая взгляда от стены.

— Нет, Джастин.