Мне глаза открыл, поступок благородный совершив.

Кнемон возлагает на Горгия ведение своего хозяйства и также заботу о том, чтобы выдать замуж сводную сестру. Меж­ду молодыми людьми, Горгием и Сое гратом, достигается пол­ное взаимопонимание: Сострат легко добивается от своего отца согласия на брак с дочерью Кнемона, бесприданницей. Кроме того, его собственную сестру, богатую невесту, выдают замуж за Горгия.

«ТРЕТЕЙСКИЙ СУД». Если в «Угрюмце» мы не находим инт­риги, то в другой «хрестоматийной» пьесе Менандра «Третей­ский суд» обнаруживаем исчерпывающий набор сюжетных хо­дов, типологию характеров, отличающих новоаттическую комедию. Пьеса эта также сохранилась в неполном виде, утеря­ны группы стихов, десятки строк и даже отдельные страницы.

В «Третейском суде» имеется своя предыстория, т.е. события, происшедшие в прошлом, раньше тех сцен, которые разверты­ваются на глазах у зрителей. Главный герой — молодой человек Харисий во время празднеств, будучи в состоянии опьянения, совершил насилие над девушкой из состоятельной семьи Пам-филой. Через некоторое время он женился на этой девушке, от­нюдь не ассоциируя ее с данным эпизодом.

Через пять месяцев после свадьбы, во время отлучки мужа, Памфила родит ребенка и, опасаясь зa свою репутацию, подкидывает его. Подобный выход из неприятной для молодой женщи­ны ситуации не был редкостью в афинском обществе. Об этом узнает вездесущий раб Онисим, который спешит доложить своему хозяину. Харисий, не догадываясь, что он — отец ребенка, оскорблен тем обстоятельством, что жена имела с кем-то, как он полагает, связь до брака. Он оставляет Памфилу и переселяется к приятелю Хэрестрату. Как и свойственно молодым людям в но­воаттической комедии, будут в состоянии психологического стресса, они пытаются «снять» депрессию кутежами и вином. Ха­рисий вновь обращается к услугам знакомой гетеры Габротонон. что тоже соответствовало нравам афинской молодежи.

Действие развертывалось между двумя домами, находящи­мися рядом: Хэрестрата и Харисия, где теперь пребывает в оди­ночестве Памфила.

Встревоженный положением в семье своей дочери, ее отец Смикрин. являющий характерный тип «старика», надеется уз­нать подробности, но безуспешно. На улице его, незнакомого человека, останавливают два раба, Сириек и Дав, и просят вы­ступить третейским судьей, т.е. независимым арбитром в воз­никшем между ними споре. Данная сцена и является завязкой событий в пьесе. Суть их спора сводится к следующему. Два месяца назад пастух Дав нашел в лесу брошенного ребенка и некоторые оставленные с ним вещи. Дав взял себе ребенка, но потом понял, что эта обуза будет для него слишком тяжела и, уступив просьбе, отдал ребенка своему приятелю рабу Сири-ску, угольщику, у которого умер новорожденный. Однако Си-риск, узнав, что вместе с подкидышем находились и оставлен­ные для него вещи, настаивает, чтобы Дав их также вернул ему. Дав отказывается. Вот этот спор и призван разрешить в качестве третейского судьи Смикрин. Он принимает сторону Сириска, установив, что именно ему должны принадлежать вещи ребенка.

Взяв возвращенные веши, Сириек их разбирает, а проходя­щий мимо раб Харисия Онисим замечает среди них пер­стень-печатку своего хозяина. Это уже явный знак того, что Ха­рисий был отцом подброшенного ребенка. Онисиму удается выпросить у Сириска этот перстень. Как выяснится позднее, во время насилия над Памфилой девушка сняла перстень с пальца Харисия, дабы позднее опознать отца в случае рождения ребенка. Однако Онисим боится сообщить о найденном перстне Хазисию, который уже озлоблен на раба за то, что тот выдал ему тайну Памфилы и испортил настроение.

Ситуация разрешается благодаря вмешательству гетеры Габротонон, с которой Харисий состоял в связи еще до вступления брак. Тоскуя по жене, стремясь забыться в вине, он вот уже эй дня, как не притрагивается к гетере, чем она уязвлена. Ей и поведал Онисим историю с перстнем, который хозяин потерял на ночном празднестве. Гетера вспоминает, что тогда Харисий совершил насилие над какой-то девушкой. Следовательно, надо найти мать подкинутого ребенка. Тогда Габротонон придумы­вает такой хитроумный план. Она надевает перстень Харисия, а тот, увидев его, приходит в смятение. Он думает, что Габрото­нон — мать подброшенного ребенка. Когда об этом узнает Смикрин, отец Памфилы, то совершенно возмущен амораль­ным поведением тестя и требует от Памфилы, чтобы она окон­чательно рассталась с Харисием. Однако Памфила отказывает­ся подчиниться воле отца. Она все еще любит мужа. И это несмотря на то, что перед ней маячит невеселая перспектива: Харисий может взять к себе гетеру, имея законную жену. Несохранившийся финал пьесы, по-видимому, был таков. Габрото­нон встречает на улице заплаканную Памфилу и понимает, что именно она — девушка, опозоренная на ночном празднике. Ге­тера, демонстрируя свое благородство, признается, что, назвав себя матерью ребенка, пошла на хитрость. Все заканчивается «узнаванием», т.е. благополучным финалом. Онисим и Габро­тонон помогают Харисию, остро переживающему случившее­ся, — ведь и его поведение не идеально, — понять, что он — отец подкинутого ребенка. Харисий возвращается к жене. Габ­ротонон же за оказанную помощь получает свободу; Смикрин становится дедом пятимесячного внука.

ПЛАВТ

Плавт — самый яркий и плодовитый римский комедиограф. Его творчество совпало с процессом становления римского теат­ра, формирования его национальных черт. В этом театре Плавт олицетворял демократическое, плебейское направление. Он был современником важнейших событий в жизни Рима: завершились 1-я и 2-я Пунические войны, был сокрушен главный соперник — Карфаген, на Востоке решительно поколеблено могущество Си­рии. Но политические коллизии почти не нашли отзвука в плавтовских комедиях. Зато они — своеобразное зеркало римского быта, нравов, обычаев, материальной культуры. Опираясь на гре­ческие образцы, Плавт ярко проявил римскую самобытность. Богатство сюжетов, выразительность типов и характеров не толь­ко определили его успех у римской публики. Плавт — первый римский писатель, оставивший след в мировой драматургии.

В Риме театр был неотъемлемой частью государственных праздников, но мифологический, религиозный элемент уже не

играл в нем такой роли, как в Греции. Это был по преимуще­ству светский театр. В отличие от театра Эсхила или Еврипида, он не был активным средством воздействия на общественное сознание, не претендовал на постановку глубоких философ ско-нравственных проблем. Не обращался он,подобно театру Аристофана, к политической злободневности. Главной функ­цией римского театра было развлечение, хотя, конечно, было бы несправедливым полностью отрицать его воспитательную функцию.

Организаторам театральных представлений в Риме выступа­ли государство, местные власти. Сценические игры проходили на нескольких главных празднествах. Среди них были Римские игры в честь Капитолийских богов; это происходило обычно в сентябре. Важны также Аполлоновы игры (в июле), игры в честь великой матери богов Реи Кибелы (в апреле). В конце апреля справлялись также Флоралии — игры в честь Флоры, богини цветов и весны: дома украшались венками, женщины надевали пестрые яркие платья, что считалось предосудительным в дру­гое время. Иногда постановки пьес были приурочены к триум­фальному возвращению победоносного полководца.

Специальные должностные лица отвечали за театральные зрелиша. Актерами были рабы или вольноотпущенники, фор­мировавшие труппу (или «стадо»). Труппу возглавлял ее хозяин, который мог быть режиссером и нередко главным актером. В отличие от Греции, в Риме актеры занимали низкое социальное положение. За плохое исполнение актер, как и раб, мог быть подвергнут порке.

ТЕАТР И ФОЛЬКЛОР Подобно греческому, римский театр имел фольклорные истоки. На становление римской комедии повлияла ателлана (название происходит от небольшого город­ка Ателла), короткая импровизированная пьеса,в основе которой лежал какой-либо бытовой эпизод. Сюжеты ателланы отлича­лись простотой, грубоватыми шутками, даже выпадами против отдельных лиц, а также непритязательным набором типовых ко­мических масок. Главными среди них были: хвастун и льстец Буккон: скупой старик Папп: ученый шарлатан, злобный горбун Доссен. Популярна также была маска прожорливого глупца и волокиты Макка (бытует мнение, что второе имя Плавта — Макний произошло от имени данного комического персонажа). Типы и сюжеты ателланы решительно повлияли на структуру и общий характер комедий Плавта.

На поэтике комедий сказалась стилистика фесценнин — шу­точных песен фольклорного происхождения. Они исполнялись в Риме на народных праздниках урожая и плодородия, особен­но в сельской местности, на свадьбах. Их содержание, как и лексика, отличались фривольностью. Фесценнины напоминали фаллические песни Греции.

В структуру римского театра был также «интегрирован» мим,драматическая сценка бытового содержания. Мим сделался по­пулярен в эллинистическую эпоху, из Греции проник в Рим, где обрел сценическое воплощение. Мим «синтезировал» моно­лог актера, танец, музыку, цирковой номер. Большую роль иг­рало пародирование, например, серьезных жанров, трагедии. Миму не были чужды непристойные сцены, языковые вульга­ризмы, клоунада и буффонада. Все это находило отклик у пле­бейской части зрительного зала.

КОМЕДИИ «ПАЛЛИАТА» И «ТОГАТА». Становление римской комедии проходило как под влиянием фольклора, так и греческих литературных образцов. Естественно, это были новоаттические комедии, лишенные политической остроты (присущей Аристо­фану), отмеченные разнообразием сюжетов, относящихся к лю­бовно-семейной сфере.

В итоге в Риме сложилось два типа комедий. Первый — ко­медия паллиата (от греческого слова pallium — плащ). Персона­жи ее были одеты в греческие плащи. Сюжеты паллиаты восхо­дили к средней и особенно новоаттической комедии, действие происходило в Греции, герои носили греческие имена. Наибо­лее ярко паллиата представлена у Плавта, Теренция,а также Невия, Стация.

Второй тип — комедия тогата,т.е. комедия с римским сюже­том, герои которой были одеты в римскую тогу. Крупнейшим представителем тогаты был Лукиий Афраний (род. ок. 150 г. до н.э.). биографических сведений о котором не сохранилось. В комедии тогата действие происходило в Италии (но не в Риме), персонажами являлись земледельцы, ремесленники, купцы. Од­нако в отличие от паллиаты в нее не допускалась фигура хитро­умного раба (присутствующая в комедиях Плавта), который бы превосходил интеллектом, находчивостью своего хозяина. Сти­листику тогаты составляла речевая стихия низов, «пропитан­ная» шутками, пословицами.