ПОД СЕНЬЮ ЛИП

 

Тереза Сула очень изменилась. Эти три года оставили на ее лице такой след, какой нечасто оставляют и десять лет мучительных страданий. И однако она провела большую часть этих трех лет рядом с дочерью – своей всепоглощающей и единственной любовью.

Но это оказалось для Терезы настоящей пыткой.

Покинув генерала, графа де Шанма, в Сен-Жерменском предместье, мадам Сула попросила за оказанную ею услугу лишь одной милости: разрешения поцеловать его двух дочерей.

Казалось, это доставило женщине огромную радость.

Но это было уж слишком… есть жертвы, которые требуют абсолютного самоотречения.

Нам известно, что, вернувшись, Тереза нашла дом генерала пустым. Изоль увезли, и никто ничего не знал об участи Суавиты.

Мадам Сула пребывала, казалось, в таком же неведении, как и все вокруг. На самом же деле она, скорее, внушала себе, что не догадывается о судьбе девочки, ибо сердце Терезы сразу дало имя незнакомому ребенку, спасенному Полем Лабром.

Напрасно пыталась женщина обмануть самое себя; напрасно она искала и находила множество доказательств тому, что Суавита де Шанма не была ни безумной, ни немой.

Девочка, лишившаяся способности говорить и мыслить, была все же Суавитой де Шанма.

Она стала жертвой чудовищного преступления.

И лишь вмешательство Поля Лабра предотвратило убийство.

Мысль об Изоль отозвалась в душе Терезы Сула горечью и болью. Женщина жила в мире, где о преступлениях говорят со знанием дела и разбираются в таких вещах досконально.

Изоль или, скорее, человек, погубивший Изоль, был явно заинтересован в том, чтобы Суавита исчезла.

Все эти мысли упорядочились в голове Терезы, когда Поль Лабр ездил в Гавр, чтобы добыть доказательства о прибытии во Францию своего брата Жана и, возможно, узнать хоть что-нибудь о его дальнейшей судьбе.

Тереза провела четыре дня наедине с Суавитой в мансарде Поля Лабра.

Тогда мадам Сула и отдала девочке свое сердце.

Однако волосы Терезы быстро седели, а морщины на лбу становились все глубже.

Порой Тереза чувствовала, что сходит с ума, и тогда ребенку опасно было находиться рядом с ней.

Иногда же она рассуждала здраво.

Она воспринимала падение Изоль как нечто естественное и само собой разумеющееся. Терезу это совсем не удивляло, так и должно было произойти. У обездоленных людей существует странная уверенность в фатальной неизбежности несчастья.

Как ни бейся, а нищета и грех по таинственным законам природы передаются из поколения в поколение.

Однако эта бедная женщина, отверженная и падшая, могла простить лишь грех и нищету.

Преступление внушало ей гадливый ужас.

Конечно, прежде у Терезы были радужные надежды; в мечтах она видела свою дочь невинной, благородной и богатой. Благородство и богатство – это самая лучшая охранная грамота на свете. Однако надежды развеялись в прах, и женщина покорилась судьбе.

Но преступление возмущало Терезу.

Любой ценой она хотела узнать правду.

Спустя несколько дней Изоль вернулась и стала жить пансионеркой в монастыре.

Перемены, которые произошли в Терезе Сула за три года горя и сомнений, свершились с Изоль за несколько дней.

Она не была больше прежней молодой девушкой; вернее, она не была больше девушкой…

Мадам Сула явилась в монастырь с письмом генерала. Ее приняли холодно, но любезно. Изоль сама попросила, чтобы Тереза осталась с ней.

Матери – это провидицы. Руководствуясь своим материнским инстинктом, Тереза Сула сразу же постигла одну из самых сокровенных тайн нашего цивилизованного общества: она поняла, что ребенок, оставшийся без матери, имел шанс найти поддержку у могущественного и великодушного отца, который оттолкнул бы дочь живой женщины.

Мать – лишняя в этом мире, ей нечего делать на земле.

Отец стыдится ошибки, совершенной в юности, и не хочет знать об ее последствиях. Но смерть матери возвышает дочь.

И Тереза объявила себя мертвой.

Однажды она решила пойти на жертву, расставшись со своим ребенком. Это разрывало ей сердце, но сулило ее дочери счастливое будущее.

И разве сам генерал не указал Терезе верный путь?

Она обещала себе: я буду рядом со своей дочерью, и моя дочь не узнает, кто я такая.

Я сумею сделать это!

И Тереза сумела – быстрее и лучше, чем рассчитывала.

Эта Изоль была странной девушкой.

Узнав адрес своего отца в Англии, она немедленно написала ему длинное письмо, подробно рассказав о событиях, о которых мы уже говорили: о своем пребываний в доме на набережной Орфевр, о любви к «принцу» и о том моменте безумия, когда она опустошила тумбочку у изголовья своей больной сестры и последовала за любовником.

В этом письме, черновик которого обнаружила мадам Сула, Изоль холодно и решительно обвиняла себя во всем.

Она даже не пыталась оправдать свой поступок тем, что помогла бежать отцу, хотя это было чистой правдой.

Мать была счастлива и почти гордилась мужеством своей дочери.

Изоль была виновна, но совсем не в том, в чем подозревала ее Тереза.

Изоль любила свою сестру.

Письмо дышало такой смелой искренностью, что нельзя было сомневаться в ее словах.

Мадам Сула не удалось перехватить ответ генерала.

Она лишь заметила, что Изоль стала еще более печальной.

Однажды Изоль, которая прониклась доверием к Терезе и глубоко привязалась к ней, сказала мадам Сула:

– Я потеряла любовь своего отца. Вы знаете его, вам известно, сколь он добр и великодушен. Его нынешнее отношение ко мне только справедливо, и у меня нет права жаловаться…

Тереза попыталась утешить ее, напомнив именно о благородной доброте генерала, но Изоль грустно вздохнула.

– Он любит меня больше, чем мою бедную маленькую сестренку, – проговорила она. – Я была его радостью и гордостью. Но теперь я убила его радость и унизила его гордость. Если моя бедная крошка Суавита найдется – дай-то Бог! – мой отец прогонит меня, я знаю… я уверена в этом!

Тереза хорошо запомнила слова Изоль. Так начались страшные терзания мадам Сула.

Отныне Тереза была обречена на безмолвные и нескончаемые муки, ибо теперь заговорила ее совесть.

Раньше совесть Терезы всегда была чиста, как ни горька была жизнь этой женщины.

Но в тот миг, когда Изоль произнесла роковые слова, потрясшие ее мать, та, измотанная постоянными сомнениями, окончательно убедилась, что у Поля Лабра живет именно Суавита.

И если раньше Тереза делала все возможное, чтобы усыпить подозрения Поля и увести его как можно дальше от истины, от которой она бежала и сама, теперь женщина готова была признать свою ошибку, но не перед Полем, а перед Изоль.

Терезе хотелось, чтобы Изоль принесла генералу радостную весть; женщина представляла, как ее дочь скажет ему: «Суавита нашлась!» И этими словами Изоль сразу вернет нежность своего отца. В том, как сама Изоль воспримет новость о спасении своей сестры, Тереза не сомневалась ни секунды. Мадам Сула так и видела, как Изоль бежит к дому Поля Лабра и бросается обнимать Суавиту.

Но Изоль сказала: «Отец прогонит меня, я уверена в этом».

Во второй раз Изоль сама вынесла приговор бедной Суавите.

Любовь к собственной дочери победила угрызения совести – и Тереза вновь взвалила на себя бремя вины, но на этот раз вполне сознательно.

Женщина не могла допустить, чтобы ее дочь выгнали из дома.

Мадам Сула отправилась к Полю Лабру, уже полностью поглощенному войной, которую он объявил убийцам своего брата, и опять с жаром вернулась к тому, что недавно обсуждала с молодым человеком: неизвестные преступники могли вновь повторить покушение на малышку. Единственное, чего может спасти дорогое дитя, – это полная тайна, полное уединение.

Поль только что вступил во владение наследством тетки. Блондетта, которая еще не вставала с постели, нуждалась лишь в отдыхе и покое. Молодой человек снял квартиру подальше от квартала Префектуры и продолжал вынашивать планы мести.

Блондетту скрывали даже от агентов, которых Поль нанял, собирая свою маленькую армию.

Мы видели, что месье Бадуа не знал девочку.

Для Терезы было мучением смотреть на Суавиту, которую она навещала каждый день. К девочке быстро возвращались силы; казалось, восстанавливается и ее живой, быстрый ум, который, впрочем, занимали лишь события сегодняшнего дня. Она была прелестна, как ангел. Пребывавшая в постоянном страхе мадам Сула каждую минуту боялась услышать, как с губ девочки сорвется имя, которое это дитя произнесет с первым «проблеском» рассудка.

Тереза любила Блондетту за все то зло, которое сознательно причинила ей, но боялась ее настолько, что желала ей смерти.

Порой, когда мадам Сула смотрела на спящего ребенка, перед ней возникало видение: покойная графиня, которую Тереза называла «святой», заслоняла собой Суавиту, словно защищая малышку.

Графиня де Шанма, казалось, говорила Терезе:

– Не убивай мою дочь!

Генерал, граф де Шанма, вернулся во Францию в результате одной из тех полумер, к которым охотно прибегали во времена Луи-Филиппа. Графа не помиловали; ему лишь гарантировали терпимость.

Его первая встреча с Изоль была спокойной, но холодной.

Он отклонил все попытки дочери объясниться и запретил ей говорить о прошлом.

Тереза Сула не осмеливалась появляться в доме генерала. Но он сам пригласил ее и встретил с почтительным уважением.

– Вы не знаете тайны мадемуазель Изоль де Шанма, – сказал генерал Терезе с грустной покорностью судьбе, – а Изоль не знает вашей: так лучше. Не пытайтесь ничего разузнать и живите в мире рядом с нами. Я так хочу.

Для Изоль наступили еще более мрачные и суровые дни, чем время, проведенное в монастыре.

Казалось, генерал был поражен в самое сердце.

Он никогда не говорил о младшей дочери; но когда семья поселилась в замке де Шанма, генерал оставил в своей спальне лишь два портрета: Суавиты и ее покойной матери.

Изоль каждый день каталась верхом и подолгу гуляла в одиночестве. Никто не интересовался тем, как она проводит время.

Изоль ни с кем не виделась. Приехав в отцовский замок, она лишь нанесла два или три визита графине де Клар.

Однажды Изоль сказала Терезе Сула:

– Один молодой человек преследует меня. Мне плохо в доме моего отца. Если какой-нибудь рабочий или крестьянин захочет взять меня в жены, я попытаюсь стать хорошей хозяйкой.

Изоль опустила голову, точно разговаривая сама с собой:

– Но я никому не нужна…

Этим молодым человеком был Поль Лабр.

В течение многих недель Тереза Сула с радостным изумлением наблюдала за тем действием, которое оказывает на бедную Блондетту присутствие Поля. Оно возвращало милому ребенку жизнь. Заслышав голос Поля, девочка трепетала от счастья; она следовала за своим покровителем, как собачка за хозяином; когда Поль, улыбаясь, смотрел на малышку, ее огромные голубые глаза туманились от восторга.

Увы! Изоль в это время готова была разделить нищенское существование с последним бедняком!

Все старания Терезы, вся ее молчаливая и горькая преданность, все муки, на которые женщина обрекла себя, привели лишь к одному: Изоль стремилась теперь к той участи, которая была бы ее уделом, если бы не тяжкие труды ее матери.

Изоль познала более жестокую обиду и более глубокое отчаяние, чем бедные крестьянские девушки – даже те, что были коварно обмануты.

Изоль была гораздо более несчастной, чем ее мать!

Изоль лишилась всех тех благ, которые ее мать купила ей, обездолив ее сестру. Изоль ничего не сохранила, ничем не воспользовалась.

Ничем!

А у бедной Суавиты ничего и не было – кроме последнего утешения, дарованного ей Провидением. Этим утешением был Поль – ее друг, ее защитник, ее Бог. Но теперь Изоль собиралась отнять его у нее.

Взволнованная Тереза спросила:

Вы любите этого юношу?

Не знаю, – рассеянно ответила Изоль. – С чего бы мне его любить?

Затем она добавила:

– Я еще могу ненавидеть. И ненавижу всеми силами души. Думаю, что не сумею больше полюбить.

Тереза сжала руки. Слова рвались из ее израненного сердца, губы ее побелели и дрожали. Она хотела сказать:

– Тогда пожалейте! Оставьте этого незнакомого человека той, для которой он – центр Вселенной!..

Но женщина молчала.

У нее возникла другая мысль – одна из тех мыслей, которые вроде бы направлены на благо всех вокруг, но на самом деле лишь извращают умы.

Тереза сказала себе:

– Если моя Изоль выйдет замуж за Поля Лабра, – а я ведь прежде мечтала об этом, – она покинет генерала и откажется от своего положения (оно – не про нас!) и от состояния, которое нам вовсе не нужно. Тогда ничто не помешает мне взять за руку Суавиту, этого бедного ангела, и привести ее к отцу. Ей вернут все, что у нее отняли; она станет мадемуазель де Шанма, единственной наследницей генерала! И та святая женщина, которая взирает на меня с небес, простит и благословит меня…

Похоже, женщине на роду было написано всегда всеми силами вредить Суавите, этой нежной жертве, которую Тереза так любила! Но материнские чувства победили и природную честность мадам Сула, и ее привязанность к девочке.

И ведь Терезе даже не придется ничего предпринимать. Любовь Поля к Изоль родилась уже давно. Это было первое пробуждение его пылкой молодости, и он чуть не умер от этого.

Новые заботы, появившиеся у Поля после того, как он принял в свой дом бедную немую девочку Блондетту, а главное, поклялся самому себе отомстить убийцам брата, приглушили эту страсть, но не убили ее.

Когда Поль вдали от Парижа встретил ту, которая впервые заставила затрепетать его сердце, она очень изменилась, но показалась молодому человеку еще прекраснее. Его любовь пробудилась вновь, робкая, как и он сам, но пылкая и сильная.

Во время своих долгих прогулок верхом Изоль ни на секунду не оставалась в лесу одна. Из какого-нибудь укрытия за ней постоянно следил чей-то жадный взгляд.

Тереза знала об этом. И каждый раз, когда Поль покидал бедную Блондетту, чтобы пуститься в погоню за своей мечтой, женщина – нежная и безжалостная одновременно – появлялась в особняке барона, чтобы утешить страдающее дитя.

Сегодня она долго стояла на коленях рядом с заснувшей на траве Суавитой.

Все, о чем мы рассказывали, Тереза обдумывала, вспоминая горечь и печаль трех последних лет и вновь испытывая пережитые мучения, опасения, а возможно, и угрызения совести.

Женщина говорила с Суавитой, которая не могла ее слышать; Тереза просила у несчастной девушки прощения.

Иногда мадам Сула исповедовалась перед Суавитой, поверяя ей свои надежды и доказывая, что поступает правильно, покоряясь неизбежности, которая, вопреки желанию самой Терезы, отводила ей роль палача.

Женщина так глубоко погрузилась в свои мысли, что не замечала ничего вокруг.

Тень деревьев стала гуще: по небу плыли тяжелые грозовые облака.

Суавита все еще спала, положив голову на руку, скрытую под ее шелковистыми волосами.

Наконец Тереза вздрогнула от звука быстрых и вроде бы удалявшихся шагов.

Она посмотрела в ту сторону, откуда доносился топот, и заметила двух мужчин, которые бежали, петляя между деревьями.

Это показалось Терезе столь странным в саду Поля Лабра, где всегда тщательно запирались все калитки, что она вскочила на ноги, чтобы кинуться наутек или позвать на помощь.

Но тут с дерева, под которым спала Суавита, раздался хриплый тенорок.

– Не трудитесь, мамаша Сула, – проговорил этот голос. – Там осталась открытой калитка, и у этих двух красавцев уже есть ключ!

Тереза посмотрела вверх и увидела нашего друга Клампена по прозвищу Пистолет, одетого с иголочки; он не спеша спускался с дерева.

– Здравствуйте, матушка Сула, – сказал Пистолет, коснувшись земли. – А вы часто разговариваете вот так, в одиночестве? Это опасно. Гляди-ка, вот и малышка месье Поля! А она премиленькая. Вы меня не прогоните? Это я прикончил вашего котика; бедное животное… мяу, мяу, мяу… это был порыв, но я исправлюсь. Вот какая история: я следил за этими двумя; они вошли через дальнюю дверь. Малышка оставила ее открытой. У вас есть враги, матушка? Они прятались прямо рядом с вами! И слышали все до единого слова. Я знаю одного из них, месье Кокотта; он вас не убьет. Он на это не способен… Но другой, проклятье! Я думаю, что его для этого и наняли. У него совершенно разбойничья рожа!

 

IX

УГРОЗЫ

 

Клампен по прозвищу Пистолет произнес свою речь элегантно и доброжелательно.

Судя по его виду, он не слишком выиграл от того, что расстался со своим костюмом парижского голодранца. Приличный костюм, купленный месье Бадуа в Бель-Жардиньер, жал Пистолету в подмышках и уже носил на себе следы рискованных гимнастических упражнений, проделывать которые Пистолета вынуждал как образ жизни, так и темперамент.

Сюртук продрался на обоих локтях, брюки потерлись на коленях, а смятая шляпа уже нуждалась в активном лечении.

Однако мы увидим, что погрешность туалета вовсе не помешали Пистолету сыграть роль, которую он избрал. Мадам Сула с удивлением смотрела на юношу. – Почему вы забрались сюда? – наконец спросила она.

– Забавно, – ответил парень, – вы меня не прогоняете… А я с трудом вас узнал. Вам известно, что вот уже три года, как вы отдали Богу душу? В то время, когда вы давали мне остатки супа, а он был вкусным, суп господ инспекторов полиции, у вас самой еще были остатки красоты. Месье Бадуа был к вам неравнодушен, подумать только, и Шопан тоже, и даже месье Мегень, эта образина! Спешу освежить вашу память: я живу, а точнее, прячусь на клочке земли, принадлежащей месье Полю, в пещере у самого леса. К тому же я признаюсь, что это я однажды вечером, на последнем этаже знаменитой башни Преступления, на площадке у винтовой лестницы, ну прямо рядом с дверью вашей комнаты, прикончил вашего котика… Мяу… мяу, мяу… Черт побери! Это было в тот самый вечер, когда вы не ночевали дома. Никаких оскорбительных намеков! Меня это не касается. Впрочем, тем вечером случилось столько удивительных историй, что одной больше, одной меньше… Так на чем мы остановились? Ах, да! Вы спрашивали меня, почему я забрался на дерево? Отвечаю: для собственного удовольствия и по собственным делам. Вы достаточно хорошо ориентируетесь в этом доме, чтобы принести мне попить? У меня пересохло в горле… я с утра трудился, честно хочу заметить, не покладая рук, и сделал много важного и полезного…

Тереза, которая уже оправилась от изумления, сказала:

– Вы работали на месье Бадуа? В то время?

– Точно! – радостно кивнул Пистолет. – И в ту пору мы бы без колебаний исповедались перед вами, можете не сомневаться. Но, кажется, вы тогда симпатизировали неимущим? Никаких оскорбительных намеков! Это меня не касается. Я просто хотел попить.

– Кошечка так красива, подумать только! – заметил парень, бросив жадный взгляд на Блондетту. – Значит, это она была в том белом одеяльце, за которым я вечером плыл по реке до моста Согласия… Черт! И все тем же вечером, когда вы не ночевали дома! Надо же!

Тереза холодно ответила:

– Не понимаю, что вы имеете в виду. Это – не мой дом, и я не могу принести вам воды.

– Что ж, пососу камешек, – покорно вздохнул Пистолет, кладя в рот гальку. – Приходилось испытывать и гораздо более жестокие лишения в пустынной Аравии… Еще одна глава в мемуарах о моих путешествиях без границ и таможен.

Вдруг юноша посмотрел в лицо мадам Сула и прибавил:

– Мамаша Сула, у вас в глазах больше горя, чем хитрости. Остерегайтесь, когда пойдете одна через поля. Это дело темное. И вы в нем замешаны, не знаю уж, как и почему; теперь ваша жизнь в опасности. В стране есть гнездо, гнездо мерзких тварей, и если я шепну вам их настоящее имя, у вас волосы встанут дыбом. Те двое, что убежали отсюда через открытую калитку, забрались в этот сад не за сливами… и хотя месье Бадуа запретил мне посвящать вас в это дело, есть вещи, которые вы знаете, как человек бывалый. Например: что сделали с братом месье Поля в комнате № 9 в тот вечер… Черт, все в тот же вечер!

Тереза грустно улыбнулась.

– Я не боюсь умереть, – грустно сказала она. – И почему это вдруг меня бы стали убивать?

– Вот в чем вопрос, как любят говаривать в Англии… сам слышал! – произнес Пистолет. – Вы лучше других знаете, за что они на вас взъелись… Надо быть сильным и ловким, чтобы разгадать игру этих ребят. И сдается мне, что месье Бадуа неправ, остерегаясь вас, а?

Тереза устало махнула рукой. Пистолет, который по-прежнему не смотрел на нее, занятый своей легкомысленной на первый взгляд болтовней, продолжал плести словесную паутину.

– У вас есть что-то на совести, это точно, матушка, да? – осторожно осведомился он.

Мадам Сула невольно вздрогнула.

– Но вы, – продолжал парень, – не могли причинить зла месье Полю, которого любили прежде, как родного сына.

– Я предана месье барону, – быстро произнесла Тереза, – так же, как месье Бадуа, и даже больше!

– И я так думаю, – кивнул Пистолет. – В таком случае, что могла вам сделать эта бедная малышка?

– Она! Это дорогое дитя! – воскликнула Тереза.

– Стоп! – прервал ее Клампен. – Это из английского языка, который я выучил, странствуя по свету… Нам есть о чем потолковать, мамаша Сула. И если месье Бадуа будет недоволен, – что ж, тем хуже для него! Подождите, я гляну вокруг.

Не торопясь, юноша осторожно заскользил между деревьями. Дойдя до дверки в каменном заборе, он запер ее на задвижку. Потом, подпрыгнув, ухватился за гребень стены и подтянулся на руках.

Это непредвиденное портными поведение стало новым испытанием для брюк Клампена. Но он, так и не вспомнив о них, целую минуту внимательно осматривал окрестности.

Тереза с невольным интересом следила за действиями парня.

Возвращаясь обратно, Пистолет искоса взглянул на нее и подумал:

«Старушка сгорает от любопытства. Ну-ну…»

Он сел на траву в двадцати шагах от спящей Суавиты и поманил Терезу рукой.

Мадам Сула приблизилась к юноше.

– Я не хочу, чтобы малышка нас услышала, – прошептал Пистолет. – Вдруг она только притворяется спящей? Такое случается… Располагайтесь здесь. Вы знаете лучше меня, где сейчас месье Поль. Поскольку ему там хорошо, он там и останется. И не побеспокоит нас. Приступим! Говоря без околичностей, суть дела такова: старшая дочь генерала больше не девица, верно?

Тереза вздрогнула так сильно, что Пистолет замолчал.

– Что с вами? – с наивным удивлением спросил он.

– Это гнусная клевета! – процедила Тереза сквозь зубы.

– Нет, – спокойно возразил парень. – Обольститель – один тип из Черных Мантий, убийца и вор. Клянусь вам!

У Терезы опустились руки.

– Вы не знали об этом? – вскинул брови Пистолет. – Не сердитесь! Это меня не касается. Да только они думают, что вам все известно, и это для вас скверно. Ядовитые твари, о которых я вам говорил и у которых здесь логово, это Черные Мантии, самые настоящие бандиты с Корсики из Обители Спасения в Сартене, те самые, кто отвечает на вопрос «Будет ли завтра день?» и определяет сроки… Именно так.

Лицо Терезы залила мертвенная бледность.

Женщина годами жила среди людей, на которых эти слова производили такое же впечатление, как произнесенные вдруг «чума» или «холера».

– Почему вы говорите мне об этом? – хриплым голосом спросила мадам Сула.

– Потому что они пробрались сюда… А они никогда не приходят просто так, – ответил Пистолет.

– Что? – воскликнула Тереза. – Эти двое, которые убежали сейчас из сада?..

– Это – мелкая сошка, – поучительно сказал парень, – но есть рыба и покрупнее. Берегите себя и тех, кого вы любите.

– Изоль… – прошептала бедная женщина.

– А! Значит, она вам дороже всех? – произнес парень. И добавил:

– Что касается меня, то я ничего не знаю, кроме того, что видел своими глазами. Правда, видел я предостаточно, поскольку часто встречал утро, забыв накануне вечером лечь спать. Черные Мантии чертовски хитры; но и мы не лыком шиты: у месье Бадуа человек сто в деревне.

– Сто человек! – удивленно повторила Тереза.

– Целая армия, правда! – кивнул юноша, рассмеявшись. – Вы знаете, мы не из полиции. Для меня это вопрос чести, я это люблю. Мы все вместе помогаем брату невинной жертвы отомстить убийцам. Прямо как в драмах! Это – почетное дело. Вы не возражаете, если я закурю, чтобы заглушить жажду?

Тереза кивнула, и Пистолет набил и зажег свою трубку.

– Я очень мучился из-за кота, – заявил юноша, выпуская первые кольца дыма. – У меня доброе сердце, и я даже чувствителен по натуре; но ошибки молодости! Их не избежать! Надо было видеть мой успех в Бобино; вы не знали Меш, моей албаночки? Я прощаю слабости, когда речь идет об увлечении любимым делом, но расчет? Никогда! Это позор для приличного человека. Таково положение вещей. Надеюсь, если вы сможете сообщить мне нужные сведения, то сделаете это ради месье Поля, или барона, у которого мы состоим на службе; я – через месье Бадуа, а девяносто девять других парней – непосредственно. Месье Бадуа нанял меня, и я поехал с ним в дилижансе в Алансон, где месье Бадуа сказал мне: «Я останусь здесь, поскольку знаю многих из Черных Мантий как бывший полицейский. Обычно они болтаются возле префектуры. Есть и такие, кто не стесняется заходить в здание. Можно подумать, что они – лучшие друзья больших начальников».

«Ну, а ты… – прибавил он, говоря со мной фамильярно, по-дружески. – Они не знают тебя по двум причинам: во-первых, ты не был известен в те времена нигде, кроме Бобино; а во-вторых, большую часть своей жизни ты провел, путешествуя по Англии и другим зарубежным странам». И это правда, матушка Сула: сколько краев я повидал! Сколько кочевых народов изучил!

И вот, по указанию того же месье Бадуа, я отправился вперед, в кантон Ферте-Масе, что в департаменте Орн. Ехал я в дилижансе рядом с каким-то христианином, от которого так и несло каторгой; он говорил на жутком жаргоне, на обеих руках – татуировка: сердца, якоря, кинжалы и надписи «Нет счастья в жизни!», «Трубадур Сан-Картье по прозвищу Любимец красоток», «Долой Шамуазо!», «Любовь до гроба» и еще много чего другого. Просто удивительно: эти люди метят себя, как белье, чтобы их не потеряли в толпе!

Этот тип предъявил свой паспорт косым жандармам Сен-Мартен-де-Ланд, – продолжал Пистолет. – Жандармы, разумеется, ничего не поняли. Но я-то смотрел в оба! Я могу оценить качество таких документов. Тем не менее мне не удалось разговорить своего милого соседа, и это доказывает, что я не солгал, сказав вам: «Не знаю!» С другой стороны, по паспорту фамилия этого типа – Луво, и поскольку я уже слышал ее в «Большой бутылке»…

– Это был один из тех двоих? – прервала парня Тереза.

– Да, матушка Тереза… – кивнул Пистолет. – А другой, молодой месье Кокотт, сам не способный к решительным действиям, почти всегда приводит с собой готового на все мерзавца.

– Итак, – заявил юноша, – Трубадур Сан-Картье по прозвищу Любимец красоток показался мне интересным объектом для наблюдения: когда он вышел из дилижанса в местечке Ферте-Mace, я осторожно последовал за ним, и он привел меня прямиком туда, куда надо… Тихо, это секрет: я увидел там тех самых людей. Этого мне вполне достаточно, чтобы понять, как действовать дальше.

– Но принципы прежде всего, не так ли? – вскричал Клампен. – Перво-наперво надо следить за домом человека, который платит. Затем – всегда можно получить полезные сведения в префектуре. Префектура тут недалеко: я забрался туда и увидел там своего Трубадура; я стал размышлять… О! Вероятно, малышка решила проснуться? – внезапно оборвал он свою речь.

Сон Суавиты стал беспокойным. Девушка заметалась по траве и слабо взмахнула рукой.

– Сейчас она заговорит, – пробормотал Пистолет. Тереза так выразительно покачала головой, что парень воскликнул:

– Она немая? Бедняжка! Сразу видно, что это – настоящая благородная девица; значит, она, по крайней мере, должна уметь писать.

Тереза постучала пальцем себе по лбу.

– Еще и слабоумная! – произнес парень. – Честное слово, это становится интересно!

И добавил с важным видом:

– Ну что ж, я не осуждаю месье Поля и вполне понимаю, почему он не мог вернуть девушку в лоно опечаленной семьи. Нет, он не нарушил правил чести! Если малютка нема как рыба и глупа как пробка, то невозможно узнать ни ее имени, ни адреса; ну, слава Богу: мне было бы неудобно подозревать месье Поля… Да и вас тоже, матушка Сула… Я не против в глубине души уважать тех, из-за кого рискую головой. У каждого свои взгляды на жизнь, не так ли?

Парень сделал вид, что вытащил из пустого жилетного кармана часы, давний объект своих вожделений, далекий и недоступный. Пистолет серьезно посмотрел на свою ладонь и заявил:

– Часы остановились! Придется заменить мои женевские… Мамаша Тереза, взгляните на свои!

– Сейчас – одиннадцать, – ответила Тереза, покосившись на свои часики.

– Я позавтракаю в другой раз, – вздохнул Пистолет. – По этим краям совершенно невозможно путешествовать с комфортом! Матушка Тереза, слушайте внимательно; то, что я сказал вам, – и правда, и нет. Армия из ста человек – это выдумка, хотя и не совсем. Нас всего двое, но первый стоит четверых: это месье Бадуа, мой хозяин. Второй же – я, отлично подготовленный и закаленный в дальних странствиях; так что я успешно заменяю девяносто шесть крепких мужчин. А вот то, что вам, да и месье барону тоже, грозят крупные неприятности и враги ваши совсем рядом, – это чистая правда.

И уже другим тоном юноша добавил:

– Уведите этого ребенка в дом и покрепче заприте все двери. Я не знаю, чего хотят эти люди, я слишком поздно включился в игру, мне еще во многом надо разобраться, но они уже начали какую-то операцию, это точно, а когда они в деле – сами знаете не хуже меня: горе тем, кто им мешает! Более того, они – мастера двойных ударов; одному бедняге – нож под ребро, другого – на гильотину; бывало, Жаку перерезали глотку лишь за то, что он приводил Пьера на суд присяжных. Да, у этих ребят все хорошо продумано! И если бы я не был утром так занят, то находился бы поблизости от этого дома, прежде всего – чтобы охранять вас… Тогда бы я увидел, как они пришли… Ну вот, мы открыли собрание акционеров, и если только до конца заседания мне не свернут шею, то клянусь, что теперь-то я все разузнаю!

Юноша поднялся и выбил пепел из трубки.

Тереза в нерешительности смотрела на парня. Смутные опасения, всплывшие среди совершенно других забот, невольно тревожили женщину, хотя с трудом укладывались в сознании.

Пистолет был не из тех, кто внушает страх.

В устах парня самая страшная угроза походила на шутку.

Тем не менее, когда он с учтивым и галантным видом протянул Терезе руку, мадам Сула подала ему свою и спросила:

– Что я должна делать?

– Вам нужно найти месье барона, – ответил юноша, – и передать ему, что я чрезвычайно огорчен, поскольку не имел чести встретиться с ним. Я вернусь, когда он сядет обедать: я же тоже не воздухом питаюсь! Я уже говорил, какие меры надо предпринять для безопасности малышки. Кроме того, вы должны шепнуть два слова вашей мадемуазель Изоль, большой любительнице долгих прогулок по лесам; лучше ей сегодня и завтра посидеть дома… А потом, кто знает? Возможно, она и расскажет нам кое-что, эта загадочная красавица: она должна многое знать! А что касается вас, захватите с собой слугу: пусть он проводит вас в замок де Шанма. Завтра я сам буду присматривать за вами. До свидания, матушка Тереза. Вы не станете сердиться на меня за эту историю с котом? Ах, ошибки молодости! Мяу, мяу, мяу! Дамочки будут смеяться сегодня вечером в Бобино без меня… Я отдал бы Одеон за кружку пива за четыре су и за то, чтобы узнать, где сейчас Меш. Ну, желаю удачи!

Продолжая болтать, Пистолет обвязал вокруг талии небольшой клетчатый платок, который вытащил из кармана.

Парень вразвалку направился к садовой ограде и с совершенно равнодушным видом перемахнул ее на три гимнастических счета.

Оставшись одна, мадам Сула разбудила Блондетту, которая улыбнулась Терезе и послушно последовала за ней к дому.

Прежде чем покинуть девушку и вернуться в замок месье де Шанма, Тереза нежно поцеловала Блондетту.

Выходя за ограду, женщина вздрогнула, но пристыдила себя за свои страхи.

Она подумала:

«Эти парижские ребята забавляются, как могут. Все это – просто шутка. Пистолет болтал всякую чушь. Каким образом он смог бы узнать тайну моей дочери? Но эти двое… Я же сама видела, как они убегают!.. Нет, что-то здесь не так… Надо, по крайней мере, предупредить месье Поля, он – наша последняя надежда. Парижанин прав, я знаю, где искать барона».

Тереза ускорила шаг, идя по тропинке, которая ныряла в лес и спускалась к склонам Анден.

Дорога была пустынна.

Тяжелые грозовые тучи заволакивали небо.

 

X