Геополитический плюрализм

ОСНОВНОЙ ЦЕЛЬЮ реалистической и долгосрочной большой стратегии должно быть утверждение геополитического плюрализма в рамках бывшего Советского Союза. В данной цели находят более удачное определение американские интересы в долгосрочной перспективе независимо от того, становится ли Россия в близком будущем удобным демократическим партнером или нет. Достижение такой цели — необходимое условие появления в будущем стабильной демократической России. Когда прочно сложится окружающая среда, благоприятная для того, чтобы Россия могла определять себя просто как Россия, — только тогда окажется заложенной основа для устойчивого и искреннего американо-российского партнерства.

Основополагающая посылка этой альтернативной стратегии сводится к тому, что геополитический плюрализм создаст наилучший контекст для появления России — демократической ли, или нет, — но побуждаемой к тому, чтобы быть добрым соседом для государств, с которыми она может сотрудничать в общем экономическом про­странстве, но над которыми она не будет стремиться, или не сможет, в политическом и военном отношении господствовать. Утверждение геополитического плюрализма удерживало бы от искушения вновь возводить империю, с ее пагубными последстви­ями для перспектив демократии в России. В существовании не в качестве империи для России заключен шанс стать, подобно Франции, или Англии, или ранней пост-Оттоманской Турции, нормальным государством.

Утверждение геополитического плюрализма в рамках бывшего Советского Союза повлекло бы за собой ряд последствий в области практической политики. Оно должно было бы — хотя и при продолжающемся стремлении к углублению дружбы с Россией — побудить: к более сбалансированному распределению финансовой помощи России и другим, помимо России, государствам; к отказу от придания вопросу о ядерном оружии такого статуса, когда этим вопросом, словно лакмусовой бумажкой, поверя­ются американо-украинские отношения; к равно непредвзятому обхождению с Москвой и Киевом*. Оно потребовало бы четкого признания, что независимое сущест­вование Украины — дело гораздо большей перспективной значимости, чем вопрос о том, демонтирует ли Киев незамедлительно свой постсоветский ядерный арсенал или нет. Оно также обусловило бы американскую помощь России прекращением усилий последней по превращению независимых государств в полностью подчиненных са­теллитов, а также повлекло бы за собой большую готовность сделать предметом разбирательства, в том числе и в ООН, провинности Москвы перед соседями. Грузия, например, заслуживала лучшего в 1993 г.

* [Весьма разумную критику в России по адресу администрации Клинтона в связи с фиксированностью ее внимания на украинском ядерном оружии и контрпродуктивным воздействием этого как на американо-украинские, так и на российско-украинские отношения см.: Кондратов С. В том, что Киев держится за ядерное оружие, есть вина Москвы и Вашингтона. — Известия, 27.XI.1993.]

Ключевым вопросом здесь — таким, который может драматическим образом назреть в течение 1994 г., является будущая стабильность и независимость Украины. Невозможно переусердствовать, подчеркивая, что без Украины Россия перестает быть империей, с Украиной же, подкупленной, а затем и подчиненной, Россия автоматически становится империей. Творцы американской политики должны отчетливо видеть, что Украина на грани катастрофы: экономика находится в состоянии свободного падения, а Крым — на грани назревающего при содействии России этнического взрыва. Любой из кризисов мог бы быть использован для того, чтобы содействовать распаду или же реинтеграции Украины в более крупное образование под главенством Москвы. Является безотлагательным и чрезвычайно важным, чтобы США убедили украинское правительство — обещанием существенной экономической помощи — обратиться к давно откладываемым и остро необходимым реформам. Одновременно должны быть даны американские политические гарантии независимости и территориальной целостности Украины.

Должно последовать и более ясное проявление американской заинтересованности в независимости среднеазиатских государств, а также трех государств Кавказа. Визит вице-президента Эла Гора в конце 1993 г. в Казахстан и Кыргызстан был шагом в правильном направлении, однако можно сделать гораздо больше с относительно небольшими издержками. Кыргызстан выполнял американские рекомендации относительно демократии и свободного рынка, а сегодня он в более стесненных обстоятельствах, чем некоторые из соседей. При его небольших размерах, даже скромное американское вмешательство оказало бы значительное политическое воздействие. В развитии политических отношений США с Узбекистаном и в какой-то мере с Туркменистаном, из которых оба производят впечатление решимости сопротивляться внешнему господству, наблюдалось отставание, ибо, по мнению Вашингтона, эти в основном мусульманские страны недостаточно продвинулись к демократии. Однако в своей политике в отношении, например, Кувейта или Саудовской Аравии США, кажется, не руководствуются тою же озабоченностью, и по столь же основательным стратегическим соображениям не руководствовались они таковою и в своей политике в отношении Тайваня или Кореи.

Насколько возможно, среднеазиатские государства следует поощрять к участию в региональном сотрудничестве с целью укрепления стабильности. Иначе является вероятным использование этнических конфликтов между ними силами, находящимися за их пределами, как это происходит, скажем, вокруг армяно-азербайджанского военного спора. Инициатива, проявленная Казахстаном и Узбекистаном в начале 1994 г. в деле создания экономического союза, несомненно, заслуживает международной поддержки, особенно со стороны США. Кроме того, учитывая растущее экономическое влияние, которое имеет в регионе Китай, а также естественную заинтересованность последнего в том, какое будущее ожидает примыкающие к нему среднеазиатские государства, было бы своевременным провести кое-какие спокойные американо—китайские политические консультации.

По столь же основательным геополитическим, однако также и гуманитарным соображениям, Соединенным Штатам следовало бы более чутко откликнуться на потребность в международном миротворчестве на Кавказе. Специальный представитель ООН предложил разместить в районе грузино-абхазского конфликта контингент в 2000 миротворцев, из которых не более трети были бы из одной страны. Достигаемый результат состоял бы в том, чтобы подключить русских, которыми контингент и мог бы быть укомплектован на одну треть, к конструктивному международному сотрудничеству и одновременно сократить масштабы их одностороннего вмешательства. Администрация необъяснимо мешкала, тем самым упуская возможность установить позитивный прецедент международного, а значит, подлинного, миротворчества в пределах СНГ.

Осуществление геополитического плюрализма одновременно предполагало бы более тщательно продуманное расширение масштаба и периметра европейской безопасности. В продуманном содействии созданию более широкой и более безопасной Европы не надо усматривать антироссийскую политику, так как включение в НАТО нескольких центральноевропейских демократий сочеталось бы с одновременным заключением договора о союзе и сотрудничестве между НАТО и Россией. Совершенно невероятно, чтобы Россия могла быть ассимилирована в НАТО в качестве обыкновенного члена организации и чтобы при этом не оказалась размытой особая сплоченность этого союза, — а это не в интересах Америки. Но договор между союзом и Россией (даже если Россия не оправдает надежд США на ее демократическую эволюцию) обеспечил бы россиянам лестное признание за их страной статуса крупной державы, в то же время охватывая Россию более широкой системой евразийской безопасности.

То, что расширение зоны безопасности демократической Европы приблизило бы Запад к России, — отнюдь не повод для нареканий. Демократическая в будущем Россия должна была бы желать соединить себя со стабильной и безопасной Европой. Только тогда современность и процветание станут реальностью России. В данном вопросе угождать российским империалистам — не способ помочь российским демократам. Правильный курс — это твердо настаивать на том, что при постепенном расширении НАТО к востоку речь идет не о "проведении новой границы", — как об этом ошибочно высказался президент Клинтон в Брюсселе в январе 1994 г., — но о том, чтобы избежать вакуума безопасности между Россией и НАТО, который способен лишь искушать тех в России, кто более чем готов к выбору в пользу империи, а не демократии.

На протяжении ряда лет американская политика в отношении России колебалась между принятием желаемого за действительное и холодным реализмом. Доля трезвой геополитики в сочетании с дружескими чувствами к русскому народу, но также и симпатией к чаяниям не—россиян, гораздо скорее поможет выработке достойной преемницы прежней и исторически успешной стратегии сдерживания. Ни лозунги, ни иллюзии не обеспечивают жизнеспособной альтернативы ей. Для возникновения истинного американо-российского партнерства требуется не только двусторонняя договоренность, но в еще большей степени — конструктивная геополитическая модель (framework).