Глава 3. Иван Петракис, старший брат Адрианы, был похож на свою сестру, поэтому тоже нравился мне
Иван Петракис, старший брат Адрианы, был похож на свою сестру, поэтому тоже нравился мне. В третьем классе я тайно втюрилась в него и, кажется, не забыла об этом до сих пор. Они оба были высокими, с черными волнистыми волосами, карими глазами и густыми темными бровями. На всех фотографиях класса стояли рядом. С этого года Иван решил слегка изменить облик. Проколол ухо и стал носить вместо сережки серебристую пуговицу. А еще отрастил бакенбарды, переходившие в бородку и сводившие с ума его родителей. Он носил черную тенниску и черные штаны, отчего казался хулиганом и совсем не похожим на остальных ребят из нашей школы. Вскоре стали поговаривать, что Иван пошел не по той дорожке. Начал выпивать и связался с каким-то отребьем из Уэйнсбриджа. Но я по-прежнему относилась к нему с симпатией. Встретив его на Дивизионной улице, я даже обрадовалась. – Эй, Иван! – крикнула я, спеша к нему через стоянку. – Как дела? Он от неожиданности взмахнул руками и чуть было не опрокинулся назад. – А, Марта. Что там у тебя в сумках? Жратвы не найдется? Хотя бы «Сникерсов»? Или «Милки уэя»? Я сегодня не обедал. – Да у меня тут только рисовальные принадлежности, – ответила я, показывая ему две хозяйственные сумки, которые сжимала в руках. – Все придуриваешься, – фыркнул Иван. – И ничего я не придуриваюсь! – воскликнула я. – Ты же знаешь, что я всерьез занимаюсь живописью. Но это лишь развеселило его. Он захохотал, как и обычно, так, что плечи заходили вверх и вниз. – Так над чем же ты придуриваешься сейчас, Марта? – Заткнись! – крикнула я. Иван снова рассмеялся. Потом потер свою бородку и сказал: – Хочешь, подброшу до дома? – Ага, конечно. – Я приблизилась вслед за ним к его красной машине. У него была какая-то странная походка, словно у большой птицы. Увидев, что один из подфарников разбит, я спросила: – Что случилось? Ты попал в аварию? – Не знаю, – пожал плечами Иван и проскользнул на водительское место. Я бросила свои сумки на заднее сиденье и уселась рядом с ним. В машине пахло сигаретным дымом, а на полу валялись фантики от конфет. Я решила, что у меня появилась возможность поговорить об Адриане. Может быть, ее брат знает, как ей помочь. Он вывел машину со стоянки, свернул на Дивизионную улицу и спросил: – Тебе не хотелось бы сбежать? – В каком смысле? – спросила я удивленно. – Ну, умчаться куда глаза глядят, – ответил Иван, глянув на меня из-под своих густых бровей. – И никогда не вернуться. Просто ехать по прямой, и все. – Ты шутишь, правда? – Я нервно рассмеялась. Но его лицо оставалось серьезным. – Ты ведь на самом деле не хочешь никуда убегать? – спросила я, почувствовав, как замирает сердце. – Не знаю, – ответил он, не глядя на меня. Заметив красный сигнал светофора, Иван едва успел затормозить и выехал на пешеходный переход. Машина сзади загудела. – Просто шучу, – произнес он, сжимая руль обеими руками. – А как Адриана? – спросила я, чтобы сменить тему. – Не стала спать лучше? Загорелся зеленый свет. Иван надавил на газ, и машина помчалась вперед с громким визгом. – Не знаю, – ответил он с горечью. – Спроси у нее. – Я беспокоюсь о ней, – призналась я. – Она сказала мне, что не может толком ни спать, ни есть. – Ну-ну, – процедил Иван. Я сердито посмотрела на него, но он не отрывал глаз от дороги. Наступил час пик – половина шестого, и улица была загружена машинами. – Ты же ее брат. Разве тебя это не волнует? – произнесла я несколько резче, чем хотела. – Ничего с ней не случится, – ответил Иван, пожав плечами. – Она ходила к врачу на прошлой неделе. Тот прописал ей что-то вроде самогипноза. – Что? – удивилась я, подумав, что ослышалась. – Ну, знаешь, она как бы сама себя гипнотизирует, – ответил Иван, стараясь перекричать шум мотора. – Чтобы заснуть. – Ничего себе, – произнесла я. – А это не опасно? Но Иван, как будто не слыша меня, свернул на Парковое шоссе. Уже почти стемнело. Еще не было шести часов, а казалось, что ночь на дворе. Терпеть не могу февраль. – А отметки у Адрианы… – начала снова я. – Послушай, Марта, в нашем доме тяжело заснуть! – неожиданно резко оборвал меня Иван. – И вообще в последние дни там тяжело! Я знала, что их родители расходятся. Поговаривали даже, что отец собирается уехать куда-то далеко. – Понимаю, – произнесла я с сочувствием. Мне совсем не хотелось ввязываться в чужие дрязги. – У нас настоящая военная зона, – объявил Иван, качая головой. В его глазах смешались горечь и страх. – Вчера они начали кидаться друг в друга вещами. – О нет, – пробормотала я. – Швырялись тяжелыми тарелками и кружками, словно малые дети. И перебили все, что было на кухне. Я… я пытался их остановить. Все это так глупо. Я… – Его голос сорвался. Я испустила долгий вздох и пробормотала: – Как ужасно. Так что же произошло? – Мама вбежала в спальню, крича так, что у нее чуть голова не оторвалась. Папа вылетел на улицу, хлопнув дверью. И по-моему, так и не вернулся. По-крайней мере, я больше не слышал его голоса. – А с мамой все нормально? – спросила я, схватившись за дверную ручку. – Не знаю. – Иван тяжело сглотнул. – Она рыдала всю ночь. И спальня рядом с моей. Веселенькая обстановочка, правда? Я не знала, что и сказать. Его родители воевали друг с другом уже несколько месяцев. Все грызлись и грызлись, но так и не могли разъехаться. Не удивительно, что дети стали такими нервными. Я вглядывалась в кусты и деревья, проносившиеся мимо в полутьме. В черные тени на мрачном фоне. И поняла, что мы несемся слишком быстро. – Иван, пожалуйста… – начала я. Мы миновали знак, предписывавший сбавить скорость. – Иван, притормози! – крикнула я. – Я… я не могу больше этого выносить! – крикнул он в ответ. Его глаза сделались дикими, а руки судорожно сжимали руль. – С меня хватит, Марта! С меня хватит! – Иван, нет! Он вывернул руль и снова яростно закричал, перекрывая рев мотора: – С меня хватит! Иван до предела надавил на педаль и вывернул руль. Все кругом завертелось. А он все орал и орал, то ли от боли, то ли от страха. Увидев, что мы несемся прямо на огромное дерево, я закрыла глаза руками. Стало ясно, что Иван правит прямо в него. Пытается расстаться с жизнью. Таковы были мои последние мысли. Как казалось, последние мысли на земле.
|