Аннотация 2 страница. Глаза Катерины смеялись, как будто ее невероятно забавляла моя церемонность

Глаза Катерины смеялись, как будто ее невероятно забавляла моя церемонность. Дамон реагировал так же.

— Дамон, должна вам сказать, что вы такой же душка, как ваш брат, — сказала Катерина с преувеличенным южным акцентом. Несмотря на то, что это была расхожая фраза, которую могла бы произнести любая местная девчонка в разговоре с мужчиной, в устах Катерины она прозвучала слегка издевательски.

— Это мы еще посмотрим. — Дамон улыбнулся. — Ну как, братишка, позволим девушке сыграть?

— Я не знаю. А какие правила? — спросил я, вдруг почувствовав себя неуверенно.

— Да кому они нужны, эти правила? — сказала Катерина, широко улыбнувшись и мимоходом обнажив свои крепкие, идеально белые зубы. — Думаю, я все равно играю жестче.

В один прыжок она выхватила у меня мяч. Как и накануне, ее руки были холодны как лед, несмотря на жару. От ее прикосновения я ощутил во всем теле небывалый прилив энергии.

— Проигравший чистит моих лошадей! — прокричала она, и ветер разметал ее волосы.

Дамон посмотрел, как она бежит, затем сказал мне:

— Вот девушка, которая хочет, чтобы ее догоняли.

С этими словами Дамон оттолкнулся от земли и побежал. Его мощное тело неслось вниз по склону прямо к пруду.

Через секунду я тоже побежал, чувствуя, как свистит в ушах ветер. «Я догоню вас!» — вопил я. Я выкрикивал эту фразу много раз, когда мне было восемь, и я играл с девочками своего возраста, но сейчас я чувствовал, что ставки в этой игре высоки, как никогда прежде в моей жизни.

На следующее утро, едва проснувшись, я услышал от слуг Розалин ошеломляющую новость: на ее драгоценную собачку Пенни напали. Миссис Картрайт срочно вызвала меня к своей дочери, которую никак не могли успокоить. Я попытался утешить ее, но рыдания Розалин не утихали.

Все это время миссис Картрайт бросала на меня неодобрительные взгляды, как будто я должен был лучше стараться, успокаивая Розалин.

— У тебя же есть я, — хрипло повторял я одно и то же, только чтобы ее утешить. В ответ на мои слова Розалин обнимала меня, так горько плача на моем плече, что ее слезы оставляли на жилете влажную отметину. Я старался искренне сочувствовать ей, но меня раздражали эти капризы. К тому же я не вел себя подобным образом даже тогда, когда умерла моя мама. Отец не позволил.

Ты должен быть сильным, бойцом, говорил он на похоронах. И я был. Я не заплакал, когда через неделю после маминой смерти наша няня Корделия по рассеянности стала напевать французскую колыбельную, которую часто пела мама. И когда отец снял мамин портрет, всегда висевший в гостиной. И даже когда пришлось умертвить Артемис, любимую мамину лошадь.

— Ты видел собаку? — спросил Дамон вечером, когда мы шли в город, чтобы выпить в таверне. Сейчас, когда до званого обеда, где я должен был публично попросить руки Розалин, оставались считаные дни, мы собирались отметить мой предстоящий брак стаканчиком виски. По крайней мере так это назвал Дамон; при этом он тянул гласные, копируя протяжное произношение равнинных жителей Чарльстона, и смешно шевелил бровями. Я заставил себя улыбнуться, показывая, что оценил шутку, но, начав говорить, понял, что не могу скрыть своего смятения по поводу женитьбы на Розалин. Нет, она не была совсем уж плохой, просто… просто она не была Катериной.

Я снова подумал о Пенни.

— Да. У нее разорвано горло, но, кем бы ни был этот зверь, он не добрался до ее внутренностей. Странно, правда? — рассказывал я, торопясь, чтобы поспеть за братом. Армия сделала его сильнее и быстрее.

— Странные времена, братишка, — сказал Дамон. — А может, это янки? — поддразнил он, ухмыляясь.

Проходя по брусчатым улицам, я заметил объявления, прикрепленные к большинству дверей: награда в сто долларов тому, кто поймает убийцу домашних животных. Я смотрел на них и думал: вот бы мне изловить этого зверя, получить вознаграждение и купить билет на поезд до Бостона, или до Нью-Йорка, или до любого другого города, где меня не найдут, и где никто никогда не слышал о Розалин Картрайт. Я улыбнулся про себя; так мог бы поступить Дамон — вот уж кто никогда не заботился о последствиях и о чувствах других людей. Я уже собрался было показать ему объявление и спросить, как бы он распорядился сотней долларов, и тут увидел, что кто-то отчаянно машет нам от аптеки.

— Так вы и есть братья Сальваторе? — спросил голос откуда-то сверху. Я прищурился в сумерках и увидел Перл, аптекаршу, стоящую возле своего заведения вместе с дочерью Анной. Как и многие горожане, Перл и Анна были жертвами войны. Муж Перл погиб прошлой весной при осаде Виксбурга. После этого она нашла дом в Мистик-Фоллз и открыла аптеку, где постоянно толпился народ. По крайней мере Джонатан Гилберт находился там почти всегда; проходя мимо, я слышал, как он, жалуясь на недуги, покупал то или иное лекарство. По городу ходили слухи, что он неравнодушен к хозяйке.

— Перл, помните моего брата Дамона? — спросил я, когда мы перешли через площадь, чтобы поздороваться.

Перл улыбнулась и кивнула. Ее лицо было абсолютно гладким, и местные девчонки даже придумали специальную игру, кто точнее определит ее возраст. Ее дочь была всего на пару лет младше меня, следовательно, Перл не могла быть такой уж молодой.

— Вы двое действительно красавцы, — удовлетворенно проговорила она. Анна была вылитая мать; когда они вот так стояли рядом, их можно было принять за сестер.

— Анна, вы хорошеете с каждым годом. Вам уже можно ходить на танцы? — спросил Дамон, подмигивая. Я улыбнулся. Конечно, Дамон способен очаровать обеих, и мать, и дочь.

— Почти, — ответила Анна, и ее глаза засверкали от предвкушения. Пятнадцатилетние девочки уже достаточно взрослые для того, чтобы присутствовать на званых обедах и слышать, как оркестр начинает играть вальс. Закрыв аптеку железным ключом, Перл посмотрела на нас.

— Дамон, могу я попросить вас об одолжении? Сделайте так, чтобы завтра вечером Катерина пришла на обед. Она милая девушка, а вы ведь знаете, как люди обычно относятся к чужакам. Мы были с ней знакомы в Атланте.

— Обещаю, — торжественно сказал Дамон.

Я замер. Дамон будет завтра сопровождать Катерину? Я не знал, что она собирается прийти на этот обед, и не представлял себе, как я смогу попросить руки Розалин в ее присутствии. Но какой у меня был выбор? Сказать отцу, чтобы не приглашал Катерину? Не делать предложения?

— Ну, мальчики, развлекитесь сегодня, — сказала Перл, возвращая меня к реальности.

— Подождите! — воскликнул я, моментально позабыв об обеде.

Перл обернулась, лицо ее было удивленным.

— Уже темно, а нападения участились. Позвольте, леди, проводить вас домой.

Перл покачала головой.

— Мы с Анной сильные женщины, не пропадем. Кроме того, — она вспыхнула румянцем и посмотрела по сторонам, будто бы боясь, что ее подслушивают, — я уверена, что Джонатан Гилберт пожелает составить нам компанию. В любом случае, спасибо за заботу.

Дамон повел бровями и присвистнул.

— Ты знаешь, как я отношусь к сильным женщинам, — прошептал он.

— Дамон, веди себя подобающе, — сказал я, ткнув его кулаком в плечо. В конце концов, он уже не на войне, а в Мистик-Фоллз, где люди любят подслушивать, а еще больше — болтать. Как он мог так быстро забыть об этом?

— Конечно, тетушка Стефан! — поддел меня Дамон, повышая голос и шепелявя.

Я против воли засмеялся и для полного удовольствия снова ткнул его кулаком, теперь уже в руку. Удар получился несильным, но я остался доволен, выплеснув раздражение по поводу того, что брат будет сопровождать Катерину.

Он от души шлепнул меня в ответ, и дружеская потасовка захватила бы нас полностью, если бы Дамон уже не открывал дверь в таверну Мистик-Фоллз. Привлекательная рыжеволосая барменша немедленно и с энтузиазмом приветствовала нас из-за стойки. Было понятно, что Дамон чувствовал себя здесь как дома.

Мы с трудом пробрались вглубь заведения. В зале пахло опилками и по́том, и повсюду были люди в униформе, одни с перебинтованной головой, другие с рукой на перевязи, третьи ковыляли к барной стойке на костылях. Я узнал Генри, темнокожего солдата, который практически жил в таверне, в одиночестве потягивая виски в дальнем углу. Роберт рассказывал мне о нем: он никогда ни с кем не разговаривал, и никто никогда не видел его при свете дня. Его даже подозревали в этих нападениях, но не мог же он находиться одновременно в таверне и где-нибудь еще?

Я отвел взгляд от Генри, чтобы рассмотреть весь зал. В одном углу тесная компания стариков попивала виски за игрой в карты, а в другом углу, напротив, расположилось несколько женщин. Судя по румянам на их щеках и накрашенным ногтям, это были не те женщины, с которыми стоило бы проводить время подругам нашего детства Клементин Хэйверфорд и Амелии Хок. Когда мы проходили мимо, одна из них коснулась моей руки своими накрашенными ногтями.

— Ну как, хорошо здесь? — Дамон с довольной улыбкой отодвинул стол от стены.

— Наверное, — я уселся на твердую деревянную лавку, продолжая изучать обстановку. Сидя в таверне, я ощущал себя вовлеченным в тайное сообщество мужчин и понимал, что это еще одна сторона жизни, которую мне не суждено как следует узнать, ведь предполагается, что женатый человек проводит вечера у себя дома.

— Пойду возьму нам выпить, — сказал Дамон и направился к бару. Я наблюдал, как, водрузив локти на стойку, он непринужденно болтал с барменшей, а она запрокидывала голову и хохотала, будто он сказал ей что-то чрезвычайно смешное. Скорее всего, и вправду сказал. Вот почему в него влюблялись все женщины.

— И каково оно, чувствовать себя женатым мужчиной?

Я оглянулся и увидел позади себя доктора Джейнса. В свои семьдесят с лишним он пребывал на грани маразма и любил громогласно рассказывать всем, кто соглашался слушать, что своим долголетием он обязан исключительно нежной любви к виски.

— Еще не женатым, доктор, — я натянуто улыбнулся, мечтая, чтобы Дамон поскорее вернулся.

— Но ведь будешь, мой мальчик. Мистер Картрайт уже которую неделю только об этом и твердит в своем банке. Чистая, юная Розалин. Хороший улов! — громко подытожил доктор Джейнс. Я посмотрел по сторонам в надежде, что нас никто не слышит.

Появившийся в эту минуту Дамон аккуратно поставил на стол наши напитки.

— Спасибо, — сказал я, одним махом выпив виски. Доктор Джейнс ушел.

— Жажда, да? — посочувствовал Дамон, отпивая маленький глоток.

Я пожал плечами. В былые времена у меня не было секретов от брата. Но сейчас я чувствовал, что говорить о Розалин опасно. Что бы я ни говорил и что бы ни чувствовал, я все равно должен буду жениться на ней. И если кто-нибудь услышит от меня хоть намек на сожаление, разговорам не будет конца.

Передо мной вдруг появилась новая порция виски. Я поднял глаза и увидел у нашего столика хорошенькую барменшу, ту, с которой Дамон беседовал у стойки.

— Судя по вашему виду, это необходимо. Похоже, у вас был тяжелый день, — барменша подмигнула зеленым глазом и поставила запотевший стакан на грубо сколоченный стол.

— Спасибо, — поблагодарил я, сделав маленький глоток.

— Всегда пожалуйста, — ответила барменша, и ее юбка с кринолином колыхнулась на бедрах. Я наблюдал за ней, пока она возвращалась к стойке. Любая из женщин в таверне, даже из тех, с потерянной репутацией, была интереснее, чем Розалин. Но кого бы я ни рассматривал, в моей голове царил единственный образ — лицо Катерины.

— Ты понравился Элис, — заметил Дамон.

Я печально покачал головой.

— Ты же знаешь, мне нельзя засматриваться. Еще до конца лета я стану женатым мужчиной. Ты по крайней мере волен поступать как хочется, — я думал всего лишь поделиться наблюдением, но мои слова прозвучали, как обвинение.

— Все так, — задумчиво сказал Дамон, — но известно ли тебе, что ты вовсе не обязан делать все, что велит отец?

— Это не так просто. — Я сжал челюсти.

Дамон не мог понять меня: он был настолько необузданным и неуправляемым, что отец доверил мне, младшему сыну, будущее Веритас, и теперь я задыхался под грузом ответственности.

В этой мысли промелькнула тень предательства, будто бы Дамон был виновен в том, что на мои плечи свалилась такая тяжесть. Я потряс головой, стараясь избавиться от этих дум, и отхлебнул еще виски.

— Это очень просто, — сказал Дамон, от которого не укрылся мой приступ раздражения. — Возьми и скажи ему, что не любишь Розалин. Что ты должен найти свое место в этом мире и не можешь слепо следовать чужим советам. Вот чему меня научила армия: ты должен верить в то, что делаешь. Иначе какой в этом смысл?

Я покачал головой.

— Я не такой, как ты. Я доверяю отцу. И знаю, что он хочет только добра. Мне просто нужно… немного больше времени, — наконец сказал я. Это было правдой. Возможно, со временем я смог бы полюбить Розалин, но сама мысль о том, что всего лишь через один короткий год я буду женатым человеком и отцом, наполняла меня ужасом. — Но все будет хорошо, — закончил я не допускающим возражений тоном. Иначе и быть не может. — Что ты думаешь о нашей новой постоялице? — спросил я, меняя тему разговора.

Дамон улыбнулся.

— Катерина, — проговорил он, растягивая имя по слогам, как бы пробуя его на вкус. — Эту девушку непросто понять, согласен?

— Полагаю, что да, — сказал я. К счастью, Дамон не подозревает о том, что Катерина снится мне по ночам, а днем я часто стою у дверей гостевого дома в надежде услышать, как она пересмеивается со своей служанкой. Однажды я даже решил понюхать широкую спину ее лошади, чтобы выяснить, сохранился ли на ней запах имбиря и лимона. Запах улетучился, но в ту минуту, в конюшне, окруженный лошадьми, я осознал, каким неуравновешенным я становлюсь.

— В Мистик-Фоллз таких нет. Как думаешь, есть у нее где-нибудь солдатик?

— Нет! — Я опять почувствовал раздражение. — Она в трауре по родителям. Не думаю, что она вообще кого-то ищет.

— Конечно, — Дамон виновато сдвинул брови. — Я не имел в виду ничего такого. Но, если ей нужно выплакаться, я буду счастлив предложить свою жилетку.

Я напряженно пожал плечами. Да, разговор начал именно я, но мне больше не хотелось слышать, что по этому поводу думает Дамон. Сказать по правде, Катерина была так прекрасна, что я почти мечтал о том, чтобы в Чарльстоне, в Ричмонде или в Атланте однажды нашлись какие-нибудь ее дальние родственники и пригласили ее к себе жить. Не видя Катерины, я, возможно, как-нибудь заставил бы себя полюбить Розалин.

Дамон все смотрел на меня, и я понимал, каким, должно быть, несчастным и жалким я выглядел в эту минуту.

— Выше нос, братишка, — сказал он. — Ночь только начинается, виски за мой счет.

Но во всей Виргинии не хватило бы виски, чтобы заставить меня полюбить Розалин… или забыть Катерину.

Погода не изменилась, и в день званого обеда воздух оставался горячим и влажным. Я подслушал, как слуги на кухне судачили о том, что странная безветренная погода стояла из-за происков нечистой силы, убивавшей животных. Но разговоры о злых духах не помешали людям съехаться со всего графства в Гранж-Холл, чтобы выразить поддержку Конфедерации. Кареты подъезжали одна за другой и, не притормаживая, давали задний ход, чтобы убраться с дороги, освобождая путь другим экипажам.

— Стефан Сальваторе! — услышал я, выходя вслед за отцом из экипажа. Ступив на землю, я увидел Эллен Эмерсон с дочерью Дейзи, прогуливающихся рука об руку в сопровождении двух служанок. Сотни фонарей освещали каменные ступени, ведущие к белым деревянным дверям, кареты выстроились вдоль изогнутой подъездной аллеи. Изнутри доносились звуки вальса.

— Миссис Эмерсон. Дейзи, — я склонился в глубоком поклоне. Дейзи ненавидела меня с самого детства, с тех пор, как Дамон подговорил меня столкнуть ее в Ивовый ручей.

— Это же великолепные леди Эмерсон! — воскликнул отец, галантно кланяясь. — Благодарю вас обеих за то, что пришли на этот скромный ужин. Так приятно увидеть всех горожан вместе. Сегодня мы должны держаться друг друга, как никогда прежде, — сказал отец, глядя в глаза Эллен Эмерсон.

— Стефан, — повторила Дейзи, с нетерпеливым кивком беря меня под руку.

— Дейзи, вы хорошеете с каждым днем. Сможете ли вы простить джентльмена за грехи его молодости?

Она посмотрела на меня с ненавистью. Я вздохнул про себя. В Мистик-Фоллз не было ни тайн, ни загадок. Все знали всех. Если мы с Розалин поженимся, наши дети будут танцевать с детьми Дейзи. У них будет один и тот же круг общения, одни и те же шутки, одни и те же споры. И этот замкнутый круг будет бесконечным.

— Эллен, удостоите ли вы меня чести показать вам внутреннее убранство? — спросил отец, желая поскорее убедиться в том, что зал украшен точно в соответствии с его подробными инструкциями. Эллен кивнула, и мы с Дейзи остались одни под бдительным присмотром служанки Эмерсонов.

— Я слышала, что Дамон вернулся. Как он? — спросила Дейзи, наконец-то соизволив заговорить со мной.

— Мисс Эмерсон, нам бы лучше пройти внутрь и поискать вашу маму, — вмешалась служанка и за руку потащила Дейзи сквозь двойные двери Гранж-Холла.

— Я с нетерпением жду встречи с Дамоном, обязательно передайте это ему! — прокричала Дейзи через плечо.

Вздохнув, я вошел в зал. Гранж-Холл, большой дом, расположенный между нашим поместьем и городом, когда-то использовался для встреч местных землевладельцев, но сейчас временно служил оружейным складом. Стены зала были увиты плющом и глицинией, в глубине висели знамена Конфедерации. С установленной в углу сцены оркестр играл бойкую версию «Славного Голубого флага», и по меньшей мере пятьдесят пар уже кружились в танце со стаканами пунша в руках. Отец явно не пожалел денег, и было понятно, что это не просто обед в честь Конфедерации.

Я снова вздохнул и пошел за пуншем.

Не пройдя и пяти шагов, я почувствовал, как чья-то рука хлопнула меня по спине. Я обернулся, готовый выдать новую натянутую улыбку и принять очередные неуклюжие поздравления, которые уже текли ручьем. Что толку устраивать торжественный обед, чтобы объявить о помолвке, если о ней и так все знают, с горечью думал я.

Я обернулся и, увидев прямо перед собой мистера Картрайта, сразу постарался придать своему лицу взволнованное выражение.

— Стефан, мой мальчик! Вы сегодня герой дня! — сказал мистер Картрайт, предлагая мне стакан виски.

— Благодарю вас, сэр, за оказанную честь стать спутником вашей дочери, — заученно ответил я, делая самый крохотный глоток из всех возможных. После вечера, проведенного с Дамоном в таверне, я проснулся с жестокой головной болью и весь день провел в постели с холодным компрессом на лбу, в то время как на Дамона виски, казалось, не оказало никакого действия. Я слышал, как он гонялся за Катериной по лабиринту на заднем дворе, и их смех, как кинжалом, пронзал мне мозг.

— К вашему удовольствию. Знаю, что это выгодная сделка: минимальный риск и большие возможности для развития.

— Спасибо, сэр. Мне жаль, что так случилось с собакой.

Мистер Картрайт покачал головой.

— Не говорите этого моей жене и Розалин, но я всегда ненавидел эту пакость. Не хочу сказать, что, раз ее убили, так ей и надо, но все придают этому слишком большое значение. Все эти толки о демонах, которые мы слышим в этом чертовом городе… Шепчутся о том, что город проклят. А такие разговоры приводят к тому, что люди боятся рисковать. Нервничают, когда вкладывают деньги в банк, — мистер Картрайт говорил так громко, что на нас стали оглядываться. Я нервно улыбался.

Краем глаза я видел, как хозяйничает отец, рассаживая людей за длинным столом в центре зала. Я заметил, что стол был сервирован тончайшим маминым фарфором с изображением геральдической лилии.

— Стефан, — сказал отец, хлопая меня по плечу, — ты готов? Ты взял все, что нужно?

— Да. — Я коснулся кольца в нагрудном кармане и, последовав за отцом, занял место во главе стола. Розалин стояла рядом с матерью и напряженно улыбалась своим родителям. Ее глаза, все еще красные от рыданий по бедняжке Пенни, казались еще краснее из-за ее платья — розового платья с оборками, которое, к тому же, было ей велико.

Как только все наши соседи расселись за столом, я понял, что два места слева от меня все еще пустуют.

— Где твой брат? — спросил отец, понизив голос.

Я посмотрел на двери. Оркестр еще играл, и в атмосфере чувствовалось ожидание. Наконец, двери с шумом распахнулись, и вошли Дамон и Катерина. Вместе.

Это нечестно, в ярости думал я. Дамону можно вести себя по-мальчишески, можно продолжать флиртовать и пьянствовать, как ни в чем не бывало. Я же всегда поступал правильно и ответственно, а сейчас чувствовал себя так, будто меня за это наказывают, заставляя стать мужчиной.

Такая вспышка злости удивила даже меня самого. Охваченный чувством вины, я попытался взять себя в руки, одним глотком осушив бокал вина. В конце концов, нельзя же было ожидать, что Катерина придет на обед одна! А Дамон просто проявил галантность, как примерный старший брат. Кроме того, у них не было будущего. Браки, по крайней мере в нашем кругу, могли быть одобрены только как слияние двух семей. А что, кроме красоты, могла предложить Катерина, будучи сиротой? Отец ни за что не позволил бы мне жениться на ней, а значит, не позволит и Дамону. И даже такой человек, как Дамон, никогда не пойдет на то, чтобы жениться на ком-нибудь без одобрения отца. Я прав?

Однако я никак не мог отвести взгляд от руки Дамона, обвивающей тонкую талию Катерины. На этот раз девушка надела зеленое муслиновое платье с пышным кринолином, тихо шелестевшее, пока они с Дамоном шли к двум пустовавшим местам в центре стола. На ее шее сверкало голубое ожерелье. Устраиваясь на своем месте рядом со мной, Катерина подмигнула и слегка задела меня бедром, отчего я неловко заерзал.

— Дамон, — отец коротко кивнул, когда тот уселся слева от него.

— Итак, вы полагаете, что к зиме армия дойдет до Джорджии? — громко спросил я у Ионы Палмера, только потому, что не рискнул заговорить с Катериной. Услышав ее музыкальный голос, я могу растерять всю свою решимость и не сделать предложение Розалин.

— Меня не волнует Джорджия. Меня волнует то, как объединить силы правопорядка и решить все проблемы здесь, в Мистик-Фоллз. Мы не станем более терпеть эти нападения, — громогласно заявил Иона, городской ветеринар, тренировавший местный отряд добровольцев, и ударил кулаком по столу с такой силой, что задребезжал фарфор.

Как раз в эту минуту в зал вошли многочисленные слуги, неся блюда из фазана. Я взял было серебряную вилку, но лишь разбросал дичь по тарелке; аппетит начисто отсутствовал. Вокруг меня текли обычные для таких обедов разговоры: о войне, о том, что мы можем сделать для наших солдат, о предстоящих обедах, барбекю и церковных собраниях. Катерина через стол сосредоточенно кивала Онории Фелл, и я вдруг почувствовал, что завидую этой седеющей завитой матроне. Она могла делать то, чего я сам отчаянно желал: разговаривать с Катериной один на один.

— Ты готов, сын? — Отец ткнул меня локтем в бок, и я заметил, что все уже доели. Налили еще вина, и оркестр, сделавший перерыв на время трапезы, снова заиграл в углу. Настал момент, которого все ждали: все знали, что будет объявлено о помолвке, а значит, за этим последует празднование и танцы. Так всегда происходило на подобных торжествах в Мистик-Фоллз. Но никогда прежде я не был в центре внимания. Словно по сигналу, Онория наклонилась в мою сторону, а Дамон ободряюще улыбнулся. Чувствуя, как к желудку подступает тошнота, я глубоко вдохнул и постучал ножом по хрустальному бокалу. В зале немедленно воцарилась тишина, и даже слуги остановились на полпути и уставились на меня.

Я встал, сделал большой глоток вина для храбрости и прочистил горло.

— Я… э… — начал я низким, напряженным голосом, который и сам не узнал. — Я хочу сделать объявление. — Уголком глаза я увидел, как отец хватается за бокал с шампанским, готовый вскочить и произнести тост. Я взглянул на Катерину. Она смотрела на меня, глаза в глаза. Я отвел взгляд и так сильно сжал бокал, что он чуть не лопнул. — Розалин, я прошу вашей руки. Вы окажете мне честь быть вашим мужем? — поспешно проговорил я, роясь в кармане в поисках кольца. Наконец я извлек коробочку и встал на колени перед Розалин, пристально глядя в ее водянистые голубые глаза.

— Это вам, — хрипло сказал я, со щелчком открывая крышку и протягивая ей кольцо.

Розалин завизжала, и в зале послышались жидкие аплодисменты. Кто-то похлопал меня по спине, я обернулся и увидел ухмыляющегося Дамона. Катерина вежливо аплодировала с непонятным выражением лица.

— Вот. — Я взял тонкую белую руку Розалин и надел кольцо ей на палец. Оно было велико, и изумруд скособочился к мизинцу. Розалин выглядела ребенком, примеряющим мамины украшения. Но ее, казалось, совсем не беспокоило, что кольцо не подходит. Напротив, она вытянула руку, любуясь, как бриллианты отражают свет от свечей на столе. Вокруг нас сразу же началась толкотня из-за женщин, воркующих над кольцом.

— Это надо отпраздновать! — прокричал отец на другом конце стола. — Сигары всем! Стефан, сынок, иди сюда! Ты сделал меня счастливым отцом!

Я кивнул и на трясущихся ногах направился к нему. Всю свою жизнь я стремился заслужить одобрение отца, и в том, что сейчас происходило, мне виделась ирония судьбы: сделав его счастливейшим из людей, я почувствовал себя мертвым.

— Катерина, вы потанцуете со мной? — расслышал я голос Дамона сквозь грохот отодвигаемых стульев и звон посуды. И замер в ожидании ответа.

Катерина подняла глаза, бросив хитрый взгляд в мою сторону. Она долго смотрела на меня. Дикое желание сорвать кольцо с пальца Розалин и украсить им бледную руку Катерины почти победило меня. Но отец увлек меня за собой, и, прежде чем я смог опомниться, Дамон схватил Катерину за руку и повел ее танцевать.

Вся следующая неделя прошла как в тумане.

Я разрывался между примерками в магазине миссис Фелл, визитами в душную гостиную Картрайтов и походами в таверну с Дамоном. Я старался забыть Катерину, закрывал ставни, чтобы не было соблазна поглядеть через лужайку на домик для гостей. Я заставлял себя улыбаться и приветствовал Дамона с Катериной взмахом руки, наблюдая, как они исследуют близлежащие сады.

Однажды я забрался на чердак и долго смотрел на портрет матери. Я пытался понять, какой совет дала бы мне она.

Любовь — это терпение; я помню, как она повторяла это с певучим французским акцентом, когда мы читали Библию. Эта мысль успокоила меня. Возможно, любовь еще могла прийти к нам с Розалин.

И я попытался полюбить Розалин или хотя бы начать испытывать к ней привязанность. Я знал, что за ее незаметностью и волосами грязно-белого цвета я должен суметь разглядеть милую девушку, которая станет преданной женой и матерью. И наши последние встречи вовсе не были ужасными. Розалин пребывала в приподнятом настроении. У нее была новая собака, холеная черная тварь по имени Шейди, которую она повсюду таскала за собой, чтобы нового щенка не постигла участь бедняжки Пенни. В какой-то момент, когда Розалин, глядя на меня снизу вверх с немым обожанием, спрашивала, какие цветы, сирень или гардении, я предпочел бы видеть на нашей свадьбе, я уже почти любил ее. Возможно, этого будет достаточно.

Отец, не теряя времени даром, уже организовывал следующий прием — барбекю в нашем поместье. Он пригласил всех соседей в радиусе двадцати миль. Я узнавал в лицо лишь немногих из тех молодых людей, хорошеньких девушек и солдат Конфедерации, которые, ведя себя по-хозяйски, слонялись по лабиринту. Когда я был младше, я любил приемы в Веритас: нам с друзьями всегда удавалось сбегать на замерзший пруд, поиграть в прятки на болоте, верхом съездить к мосту или, подзадоривая друг друга, понырять в холодные глубины Ивового ручья. Но сейчас я мечтал только о том, чтобы все поскорее разъехались, и я смог бы остаться один в своей комнате.

— Стефан, выпьете со мной виски? — позвал меня Роберт из импровизированного бара, установленного в галерее. Судя по его кривой ухмылке, он был уже изрядно пьян.

Он подал мне запотевший бокал и чокнулся со мной.

— Очень скоро по всей усадьбе будут бегать маленькие Сальваторе, представляете? — Он широко развел руки, будто показывая, сколько места займет мое воображаемое разросшееся семейство.

Я с несчастным видом болтал виски в бокале, не в силах представить эту картину.

— Да уж, вы сделали своего отца счастливым мужчиной, а Розалин — счастливой девушкой, — сказал Роберт. И еще раз поднеся свой бокал к моему, он отправился поболтать с надсмотрщиком Локвудов.

Я вздохнул и присел на качели, наблюдая за царящим повсюду весельем. Я понимал, что мне следовало бы чувствовать себя счастливым. Я верил, что отец всегда желал мне добра. Я знал, что нет ничего плохого в женитьбе на Розалин. Тогда почему эта помолвка казалась мне смертным приговором?

Люди на лужайке ели, смеялись и танцевали, а импровизированный оркестр, состоявший из друзей моего детства Итена Гриффина, Брайана Уолша и Мэтью Хартнетта, исполнял «Славный Голубой флаг». Небо было безоблачным, погода — приятной, и только легкий холодок в воздухе напоминал о том, что уже наступала осень. Вдали развлекались дети, с визгом раскачиваясь на воротах. Меня окружало веселье, которое не находило отклика в моей душе, и от этого сердце тяжело билось в груди.

Я встал и пошел в дом, в кабинет отца. Закрыв за собой дверь, я вздохнул с облегчением. Тяжелые алые шторы почти не пропускали солнечного света. В комнате было прохладно и пахло кожей и старыми книгами. Я взял тонкий том сонетов Шекспира и открыл на своем любимом произведении. Шекспир всегда убаюкивал меня, успокаивал мой ум и напоминал, что на свете есть красота и любовь. Возможно, я смогу ощутить их хотя бы с помощью искусства, и этого хватит, чтобы найти в себе силы жить дальше.